Глен Кук
Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза
Я сразу заторопился к палаткам офицеров. Нашел Душелова и поделился соображениями. Он поблагодарил меня за заботу, но добавил, что осведомлен и о Пастельных войнах, и о волшебстве мятежников, породившем это свечение. Нам не о чем тревожиться. Подобную атаку предвидели, и Висельник здесь как раз для того, чтобы она не причинила урона.
– Сядь где-нибудь и посмотри, Костоправ. Гоблин с Одноглазым уже отработали свое представление, теперь настала очередь Десяти.
Душелов излучал уверенность – одновременно сильную и зловещую, – поэтому я предположил, что мятежники угодили в ловушку, подготовленную Взятыми. Я последовал его совету и пошел назад, на свой одиночный наблюдательный пост.
Путь лежал через лагерь, встревоженный необычным зрелищем. То здесь, то там по толпе солдат пробегал шепоток страха, усиливаясь и затихая, подобно рокоту далекого прибоя.
Разноцветные полосы уплотнились, но двигались они теперь хаотичными рывками, – очевидно, на их творца оказывалось воздействие с нашей стороны. Наверное, Душелов прав и все завершится эффектным представлением для войск.
Дно каньона больше не подмигивало мне огоньками костров – оно превратилось в море мрака, поглощающего даже сияние полос. Но если для глаз работы больше не было, то для ушей хватало с избытком – акустика в каньоне была замечательная.
Твердец пошел в наступление – такой мощный топот и бряцание металла могла порождать только вся его армия.
И уверенности у этого колдуна и его приближенных тоже хватало.
Светло-зеленое светящееся знамя, лениво колыхаясь, взмыло в ночь, как подхваченный ветром лоскут. Набирая высоту, полотнище бледнело, и наконец оно рассыпалось в небе умирающими искрами.
Но кто уничтожил его? Твердец или Висельник? К добру это исчезновение или к худу?
Я наблюдал за явлениями, о природе и назначении которых судить было почти невозможно. Это очень походило на дуэль опытнейших фехтовальщиков – не уследить за всеми нюансами, если ты сам не знаток. По сравнению с этой схваткой дуэль Гоблина и Одноглазого смахивала на драку двух варваров с дубинами.
Мало-помалу разноцветное свечение угасало. Все-таки это заслуга Висельника. Оторвавшиеся от земли полосы не причинили нам никакого вреда.
Зато внизу приблизился источник шума.
Куда подевалась Зовущая Бурю? Мы уже довольно давно ничего о ней не слышали. Сейчас просто идеальный момент, чтобы угостить Твердеца скверной погодой.
Душелов, кажется, тоже принялся за дело. За все время, что мы служим Госпоже, нам еще ни разу не довелось увидеть, как он творит нечто по-настоящему впечатляющее. Неужели он менее могуч, чем утверждает его репутация? Или же просто приберегал силы для крайних ситуаций, которые лишь он мог предвидеть?
Внизу началось нечто новое. Стены каньона где пятнами, а где полосами засветились тускло-красным, поначалу едва заметно. Краснота понемногу разгоралась, становилась все ярче, и, лишь когда некоторые места начали размягчаться и плавиться, я, стоя на обрыве, ощутил поток горячего воздуха.
– Боги великие! – потрясенно пробормотал я.
Эта невероятная сила подтвердила все мои догадки о могуществе Взятых.
Расплавленный камень потек, образуя каверны в вертикальных стенах. Рушились скалы, дробясь на куски. Снизу донеслись крики – обреченные увидели свою неминуемую смерть. Солдаты Твердеца гибли от жара и каменных обломков.
Нет сомнений, они угодили в ведьмин котел. Но что-то меня все же насторожило. Уж слишком мало криков для такой крупной армии.
Кое-где скалы до того раскалились, что вспыхнули. Каньон яростно дохнул жгучим воздухом. В вое ветра потонул грохот валунов. Стало вполне светло, и я разглядел поднимающиеся по дороге на перевал отряды мятежников.
Что-то их маловато, подумал я.
Взгляд привлекла одинокая фигура на краю другого уступа. Кто-то из Взятых, но его не опознать при столь переменчивом и тусклом освещении. Он кивал, наблюдая за муками врагов.
Свечение расплавленных скал, обвалы и пламя распространялись дальше, пока всю панораму не расцветили красные полосы и не испещрили клокочущие озера лавы.
В щеку ударила капля. Удивившись, я задрал голову и получил новый смачный шлепок, на этот раз по носу.
Звезды исчезли. Надо мной так низко, что можно коснуться рукой, двигалось рыхлое брюхо грозовой тучи, причудливо расцвеченное адскими огнями каньона.
Ливень задел меня лишь краешком, но едва не свалил с ног. Чуть дальше он был просто бешеным.
На расплавленные скалы хлынула вода. Я едва не оглох от рева пара. Разноцветный, он ураганом хлестнул в небо. Я помчался прочь от обрыва, чудом не угодив в раскаленные клубы.
«Бедные мятежники, – подумал я. – Сварились, как раки…»
Был ли я разочарован Взятыми, считал ли, что они скупы на впечатляющие чудеса? Возможно – но лишь до этой минуты. Осознав, с каким ледяным спокойствием, с какой безжалостной расчетливостью готовилась расправа над войском Твердеца, я с трудом удержал ужин в желудке.
Меня донимали угрызения совести, знакомые каждому наемнику, но мало кому понятные за пределами нашей профессии. Моя работа – побеждать врагов нанимателя. Побеждать, как правило, любым доступным способом. И небо свидетель тому, что Отряд послужил нескольким жестокосердным злодеям. Но в том, что произошло сейчас, было нечто неправильное. Наверное, позже мы все это ощутим. Возможно, чувство вины порождалось невольной солидарностью с такими же солдатами, которые умирали, не имея возможности защищаться.
Все-таки у бойцов Черного Отряда есть представление о чести.
Стихли рев ливня и шипение пара. Я вернулся на обрыв. В каньоне было темно, а несколько светлых пятнышек не в счет. Я поискал Взятого, которого видел недавно, но ушел и он.
Когда ветер унес последние облака, небо украсилось крошечной ироничной улыбкой – это показалась комета. Ее хвост отчетливо изгибался. Над зазубренным горизонтом осторожно приподнялась луна, опасливо обозревая изувеченный ландшафт.
В лагере запели горны, в жестяных голосах отчетливо звучала паника. Им вторил приглушенный расстоянием шум сражения, быстро набирающего силу. Судя по звукам, схватка была жестокой и беспорядочной. Я направился в рощу к госпиталю, не сомневаясь, что вскоре появится работа. Сам не знаю почему, но особой тревоги или волнения я не испытывал.
Мимо целеустремленно промчались посыльные. Капитан хорошо вымуштровал присоединившихся к нам солдат из разбитых подразделений, приучил их к дисциплине.
Что-то с шелестом пронеслось над головой. Темный прямоугольник летел в лунном свете, постепенно опускаясь к месту сражения. Душелов на летающем ковре.
Вокруг него образовался кокон из яркого фиолетового света. Ковер резко дернулся, скользнул на десяток ярдов в сторону. Свет побледнел, сжался в точку над головой Душелова и исчез, оставив мне мелькающие в глазах крапины. Я пожал плечами и снова зашагал вверх по склону.
Первые раненые уже ковыляли к госпиталю. У меня полегчало на душе – эта картина говорила об эффективности и стойкости командиров, сохраняющих хладнокровие в разгар схватки. Капитан без преувеличения творил чудеса.
Я услышал топот – несколько рот шли куда-то в темноте, – и это подтвердило мое подозрение. Недавняя атака – не просто неудачная вылазка тех, кто редко осмеливался действовать по ночам. Ночная тьма всецело принадлежит Госпоже. Каким-то образом нас сумели обойти с фланга.
– Наконец-то ты осчастливил меня своим присутствием! – рявкнул Одноглазый. – Топай в хирургию. Я уже велел зажечь там лампы.
Я вымыл руки и пошел к хирургам. Врачи Госпожи вместе со мной героически принялись за дело, и впервые за все время, что мы ей служим, я почувствовал, что смогу оказать раненым реальную помощь.
Но они все поступали и поступали. Сражение разгоралось, и вскоре стало очевидным, что атака мятежников в каньоне была лишь отвлекающим маневром. Эффектная драма, разыгранная Взятыми, оказалась почти бесполезной.
Рассвет уже окрасил небо, когда я, подняв голову, увидел рядом Душелова. Он выглядел так, словно его поджарили на медленном огне, а затем обваляли в чем-то синеватом, зеленоватом и тошнотворном. От него попахивало дымом.
– Грузи раненых в фургоны, Костоправ, – приказал он деловым женским голосом. – Капитан уже выслал тебе десяток помощников.
Весь транспорт, включая пришедшие с юга фургоны, стоял на площадке выше моего госпиталя под открытым небом Я посмотрел в ту сторону. Высокий и тощий тип с кривой шеей командовал возницами, разворачивающими фургоны.
– Что, продули сражение? – поинтересовался я. – Вас застали врасплох?
– Мы достигли большинства поставленных целей, – ответил Душелов, проигнорировав мою последнюю фразу. – Лишь одна задача не выполнена. – На сей раз он выбрал низкий и медлительный голос человека, привыкшего произносить речи. – Еще рано судить, в чью пользу закончится битва. Вашему Капитану удалось превратить этот сброд в серьезную силу. Но ты все же увози раненых. Малейшая неудача – и госпиталь достанется врагу.
Несколько фургонов, поскрипывая, катились в нашу сторону. Я пожал плечами, передал помощникам распоряжение Взятого и склонился над очередным человеком, которому требовалась моя помощь. Работая, я спросил Душелова:
– Раз исход сражения еще не ясен, то почему вы не там, почему не громите мятежников?
– Костоправ, я выполняю приказ Госпожи. Копуша и Мошка погибли. Тихушник очень тяжело ранен – Меняющему удалось выполнить задуманный трюк. Нам остается только одно – приканчивать мятежных генералов одного за другим.
Меня охватило замешательство, а противоречивые мысли, как я их ни сдерживал, сумели добраться до языка:
– Но почему мы не пытаемся разгромить противника здесь?.. Ведь кампания на севере оказалась для Круга тяжелой.
Сперва Загребущий, затем Шепот. Теперь Копуша и Мошка.
– На очереди Тихушник и Твердец. Да, они били нас раз за разом, но каждая победа обходилась им очень дорого.
Мой собеседник посмотрел вниз – по склону к нам поднимался небольшой отряд с Вороном во главе. Потом Душелов взглянул на стоянку фургонов. Висельник уже не жестикулировал. Судя по его напряженной позе, он к чему-то прислушивался.
– Шепот пробила брешь в стенах Стужи, – сообщил Душелов. – Крадущийся заключил сделку с лукавыми менгирами на равнине Страха, он приближается к пригородам Стука. Безликий сейчас на равнине Страха, движется к Амбарам. Говорят, вчера ночью в Эйде покончил с собой Пакет, чтобы не попасть в плен к Костоглоду. Все не так плохо, как кажется, Костоправ.
«Как бы не так, – подумал я. – Это все на востоке, а мы тут, на севере. С какой стати мне радоваться победам, одержанным у черта на куличках? Нас давят здесь, и если мятежники прорвутся к Чарам, то уже ничто из случившегося на востоке не будет иметь значения».
Ворон остановил свой отряд и подошел ко мне:
– Что нужно делать?
Конечно же, их прислал Капитан, а значит, дан приказ отступать. Капитан не станет играть в игры Взятого.
– Грузите всех, кого мы обработали. – Я указал на фургоны, уже выстроенные в аккуратную линию возницами. – Пусть с каждым фургоном отправится десяток ходячих. Мы с Одноглазым и остальными хирургами останемся здесь, будем резать и шить дальше.
Мне не понравилось выражение глаз Ворона. Он смотрел на Душелова. Я тоже повернулся к Взятому.
– Я ему еще не сказал, – произнес Душелов.
– О чем не сказал?
Я понял: мне не понравится то, что я сейчас услышу. От этих двоих веяло тревогой, а так пахнут только самые скверные новости.
Ворон улыбнулся – натянуто, безрадостно.
– Костоправ, нам с тобой снова поручают особое дело.
– Что? Нет! Больше никогда! – Меня все еще бросало в дрожь при воспоминании о том, как я помогал справиться с Хромым и Шепот.
– У тебя есть практический опыт, – заметил Душелов.
Я вновь затряс головой.
– Я обязан пойти, Костоправ, и ты тоже! – рявкнул Ворон. – К тому же ты наверняка захочешь занести в Анналы, как собственными руками уничтожил больше членов Круга, чем любой из Взятых.
– Чушь! За кого вы меня принимаете? Я не охотник за головами, а простой лекарь. Анналы и сражения – обстоятельства побочные и случайные.
– И этого человека Капитану пришлось вытаскивать из драки, когда мы шли через Ветреный край, – сказал Ворон.
Глаза у него были прищурены, на щеках поигрывали желваки. Он тоже не хотел идти и вымещал свое недовольство, подзуживая меня.
– Упираться бессмысленно, Костоправ, – добавил Душелов детским голосом. – Тебя выбрала Госпожа. – Он добавил, пытаясь смягчить мое разочарование: – Она щедро вознаграждает тех, кто угождает ей. А к тебе Госпожа благосклонна.
Я проклял себя за прежний романтизм. Тот Костоправ, что прибыл на север и по уши увяз в фантазиях о таинственной Госпоже, был совсем другим человеком – абсолютно невежественным сопляком.
Вот-вот. Иногда приходится лгать самому себе, лишь бы остаться в живых.
– На этот раз мы будем не одни, Костоправ, – подбодрил меня Душелов. – Нам помогут Висельник, Меняющий и Зовущая Бурю.
– Выходит, нужна целая команда, чтобы пришить одного бандита? – кисло заметил я.
Конечно же, Душелов не заглотил приманку.
– Ковер там, – указал он. – Берите свое оружие и идите.
И ушел.
Я сорвал злость на ни в чем не повинных помощниках. Наконец, когда Одноглазый уже был готов взбелениться, Ворон негромко произнес:
– Не будь козлом, Костоправ. Раз нам поручили это сделать, пойдем и сделаем.
Я извинился перед всеми и направился к поджидающему нас Душелову.
– Залезайте, – указал он на ковер.
Мы с Вороном уселись, как в прошлый раз. Взятый вручил нам по куску веревки:
– Не обещаю увеселительной прогулки. Привяжитесь покрепче, не хочу, чтобы вы свалились. И держите наготове нож, чтобы быстро разрезать веревки, когда прилетим.
Если честно, перспектива нового полета обрадовала меня, потому что воспоминания о предыдущем наполняли душу радостью и очарованием. В небесах, где царят орлы и дует прохладный ветер, я испытал восхитительное чувство свободы.
Даже Душелов привязался. Скверный знак.
– Готовы?
Не дожидаясь нашего ответа, он забормотал. Ковер мягко покачнулся и воспарил – легкий, словно перышко на ветру.
Мы поднялись над верхушками деревьев. Рама, на которую был натянут ковер, резко поддала мне снизу. Желудок провалился к пяткам, в ушах засвистел ветер. Шляпу сдуло, я не успел ее поймать. Ковер опасно накренился, и я, невольно разинув рот, уставился на быстро удаляющуюся землю. В меня вцепился Ворон. Не будь мы оба привязаны, лететь бы нам сейчас кувырком вниз.
Мы промчались над каньонами, похожими сверху на безумный лабиринт. Мятежники напоминали армию муравьев на марше.
Я оглядел небосвод – с высоты зрелище оказалось восхитительным. Орлов не увидел, только стервятников. Ковер пронесся сквозь одну из стай, рассеяв ее.
Откуда-то поднялся второй ковер, пролетел рядом, затем лег на параллельный курс в отдалении, превратившись в точку. На нем я увидел Висельника и двух тяжеловооруженных имперских солдат.
– А где Зовущая? – спросил я.
Душелов вытянул руку. Я напряг глаза и рассмотрел в голубом небе над пустыней еще одну точку.
Мы летели так долго, что я уже засомневался: а произойдет ли вообще что-нибудь? Наблюдать за мятежниками мне вскоре опротивело. Они добились слишком больших успехов.
– Приготовиться, – бросил через плечо Душелов.
Я вцепился в веревки, ожидая нового испытания нервов на прочность.
– Держись!
Внезапно рама подо мной словно провалилась. Мы камнем полетели вниз, вниз, вниз… Свист раздираемого воздуха превратился в вой. Земля вращалась, дергалась и неслась навстречу. Далекие пятнышки – Висельник и Зовущая – не отставали и постепенно увеличивались. Мы двигались с трех сторон к одной точке.
Мы снизились до перевала, где наши братья напряженно бились, преградив путь многочисленным врагам. Потом опустились еще ниже, но уже полого – и понеслись, отчаянно лавируя, между изъеденными ветром башнями из песчаника. До некоторых из них я смог бы при желании даже дотронуться.
Впереди показался небольшой луг. Ковер резко сбросил скорость, затем повис.
– Он здесь, – прошептал Душелов.
Мы скользнули вперед еще на пару ярдов и чуть-чуть приподнялись, чтобы выглянуть из-за столба песчаника.
Некогда зеленый луг был весь перепахан сапогами и копытами. Мы увидели десяток фургонов и возниц возле них. Душелов негромко выругался.
Из промежутка между каменными столбами левее нас что-то вылетело. Бабах! Полыхнуло, каньон содрогнулся от грохота, фонтаном брызнули ошметки дерна. Люди закричали, забегали, стали хвататься за оружие.
В воздухе снова что-то мелькнуло, но уже с другой стороны. Не знаю, что предпринял Висельник, но мятежники задыхались, хватались за горло.
Один из них, очень крупный мужчина, сумел стряхнуть магическое наваждение и, спотыкаясь, направился к огромной черной лошади, привязанной к шесту в дальнем конце луга. Душелов быстро послал ковер вперед. Рама ударилась о землю.
– Слезайте! – рявкнул он и выхватил меч.
Мы с Вороном перерезали веревки, слезли с ковра и на ослабевших с непривычки ногах последовали за Душеловом. Тот набросился на задыхающихся фургонщиков и принялся рубить направо и налево. Мы тоже внесли свой вклад в эту бойню, хотя и с меньшим энтузиазмом.
– А какого дьявола вы тут торчали?! – рычал Душелов на свои жертвы. – Я рассчитывал застать его одного.
Два других ковра опустились ближе к убегающему человеку. Взятые и их помощники погнались за ним на подгибающихся после долгого сидения ногах. Мужчина вскочил на лошадь и рассек удерживающую ее веревку резким ударом меча. Я смотрел на него не отрываясь – вот уж не ожидал, что Твердец окажется таким страшилой. Его физиономия была ничуть не менее уродливее той, что появилась во время драчки Гоблина с Одноглазым.
– Вперед! – гаркнул Душелов, зарубив последнего фургонщика, и бросился к Твердецу.
Мы бежали следом, и я недоумевал, почему у меня не хватило благоразумия остаться на месте.
Генерал мятежников уже не убегал. Свалив одного из имперцев, который опередил всех нас, он расхохотался и проревел что-то непонятное. Воздух затрещал, наполнившись концентрированной магией.
Вокруг Взятых вспыхнул фиолетовый свет, даже более яркий, чем тот, что окутал ночью Душелова. Все трое застыли. Мощное оказалось колдовство – усилия Взятых целиком ушли на сопротивление. Тем временем Твердец обратил свое внимание на нас.
Второй имперский солдат подобрался к нему вплотную. Огромный меч Твердеца обрушился на него, точно молот. Солдат прикрылся клинком, но не удержался на ногах. Твердец пришпорил лошадь, чтобы его растоптать, но та аккуратно переступила через лежащего солдата. Генерал бросил взгляд на Взятых, смачно обругал неторопливое животное и плашмя шлепнул его мечом.
Но лошадь и после этого не пожелала двигаться быстрее. Твердец яростно врезал ей по шее и взвыл – рука словно приклеилась к гриве. Крик ярости сменился криком отчаяния. Он попытался заколоть лошадь, но не смог даже порезать ей шкуру, и тогда метнул оружие во Взятых. Окутывающее их фиолетовое свечение уже начало бледнеть.
Ворона отделяли от Твердеца всего два шага, а я отставал от товарища на три. Столь же близко, но с другой стороны, находились солдаты, прилетевшие с Зовущей.
Ворон взмахнул мечом и нанес сильный режущий удар снизу вверх. Кончик клинка чиркнул по животу Твердеца и… отскочил. Кольчуга? Огромный кулак с размаху припечатался к виску Ворона. Тот зашатался, отступил на шаг и мешком осел на землю.
Не задумываясь, я рубанул Твердеца по руке. Мы оба завопили, когда сталь рассекла кость и брызнул красный фонтан.
Я склонился над Вороном, но тут же обернулся. Солдаты Зовущей крошили Твердеца в капусту. Его рот был распахнут, иссеченное шрамами лицо искажено – он упрямо игнорировал боль, одновременно пытаясь спастись при помощи магии. Взятые пока выбыли из игры, и его противниками стали три обычных человека. Но сейчас все это не имело значения.
Мой взгляд неудержимо притягивала лошадь Твердеца. Животное таяло… Нет, не таяло. Оно менялось.
Я хихикнул. Великий генерал мятежников сидел на спине Меняющего.
Мой смех превратился в безумный хохот.
Этот недолгий припадок не позволил мне поучаствовать в добивании Твердеца. Два солдата Зовущей разрубили его на куски, пока Меняющий не давал ему вырваться. Твердец испустил дух намного раньше, чем мне удалось успокоиться.
Висельник тоже пропустил развлечение. Ему было не до того, потому что из его черепа торчал брошенный Твердецом меч. К умирающему уже направлялись Душелов и Зовущая.
Меняющий к тому времени завершил превращение в огромное, лоснящееся, вонючее, жирное и голое существо, которое, хотя и стояло на задних ногах, почему-то меньше напоминало человека, чем недавно изображаемое Взятым животное. Он пнул останки Твердеца и радостно квакнул, словно его смертельный трюк был лучшей шуткой века.
И тут он заметил Висельника. Жирная туша содрогнулась, и Меняющий заторопился к другим Взятым, с пеной у рта изрыгая что-то неразборчивое.
Висельник вырвал меч из своего черепа и попытался заговорить, но безуспешно. Зовущая и Душелов даже пальцем не шевельнули, чтобы ему помочь.
Я опустился на колени и проверил у Ворона пульс, потом взглянул на Зовущую. Какая же она крошечная – не выше ребенка. И как в такой маленькой оболочке умещается столько злобы?
Меняющий побрел по лужайке, на его поникших плечах под слоем жира гневно бугрились мускулы. Подойдя вплотную к Душелову и Зовущей, остановился и обшарил их лица напряженным взглядом. Не было произнесено ни единого слова, но судьба Висельника, кажется, была решена. Меняющий хотел ему помочь. Остальные – нет.
Загадка. Меняющий – союзник Душелова. В чем причина этого внезапного конфликта? Откуда это смелое пренебрежение гневом Госпожи? Она не обрадуется, если Висельник умрет.
Когда я коснулся артерии на шее Ворона, пульс был неровным, но постепенно наполнялся. Я облегченно вздохнул.
Солдаты Зовущей подошли к Взятым, поглядывая на широченную спину Меняющего.
Душелов и Зовущая переглянулись. Женщина кивнула. Душелов завертелся волчком. Прорези на его маске вспыхнули красным цветом лавы.
И внезапно Душелов исчез. Там, где он только что находился, появилось облако мрака высотой десять футов и шириной двенадцать, черное, как нутро угольного мешка, и плотнее самого густого тумана. Облако метнулось вперед проворней гадюки. Послышался удивленный мышиный писк, и наступила зловещая долгая тишина. После рева и лязга она показалась мне смертельно многозначительной.
Я яростно потряс Ворона, но он не очнулся.
Меняющий и Зовущая стояли возле Висельника, пристально глядя на меня. Хотелось завопить, убежать, зарыться в землю. Я внезапно стал волшебником, способным прочитать их мысли. Я слишком много знал.
Я застыл от ужаса.
Угольно-черное облако исчезло так же быстро, как и возникло. Душелов стоял между солдатами. Оба падали с величественной неторопливостью срубленной вековой сосны.
Я принялся лупить Ворона. Он застонал, приподнял веки, и я заметил расширенные зрачки. Сотрясение. Проклятье!
Душелов взглянул на своих единомышленников и сообщников, потом медленно повернулся ко мне.
Трое Взятых приблизились. За их спинами умирал Висельник, причем делал это весьма шумно. Но я его не слышал. Я встал на непослушные ноги и посмотрел в лицо своей судьбе.
«Мне не положено так по-дурацки погибнуть, – подумал я. – Это неправильно…»
Все трое стояли и смотрели на меня.
А я смотрел на них. Ничего другого мне не оставалось.
Костоправ, ты храбрец. У тебя, по крайней мере, хватило духу взглянуть смерти в глаза.
– Ты ведь ничего не видел, верно? – негромко спросил Душелов.
У меня по хребту пробежались холодные ящерицы. Это был голос одного из мертвых солдат, рубивших Твердеца.
Я покачал головой.
– Ты был слишком занят, сражаясь с Твердецом, а потом занимался Вороном.
Я слабо кивнул. Колени превратились в студень, иначе я рванул бы прочь без оглядки, хоть это и было бы несусветной глупостью.
– Уложи Ворона на ковер Зовущей, – велел Душелов.
Ругая и упрашивая, я помог Ворону встать и добраться до ковра. Он совершенно не понимал, где находится и что делает, но не препятствовал мне.
Я встревожился. На Вороне не было видно ран, но вел он себя очень странно.
– Отвезите его сразу в мой госпиталь, – сказал я Зовущей.
Я не осмелился посмотреть Взятой в глаза и не смог придать словам нужную твердость, поэтому они прозвучали как мольба.
Душелов поманил меня к своему ковру. Я поплелся с энтузиазмом барана, приближающегося к мяснику. Откуда мне знать, вдруг он играет со мной. Если упаду с ковра, это избавит Взятого от малейших сомнений в моем умении держать язык за зубами.
Он подошел к ковру вслед за мной, бросил на него свой окровавленный меч и уселся. Ковер поднялся и медленно полетел к Лестнице.
Я оглянулся на неподвижно лежащие внизу тела, снедаемый стыдом. Вышло так несправедливо… но разве от меня что-нибудь зависело?
Нечто золотистое, напоминающее светлую туманность в полночном небе, шевельнулось в тени, отбрасываемой одной из каменных башен.
У меня едва не остановилось сердце.
Капитан заманил обезглавленную и деморализованную армию мятежников в ловушку. Началась мясорубка, и лишь малая численность и крайняя измотанность Отряда не позволила сбросить противника с перевала. Расхоложенность Взятых тоже не стала для нас подспорьем. Один свежий батальон или магический трюк принес бы нам в тот день победу.
Я ухаживал за Вороном по пути на юг, уложив его в последний фургон. Он будет приходить в себя еще несколько дней. Само собой, на меня легли заботы и о Душечке, но я не жаловался – один ее вид прекрасно разгонял тоску очередного отступления.
Быть может, именно этим она вознаграждала Ворона за его великодушие.
– Это наш последний отход, – пообещал Капитан.
От него-то не услышишь слова «отступление», но ведь он не штабная крыса, у которой хватает наглости говорить про «наступление в обратном направлении» или «перегруппировку в тылу». Правда, Капитан не упомянул и того факта, что любой следующий отход произойдет уже после конца войны. Дата падения Чар станет датой смерти империи Госпожи. И она же, по всей вероятности, станет финальной датой в Анналах, подведя черту под историей Отряда.
«Покойся в мире, последнее из солдатских братств. Ты было для меня домом и семьей».
Теперь до нас дошли новости, которые высокое начальство придерживало, пока мы сражались на Лестнице Слез. Несколько армий мятежников наступают с севера, продвигаясь чуть западнее нашего маршрута. Перечень захваченных городов оказался удручающе длинным даже со скидкой на допущенные гонцами преувеличения. Потерпевшие поражение солдаты всегда чрезмерно восхваляют силу противника, это убаюкивает их самолюбие, заподозрившее собственную ущербность.
Шагая рядом с Эльмо вниз по длинному и пологому южному склону перевала, в сторону плодородных земель севернее Чар, я сказал:
– Если когда-нибудь увидишь, что поблизости нет Взятых, попробуй намекнуть Капитану, что было бы очень мудро понемногу разделить понятия «Отряд» и «Душелов».
Он посмотрел как-то странно. С недавних пор многие старые товарищи поглядывали на меня именно так. После смерти Твердеца я стал раздражителен, мрачен и неразговорчив. Впрочем, я и в лучшие времена не считался душой веселой компании. А сейчас на сердце скребли кошки. Я даже отказал себе в привычном удовольствии, почти перестал вести Анналы из боязни, что Душелов каким-то образом узнает о написанном.
– И вообще, было бы лучше, если бы столь тесной связи никогда и не было, – добавил я.
– Но что же там произошло?
Все в Отряде знали только голые факты: Твердец убит, Висельник тоже, из солдат уцелели только я и Ворон. Но каждого мучила неутолимая жажда подробностей.
– Я ничего не могу рассказать. Но все же передай ему мои слова. Когда рядом не будет Взятых.
Эльмо поразмыслил и сделал правильный вывод:
– Хорошо, Костоправ, скажу. Побереги себя.
Обязательно поберегу. Если позволит судьба.
В тот же день мы получили известия о новых победах на востоке. Опорные пункты мятежников уничтожались один за другим, их как перышки сметала продвигающаяся имперская армия.
И в этот же день мы узнали, что все четыре северные и западные армии мятежников остановились для отдыха и пополнения. Они готовились к наступлению на Чары, и уже ничто не стояло между ними и Башней. Ничто, кроме Черного Отряда и прибившихся к нему солдат, успевших познать горечь поражений.
По небу ползла крупная комета – зловещий символ всех наших неудач.
Конец был близок.
А пока мы отступали, и уже близилась последняя встреча с судьбой.
Я должен описать еще одно событие, связанное со смертью Твердеца. Когда мы находились в трех днях пути к северу от Башни, я увидел сон наподобие того, что измучил меня на вершине перевала. И золотистое существо из сна, который мог быть вовсе и не сном, пообещало: «Моему Верному нечего опасаться». Мне вновь позволили на мгновение увидеть лицо столь прекрасное, что захватывало дух. Потом оно исчезло, и вернулся страх – такой же сильный, как и прежде.
Проходили дни. Оставались за спиной мили. Над горизонтом показалась уродливая громада Башни. А на ночном небе все ярче разгоралась комета.
