Наш поезд, переобувшись на европейский манер, вернулся обратно на станцию «Брест», и мы стали ждать своей участи. Время тянулось неимоверно долго, но всё же через несколько минут возникшее напряжение прервал радостный клич проводницы:
– Измайловы, а ну-ка давайте, забирайте свои паспорта! Я же говорила, что всё будет хорошо!
– Прорываемся на запад, прям как дед во время войны, – пошутил я, забирая у неё документы.
Все весело рассмеялись.
– Ну ладно, сейчас хоть немножко поспать можно будет, – сказала Надя, – а то ведь почти не спали совсем.
– Ложиться спать сейчас не рекомендую, через 20 минут будет Тересполь, это польский пограничный пункт, поляки нас проверят, а там дальше можете и ложиться, – сказала проводница и пошла в следующее купе отдавать документы.
Когда обжигаешься на молоке, то дуешь и на воду, поэтому проверку польской пограничной службы я ожидал с некоторым беспокойством, тем более что у мамы вообще был израильский паспорт, с которым она впервые пересекала границу другого государства. И тем удивительнее оказалось для меня, что после отрицательного ответа на вопросы, о наличии в багаже оружия, наркотиков, животных, ну и, конечно же, колбасы, как без неё, наши кандидатуры были одобрены для проезда на польскую территорию. Был момент, когда у меня возникло непреодолимое желание натравить поляков на хозяина той зловонной колбасы, запах от которой не давал мне покоя всё это время, но я всё же устоял. Во-первых, доносить – это плохо, во-вторых, я так и не узнал, чья это колбаса, ну а в-третьих, спать оставалось всего два с половиной часа, а у нас было такое состояние, как будто мы всю эту ночь, вместо того чтобы ехать со всеми удобствами в шикарном фирменном поезде, разгружали вагоны на станции Москва-Сортировочная. Хотя какое это имеет значение перед ощущением того, что ты находишься всего в нескольких километрах от цели, которая тебе не покорялась долгие-предолгие годы. Ведь нам осталось проехать последние двести километров от очень длинного пути. Пути общей протяжённостью в семьдесят три года! Именно столько уже длится путешествие моей мамы к могиле своего отца. Поистине – путешествие длиною в жизнь!
* * *
Распрощавшись с проводницей, к которой уже успели привязаться за эту длинную ночь, мы вступили на польскую землю. Варшава нас встречала замечательной погодой. Несмотря на раннее утро, термометр уже показывал 22 градуса и ярко светило солнышко. Тут же у вагона нас встречал Пётр. Напомню, что Пётр – это гид, с которым я заранее договорился о сопровождении нас по Польше. Я его заметил сразу, ещё из окна поезда. Это был достаточно крепко сложённый мужчина, с небольшим количеством лишнего веса. На вид ему было около пятидесяти лет, а лицо его – улыбчивое, круглое, с мягкими чертами – сразу же обезоруживало и располагало любого, кто начинал с ним общение. Так и я, не успев поздороваться, сразу же оказался под влиянием этой магии. Где-то таким внешне я себе представлял Швейка, когда читал роман Ярослава Гашека. Пётр носил достаточно крупные очки в чёрной пластиковой оправе, а на гладковыбритой голове красовалась лёгкая хлопчатобумажная кепка. Поздоровавшись с нами, он безапелляционно забрал самый тяжёлый чемодан и зашагал в направлении автомобильной стоянки, а мы послушно последовали за ним.
– Напомните, какие у нас на сегодня планы, – стал уточнять Пётр.
– Ну, поскольку сейчас ещё очень рано, в гостинице нас никто не ждёт, поэтому имеет смысл где-нибудь позавтракать и сразу же, не теряя времени, ехать в Макув Мазовецкий, – изложил я заранее заготовленный план.
– Понял! А какие у вас предпочтения по кухне?
– Да ну какие могут быть предпочтения? Завтрак же. Чай, кофе, бутерброды. Ну или яичница какая-нибудь.
– Ну тогда послушайте то, что я предлагаю, – резюмировал Пётр, усаживаясь за руль своего минивэна. – Сам Макув находится в восьмидесяти километрах от Варшавы на север, город очень маленький, а где-то не доезжая до него километров двадцать, есть город чуть побольше – Пултуск называется. Думаю, что на завтрак лучше остановиться там, поскольку легче будет найти подходящее кафе, ну и заодно польскую глубинку посмотрите.
Предложение всем понравилось, и, рассевшись по своим местам, мы уже через несколько минут двигались по направлению к цели.
Один сельский пейзаж сменялся похожим другим, и разнообразием видов дорога не баловала. Но поскольку у всех было очень много новых впечатлений, несмотря на прошедшую бессонную ночь спать совсем не хотелось. Мы поближе познакомились с Петром, и я заметил, что он был похож на Швейка не только внешне. Пётр оказался таким же добродушным и остроумным, как и его литературный двойник.
Через час мы были уже в Пултуске. Пётр нашёл нам вполне приличную кафешку, где мы позавтракали, а затем, прогулявшись по центральной площади города, снова незамедлительно двинулись в путь. Оставалось совсем чуть-чуть. По дороге нам попался достаточно крупный супермаркет, куда мы не преминули заглянуть. Нужно было много всего купить. Мы взяли ножик, зажигалку, разовые бумажные стаканы, водку, чёрный хлеб и две пятилитровые бутылки с водой. Ну и, конечно же, цветы. Много цветов. Теперь мы были полностью готовы к встрече с дедом, но меня всё ещё терзали смутные сомнения: а вдруг этого кладбища уже давно нет, или нет того столбика с нужным номером, вдруг за кладбищем не ухаживают и там всё заросло и заброшено. Ведь отношения между странами в последнее время становятся всё хуже и хуже, и кто знает, как это могло сказаться?
– Приехали! – Пётр припарковался. – Видишь? А ты переживал. Всё на месте!
Вокруг не было ни одного человека, я вышел из машины и быстро побежал в сторону мемориала. Уж очень не терпелось. Я помнил каждую чёрно-белую фотографию с самого детства: вот дядя Миша (как называла его мама) с группой студентов у центрального обелиска, вот он с мэром и секретарём горкома участвует в возложении венка, а вот они все вместе стоят у столбика со звёздочкой и номер там – 189. 189 – это тот номер, который нам нужен, который мы должны найти во что бы то ни стало! Я вошёл на кладбище, и моему взору открылся тот самый обелиск со старых фотографий. Прямо к обелиску вела алея, слева и справа от которой были расположены два больших поля, с бесчисленным количеством пронумерованных столбиков – это и были захоронения. «Это здесь! Это точно здесь! Главное теперь найти столбик с нужным номером, – стучало у меня в голове, – главное, чтобы номера сохранились и были видны». Я вступил на одно из полей и начал всматриваться в цифры: 764, 763… сколько же их здесь… 514, 513, 512… Мой шаг был всё быстрее и быстрее, а сердце бешено колотилось. …301, 300, 299, 298… ну когда же уже? …Есть! 189! Вот он, заветный номер! Прямо как с фотографии!
– Ну здравствуй, дед! Это мы! Добрались наконец! Ты уж не серчай, не обессудь, что так долго, зато теперь я не только дочку, я и правнуков к тебе привёз, – радостно причитал я, – сейчас, сейчас они уже подойдут!
– Нашёл! Нашёл! Идите сюда! Это здесь! – радостно кричал я своим, размахивая руками.
Не вытерпев, я бросился им навстречу. Все были заметно взволнованы, даже Пётр, несмотря на то что, конечно же, вряд ли имел какое-то отношение к этой братской могиле. Я взял маму под руку:
– Мама! Мы сделали это! Мы нашли! Он здесь!
Мама шла быстро насколько могла, насколько позволяли больные ноги. Она очень долго ждала этого момента. Ещё бы, ведь так случилось, что Цурил погиб, когда маленькой Нине не исполнилось ещё и четырёх лет. Она, конечно же, не могла запомнить его при жизни, поскольку была ещё крошечной в то время, когда тот приезжал в краткосрочные отпуска с фронта, но мысль о том, что всё могло сложиться совсем по-другому, если бы отец остался жив, проходила красной нитью по всей её судьбе. Да, вполне возможно, что если бы гвардии подполковник и комиссар Цурил Измайлов остался в живых, то его дочерям многое в этой жизни давалось бы гораздо проще, и она, ещё подростком, всё время злилась на отца за то, что тот не вернулся и оставил их одних. Бывало даже так, что она разговаривала с ним, представляя его живым, как бы жалуясь ему и упрекая одновременно. Но с годами она поняла одну простую вещь, что отца не вернуть, а для того, чтобы начать в жизни чего-то добиваться, просто нужно быть сильной, такой же сильной, как был Цурил. И она стала сильной. И если бы не Цурил, она бы не уехала из провинциальной Махачкалы в Москву, и если бы не он, то, конечно, не совершила бы своей головокружительной карьеры от пионервожатой в школе до руководящих постов в Министерстве просвещения России, если бы не отец, не было бы сейчас её имени в энциклопедии «Лучшие люди России». И всё это во многом благодаря ему – Цурилу! Так считала она!
Мы подошли к могиле и остановились, простояв так, в молчании, несколько минут. Затем возложили цветы и налили по сто граммов. И ему, Цурилу, тоже, конечно же, налили.
У мамы на глазах выступили слёзы:
– Да будет пухом тебе земля, пап. Теперь-то мы знаем, где ты. Будем теперь приезжать, – произнесла она. Мы помянули деда. Потом выпили за тех людей, которые несмотря ни на что поддерживают этот мемориал в опрятном состоянии все эти годы. Лёва с Соней стали очищать каменный столбик, а мама зажгла свечу, специально привезённую из Москвы. Когда мы уже собирались уезжать, я заметил, что около некоторых гранитных столбиков с номерами стоят собственные небольшие памятники и понял, что это уже частная инициатива потомков тех, кто был здесь похоронен.
– Пётр, послушай, нам нужна гранитная мастерская по изготовлению памятников – как ты думаешь, мы сможем здесь сейчас такую найти? – поинтересовался я.
– Да, думаю, это не проблема. Наверняка она должна быть рядом с городским кладбищем. Сейчас посмотрим, где здесь вообще кладбище находится, – ответил Пётр, заглядывая в свой навигатор.
Через пятнадцать минут мы уже находились в конторе лучшего гранитного мастера Макува Мазовецка. Я выбрал плиту и составил текст для гравировки на ней, а Пётр объяснил задачу мастеру и взял на себя контроль за исполнением заказа, пообещав нам выслать фотографии с уже установленным на могиле памятником.
По пути в Варшаву мы все молчали, видимо, каждый сам для себя осмысливал важность всего произошедшего, ведь таких дней в жизни человека бывает совсем немного. Мне кажется, что для моих детей сегодняшний день стал как бы днём рождения их прадеда. Не то чтобы они раньше о нём не знали. В их жизни он всегда был либо на каких-то фотографиях, либо в школьных сочинениях или, в конце концов, в бабушкиных или моих рассказах. И вот сегодня он вдруг стал для них реальным. А может быть, и не только для них, может быть, для нас с мамой тоже… А ещё очень важно то, что теперь уже больше никогда его могила не будет безымянной.
Мы остановились около своей гостиницы, и Пётр проводил нас на ресепшн:
– Ну что, встречаемся завтра в двенадцать? Как раз успеете хорошенечко выспаться и позавтракать, – с улыбкой произнёс он.
Иногда бывает так, что, когда проводишь много времени с незнакомым человеком, на следующий день обычно хочется от него отдохнуть. А если он к тому же является гидом, и при этом ещё очень много говорит, это чувство становится только сильнее. Но то ли Пётр был нестандартным гидом, или же он сегодня просто не очень много говорил, но все мы желали увидеть его и на следующий день.
– Да, отлично! Договорились! Завтра в двенадцать выходим из гостиницы, – подтвердил я.
Пётр уехал, а мы остаток дня провели, прогуливаясь по центральным улочкам старой Варшавы, наслаждаясь замечательным тёплым вечером.