Григорий Аркатов
Перпендикулярность

Книга X: Критика национализма

…И познал Адам еще Еву, жену свою, и она родила сына, и нарекла ему имя: Сиф, потому что, говорила она, Бог положил мне другое семя, вместо Авеля, которого убил Каин. У Сифа также родился сын, и он нарек ему имя: Енос; тогда начали призывать имя Господа Бога…

Сегодняшний день, а также все последующие, Сократу предстояло провести в обществе пятисот и одного гелиаста. Процедура слушания судебного дела началась с оглашения обвинительной жалобы. Эта посредственность была посредственно представлена посредственным поэтом-трагиком Мелетом.

С его губ, ловко передвигавшихся на фоне застывшего в состоянии возвышенного пафоса лица, неслись лавинообразные потоки бездарных речей, переполненные ложью доноса. В конце концов, Сократ не удержался и сказал:

– По-моему, афиняне, он – большой наглец и озорник и подал на меня эту жалобу просто по наглости и невоздержанности, да еще по молодости лет.

Далее шла обвинительная речь Полиэкта, написанная Анитом, после которой Сократу предстояло сказать пару тысяч слов в свою защиту.

Перед слушанием Лисий написал для Сократа защитную речь, составленную в духе тогдашних судебных выступлений. Ознакомившись с ней, Сократ сказал:

– Прекрасная речь, мой Лисий, но для меня неподходящая.

Слабо сказать, что Лисий недоумевал, скорее он был шокирован.

– Как же хорошая речь может быть для тебя неподходящей?

В ответ Сократ заметил:

– Разве и прекрасные наряды не были бы для меня неподходящими?!

Отказавшись от помощи Лисия, Сократ защищался сам, в своей обычной менере опровержения мнений, доводов и предрассудков.

…Вот родословие Адама: когда Бог сотворил человека, по подобию Божию создал его, мужчину и женщину сотворил их, и благословил их, и нарек им имя: человек, в день сотворения их. Адам жил двести тридцать лет и родил сына по подобию своему и по образу своему, и нарек ему имя: Сиф. Дней Адама по рождении Сифа было семьсот лет, и родил он сынов и дочерей. Всех же дней жизни Адамовой было девятьсот тридцать лет; и он умер…

– Ты безбожен, ибо утверждаешь, что Солнце – камень, а Луна – земля.

– Анаксагора, стало быть, ты обвиняешь, друг мой Мелет, и так презираешь судей и считаешь их столь безграмотными, что думаешь, будто им неизвестно, что книги Анаксагора из Клазомен переполнены такими утверждениями? А молодые люди, оказывается, узнают это от меня, когда могут узнать то же самое, заплативши в орхестре самое большее драхму, и потом осмеять Сократа, если он станет приписывать себе эти мысли, к тому же еще такие нелепые!

Пытаясь спасти положение, Мелет стал ссылаться на демонизм, но тут же получил жесткий отпор:

– Если гениев я признаю, с чем ты согласен, а гении – это некие боги, то выходит: ты шутишь и предлагаешь загадку, утверждая, что я не признаю богов и в тоже время признаю их, потому что гениев-то я признаю. С другой стороны, если гении – это как бы побочные дети богов, от нимф или от кого-нибудь еще, как гласят предания, то какой же человек, признавая детей богов, не будет признавать самих богов?

Но демонизм Сократа – и это воодушевляло его обвинителей, питало энергию их возмущения – имел необычный, некий сугубо индивидуальный, личностный характер; он был неким внутренним богом и гением самого Сократа, лишь для него существовавшим и лишь ему вещавшим божественным внутренним голосом.

…Сиф жил двести пять лет и родил Еноса. По рождении Еноса Сиф жил семьсот семь лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Сифовых было девятьсот двенадцать лет; и он умер…

Степень свободы и автономии личности, требуемая его демоном, была чрезмерна для всех этих низкородных плебеев. Сократовский путь демонстрации мудрости бога сопровождался разоблачением суетной и ложной мудрости представителей афинского полиса, а внутренний голос личного бога-демона заглушал общеобязательные веления полиса своим членам.

– Сократ, ссылаясь на худшие места из знаменитых поэтов, учил неуважению к простому народу, преступлениям и тирании; Сократ настраивал юношей против их родителей, родственников и друзей, выставляя последних в глупом виде.

Обвинители не подкрепили свои суждения какими-либо конкретными доказательствами. Не выставили они и свидетелей. Упоминание имен Алкивиада и Крития, которых ко времени суда уже не было в живых, лишь подогревало страсти, но ничего не доказывало. Когда же юный Платон выразил желание выступить в качестве свидетеля защиты, последовал отказ.

– Я лишь вел беседу со всеми, кто задавал мне вопросы, кому нравилось вместе со мной разбирать различные вопросы или было просто забавно присутствовать на моих испытаниях чужой мудрости. Я не брался их улучшать, не обещал им никакой мудрости. И если кто из них становиться честнее или хуже, я по справедливости не могу за это держать ответ, потому что никого никогда не обещал учить и не учил. В моих беседах я всегда стремился только к Истине и добродетели.

Книга XI: Критика идиотизма

…Енос жил сто девяносто лет и родил Каинана. По рождении Каинана Енос жил семьсот пятнадцать лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Еноса было девятьсот пять; и он умер…

Обвинители, возбуждая дело, рассчитывали, с одной стороны, испугать Сократа и заставить его замолчать, а с другой – дискредитировать его в глазах афинян, представив его мудрость и весь его образ жизни как богохульство и нарушение устоев полиса. Но Сократ, приняв брошенный вызов, заставил своих обвинителей, а заодно и близких им по духу судей, пойти до конца.

Занятая Сократом бескомпромиссная позиция, принципиальное отрицание вины по всем пунктам предъявленного обвинения, уверенное отстаивание своих взглядов и высокого смысла всей своей прежней жизни лишь подогревали направленные против него страсти и предрассудки.

– Вы хотите знать, почему я не добиваюсь снисхождения, не собираюсь слезно упрашивать и умолять вас внять моим мольбам, не взываю к вашей жалости, не привожу в суд плачущих детей, скорбящих родственников, друзей и знакомых?

– Да. Дай нам это!

– Судья поставлен не для того, чтобы миловать по произволу, но для того, чтобы творить суд по правде; и присягал он не в том, что будет миловать кого захочет, но в том, что будет судить по законам. Поэтому и нам не следует приучать вас нарушать присягу, и вам не следует к этому приучаться, иначе мы с вами можем одинаково впасть в нечестье.

– Твоя критика неуместна!

– Так же как и ваши обвинения.

– Так ты не признаёшь своей вины?

– Я – бедный человек, который, оставив собственные дела, заботился о добродетели сограждан и благе государства. Если же я должен по справедливости оценить свои заслуги, то вот к чему я присуждаю себя – к обеду в Пританее.

…Каинан жил сто семьдесят лет и родил Малелеила. По рождении Малелеила Каинан жил семьсот сорок лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Каинана было девятьсот десять лет; и он умер…

Судей сильно покоробило от сути заявления, и кто-то скромно простонал от изумления, а кто-то закричал:

– Гнать тебя нужно из Афин!

– Да что вы говорите?! Неужели без вас я никак не смогу определить свою судьбу?

– Тогда мы отправим тебя за решетку!

– Если бы вы не были так ничтожны, я бы, наверное, даже пожалел вас. Настолько безумны ваши речи, что я начинаю задумываться, каким образом вы попали в судьи… Ну, да ладно… Я же приемлю лишь один вариант приговора.

– И какой же, если не секрет?

– Всё мое скромное имущество оценивается примерно в пять мин, в связи с чем я считаю разумным штраф в одну мину серебра. Но поскольку мои друзья – Платон, Критон, Критобул, Аполлодор – просили меня назвать в качестве меры наказания штраф в 30 мин, я предлагаю эту меру наказания.

Суд ушел на совещание, но заранее было известно, чем закончатся судейские дебаты. Перевесом в 80 голосов Сократу был вынесен смертный приговор.

Сократ знал, что всё должно было закончиться именно так и никак иначе, однако почему-то до последних секунд в его душе теплилась наивная вера в то, что ружье всё-таки не выстрелит. И всё же это свершилось. Чувства Сократа были спутаны, казалось, он был смущен. Бедный философ, которому всегда в жизни не везло, внезапно сорвал банк. Да, Сократ добился своего, однако готов ли он был к этой победе?

В любом случае, отступать было слишком поздно.

…Малелеил жил сто шестьдесят пять лет и родил Иареда. По рождении Иареда Малелеил жил семьсот тридцать лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Малелеила было восемьсот девяносто пять лет; и он умер…

– Ни на суде, ни на войне, ни мне, ни кому другому не следует избегать смерти любыми способами без разбора. Избежать смерти не трудно, афиняне, а вот что гораздо труднее – это избежать испорченности: она настигает стремительнее смерти.

Последние слова Сократа были полны фатализма, хотя мне кажется, что все его слова, строки и запятые писались чернилами рока.

– Я скажу вам: пожалуй, всё это произошло мне на благо, и, видно, неправильно мнение всех тех, кто думает, будто смерть – это зло. Как глубокий старик я и так уже близок к смерти. О вас же, обвинителях и судьях, пойдет великая и прекрасная слава убийц мудреца. С моим уходом появятся новые обличители. Если же вы думаете, что, умерщвляя людей, вы заставите их не порицать вас за то, что вы живете неправильно, то вы заблуждаетесь. Такой способ самозащиты не вполне надежен и не хорош, а вот вам способ и самый хороший, и самый легкий: не затыкать рта другим, а самим стараться быть как можно лучше… С хорошим человеком не может произойти ничего дурного ни при жизни, ни после: боги не перестают заботиться о его делах. Но уже пора идти отсюда; мне – чтобы умереть, вам – чтобы жить, а что из этого лучше, никому неведомо, кроме бога.

Сократа повели в тюрьму. Так закончился самый напряженный день Сократа – философа и человека. Он проиграл свое уголовное дело расчетливо, мудро, красиво, выиграв тем самым дело всей своей жизни. Такова была развязка беспроигрышной и безвыигрышной игры с жесткими правилами.

Книга XII: Критика пути

…Иаред жил сто шестьдесят два года и родил Еноха. По рождении Еноха Иаред жил восемьсот лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Иареда было девятьсот шестьдесят два года; и он умер…

Замученные моим повествованием друзья-товарищи уныло взирали на мою персону. Их искореженные усталостью физиономии требовали скорейшего окончания.

– Вот и всё! – заявил я, после чего молча поднялся, дабы удалиться.

– Ты куда? – спросил Паша.

– Хочу прогуляться.

– В два часа ночи? Да и где? Здесь кругом лес.

– Днем я наткнулся на песчаный карьер. Извините, но мне нужно побыть одному. Со мной всё будет в порядке.

И вот я стою как истукан посреди заброшенного карьера. Каковы мои мысли? Неизвестно.

Мой взгляд устремлен куда-то далеко к звездному небу. Меня никогда не интересовала астрономия, и я до сих пор не могу отыскать Полярную звезду, но это вселенское зрелище способно заворожить любого наблюдателя.

Неожиданно кто-то дотронулся до моего плеча. Сработал вековой инстинкт самосохранения, и я молниеносно отпрянул в сторону.

– Что с тобой? – испуганно пролепетала Инга, – Это же я.

– Вижу. Но что ты тут делаешь?

В серебристых лучах половинчатого месяца ее растрепанные волосы приобрели какой-то причудливо-нелепый вид. В этом и была вся Инга.

Она тихо подошла ко мне, поймав мои зрачки своим нежным взглядом и, заключив меня в свои объятья, принялась настойчиво приближать свои губы к моему разинутому от удивления рту.

Но я отвернулся.

– В чем дело? Ты же всегда этого хотел?

– Прости. Не сейчас.

…Енох жил сто шестьдесят пять лет и родил Мафусала. И ходил Енох пред Богом, по рождении Мафусала двести лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Еноха было триста шестьдесят пять лет. И ходил Енох пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его…

Стоматологическая братия в составе трех человек смогла успешно расположиться на ночлег в Пашиной «Ниве». Я же решил прикорнуть подле догорающего костра…

Мой путь шел через сад. Я двигался вперед, подгоняемый самим собой, но внезапно передо мной возникло страшное создание, чертящее сверкающим мечом широкий круг, через который нет пути, и я не мог переступить его.

Херувим так обратился к Ищущему выхода:

– Человек, из праха ты вышел и в прах уйдешь. Ты был создан Строителем Форм, ты принадлежишь сфере формы, и дыхание, вдохнувшее в тебя душу, было дыханием формы, и, подобно пламени, оно угаснет. Большим, чем ты есть, ты быть не можешь. Ты обитатель Внешнего мира, и тебе запрещено входить во внутренний круг.

И я ответил ему:

– Много раз стоял я перед этим местом и просил дозволения войти в Дом Моего Отца, и ты всякий раз отказывал мне в этом и посылал меня снова скитаться во тьме. Истинно, что я вышел из праха и что мой Творец не дал мне бессмертия. Но ты не можешь больше отсылать меня во мрак, потому что, скитаясь там, я открыл, что Всемогущий предписал мне спасение, послав наиболее Скрытого Тайного Своего Отпрыска, который взял на себя мир, созданный Демиургом. На элементах этого мира Он был распят, и из Него пролилась кровь моего спасения. И Бог, войдя в свое создание, оживил его и установил путь, который идет к Нему. Хотя мой Творец не дал мне бессмертия, бессмертие зиждется в каждой пылинке, из которых я состою, потому что до того, как был создан мир, и до того, как Демиург стал Регентом Природы, Внешняя Жизнь проявилась на лице Космоса. Это ее знак – Крест. Неужели ты отказываешь войти мне, кто познал тайну самого себя?

…Мафусал жил сто восемьдесят семь лет и родил Ламеха. По рождении Ламеха Мафусал жил семьсот восемьдесят два года и родил сынов и дочерей. Всех же дней Мафусала было девятьсот шестьдесят девять лет; и он умер…

И Голос ответил:

– Тот, кто познал и осознал, ЕСТЬ! Узри!

Осмотревшись вокруг, я обнаружил себя в залитом светом месте, посреди которого стоит дерево со свисающими с ветвей драгоценными камнями, увенчанное пламенем, обвитое Змеем с диадемой из звезд.

То был голос Змея.

– Кто ты? – спросил я.

– Я, – ответствовал Змей, – Сатана низвергнутый; Я Враг – Повелитель, который против тебя и который призывает к твоему уничтожению перед Вечным Судом. Я стал твоим врагом с того самого дня, когда ты был сделан; это я вводил тебя в искушение, это я доставил тебя в руки зла; это я оклеветал тебя; я всё сделал для того, чтобы ты исчез. Я страж Древа Познания, и я поклялся, что никто, кого я ввел в заблуждение, не вкусит его плодов.

И я ответил ему:

– Многие века я был твоим слугой. В невежестве моем я слушал твои слова, и это привело меня на стезю печали. Ты заронил в мой ум мечту о власти, и борьба за обладание ею привела меня лишь к боли и печали. Ты посеял во мне семена желания, и когда я взалкал вещей из плоти, я получил лишь агонию. Ты послал мне ложных пророков и внушил ложные мысли, и, когда я в мучительной борьбе осознал величие Истины, я понял, что твои законы ложны.

Книга XIII: Критика конца

…Ламех жил сто восемдесят восемь лет и родил сына, и нарек ему имя: Ной, сказав: он утешит нас в работе нашей и в трудах рук наших при земли, которую проклял Господь Бог. И жил Ламех по рождении Ноя пятьсот шестьдесят пять лет и родил сынов и дочерей. Всех же дне Ламеха было семьсот пятьдесят три года; и он умер…

– Я разделался с тобой навечно, искусный Дух. Я устал от твоего мира иллюзий. Я больше не тружусь в твоем неправедном винограднике. Прочь от меня, искуситель, вместе со всем сонмом искушений. В исповедуемых тобой ненависти, эгоизме и страсти нет ни счастья, ни мира, ни добра, ни будущего. Я отрицаю твои ценности. Твое правление кончено во веки веков!

И Змей ответил:

– Смотри, человек, природу Врага!

Змей исчез в сиянии лучей света, и вместо него заступил ангел в сияющих одеждах с красными крыльями, простертыми от одного края неба до другого. Устрашенный и потрясенный, я упал перед божественным созданием.

– Я Повелитель, который перед тобой, и я твое спасение, – продолжал Голос, – Ты ненавидел меня, но через века ты благословишь меня, потому что я вывел тебя из сферы Демиурга. Я повернул тебя против иллюзии мира, я отучил тебя от желания, я пробудил в твоей душе бессмертие, свойственное мне. Следуй за мной, человек, потому что я – Путь, Жизнь и Истина!..

Я проснулся от солнечного света, настойчиво бившего мне в глаза. Разомкнув створки занемевших век, я увидел светлую синеву бесконечного неба. Рядом летали назойливые мухи, слепни, комары и иные виды крылатой нечисти. Махнув на них рукой, я скинул с себя покрывало, любезно предоставленное Пашей, и вскочил на ноги. Однако меня ждал новый сюрприз.

…Ною было пятьсот лет и родил Ной трех сынов: Сима, Хама и Иафета…

Пятнадцать километров – не такой уж и большой путь в абсолютных числах, если, конечно, вы сами не решили осуществить такое путешествие, обувшись в новенькие лакированные туфли.

Спустя два часа я был где-то на середине заданного расстояния, однако сил продолжать поход я уже не ощущал. Ноги просто рассыпались от пронизывающих приступов боли. А еще в голове неустанно всплывал один и тот же вопрос:

– Где мои друзья? Что всё это значит?

За ночь автомобиль и все, кто в нем находились, благополучно испарились.

– Зачем они меня бросили?

В кармане я нашел странноватую записку с необъяснимым смыслом. Это было больше похоже на обрывок бумаги, на котором корявым подчерком было бездумно записано:

«И вот собрались за привлекательным праздничным столом черные друзья, которых сегодня объединяет офигительный повод, а именно – день рождения синтетического парня удивительного Михаила. Собрались здесь его безупречные друзья, а именно: сумасшедший Игорь, который безумно любит полосатую биохимию, стебанутый Артем, который эзотерически любит свою гормональную машину «семерку», мокрый Паша, также любящий свою придурковатую машину и острую тещу. Также здесь вампирический Варенец, который очень любит межпланетную стоматологию и свою пришибленную жизнь без нее не представляет. Каталитическая Инга тоже сегодня дурно поздравила именинника, пожелав ему продольного здоровья и бесконечных успехов в учебе. И карманный Миша рад этому. Также у страстного Ромы, очень хотевшего попасть на сегодняшнее мерцательное торжество, сбылась его генеральная мечта. Сосательная Юля присоединилась к патофизиологическим пожеланиям своего сверкающего Артема и поздравила вместе со сморкающейся Инной близкого Мишу с днем рождения. И, конечно же, склизкий Захар – травяной и незаменимо-кислый гость на этой вечеринке – тоже рад водопроводной гулянке обжигающих друзей и самостоятельно поздравил фригидного именинника. Короткие гости едят сухоочистительную пищу с вонючего стола, накрытого именинником, пьют сонные спиртные напитки, едят летальный шашлык, курят микромоторный кальян Захара. У всех на лицах косые улыбки и наблюдаются опоясывающие движения во всем теле. Ректальная компания прекрасно радуется происходящему и желает чаще проводить такие клинические встречи друзей. Они еще не знают, что эта отрубевидная встреча закончится плохим похмельем, но это их не волнует, потому что ничем не повторить эту любящую посиделку.»

…Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь Бог: не вечно Духу моему быть пренебрегаемым человеками сими, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди…

Но вот я качающейся и хромающей походкой подбираюсь к площади Революции. Еще немного и в полнейшем бессилии я заваливаюсь на приписанную к остановке лавочку.

– Должно быть, ты сильно устал?

Лишь теперь я заметил, что до моего появления на этом месте одиноко присутствовал странный старик. Его внешний вид мало соответствовал санэпиднормативам, поэтому я поспешил к подходившему автобусу.

– Куда ты? На автобусах без шофера не ездят.

Я обернулся, но остановка опустела.

Критическая вариация на тему эпилога

…И увидел Господь Бог, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце своем. И сказал Господь: истреблю с земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их.

Бытие

Я вижу внизу голубую гладь реки. До нее метров двадцать. Никогда не думал, что пойду на это.

– Ну и ладно. Лучше уж так, чем быть в городе, где автобусы без пассажиров, машины без водителей, квартиры без жителей…

В последний раз я кинул взгляд на порхающих чаек и, прошептав:

– Вот и кончилось лето, – бросился вниз.