Трудно определить время, которое прошло между этим видением и тем ужасом, что последовал после.
Я почувствовал, как по моим ногам потекло что-то тёплое. Я обмочился. Ещё до конца не осознав свою участь, я повернулся к бармену и увидел, как ублюдок ехидно скалится. Нет, он не улыбался, он скалился. Я ждал поддержки, а получил удар в спину от того, кого считал хорошим парнем.
Всё могло закончиться иначе.
Но мой инстинкт самосохранения оказался гораздо сильнее, чем я мог себе представить, потому успел вовремя.
С протяжным скрипом распахнулась дверь. В бар под шум дождя и завывание ветра, под раскаты грома и сверкание молнии медленно вошёл он. Дверь тут же закрылась, и вот уже размеренные удары копыт по доскам заглушили все предыдущие звуки.
Тук…
Где-то на заднем плане играла музыка.
Тук…
Сердце бешено колотилось, а мой рот жадно хватал воздух.
Тук…
Чёрные как смоль, мускулистые ноги, более всего походившие на бычьи, медленно, но верно несли чёрта ко мне.
Тук…
С каждым новым, неторопливым шагом доски прогибались под тяжестью громадного урода, несущего смерть.
Я обмочился второй раз и едва не испражнился, видя это существо перед собой.
Наконец я нашёл в себе силы и заорал. Мой собственный крик стал вторым по своему ужасу, что приходилось слышать в жизни. Вытянутое свиное рыло, бешеные красные глаза и мохнатые руки с длиннющими когтями устремились ко мне. Два метра, один… И вот он делает рывок, чтобы напасть! Я отскочил вовремя. Обоссанный не обоссанный, но всё же сумел сориентироваться. Чёрт ударился о барную стойку, громко прорычав. Я до сих пор не могу понять, как тогда устоял на ногах. Помню, как предательски подкосились колени, помню, как почувствовал, что волосы на голове встали дыбом. И ещё помню поганую рожу бармена, который ухмылялся во весь рот, но при этом тоже боялся. Ему страшно, я видел. Страх в его глазах был столь же очевиден, как и то, что я наконец обосрался. Я просто не выдержал, не знаю, как это произошло, но, видимо, некоторые рефлексы нам неподвластны.
Чёрт всё понял. Он опять не торопился. Теперь он наслаждался моим страхом, питался им и знал, что ему не надо заставать меня врасплох, чтобы расправиться. Некоторые черты морды стёрлись из памяти, однако я помню вытянутый свиной пятак на его рыле, клыки, вылезавшие из пасти остриём вверх. Но больше всего мне запомнились рога – два жутких, загнутых отростка, торчащие изо лба, оттенком напоминавшие ороговевшую человеческую кожу. Из пасти существа сочились слюни жёлтого цвета, ядовитого, словно желчь, которую выблёвывают при сильном отравлении.
Мне бы тогда убежать, но я не смог. Мне бы тогда смириться с неизбежной смертью, но почему-то не получилось.
Чёрт шёл на меня, и каждый стук его копыт эхом раздавался по пустому бару, волей случая ставшему ареной для нашей битвы. Бесов отпрыск не учёл одного: я не хотел сдаваться. Вернее, я сам не понимал, что не хочу этого. А потому, обоссанный, с дерьмом в штанах и поседевший (я знал, что поседел, но будь проклят, если понимаю откуда), я ударил его. Я врезал чёрту в пятак и почувствовал, что он был довольно мягким, прямо как у свиньи. Чёрт взвыл, завизжал, будто поросёнок, и яростно ударил в ответ. Его длинные грязные когти прошлись мне по груди, разорвав футболку и обнажив крест.
Чёрт усмехнулся, увидев распятие, потом зарычал.
Я отскочил в сторону, почувствовав жгучую боль. Идиотская мысль пронеслась у меня в голове: «А что если он своим грязнущими когтями занесёт мне какую-нибудь заразу?» Абсурдная мысль, точь-в-точь как и вся ситуация.
В панике я схватил стул и, замахнувшись, ударил бесово отродье. На этот раз он словно ничего не почувствовал. Тогда я замахнулся и ударил вновь, целясь в мерзкую рожу. Одна из ножек попала по пятаку, и мохнатый урод опять завизжал, как резаная свинья. В тот миг я понял, где его слабое место. Разгневанный чёрт ринулся на меня и схватил за волосы. Он вцепился в мою растительность мёртвой хваткой, и кажется, теперь, как свинья, завизжал я. По моему лицу стекала отвратительная слизь, запах которой мне не забыть никогда. Видимо, она служила неким клеем, благодаря которому волосы на моей голове тут же прилипли к его лапе.
Мне удалось вырваться и отбежать в сторону, при этом я почувствовал ужасную боль в голове. Взглянув на противника, я увидел, как он держит в своей мохнатой шестипалой конечности прядь моих волос с кусками кожи и ухмыляется. Оскал хищника, добравшегося до своей жертвы. Но не только.
Это было подобие улыбки. Жуткой и неповторимой улыбки из самого Ада.
Чёрт поднял лапу, и мне открылись выпирающие на ней вены. Между пальцами располагались небольшие полупрозрачные перепонки, и только от этого зрелища хотелось блевать. С жадностью вампира, сосущего кровь жертвы, чёрт закинул волосы в пасть и облизнул ладонь. Я видел, как он пережёвывает их, как желчь стекает по мохнатому подбородку и где-то там, вместе с ней, кусочки кожи с моей головы. Чавкающий звук раздавался по бару, а на заднем плане слышались рвотные позывы хозяина заведения. Я и сам хотел блевануть, но не смог. К этому моменту я высрал в штаны всё, что было в кишечнике.
Мгновением позже адреналин заставил меня сопротивляться дальше, воспротивиться, казалось бы, уже неминуемой участи. Я прыгнул к барной стойке, избежав попытки захвата противником. Мне удалось проскочить мимо и зацепить нож, лежавший там. Иван, ещё не успев до конца отойти от рвоты и увидев, что мне удалось вооружиться, удивлённо отошёл, очевидно, чувствуя себя виноватым. Ему было явно хреново, и осознание этого придало мне сил.
Отстранившись от бармена и мохнатого монстра, я принял защитную стойку и приготовился к нападению. Сердце бешено колотилось в груди, дыхание сбилось, и я ощутил небывалую усталость, несмотря на адреналин, который придавал мне силы всего лишь пару мгновений назад. Казалось, какая-то часть моей энергии куда-то испарилась. Свободной рукой я рефлекторно потрогал голову, лишившуюся части волос и кожи.
Во мне вспыхнула ярость. Как с таким видом мне теперь выкладывать видео?
Идиотские мысли закоренелого блогера.
Чёрт вновь ухмыльнулся, обнажив гнилые, но острые зубы. Я увидел, как моя рука трясётся, я снова содрогался от страха. В любой момент нож мог выпасть из руки, промедление грозило мне смертью или чем-то похуже. Я вновь предпринял попытку нападения, кинулся вперёд, замахнувшись на нечистого. В этот миг жгучая боль охватила висок: бармен кинул стакан, и тот угодил в мою и без того больную голову. Осколки стекла порезали лицо и рассыпались по полу. Воспользовавшись моментом, чёрт замахнулся и ударил меня по уху. Я потерял ориентацию, ослабил хватку, и нож отлетел в неизвестном направлении. Существо вновь схватило меня за волосы, потянуло к себе. Зная, что в таком положении я не смогу сопротивляться, он приблизил своё мерзкое рыло вплотную к моему лицу и посмотрел в глаза. В отражении красных зрачков я увидел себя – запуганного и смиренного. Стало противно. В тот момент я сам себе показался таким ничтожным, низким…
Кроме всего прочего, я почувствовал жуткий смрад. От чёрта разило словно от грязной псины. Он перестал церемониться, и когда очередной клок волос был вырван у меня из головы, я подумал, что потеряю сознание.
И всё же не потерял.
На глаза навернулись слёзы боли, это было невыносимо. Я упал и покатился по полу, голову словно обожгло кислотой, я кричал, не в силах сдержать ярость, в надежде, что меня кто-то услышит. Всё тщетно.
В руки впились осколки разбитого стакана, но я даже не почувствовал этого. Я видел, что происходило, но мозг воспринимал лишь боль на голове от выдранных волос. Чёрт же навис надо мной. Он восхищался своим превосходством и с небывалым аппетитом жевал очередную порцию моих волос, хрюкая, чавкая и рыгая. Его слюни капали на меня сверху, и когда мне удалось хоть как-то сориентироваться, я разглядел нечто нереально жуткое: его член.
Эта штуковина, один в один походившая на человеческую, хоть и не была огромной, но она стояла.
Кем бы ни был этот мохнатый выродок, он был возбуждён. Его явно заводило моё беспомощное положение и стоны боли, что я издавал. Но хуже всего, что там, под мужскими причиндалами, находилось ещё нечто шокирующее. Я до сих пор не уверен на сто процентов, но это не могло быть ничем иным, как заросшим грубой чёрной щетиной, самым настоящим влагалищем. «Господь милостивый», – подумал я. Проклятье! Об этом в детских сказках ничего не писали. И даже Гоголь, мать его за душу, ничего подобного нам не рассказал, а он был ещё тот знаток подобных персонажей. Чёрт, посланник разве что самого Дьявола оказался гермафродитом. ГЕР-МА-ФРО-ДИТ из самого Ада – такого ни в одном фильме ужасов не увидишь!
Я был просто-напросто парализован увиденным. Меня добило то, что предстало прямо предо мною, точнее, надо мною. Казалось, всё кончено.
Казалось, но…
На самом деле меня спас бармен.
Он сделал это неосознанно, но мне, если честно, плевать. Сквозь собственные стоны, пытаясь закрыть глаза, чтобы не видеть всего того, что уже увидел, я услышал смех, человеческий и ехидный – смех труса. Прихвостень не просто смеялся, он насмехался надо мной, над моей беззащитностью, и вот тогда-то я прозрел. Я открыл глаза и, повертев головой по сторонам, обнаружил рядом с собой нож, который располагался за углом барной стойки, и ни чёрт, ни бармен заметить его не могли. Первый был занят трапезой, второй стоял на безопасном расстоянии, и никто из них не рассчитывал на то, что я сделаю дальше.
Я протянул руку и, едва уцепившись за ручку ножа, снова взвыл от боли. Чёрт схватил меня за волосы и начал поднимать. Я понял, что это конец. Если бы я тогда не сделал то, что сделал, мне бы однозначно пришла крышка.
Но я нашёл в себе силы и, как только хватка чёрта, уверенного в своей победе, ослабла, как только он подумал, что не встретит сопротивления, я резко вывернулся, одной рукой ухватился за рог, а второй воткнул лезвие ножа чёрту в нос.
Мерзкая тварь взвыла от боли. В ужасных конвульсиях он кинулся в сторону, и грохот копыт вперемешку с падающими стульями заглушил даже раскаты грома на улице. Упырь метался из стороны в сторону, держась за окровавленный пятак, и истекал жуткой чёрной слизью, очевидно, заменявшей ему кровь. Хвост метался вслед за своим хозяином, сбивая всё на своём пути.
Я ликовал!
В это время бармен отпрянул и, зажавшись в углу, с ужасом наблюдал за происходящим в его заведении. Видимо, бесовой шестёрке впервые пришлось видеть подобное.
Оставался последний шанс. Мне нужно было либо его добивать, либо бросаться наутёк. Я выбрал последнее, о чём теперь в какой-то степени жалею.
Едва перебирая ногами, спотыкаясь и хватаясь за всё, что попадалось под руку, я побежал к выходу. В то время я представлял собой кусок мяса, набитый невероятным сочетанием чувств – до смерти напуганный, озлобленный, но при этом расстроенный наличием в штанах собственного дерьма. Последнее было совершенно неуместно в сложившихся обстоятельствах, но именно такими мне запомнились ощущения при побеге.
Я помню, как бились стёкла бара позади меня, помню, как погас фонарь, что итак светил очень слабо, и я помню, как, несмотря на нечеловеческую усталость, я продолжал бежать.
Я продвигался в направлении центра посёлка без оглядки и превозмогая боль. Да, она была адской, может, как у самого Иисуса на Голгофе, но я отставил её на второй план. Моё подсознание определило цель: выжить, несмотря ни на что. Дождь всё так же лил как из ведра, и это последнее, что я запомнил. Дальше из памяти всё стёрлось, и как бы я ни старался, мне не удаётся вспомнить, что произошло после.
В сознание я пришёл уже здесь – в психиатрической больнице в нескольких десятках километров от Пензы.
Когда открыл глаза, я не мог поверить в происходящее. Ощущение, словно мне приснился кошмарный сон, вот только почему я проснулся в таком странном месте и скованный, оставалось неясным. Однако мне было тепло и сухо, стены вокруг, окрашенные в светлые тона и обитые мягкой тканью, действовали невероятным образом. Они почему-то успокаивали, а может, успокаивали уколы, которыми меня пичкали, как только я приходил в сознание.
Не имеет смысла пересказывать всё, поэтому расскажу лишь о самом главном.
Как вы поняли, мне удалось выжить, но меня упекли в психушку. По словам медиков, три недели я бился в истериках и вёл себя агрессивно, кидаясь на всех, кто пытался ко мне приблизиться. Меня подсадили на сильные препараты и уложили в мягкую палату, как они называли эти шикарные апартаменты. Все мои попытки рассказать что-либо заканчивались безуспешно. Никто меня не хотел слушать или не понимал, а может, и то и другое. Я долго не мог понять, в чём дело, пока не увидел тех, кто столкнулся с чёртом до меня.
Олег Скворцов пропустил одну очень немаловажную деталь. Оказалось, что пока в Агафоново, а позже уже в Степаново пропадали молодые люди, в ближайшей психиатрической лечебнице появлялись новые обитатели. Все как один престарелые шизофреники, не разговаривающие членораздельно, несущие несусветную чушь. И ещё нечто, что почему-то оставалось без внимания медперсонала: все старики, будь то мужчины или женщины, как на подбор облысевшие, с редкими клоками растительности на голове. Волосы их больше не росли.