Гордон Макдональд
Мужчины – о себе

Однажды она сказала мне, что у нее есть кто-то еще. Она обманывала меня почти год, а я не уловил даже намека на это. Это не назовешь большой чуткостью, правда? Итак, она ушла и живет с ним. Теперь я думаю о том времени, когда мы были вместе. О вещах, которые не стеснялся ей рассказывать. Ведь я все время думал, что мы становимся ближе. А она отдалялась.

Думаю, по-настоящему меня доконало то, что больше я никому не смогу доверять. Вы говорите о том, что надо открыть свою душу. Посмотрите, к чему это меня привело».

Когда мужчины начинают делиться своими мыслями «про себя» и речь заходит о близости, всплывают на поверхность подобные истории. Нетрудно услышать в них боль, увидеть крушение иллюзий, и не слишком удивляет, когда один из рассказчиков признается, что с тех пор ему трудно доверять кому бы то ни было. Многие из нас могут рассказать историю, которой уже лет тридцать или сорок, но ощущение предательства остается необъяснимо острым. Решение, как относиться к подобным своим историям и где искать исцеления от ран, вынуждающих нас отгородиться от окружающих, может принадлежать к числу самых важных решений в нашей жизни.

Глава 3
Сексуальная близость

В мужских раздумьях «про себя», сексуальное измерение занимает не один этаж здания. Следующее письмо затрагивает верхушку этого айсберга.

«Уважаемый Гордон!

Объявление о предстоящей встрече в „Первый понедельник“ гласит, что Вы собираетесь говорить с мужчинами о сексе. Не хочу Вас обидеть, но если Вы намерены обратиться к данной теме, а я рад, что это так, то позвольте мне заметить, что последнее, в чем мы нуждаемся – услышать еще одну беседу о чистоте… какими мы не должны быть и чего нам не следует делать.

Большинство людей, которые появляются на „Первых понедельниках“, приходят потому, что чистота для них – уже данность. Их не нужно убеждать. Они целиком и полностью за чистоту… если бы они еще точно знали, что в действительности означает сексуальная чистота и можно ли на самом деле жить в ней. Большинство из нас не считает, что живет так. Это совсем не значит, что мы – сборище извращенцев, просто, прислушиваясь к разговорам приятелей, понимаешь, насколько безнадежно мы запутались в том, почему мы такие, какие есть. Особенно, если речь идет о внутреннем мире. Если речь идет о борьбе с соблазнами. И если речь идет о нашей проклятой уязвимости, когда в сексуальной жизни что-то идет не так. И хуже всего – мы обнаружили, что наши жены в любой момент могут выставить нас полными дураками в этих вопросах. Мы хотели бы знать, почему, но не знаем.

Большую часть своей жизни мужчина слышит только одно из двух. Внешний мир говорит ему: „Ты свободный человек; делай, что тебе нравится, и радуйся, как все остальные“. А на внутреннем фронте (иногда даже в церкви) – ты плох, потому что думаешь и говоришь только о сексе.

Так что от Вас, Гордон, нам хотелось бы услышать какие-то идеи о том, как держать свои мысли под контролем, как жить в обществе, которое словно помешалось на сексе, и как понять, почему женщины так часто нас запутывают.

Я мог бы продолжать и продолжать. Почему наш рассудок иногда словно одержим мыслями о той или иной женщине? И почему мы всегда оцениваем женщин по их внешности и пропорциям тела? Почему, даже когда любишь свою жену так, как люблю я, трудно удержаться от любопытства по отношению к некоторым порнографическим журналам? И почему мы всегда чувствуем себя глупо, когда сравниваем свое отношение к сексу с отношением к нему наших жен? Почему это всегда проблема для нас, но не для них?

Иногда я готов проклинать себя за проявляющийся недостаток контроля в вопросах секса. Для моей жены, напротив, словно бы не существует соблазнов. Она никогда не проявляет любопытства к таким вещам, как порнография. И у нее, по-видимому, не бывает проблем с контролем над чем бы то ни было. Если и есть, она не говорит об этом. Может быть, мы, мужчины, просто сборище инфантильных глупцов? Сможете ли Вы помочь нам понять самих себя как мужчин? Мы будем Вам очень признательны».

Множество мужчин в какие-то моменты своей жизни могли бы подписаться под этим письмом или под отдельными его частями. Оно выражает замешательство и ощущение таинственности, испытываемые многими мужчинами, когда они сталкиваются с вопросами секса.

Я подозреваю, что большинство мужчин пребывают в этом замешательстве до самой могилы. Оно появляется у нас с самых первых мальчишеских дней, когда нас озадачивают физиологические различия между мальчиками и девочками и мы начинаем задавать вопросы, на которые родителям трудно ответить.

Замешательство усиливается, и позже таинственность ищет своего разрешения, обычно с помощью грубого юмора и наполовину вымышленных рассказов, которыми мальчишки начинают обмениваться, когда их никто больше не слышит. «Я видел, как…» и «Я слышал, что…», и «А ты знаешь тот анекдот про ковбоя и?..»

И конечно же, это замешательство только усугубляется из-за раннего доступа к неприкрыто сексуальным зрелищам (как юмористического, так и драматического жанра), которые осаждают нас каждый день и каждый вечер через кино и телевидение.

Приходит пора полового созревания, гормоны играют, и мальчик начинает осознавать и эпизодически проявлять свои сексуальные устремления. Его сжигает отчаянное любопытство ко всему, связанному с противоположным полом, и он проводит немыслимое количество времени, обдумывая и обсуждая различные ситуации. Он наслаждается слухами и рассказами о такой-то девочке и еще об одной, и еще. Верить он готов всему и ничему.

Если доверять опросам, значительная доля подростков знакомится с тем или иным видом сексуальной активности еще до окончания школы. Несмотря на самые благие намерения всех ориентированных на молодежь структур (церковь, школа и так далее), отмечено, что различия в сексуальных установках и сексуальной активности подростков сравнительно невелики, вне зависимости от их религиозного и социального статуса. Если нет значимой фигуры родителя, который удовлетворял бы любопытство, отвечал на вопросы и предлагал бы вразумительную картину отношений полов, все старания церкви, школы и других социальных структур будут тщетны. Останется только окружение сверстников с их коллективным невежеством и возрастной независимостью.

В странное время мы сейчас живем. Странное тем, что оно отказывается от тех нравственных норм, на которых воспитывались мужчины моего поколения. Мы жили в те дни, когда секс до брака был, конечно, известен, но все еще замалчивался и, в общем, расценивался как постыдный, совершаемый украдкой. В наше время большинство супругов не сожительствовали до брака. И растить ребенка вне брака не считалось благородным делом. В результате большинство моих сверстников женились в сравнительно раннем возрасте и полагали, что в браке с одной и той же женщиной проживут всю свою жизнь.

Сегодня эти нормы прошлого считаются странными и устаревшими (исключая сообщества последователей Христа). Возможно, современные взгляды лучше всего выразила девушка из одной популярной телевизионной программы, когда сказала приятелю, в постели которого провела предыдущую ночь: «Если два человека просто переспали, это еще не значит, что они любят друг друга».

Письмо в начале этой главы выражает мнение и недоумение многих мужчин. Не только моего поколения, но и тех, кто моложе. На обсуждении после встречи в «Первый понедельник» один молодой человек, смущаясь, открывает свои мысли «про себя»: «Бывают моменты, когда я буквально одержим мыслями о сексе. Я не могу контролировать свое воображение. И не хочу слышать ни о каких холодных обливаниях или пении гимнов». Женатый мужчина в возрасте, приближающемся к сорока годам, рассказывает о своем браке: «У нас все замечательно с женой, но есть одна женщина у меня на работе. Я никак не могу выкинуть ее из головы». А пожилой мужчина, у которого умерла жена и который, казалось бы, должен был давно забыть о сексе, говорит со слезами в голосе: «Я так одинок. Вы не представляете, как я жажду обнять кого-нибудь, снова узнать любовь».

Нельзя ли предложить этим людям с их «мыслями про себя» что-нибудь получше, чем назидание, что их мысли дурны и греховны? Существует ли какое-нибудь объяснение господству секса в мыслях мужчины?

Я предлагаю взять в качестве отправной точки на первый взгляд простой, но в то же время и сложный вопрос: «Что стоит за напряженной драмой отношений мужчины и женщины?»

Утробная близость

«Предлагаю начать с материнской утробы», – говорю я толпе мужчин, пришедших на «Первый понедельник». Часть из них смотрит на меня с выражением, означающим «Кто из нас сошел с ума?» Они пришли послушать о мужских сексуальных устремлениях и о возможностях улучшения сексуальной жизни. А я предлагаю начать с материнской утробы?

Нет, я просто думаю, что от внутриутробной жизни мы можем танцевать, как от печки, коль скоро намерены разобраться в мужских «мыслях про себя», связанных с вопросами секса. Задумайтесь об этом! В материнской утробе мы приобретаем первый опыт близости, и я убежден в этом ровно настолько, чтобы утверждать, что происходящее там может предопределить на всю дальнейшую жизнь силы притяжения и отталкивания в нашем отношении к близости между двумя человеческими существами.

«А теперь позвольте мне небольшое теоретическое отступление, джентльмены, – говорю я собравшимся в „Первый понедельник“. – Я намерен доказать вам, что материнскую утробу можно считать идеальнейшим местом для жизни из всего, известного человечеству. Тесновато, согласен. Но любого, кто когда-либо жил в нью-йоркских квартирах, этим не испугаешь. Итак, в утробе, возможно, лучше, чем на Гавайях зимой; лучше, чем горный ручей с форелью летом. Рассмотрим ее достоинства.

Во-первых, в утробе постоянная температура окружающей среды, и очевидно, что никогда не бывает ни слишком жарко, ни слишком холодно. Далее, здесь царит мир и покой. Если вы не близнецы (или тройня), вам выделено индивидуальное помещение. Неподалеку слышится замечательно ритмичный стук сердца вашей матери. Его постоянство свидетельствует о том, что здесь надежное место. Здесь ни о чем не надо беспокоиться. Отправляясь в поездку, вы берете с собой генератор белого шума, чтобы заглушить назойливые звуки хлопающих дверей, работающих в отеле холодильников и лифтов. В утробе все это гармонизируется само собой благодаря биению сердца вашей мамочки.

А еда и питье? Да ведь здесь, похоже, неистощимый запас жизненно важных питательных веществ, доступный в любое время дня и ночи. А насколько хороша эта пища, можно судить по тому, что она позволяет нам за короткое время увеличить свой вес в четыре раза.

И последнее, но не менее важное – можно утверждать, что в материнской утробе у вас есть ощущение духовной связи, духовной близости. Вы настолько едины с другим человеческим существом, насколько это возможно, и все же остаетесь самим собой, сохраняете свою индивидуальность. Не может ли быть так, что близость к матери в ее утробе – самая полная и самая счастливая близость, какую только может испытать человек в своей жизни? Что с этого момента все остальное будет лишь имитацией такой близости? Словно бы мы спускаемся на землю?»

К этому времени многие слушатели сдавленно смеются. Они не могут поверить, что слышат это от меня. А я хочу, чтобы они поняли, что это проведенное в утробе время дает самые первые ощущения, запечатлевающиеся в самых сокровенных глубинах личности человека, будь то мужчина или женщина. По моим представлениям, то, что переживается в утробе, формирует на всю оставшуюся жизнь многие личностные ценности, которые мы будем искать, и желания, которые будут нами двигать.

Когда смущенный смех стихает, я повторяю для собравшихся на «Первый понедельник» то, о чем только что говорил: «Послушаем еще раз перечень тех условий, которые созданы для нас в утробе: уют, покой, питание, единство, удовольствие, отзывчивость. Спросите-ка сами себя, что мы, как мужчины, ищем в объятиях женщины? Не окажется ли перечень чрезвычайно похожим?»

Часть слушателей говорит: «угу». Бравые парни кивают головами. Кто-то аплодирует.

Задумайтесь вот о чем: в чреве матери вы были с ней (снова используя библейское выражение) одной плотью. Причем не на какие-то минуты, не на краткий срок. А день за днем и неделю за неделей. Слышен каждый удар сердца; сопереживаются всякая радость и всякое волнение. Двое – мать и дитя – словно единый организм. Она чувствует, как он толкается; он чувствует ее огорчения. Она бы пожертвовала своей жизнью и все отдала ради него; он, в свою очередь, вызывает в ней материнскую любовь, в которой реализуется ее женственность и которая навсегда ее преображает. Такова эта связь между матерью и вынашиваемым ребенком: в ней есть все, что мы подразумеваем под словом близость.

Здесь возникает важный вопрос, и я спрашиваю собравшихся на «Первый понедельник»: «С какой стати нам покидать это идеальное убежище, в котором есть все, что нужно человеку?» И это вопрос не шутливый, даже если кое-кто смеется. Я продолжаю: «Коль скоро защита, пища, тепло, уют, человеческая близость и есть то, что мы называем жизнью, тогда утроба для нее – лучшее место, о каком я когда-либо слышал».

Но утробу мы должны покинуть. И когда начинается разлука, неизбежно возникает чувство безутешного горя, запечатлевающееся в сердце того, кто уходит. Может быть, это не так уж легко и для матери, которая, несмотря на физическое облегчение, переживает расставание с этим живым комочком своей плоти, выношенным ею. Для них двоих это была не только близость в пространстве; это была мистическая, духовная связь. Ребенок для нее – «кость от костей моих и плоть от плоти моей» (Быт. 2:23). Теперь сын или дочь отдаляются от женщины, и в этом разделении столько же смерти, сколько рождения. Что-то изменилось и уже никогда не будет прежним.

Но мы с вами ведем речь о мужчинах и их мыслях «про себя», связанных с женщинами, с сексуальностью, поэтому я хочу теперь сосредоточиться на рождении именно мальчика. Я утверждаю, что для мальчика его появление на свет оказывается более сильным ударом, чем для девочки (в перспективе). Мальчик может вписать себе больше потерь в графу «близость». Это становится очевидным, когда он несколько подрастет и, глядя на свою мать и своего отца, скажет себе: Я больше похож на него, чем на нее. Меня ждет путешествие, которое должно привести меня с коленей матери к руке моего отца.

Близость к матери

Когда мальчик рождается, он отторгается от утробы своей матери – места, которое мы назвали идеальным. Вскоре, если не сразу же, он перемещается к ней на колени, и его рот прижимается к ее груди. Как я уже говорил, предшествующие несколько часов были для новорожденного тяжелой травмой. В утробе он знал счастье практически безмятежного существования. Я это повторяю для усиления.

Но теперь он находится у груди, возможно, лучшей наличествующей замены для утробы. Свое новое состояние он может считать отголоском того блаженного бытия внутри тела своей матери. Тепло, укрытость, ритм сердцебиения, пища и защищенность – как будто бы все можно найти здесь, хотя и в тех ограниченных пределах, которые доступны теперь. Может быть, в мозгу крохи мгновенно кристаллизуется один из первых принципов послеутробной жизни: у груди находится малый островок покоя и единства с матерью, этих слагаемых близости. Раз я не могу оставаться в утробе, без слов заключает он, я буду как можно чаще искать то, что мне нужно, в этом заменяющем ее месте. Так он и делает.

Однако здесь младенец открывает для себя не только прикосновение к телу матери и ее груди, но также вкус молока, которое всасывает. Эта ободряющая пища наполняет жадный желудок и питает все тело новорожденного мальчика, жаждущее энергии для поддержания своего поразительно быстрого роста. Силы дает ему молоко, и этот животворный поток становится одной из важнейших составляющих в восприятии реальности у младенца.

Кроме ощущения груди младенец в эти первые минуты воспринимает также голос своей матери. Его звук он слышал много раз, пока еще был в утробе. К этому времени его неповторимый тембр уже запечатлен в сердце мальчика и распознается среди всех остальных звуков. Когда звучит этот голос, мальчика обволакивает ощущение безопасности.

Голос успокаивает; он зачаровывает, как бы говоря: все хорошо. Отзвук тихого женского голоса наполняет слух точно так же, как молоко наполняет желудок. Может быть, мать напевает, поглаживая ребенка. Ее слова воспринимаются как выражение доброты и приязни. О, этот голос! С самого начала мальчик учится доверять ему. Все, что этот голос скажет, будет несомненно и правильно. Он превозмогает и нейтрализует другие, резкие звуки: техногенные шумы, звуки враждебного внешнего мира, грубые, басовитые голоса мужчин. Мальчик успокаивается, когда преобладает утешительный голос его матери.

И еще есть глаза. Покоясь на руках матери, младенец смотрит в ее глаза, до которых всего несколько сантиметров. На таком расстоянии младенец скоро уже способен сфокусировать взгляд и рассмотреть картинку. И что же он видит? Он смотрит в зеркало души своей матери, может быть, видит отражение тех девяти месяцев, когда ему было так уютно, так хорошо. Он ловит взгляд матери, чтобы убедиться, что все в порядке. Глаза матери обращены к ребенку. Чаще всего в них светится нежность, любовь, забота. В этом общении взглядов рождается безмятежное счастье.

А еще есть запах матери. Кто знает, насколько важны индивидуальные феромоны, которые воспринимаются чрезвычайно чувствительным обонянием младенца? Ощущая запах матери, новорожденный знает, что он в безопасности и близок к той, которая дала ему жизнь. Если младенцу дано разбираться в наслаждениях, аромат его матери – чистое наслаждение для него.

Ее руки гладят и ласкают его. Все его существо взволновано этими физическими ощущениями, напоминаниями о том, как прежде его тело было полностью укрыто. Наслаждение от этой ласки и заботы – еще одно указание на значение близости, этой величайшей из человеческих потребностей.

Подводя итог, мы отмечаем, что задействованы все пять чувств младенца: вкус, слух, зрение, обоняние и осязание. Все они работают, получая от матери ощущение безопасности и близости, некогда испытанное в утробе.

Если у кого-то возникают сомнения в значимости этих первых впечатлений для новорожденного, ему достаточно обратиться к кипам исследовательских работ, указывающих на существенную и незаменимую роль таких впечатлений. Не получая их, многие дети умирают. А те, кто выживает, на всю жизнь остаются травмированными, эмоционально и духовно.

Эти звуки, вкус, образы, запахи и прикосновения – своего рода первые слова ребенка. Они уверяют его, что мир и вне утробы может быть дружелюбным. Младенец с жадностью их впитывает. Он хочет «слышать» их снова и снова.

В книге Эшли Монтегю «Прикосновение» («Touching») автор приводит воспоминания Кабонго, вождя племени кикуйю из Восточной Африки:

«Мои первые годы неразрывно связаны у меня в памяти с моей матерью. Сначала она была рядом всегда: я вспоминаю уютное прикосновение к ее телу, когда она несла меня на спине, и запах ее кожи на жарком солнце. Все лучшее приходило от нее. Когда я хотел есть или пить, она сдвигала меня вперед, где я мог дотянуться до ее полных грудей; сейчас, закрывая глаза, я с благодарностью вспоминаю ощущение блаженства, когда, уткнувшись в ее грудь лицом, тянул из нее сладкое молоко. Ночью, когда не было солнца, чтобы греть меня, вместо него были объятия моей матери; а когда я подрос и стал интересоваться окружающим миром, с моего безопасного наблюдательного пункта на ее спине я мог рассматривать все, что захочу; если же меня одолевал сон, достаточно было просто закрыть глаза».

Стоит ли мужчинам или женщинам удивляться, что эти стороны женского существа могут оказаться тем главным, к чему весь остаток жизни инстинктивно тянется мужчина, глядя на любую женщину?

Когда я задаю этот вопрос на «Первых понедельниках», в комнате устанавливается тишина. Смешки прекращаются. Все замирают. Возникает ощущение, что нам открылась какая-то тайна. Несколько мужчин подходят к грани понимания в себе чего-то такого, о чем прежде не имели ни малейшего представления.

Близость к матери вдали от нее

Все хорошее рано или поздно кончается, и наступает время, когда этой тесной связи между матерью и ребенком предстоит ослабнуть. Сын будет отнят от груди. Теперь его путешествие по жизни уводит его все дальше и дальше от идеального убежища – утробы. Он, видимо, сможет найти замену, хотя и временную, на коленях матери, когда она крепко обнимает его. Здесь сохранено все самое важное из прежних ощущений: тепло ее тела, к которому прижимается ребенок, и звук ее голоса с ласковыми нотками, которые постепенно сливаются в речевые формы и проникают в левое полушарие его мозга – место, где протекают мыслительные процессы. И ее глаза; все время – взгляд ее глаз. Что выражается в нем? Нежность, отзывчивость, приглашение вернуться в глубины ее души, напоминание об изначальной внутренней близости между ними.

Все чаще и чаще он станет отлучаться от этого средоточия блаженства. Его ждут открытия, которые пора сделать, места, где нужно побывать. После каждого маленького события в своей жизни он будет отходить дальше и оставаться вдали дольше. Но всегда будет возвращаться, как только почувствует, что достиг своего предела, когда не сможет переносить охватившую его тревогу, когда ему понадобится снова приникнуть, припасть к тому верному источнику любви, который открывается через близость. Он по-прежнему нуждается в том, чтобы быть одной плотью со своей матерью. Когда-то так было постоянно; теперь – время от времени.

Все меняется. Разлуки с матерью становятся дольше. Отнятый от груди, он больше не знает вкуса материнского молока, зато знакомится с разнообразными вкусами еды и питья, питающими теперь его тело.

А голос? Его значение и его власть сохраняются. Теперь этот голос может иногда звучать по-другому. Это не всегда тот успокаивающий голос первых дней. Нежность теперь может превратиться в укоризну, в интонации, которые мальчик никогда прежде не слышал. Новые укоризненные интонации вызывают страх и отчуждение. Они лишают мальчика чувства защищенности, полноценности и желанности. Он готов буквально на все, лишь бы в голосе матери не появлялись такие интонации… поначалу.

Ее глаза – хотя по-прежнему важные – теперь дальше от него. Их взгляд, когда-то добрый и поощряющий, может превращаться в сердитый и неодобрительный. Значимость запаха уменьшается, но воспоминание об этом аромате останется навсегда. В самых худших случаях те руки, что раньше так крепко обнимали младенца, могут теперь шлепать его и причинять боль.

В определенные минуты мальчик так будет стремиться к ощущениям своего прошлого, что будет готов сделать все, лишь бы вернуть прежнее счастье. В другие моменты, не выдерживая мощи нахлынувших чувств, он может бежать от него, отвергать его или, наоборот, капитулировать перед ним, смирившись со своей слабостью. Такое впечатление, что эта женщина владеет ключами от жизни и, в каком-то смысле, смерти. Он покорен, может быть, даже порабощен – ею и тем, что напоминает о ее груди, голосе, глазах, запахе и ее любви.

Вывод: мужчине предстоит всю жизнь прожить с чувствительностью к таким вещам, и эти вопросы таятся в сокровенных прописях его души.

Когда он в свои зрелые годы смотрит на женщину, неудивительно, если он засматривается на очертания ее грудей. Нет сомнений, что, именно приникнув когда-то к подобным мягким куполам, он впервые в послеутробной жизни обрел близость. И чем сильнее женщина стремится подчеркнуть форму груди или кокетливо (или расчетливо) оголить ее с помощью декольте, тем больше у нее шансов быть замеченной мужчиной. Может быть, не просто замеченной. Наверное, лучшее слово – подстегнуть его любопытство. В глубине своего существа мужчина реагирует на основные реалии бытия подобно ребенку. У груди он провел лучшие минуты своей жизни. Здесь он обрел близость, родство.

А еще голос. Голос, что некогда успокаивал в ночной темноте встревоженного ребенка, столкнувшегося со страхами жизни в большом и непонятном мире. Этот журчащий, успокаивающий голос. Кто скажет, что звук этого голоса действительно может быть забыт? Жизни не хватит, чтобы забыть, как он способен утешать. И если неповторимый голос матери давным-давно не слышен, материнские звуки голоса любой женщины будут его аналогом.

Мужчины теряют рассудок из-за женского голоса. Они склонны доверять ему. Их влечет к его умиротворяющим интонациям так же неуклонно, как мотылька влечет к пламени лампы. Что-то вздымается и волнуется в их душе. А слова, приносимые этим голосом, способны заставить некоторых мужчин совершать поступки необычные, необъяснимые и кошмарные.

Японские пропагандисты знали – как и все узнали, – что солдаты союзников, воюющие на Тихом океане, скорее прислушаются к нежному голосу Токийской Розы, чем к голосам мужчин. Даже создатели авиационной техники решили, что звучащий в кабине пилота синтезированный голос должен быть женским, поскольку привлечет внимание засыпающего пилота вернее, чем мужской.

Мужчина всегда будет с любопытством вглядываться в женские глаза. Он помнит прежнюю близость. Понаблюдайте за мужчинами и женщинами в ресторане. Практически всегда можно определить, жената какая-то пара или нет. К сожалению, супруги почти наверняка будут отводить взгляды или, если и смотрят в глаза друг другу, выражение их будет более рациональным. В их взглядах не играет любопытство и волнение. Как свидетельствует сравнительная вялость их взглядов, все, что можно было увидеть или почувствовать, уже увидено и почувствовано. Загадка души исчезла. Любопытства больше не возникает.

Но посмотрите на мужчину и женщину, когда еще не разрешены загадки, которые и составляют сущность романа. Эти двое стараются встретиться глазами, замирают в долгих взглядах. Каждый стремится заглянуть как можно глубже, проникнуть в тайну того, что чувствует и думает другой. Это время, когда слова могут быть не так важны, как скрывающиеся за ними загадки.

Постигая эти тайны близости, мы лучше понимаем странное взаимодействие между мужчиной и женщиной – взаимодействие, которое никогда не изменится, как бы мы ни старались преобразовать политику отношений между полами.

Сила близости

Мужчины и женщины, по-видимому, никогда не понимают, какое гигантское влияние они имеют друг на друга. Участницам феминистского движения вольно говорить о жестоком угнетении, которому мужчины подвергают женщин. Они имеют в виду угнетение, основанное, главным образом, на грубой физической силе. Мы завалены новостями и рассуждениями о сексуальном насилии и домогательствах, об оскорблениях и избиениях жен мужьями. Все мы прекрасно осведомлены о тех днях, когда этот мир был мужским во всем, что касается власти и привилегий. Таково было – к счастью или к несчастью – социально-политическое устройство на протяжении, допустим, пятидесяти тысяч лет, а то и больше. Эта «политика», которая коренится в наших генах, закреплена в них бесчисленными поколениями. Теперь мы пытаемся изменить эту политику, осознав ее вопиющую несправедливость. Но даже если наши усилия искренни, перемены будут происходить медленно, поскольку мы имеем дело не просто с изменениями в законодательстве. Нашу привычку злоупотреблять силой нам предстоит выдавливать из себя по капле, и это займет больше времени, чем проживет любой из нас.

Но есть то, на что мы не смотрим с должной беспристрастностью – это другой вид угнетения. Ведь история многих поколений указывает не только на мужчину, который доминирует с помощью грубой силы, но и на женщину, которая противопоставляет ему свою, женскую силу. Ее силовое влияние на мужчину не следует сбрасывать со счетов. Это тоже должно быть понято и принято во внимание в нашу эпоху социально-политических перемен. У женщины есть то, за что многие мужчины готовы умереть: ключи к его опыту близости, соединения душ. Это записано в сердце мужчины с того момента, как его жизнь зародилась в утробе женщины.

Если мужчина научился властвовать с помощью силы своих мышц, то женщина научилась властвовать, используя те же свои качества, с помощью которых оказывается владычицей в мире своего новорожденного сына.

На протяжении веков уже не один мыслитель, философствующий о жизни мальчика/мужчины, отметил ту печать горя, которую несет на себе его душа. Горя, пришедшего в день разлуки, в день отделения ребенка от матери. После этого мальчик словно бы навсегда лишается того, что начал ценить и от чего зависит, – близости, которую находил у груди матери, на ее руках, в ее взгляде, слушая знакомый голос и вдыхая родные запахи.

Женщина это всегда чувствует, и когда она решает воспользоваться этими своими секретами, то зачастую с успехом (по крайней мере, временным) нейтрализует силу мужчины. Она может привлечь мужчину, показывая свою грудь. Нравится ей это или не нравится, она должна осознать, что очертания ее груди почти всегда задержат его взгляд, так как затрагивают в нем струны, которые только и можно назвать главными.

Недостаточно, однако, лишь осудить это влечение мужчины к женской груди как греховное или низменное. Говоря так, я отнюдь не оправдываю похотливых и наглых мужчин, которые, испытывая неуверенность в собственной мужественности, унижают женщину пошлыми и сальными репликами. И не выступаю от имени тех мужчин, которые оценивают женщину исключительно по ее анатомическим особенностям.

Я говорю о том, что женская грудь притягательна не просто в качестве сексуального объекта, а в качестве символа глубочайших воспоминаний и стремлений, вписанных в сердце почти каждого мужчины.

Мужчину будет всегда привлекать и ее взгляд. Нужно быть до крайности наивным, чтобы думать, будто женщины не понимают этого на генном уровне, когда тратят столько времени и денег на косметику, подчеркивающую глаза и привлекающую к ним внимание. Флирт почти полностью сводится к игре, в которую мужчины и женщины играют ради возможности обмениваться взглядами. Когда мы флиртуем с представительницей противоположного пола, то словно бы стучимся в парадную дверь дома. «Впустишь ли ты меня?» – так прозвучал бы наш вопрос.

Даже если кто-то из играющих в эту нестареющую игру не имеет реальных намерений, все равно нам очень важно знать, что мы, если бы захотели, могли достучаться до души другого человека.

Каждый мужчина знает, что эти чувства затрагивают самые глубины его существа. Он наделает глупостей или совершит подвиги, лишь бы испытывать их снова и снова.