Ольга Голотвина
Хранитель пограничной крепости
– Этого я и боюсь, – негромко призналась Арлина. – Хуже всего – ожидание бури, а не сама буря. Кажется, начни он орать, оскорблять меня – все легче было бы…
– Ой, чего там легче! – испугалась Иголочка. – Не обижает – и ладно!
– Нет, – тихо, но твердо сказала Волчица. – Это ожидание измучило меня. Если Ралидж не желает снять маску, я сама ее с него сорву! Подтолкну его на ссору… заставлю разозлиться…
Служанка потрясенно выпустила недоплетенную косу. Упрямые волосы сразу же вернули себе свободу.
– Ой, не надо! – запричитала Иголочка. – Чего его злить, зверюгу такую? Ты, ясная госпожа, и так в Бездну глядела, когда с ножом на него кидалась!
Арлина, не обращая на нее внимания, сосредоточенно размышляла вслух:
– Ревность… нет, не годится… Я не могу дать ему повод для ревности, потому что его гнев обрушится не только на меня. Тогда вот что… Мужчины не любят, когда женщины вмешиваются в их дела и учат, как им поступать. А Сокол сегодня осматривает крепость… Отлично!
19
Орешек задумчиво прислонился к стене храма. Только что он беседовал с пожилым жрецом, очень внимательным и приветливым, как и подобает служителю Дома Безымянных. Старик не лебезил перед Хранителем: для того, кто говорит с богами, все люди равны. Если к порогу храма подъехал король, а жрец в это время беседует со старой нищенкой, то король должен спешиться и ждать, пока старуха не кончит изливать свои горести. В Доме Безликих ни один человек не выше другого.
Ни один человек… Но Орешек в глазах богов и людей человеком не был!
Раба в Великом Грайане опутывали десятки и сотни запретов. В каждом городе действовал свой устав, деревенские общины твердо держались своих правил, к тому же законом для невольника становился любой приказ хозяина.
Но были три запрета, тянущиеся из глубокой древности, как цепи из мрака темницы. Запреты, которые свято чтились всюду, где один человек называл другого своей собственностью.
Нельзя рабу брать в руки оружие.
Нельзя рабу садиться на коня.
Нельзя рабу переступать порог храма.
Насчет оружия – это понятно и младенцу. Разумный запрет. Насчет коня – немного сложнее. Мудрый Тагиурш Большой Рубин из Рода Прешадри объясняет это в одной из своих книг тем, что восседающий в седле взирает сверху вниз на идущих пешими, а рабу не на пользу даже иногда чувствовать свое возвышение над кем бы то ни было. (Впрочем, Илларни как-то назвал более простую причину: конь мог бы послужить хорошим средством для побега.)
Третий запрет никем из толкователей законов даже не обсуждался. И так ясно: раб – домашняя скотина, а скотине не место там, где люди говорят с богами.
Молиться, впрочем, рабам не возбранялось. Более того, разрешалось платить жрецам за беседу с Безликими. Но – через порог храма!
Лет девять-десять назад, когда Илларни простудился и бредил в жару, перепуганный мальчишка выгреб немного серебра из тайника в стене «сторожевой башни» (выздоровеет хозяин – пусть ругается!) и помчался в храм Того, Кто Зажигает и Гасит Огни Человеческих Жизней. Навсегда запомнилось Орешку умное, сочувственное лицо вышедшего к нему жреца, его прохладная старческая рука на плече и то, как внимательно и ласково выслушал этот тихий человек его бессвязные слова. Жрец пообещал просить Безликих за Илларни, но на всякий случай посоветовал обратиться к лекарю, а до его прихода – растереть больного смесью крепкого вина и уксуса. И серебро из детской ладошки жрец взял не все, оставил половину для лекаря.
Позже, когда хозяин встал с постели и сидел, исхудавший и бледный, у очага, Орешек задал каверзный вопрос: что же помогло – молитвы или вино с уксусом? Илларни весело приподнял бровь: «А разве одно мешает другому?»
Когда Орешек очутился в Аршмире, первую же заработанную монету он понес в Дом Безликих. Во-первых, беспокоился за судьбу хозяина. Во-вторых, хотел доказать людям, богам и самому себе, что он больше не раб.
Юноша выбрал храм Того, Кто Движет Светилами, потому что хозяин был астрологом. Орешек долго слонялся по площади перед храмом, а потом собрался с духом и осквернил святое место своим присутствием. И ничего, обошлось. Не грянул гром, не рухнули стены, светила эти самые не съехали со своих орбит. Жрец согласился молиться за здоровье и удачу мудрого Илларни из Рода Ульфер, причем согласился с особым удовольствием, поскольку читал и перечитывал его труды…
Конечно, смешно сравнивать тот аршмирский храм с Домом Безликих, стену которого подпирал сейчас плечом Орешек. Все равно что сравнивать столичный особняк с крестьянской лачугой. Здесь нет ни витых колонн, ни сводчатого потолка, расписанного под звездное небо, ни свисающих на цепочках серебряных светильников, каждый из которых – произведение искусства. И жертвенников тут сразу два – стало быть, двое Безымянных мирно уживаются под рассохшейся деревянной крышей. Правда, совсем убого маленький храм не выглядит: стены кто-то разрисовал травами и цветами – может, и не очень умело, зато красочно и с явной любовью.
Жрец объяснил, что один из жертвенников – каменная плита с углублением, в котором дрожал над углями огонек, – принадлежит Тому, Кто Одевает Землю Травой, в его честь и стены так расписаны. На краю плиты – глиняный кувшин с вином и медная чаша с пшеничными зернами. Каждый мог, заплатив жрецу, совершить возлияние и бросить в огонь несколько зерен. Жертвы здесь приносили окрестные землевладельцы, молитвы они заказывали только об одном – об урожае. Все прочие проблемы крестьяне предпочитали решать без помощи богов, сберегая свои медяки.
Второй жертвенник был посвящен Тому, Кто Зажигает и Гасит Огни Человеческих Жизней. Он пользовался особым уважением наемников, которые были щедрее землепашцев. Однако и этих воздаяний еле хватало, чтобы двое жрецов могли вести сносную жизнь.
Орешек с удовольствием похлопал по висящему у пояса кошельку, из которого недавно вынул золотую монету для жреца. Кошелек этот, по завязку набитый золотом и серебром – целое состояние! – парень случайно обнаружил вчера вечером в потайном отделении дорожного сундучка. Такой изящный плетеный сундучок – и не заподозришь, что у него двойное дно…
«Нет, – усмехнулся парень, – разбойник из меня, как из цыпленка фехтовальщик. Никакого чутья на добычу…»
Наконец Сокол, оторвавшись от высоких раздумий, соизволил заметить, что за ним робко наблюдают оба помощника, не решаясь прервать его благочестивые размышления. Он милостиво кивнул им – и началось торжественное действо: осмотр крепости новым Хранителем.
Сначала ему показали то, что находилось рядом (и что он уже видел): рынок, где торговцы растянули на рамах навесы из грубого полотна, а редкие покупатели приценивались к немудреным предметам домашней утвари: глиняным мискам, кувшинам, корчагам, железным котелкам, косам, крюкам для очагов, деревянным гребням, веретенам, вязальным крючкам…
– Убожество, – горько сказал шайвигар. – Дребедень здешней работы! И ни одного заезжего купца! А уж когда Подгорные Охотники к нам наведывались – сразу и не вспомню…
– Дураков нет – в Силуран сейчас ездить, да еще с товаром, – мрачно откликнулся Харнат.
– Разбойники? – поинтересовался Орешек.
– Что им делать там, где купцы не ходят… Нет, запахло грозой, господин мой. Силуран в последнее время очень нас не любит.
– А раньше он исходил нежными чувствами к нам, да?
– Нет, но… Ходят слухи о черном колдовстве, чаще стали появляться Подгорные Твари. А ведь во времена моего детства они были чем-то таким… из сказок для детишек. Лазутчики рассказывают, что в Силуране по городам и селам бродят безумцы, кричат, что Подгорные Твари скоро завоюют наш мир…
– Армия Подгорных Тварей! – легкомысленно воскликнул Хранитель. – А впереди – Хозяйка Зла верхом на Клыкастой Жабе!
Дарнигар отвел взгляд, шайвигар поджал губы, но ни тот, ни другой не посмели сделать замечание беспечному молокососу. Орешек сам почувствовал что-то неладное и поспешил сменить тему:
– А что это за рынком? Баня?
– Вечером – баня, господин мой, – отозвался шайвигар. – А с утра и до пятого светлого звона там прачки белье стирают. Хорошее, просторное помещение, тридцать человек сразу моется. Для воинов – бесплатно, для прочих – по медяку с носа. Два дня подряд моются мужчины, на третий – женщины, их в крепости меньше. В бане можно купить мыло и настои трав…
– Как часто посещают баню наемники? – деловито спросил Орешек, вновь с удовольствием входя в роль Хранителя.
– Не реже двух раз в месяц, десятники следят! – гордо ответил дарнигар. – А кто хочет, тот чаще… Я же знаю, что от тяжелого духа в казармах люди болеют.
Орешку вдруг вспомнилась мысль, высказанная как-то хозяином:
«Почему я считаю Великий Грайан самой культурной из всех виденных мною стран? По двум признакам: всеобщая грамотность и дешевые бани на каждом шагу. Ни один народ так не любит мыться, как мы, грайанцы…»
– Да, – весело припомнил Хранитель, – место за баней, где солдаты утром… э-э… тренировались… оно для чего предназначено?
От напоминания об утреннем происшествии дарнигар побагровел и потерял дар речи. Пришлось Аджунесу объяснить, что на пустыре во время осады размещаются крестьяне, ищущие в крепости спасение от врага. Скотина, которую пригоняют крестьяне, отправляется на скотный двор и получает там корм. Но если осада затянется и возникнет нехватка продовольствия, шайвигар прикажет забить крестьянский скот вместе с коровами и свиньями, принадлежащими Найлигриму… А крестьяне с женами, детишками и самым ценным скарбом (точнее с тем, что сами они считают ценным) устраиваются под навесами, на дощатых топчанах, которые сейчас убраны. Неуютно, что говорить, особенно зимой, но выбирать не приходится. Крестьянам дают еду, а в зимнюю пору – дрова для костров. Ну а в мирное время на том пустыре прачки белье сушат.
Все это Орешек дослушивал, дойдя уже до середины «городка» – так называли скопление домов в восточной части крепости. Жили здесь в основном ремесленники, причем Орешек заметил, что самые крепкие и прочные дома стоят вдали от крепостных стен. Шайвигар подтвердил, что зажиточные хозяева строились в самых безопасных местах, куда не долетают ни камни из катапульт, ни зажигательные стрелы. Между городком и рынком раскорячилось двухэтажное бревенчатое строение, размерами не уступающее бане.
– А здесь что? – хозяйски поинтересовался Хранитель.
– Кабак, – хором ответили его помощники и, не сговариваясь, прибавили шагу, явно уводя Сокола от места возможных неприятностей. Шайвигар при этом занял такую позицию, чтобы собственным пухлым телом закрыть от Сокола сомнительное заведение, а дарнигар начал громко, размахивая рукам рассказывать о Поясе Найлигрима.
С запада и востока крепость оберегали скалы, и защищали они ее надежнее, чем воздвигнутые человеческими руками стены. Место для Найлигрима было избрано воистину гениальным зодчим. (Харнат еще раз упрямо заявил, что это был сам Шадридаг!)
От крепости расходились гладкие, крутые откосы. У подножия восточных склонов плясала вырвавшаяся из подземного русла река, а у западных громоздилось такое крошево валунов, что невольно вспоминались легенды о Душе Пламени. Не она ли, загадочная колдовская сила, прогулялась здесь некогда, превратив западный склон в кашу, по которой не смог бы проехать верховой?
– Атаки можно опасаться только с севера, – объяснил дарнигар. – С юга – своя страна, оттуда просто некому напасть. А запад и восток… господин может о них забыть! Осадные башни там не подведешь, катапульту не поставишь, а если какой-то дурковатый командир прикажет своим бойцам вести штурм с веревками и крючьями, так дюжина лучников эту атаку без потерь отобьет!
– А приходилось отбивать?
– Конечно, господин мой, еще при старом Авибране Светлой Секире, в аккурат за год до его смерти. Осаду мы выстояли недолгую, но грозную, а потом подоспел на выручку принц Бранлар с войском. Меня тогда в сотники произвели, а Вайатар Высокий Дом, наш дарнигар, стал Хранителем вместо Фаривеша Зеленого Плаща из Рода Аджубет… того силуранцы стрелой достали, да будет милостива Бездна к его душе. Много тогда полегло наших парней, три дня в Недобром урочище костры горели, весь ельник в округе мы обломали. Потом другие стычки были, но это уже так… налетят, разобьются о стены да и отступят.
В разговор ревниво встрял шайвигар, который не мог допустить, чтобы Хранитель слишком долго слушал рассказы о геройском прошлом Харната. Он поспешил обратить внимание Сокола на поселок рабов, примкнувший к южной стене с восточной стороны. (Примкнувший, разумеется, не вплотную: ни одно строение в крепости не стояло у самой стены. Все здания почтительно отодвинулись от каменной громады, оставив широкую полосу на случай военных действий.) Поселок обнесен был высоким, крепким частоколом, на ночь ворота запирались на засов и охранялись двумя часовыми (еще двое несли караул на башне и тоже приглядывали сверху за поселком).
К великому огорчению Левой Руки, Хранитель не уделил поселку должного внимания. Не поинтересовался ни добротными бараками (сколоченными прочнее, чем иные лачуги ремесленников по другую сторону частокола), ни хижинами для самых ценных рабов, тех, кому разрешалось жить отдельно от «стада». На колодки и столб для бичевания Сокол лишь хмуро покосился, зябко повел лопатками под тонкой рубашкой – и заспешил к воротам.
Шайвигар обиделся. Ведь ему здесь было чем похвастать. Порядок – не хуже, чем у Харната в арсенале! Крутишься тут, бьешься, блюдешь казенное имущество, а начальство на твои старания плевать хотело. Идет себе с дарнигаром, про башни разговаривает…
А что о них говорить? Башни как башни. Четыре на северной стороне, четыре – на южной. А Харнат, негодяй, рад выслужиться: рассказывает, что самую восточную башню, ту, что возле поселка рабов, прозвали Ленивкой, потому что во время боя это самое безопасное место на стенах. Во-первых, с юга некому нападать, а во-вторых, ее защищает река Дикая – приток Бешеной…
Тут окончился частокол поселка рабов, и шайвигар вмешался в разговор:
– А вот эта башня так и называется – Южные ворота. Через нее мой господин вчера въехал в ожидавшую высокого гостя крепость…
– Помню, – кивнул Сокол, коротко взглянув на открывшийся перед ним внутренний дворик башни, на выбегающую из него дорогу, на край поворотного колеса, поднимавшего мост. У ворот откровенно скучали двое наемников. При виде начальства они подтянулись и теперь всем своим обликом выражали бдительность, дисциплинированность и верность воинскому долгу.
Шайвигар только-только начал объяснять, почему третья башня называется Купеческой (в ней разрешали складывать товары купцам, которые останавливались в крепости… были, были такие хорошие времена!), как вдруг со стороны шаутея донеслись возбужденные голоса.
Хранитель обернулся к стремительно приближавшейся девушке в зеленом шелковом платье. За ней поспешал высокий, тощий старик с изжелта-бледным лицом. Он что-то пытался говорить, но девушка не слушала его.
«Волчица опять пошла в атаку! – отметил про себя Орешек. – Лицо так и пылает… Сейчас будет меня убивать. Интересно, на этот раз за что?»
Арлина остановилась перед Хранителем и твердо взглянула ему в глаза. На спутников Сокола она не обратила ни малейшего внимания.
– Господин изволит осматривать крепость? – звонко поинтересовалась она. – Конечно, арсенал да казармы? До всяких житейских мелочей Хранитель снисходить не будет, у него помощники есть!..
– Какой взгляд! – восхитился Орешек. – К такому взгляду еще арбалет полагается – и чтоб стрела мне в лоб глядела!.. И кто ж это посмел разгневать мою невесту?
– Ты был в Доме Исцеления? – спросила девушка, яростно мотнув головой в сторону каменного дома под деревянной крышей, что стоял западнее шаутея. От резкого движения зеленая лента выскользнула из волос, освобожденная черная грива разлетелась по плечам.
– Да я вроде бы здоров?! – шутливо испугался Орешек.
– А в чем дело, светлая госпожа? – встревоженно возник перед Дочерью Клана шайвигар. – Дом Исцеления сейчас пуст, больных нет. У нас хороший лекарь, в помощь ему даны двое рабов, один из которых грамотен. В Доме всегда чистота и порядок…
Арлина соизволила заметить Левую Руку:
– А наверх ты когда-нибудь поднимался, почтенный Аджунес? На чердак, где хранятся целебные растения? Мешочки с сухими травами погрызены мышами, ценные лекарства превращены в труху и валяются под ногами! Сеновал какой-то!
Шайвигар быстро взглянул на Хранителя: как тот отнесется к вмешательству невесты в жизнь крепости? Не даст ли понять зарвавшейся девчонке, что ей следует удалиться к себе в покои и заняться вышиванием? У Аджунеса язык чесался разъяснить нахалке разницу между мужскими и женскими делами… но перед ним была Дочь Клана! Поэтому он скромно помалкивал, предоставив Хранителю самому разбираться со своей нареченной.
А Сокол, приподняв бровь, слушал яростную речь Арлины:
– Вы надписи на мешках почитайте! Не поленитесь, вскарабкайтесь наверх да почитайте! Эти травы собраны еще при жизни короля Бранлара! А свежие запасы не делаются! На дворе Звездопадный месяц, земляника отошла – не собраны ни ягоды, ни листья! Ландыш не собран, мать-и-мачеха, череда… почему никто не позаботился? А сейчас самая пора кипрей сушить, ведьмин лишайник, коровяк…
– Что-что? – ошарашенно переспросил Орешек.
– Ко-ро-вяк! – с убийственным презрением пропела Арлина. – Его еще лесным скипетром называют. И кто-нибудь о нем вспомнил?!
– Ну, зачем сердиться? – рассудительно сказал Хранитель. – Пошлем пару рабов, пусть скосят этой самый коровяк…
– Скосят?! – взвилась Арлина. – Да ты хоть что-нибудь понимаешь в травах? С него только цветки берут, да руками, да осторожно, да с утра, чтоб роса уже сошла, а солнце еще не пекло… да чтоб дождя не было, а если венчики дождем сбрызнет, то рвать уже нельзя! И в корзинку цветы, рядками, чтоб не смять… И так сушат, чтоб золотыми были, не бурыми…
Задохнувшись от волнения, девушка умолкла. Хранитель воспользовался паузой:
– Ну и зачем нужна вся эта возня?
– А вот начнет тебя зимой бить кашель – тогда узнаешь зачем, – зловеще пообещала Волчица.
– Вижу, моя госпожа хорошо разбирается в травах…
– Меня обучала Расвинна Добрая Сказка из Клана Волка, Ветвь Логова, – гордо отчеканила девушка. – Она была лучшей травницей Великого Грайана – и моей бабушкой!
– Ясно, – кивнул Хранитель и обернулся к желтолицему старику, который не решался вставить слово в разговор высокородных особ. – Ты – лекарь?
– Да, господин мой. Я – Зиннитин Стеклянная Чаша из Семейства Гайлок. Моим учителем был сам Фазар Далекий Берег! Двадцать шесть лет врачую я людей, из них девять лет – в этой крепости. И еще ни разу мне не давали понять, что я…
– Довольно! – прервал его Хранитель. – Слушай меня, Зиннитин! Отныне и впредь Арлина из Клана Волка имеет право отдавать приказы во всем, что касается лекарственных трав. Приказы эти должны выполняться всеми в крепости – от последнего раба до… – Хранитель резко обернулся к своим помощникам, – до Правой и Левой Руки!
Дарнигар попытался возразить, но был остановлен грозным взглядом Сокола. Глядя Харнату в лицо, Хранитель закончил:
– Даже если она прикажет вам обоим лично отправиться в лес собирать этот… как его… коровяк! И ведьмин лишайник! Все, хватит об этом!.. Светлая госпожа, мы увидимся за трапезой. А теперь пусть мне покажут скотный двор и четвертую южную башню!
«Отличная мысль, – думал Орешек, удаляясь в сопровождении своей свиты. – Для этой свирепой малышки нашлось дело, она будет реже ко мне приставать!.. А все-таки, забери меня Многоликая, приятно быть высокородным господином! Ты приказываешь – тебя слушаются!..»
* * *
Арлина смотрела вслед Соколу – смотрела так, словно видела его впервые.
Что-то произошло в мире, окружающем юную госпожу. Все вокруг словно сдвинулось, покачнулось и вновь замерло – но уже в ином, единственно правильном порядке. Арлине стало спокойно и хорошо: она поняла, зачем жила до этой минуты и в чем отныне смысл ее жизни.
Верная Иголочка, робко державшаяся поодаль, бочком приблизилась к хозяйке, подняла упавшую на землю зеленую ленту.
– Пойдем, ясная госпожа! Страх-то какой… Я боялась, что этот зверь убьет тебя.
Арлина непонимающе взглянула на служанку. Затем ее зеленые глаза возмущенно расширились.
– Зве-ерь?! – гневно переспросила она. – Чтоб я такого больше не слышала! Мало ли на человека напраслины наговорят, а ты, дуреха, рада повторять!..
