Глеб Лютаев
Почти не преступление, но наказание

2

Первое впечатление о цыганах оставило в памяти Артёма не то чтобы неизгладимый след, скорее, чётко высеченную глубокую борозду, загладить края которой не смогли даже десятки лет, прошедшие с того времени.

Тот случай вылетел из головы, но стоило лишь мельком увидеть до боли знакомые очертания цыганского наряда, как память пробудила бесконечный поток противоречивых чувств. Словно наяву Артём увидел перед собой картину тех далёких времён – чётко и ясно, как номер стоящей впереди машины. Возможно, память сыграла с ним злую шутку, а может, он просто хотел забыть произошедшее. До этого дня у него получалось.

Сколько ему тогда было? Года четыре, может, пять? Скорее четыре, иначе он вряд ли бы забыл тот кошмарный день. То было тяжёлое время для его родителей, но беззаботное для маленького мальчика, ничего не смыслящего во взрослых проблемах. Своей машины в семье не было, и в город за покупками Артём, папа и мама ездили исключительно на автобусе. Прямого транспорта из их деревни в Пензу не шло, и молодым родителям приходилось доезжать до соседнего посёлка на попутках. Уже там они пересаживались на видавший виды старенький «пазик», как правило, битком набитый народом.

Иногда папе удавалось взять служебную машину, и тогда преисполненный радости Артём ехал рядом с отцом, наблюдая окружающий и непознанный мир через лобовое стекло грузовика. Однако такое случалось редко, и в большинстве случаев семья Абрамовых всё-таки пользовалась услугами общественного транспорта.

На центральном рынке Пензы родители закупали всё то, чего не могли приобрести в своей деревне. В основном это касалось одежды и тех продуктов, которые они не имели возможности вырастить на огороде. Кроме того, для Артёма воскресный выезд в город всегда ознаменовывался покупкой каких-нибудь сладостей, и он с ностальгией вспоминал вкус тех конфет и мороженого.

Домой Абрамовы почти всегда возвращались после обеда. Артёму запомнились душное и тесное пространство автобуса, запах пота уставших от хождения по рынку людей, злобные выкрики водителя с требованием оплатить проезд, длинные гудки сигналов при продвижении «пазика» по городу. Но больше всего ему не нравился плач маленьких детей, иногда младше его самого, а иногда сверстников и даже старше. Удивительно, но Артём совсем не помнил, чтобы плакал сам. В детстве он проливал слёзы от боли, обиды или злости, но никогда не делал это из-за духоты в автобусе или усталости.

Однако в тот жаркий июльский день Артём всё же испробовал новый, ещё не изведанный вкус слёз. Это были слёзы ужаса. По сравнению с теми ощущениями страх темноты, бабайка под кроватью, которым пугала бабушка, и даже укол в палец при взятии крови казались ерундой.

Нет.

То был именно ужас, что вселила в маленького Артёма ничем не примечательная цыганка – девочка, старше его самого всего на год или на два.

Кажется, в тот день семья Артёма задержалась в городе дольше обычного, и автобус, отправление которого приходилось на два часа дня, уже уехал. Родители были расстроены. Единственный выходной подходил к концу, и им наверняка хотелось хоть немного поваляться в кровати перед началом новой рабочей недели. В то время их любимым занятием был просмотр каких-то глупых телепередач или кино, иногда, даже новостей по Первому каналу. По крайней мере, родители поступали так в те дни, когда никуда не выезжали.

Маме пришлось купить пирожков и лимонада, чтобы перекусить самой, накормить папу и Артёма. Лимонад ему не дали, зато щедро напоили ребёнка соком.

На станции Пенза-1, откуда выезжал их автобус, маленький мальчик уже бывал. Но впервые за всё это время ему пришлось наблюдать за необычной и странной группой людей. Эту шайку составляли две черноволосые женщины в цветастых платках, облепленные со всех сторон чумазыми детьми. Все они обхаживали людей на остановке, а ребятня кроме того оббегала территорию вокруг и донимала прохожих. И женщин, и детей объединяло одно непонятное действие: подходя к людям, они протягивали руку и с жалостливым видом что-то тихо просили у них. Значение этого жеста Артём тогда не понял, как не понимал в принципе поведение цыган (про их национальность мальчик узнал несколько позже) в тот день. Кроме того, реакция прохожих тоже представляла собой загадку. Одни строили брезгливые гримасы, другие шарахались от этих странных ребят, как от какой-то заразы.

Артёму наряды цыган напомнили один из утренников в детском саду, где на девочках были пышные платья с подобной расцветкой.

Поначалу мальчик был заворожен всей этой процессией и с любопытством наблюдал за происходящим, но когда одна из цыганок подошла к нему и заговорила, он несколько растерялся. Девочка быстро и невнятно тараторила, и Артём, не понимая практически ни слова, впал в ступор. Цыганка неугомонно продолжала что-то там лепетать, а он так и стоял, замерев, не в силах ни пошевелиться, ни заговорить. Такое случилось с Артёмом впервые за его короткую жизнь. Никогда прежде он не был так скован и растерян, даже в первый день его пребывания в детском саду.

Большие карие глаза девочки смотрели прямо на него не мигая. Пухлые губки двигались в такт громкой речи, суть которой Артём пропускал мимо ушей. Девочка показалась ему очень красивой, но красота её была какой-то загадочной, будто волшебной. Он навсегда запомнил, как не мог оторвать глаз от чарующего взгляда цыганки. На тот момент девочка была самой красивой из всех, кого ему доводилось видеть. И даже Света, с которой мальчик ходил в детский сад, заметно уступала этой смуглой красавице, хотя ещё пару мгновений назад Артём не мог себе представить никого красивей его детсадовской подруги.

Кто-то потрепал Артёма за плечи. Придя в себя, он услышал, как отец проговорил что-то грубое той девочке. Выйдя из ступора, мальчик обнаружил, как цыганка стоит рядом с ним и злобно, исподлобья смотрит на мужчину за спиной Артёма. В руках она держала новую, ещё не распечатанную машинку, которую всего секунду назад Артём держал в своих руках. Он понятия не имел, как она оказалась у девочки, но увиденное инстинктивно побудило его к действиям.

Естественно, в тяжёлые девяностые родители не имели возможности побаловать своё чадо игрушками. Денег на них почти никогда не было, что приучило Артёма ценить каждую вещь, купленную ему в подарок. А теперь, когда в кои-то веки мама выудила у отца копейку на игрушку для сына, какая-то чумазая девчонка (пусть и очень красивая) пытается забрать её. Незнакомка обманом завладела его заслуженным подарком. Впервые в жизни маленький Артём так разозлился, что не смог совладать с собой. Он кинулся к воровке. С силой сжав ей запястье, выхватил игрушку. Девочка сопротивлялась, но не особо. Видимо, слова отца всё-таки подействовали на неё. Однако унять бойкий цыганский нрав было не так-то просто. Девочка снова уставилась на Артёма своим гипнотизирующим взглядом, только теперь из карих глаз исчезло чарующее волшебство. В них вообще ничего не было, кроме дикой ненависти.

– Ш-ш-ш… – зашипела вдруг она, обнажив белые зубы.

Артём с опаской подумал, что это шипение очень схоже с маминым, когда та листала ему книгу с изображением животных и имитировала звуки, издаваемые змеями. Вот только мама делала это смешно и по-доброму. Они вместе хохотали, когда Артём дублировал эти звуки вслед за ней.

Однако когда мальчик видел перед собой шипящую незнакомку, ему было вовсе не до смеха. От звуков, издаваемых этой девочкой, Артёму становилось очень страшно, как в те моменты, когда он оказывался один в темноте. Это шипение было зловещим, не волшебным, но колдовским. Наверное, настоящие змеи издают примерно такие звуки, до смерти запугивая своих жертв. Но то, что произошло дальше, оказалось гораздо ужаснее любых шипений даже самых настоящих рептилий.

Девочка взяла ладони Артёма в свои руки и мерзким, старческим голосом сказала:

– Твои родители умрут, мальчик, – сказала она со злорадной ухмылкой. – А потом умрут те, кого ты любишь, а после умрёшь и ты. ТЫ УМРЁШЬ!

Затем она ослабила хватку, выпустила ладони Артёма и рассмеялась таким истеричным и глупым смехом, каким обычно смеются все дети, когда злорадствуют. Но что-то в этом хохоте было ещё, что-то, звучавшее совсем иначе.

Артём тут же во весь голос разревелся. Он сам не понимал, чего так сильно испугался: её, её слов или того, что представил смерть своих родителей? В слезах мальчик повернулся в поисках защиты и увидел маму, бегущую к нему от привокзального ларька. Артём хотел со всех ног рвануть к ней, упасть в её объятия и почувствовать безопасность, защиту, тепло…

Но отец задержал его.

– Стой на месте, – спокойно сказал он. – Это всего лишь глупая и злая девочка, она ничего тебе не сделает.

Однако Артёма уже нельзя было переубедить. Он ревел всё громче, и единственное, чего ему хотелось, это окунуться в объятия матери, прильнуть к ней и не отпускать, пока все эти странные дети вокруг не исчезнут. Пока не сгинут прочь женщины с чёрными волосами и весь этот кошмар не прекратится. Одна лишь мысль о смерти родителей приводила мальчика в беспамятство и побуждала вновь и вновь жалостливо всхлипывать.

Наконец мама впопыхах примчалась и прижала к себе ребёнка, время от времени кидая укоризненные реплики в сторону отца. Тот же погрозил пальцем девочке и велел ей проваливать. Маленькая цыганка даже и не думала уходить. Она продолжала пялиться на мужчину с едва видимой ехидной улыбкой на губах. Артём не хотел смотреть на неё, но ничего не мог с собой поделать, периодически кидая взгляд на девочку.

К родителям подошла черноволосая женщина. Довольно стройная и симпатичная цыганка, укрытая яркими одеждами, отдёрнула девочку, прокричав ей что-то на незнакомом языке. Папа ругался, указывая на маленькую проказницу. Слова Артём не запомнил, лишь грубый голос и эмоции отца, жестикулирующего во все стороны руками. Это тоже запомнилось хорошо, потому что так вывести из себя папу было очень сложно.

Цыганка в ответ на нравоучения мужчины только кричала, доказывая что-то в бесконечном потоке слов. Подобно отцу Артёма, она то и дело махала руками, словно пытаясь защищаться. Потом неожиданно замолчала и перевела взгляд на мальчика, начинающего кое-как успокаиваться. В отличие от девочки, глаза женщины были зелёными, яркими и маленькими. Артёму показалось, что на него глядит Баба Яга и как будто заколдовывает его, сковывает и заставляет смотреть на неё и бояться. Этот взгляд заставил его плакать снова, но уже тихо и размеренно.

Теперь, сидя в машине и вспоминая свою Кристину, умирающую и страдающую от невыносимой боли, Артём вдруг понял, что взгляд той цыганки выражал не что иное, как жалость…

3

Удивительно, но та огромная цыганская семейка в полном составе ехала с ними в автобусе. Всю дорогу, пока Абрамовы не вышли, Артём сидел на коленях отца и молча глядел в окно, стараясь не встречаться взглядами ни с кем из той компании.

Цыганам до него не было дела. Они шумели, кричали и смеялись. А на выходе из автобуса поругались с водителем, так как оплатили проезд не за всех. Артём мельком услышал, как в толпе две пожилые женщины шептались, что такое происходит постоянно.

По приезду домой отец провёл с сыном разъяснительную беседу и со свойственной ему убедительностью рассказал, почему стоит избегать цыган. По его глубокому убеждению, эти люди зарабатывали на жизнь всем, чем угодно, кроме честной работы. В большинстве своём живут они хорошо и даже богато, но при этом их дети не учатся в школе, а если кто-то и идёт в первый класс, то едва ли дотягивает до пятого.

Отец не стал объяснять, благодаря чему цыгане так хорошо живут. Этого и не требовалось. Маленькому мальчику без того сложно было воспринимать всё сказанное, но одно он уяснил для себя: цыгане очень любят завладеть чужим добром. Именно так выразился тогда папа. В пример он привёл случай на автостанции, где девочка загипнотизировала Артёма и обманом забрала его игрушку. Мальчик не совсем понял термина, но общий смысл уловил. Сложно было не поверить отцу, когда факты говорили сами за себя. С тех пор Артём проникся неким чувством страха перед цыганами и отвращением к представителям этой этнической группы. Трудно сказать, возникло это чувство благодаря проповеди отца или же из-за попытки девочки-цыганки украсть его игрушку. Но после той истории при появлении цыган на горизонте (он никогда не видел их поодиночке) Артём старался обходить их стороной.

Спустя годы отвращение пропало, но неприязнь осталась.

Вот и теперь, когда цыганка, обойдя все машины вокруг, наконец добралась до чёрного «Лексуса», Артём показательно нажал кнопку стеклоподъёмника, и окно закрылось. Он уставился вперёд, пытаясь не встречаться взглядом с назойливой гадалкой. Артём не верил ни в предсказания, ни в колдовство, но опасался гипноза, так как однажды на себе испытал его действие. А ещё он всегда верил отцу и не мог припомнить, когда тот ошибался.

Женщина не уходила.

Краем глаза Артём всё-таки поглядывал на неё и видел, как цыганка таращится на водителя сквозь боковое стекло. Но было что-то ещё. Он чувствовал на себе не просто её тяжёлый взгляд, скорее, испытывал необъяснимое чувство тревоги, словно ожидал нападения ядовитой змеи.

В конце концов не выдержав, Артём повернулся и посмотрел цыганке прямо в лицо. На миг его внутренности отозвались мелкой дрожью, желудок скрутило, и во рту появилась слюна, которую нужно было срочно проглотить, но никак не получалось. Парня настолько потрясло сильнейшее чувство дежавю, что стало страшно.

Он видел это лицо.

Да, оно стало темнее прежнего, да, теперь испещрено глубокими морщинами, а чёрные некогда волосы покрылись проседью. Но видит бог, Артём готов был поклясться, что это та самая женщина из его детства. Всё тот же узкий разрез глаз и небольшие зелёные глаза, яркому цвету которых не дали угаснуть даже минувшие годы. Эти поросячьи глазки он вряд ли мог перепутать с чьими-то ещё. Такое совпадение казалось абсурдным, необъяснимым и просто невозможным, но от этого не становилось менее реальным.

А тем временем женщина прищурилась, словно ещё пристальнее принялась рассматривать Артёма. Он тяжело сглотнул. Происходящее казалось страшным сном, но складывалось впечатление, будто и она его узнала. Узнала того самого мальчика, на которого когда-то смотрела с жалостью, игнорируя нападки стоящего рядом мужчины.

«А действительно… Ведь хуже уже не будет».

Артём проигнорировал советы отца, в мыслях извинился перед ним, но детский опыт не забыл. Он закинул в бардачок свои «Ролекс», телефон и кошелёк, а затем, опустив стекло, вновь посмотрел на женщину. Та лишь слегка улыбнулась.

– Позолоти ручку, дорогой, и узнаешь, что ждёт тебя.

«Чем чёрт не шутит, хоть как-то убью время в пробке», – подумал Артём.

– Ну ладно, цыганка, давай. Расскажи мне о том, чего я не знаю.

Он нарочно проговорил эту фразу грубым тоном, как всегда разговаривал с цыганами отец. Только вот почему-то стало немного стыдно, ведь мама учила его совсем другому. Никогда не позволяла себе подобного при общении с людьми. Пожалуй, это единственное, в чём они с отцом не сходились, при воспитании Артёма. Папа утверждал, что с ними следует вести себя так, как люди того заслуживали, а мама всегда видела в окружающих больше хорошего, чем плохого. Отец был суровый реалист, мама – мечтательница.

Казалось, цыганка не обратила на агрессию никакого внимания, лишь продолжала также стоять в надежде заполучить ладонь. Артём ещё раз мысленно попросил прощения у покойного отца и протянул руку. В то же мгновение он почувствовал тёплое прикосновение женщины, морщины на её руке и шероховатость кожи. Она жадно схватила его за запястье и бесцеремонно перевернула руку линиями жизни к себе.

– Смерть пришла в твою семью, – сказала она таким тоном, словно пыталась его напугать. – Ей осталось очень недолго, дорогой мой, гораздо меньше, чем ты думаешь.

Вновь тяжело сглотнув, Артём смог совладать с собой и сделать вид, что его не задело то, о чём цыганка каким-то образом узнала. Наверняка у него на лице написано горе, и опытная женщина смогла использовать это себе на пользу, представила всё так, словно узнала по его руке, а не по измученному и затравленному виду. Смущение постепенно сменилось злобой. Да кто она такая, чтобы таким образом пытаться заработать на его несчастье!

– И что? Думаешь, рассказала мне что-то новое? – огрызнулся Артём. – Каждый второй сможет прочесть это по моему лицу, а не по ладони. Только кто-то посочувствует, а ты, цыганское отродье, заработать хочешь на этом. Сколько тебе нужно? Сотня, две?

Отец во всём был прав.

Артём отдёрнул руку и достал из бардачка кошелёк. Вытащил тысячную купюру и кинул цыганке в лицо. В этот момент им управляло нечто, чего он никогда прежде в себе не обнаруживал. Агрессия… злоба… ненависть? Возможно. Бумажка упала на асфальт, но женщина даже не посмотрела на неё.

– На! Подавись своим предсказанием. Спасибо, что напомнила!

После этих слов Артём нажал кнопку стеклоподъёмника и ожидал увидеть поднимающееся стекло. Ему хотелось побыстрее избавиться от этого назойливого гнетущего взгляда старой цыганки.

Но стекла не было.

Артём повторил нажатие ещё несколько раз. Безуспешно. Тогда парень вновь посмотрел на цыганку. От её улыбки не осталось и следа. Теперь она лишь скорбно глядела на него.

– Забери свои деньги, мне они не нужны. Думаешь, я смотрю на твоё лицо? Я вижу гораздо больше, чем ты можешь представить, но из-за твоей злобы ничего не скажу, пока ты сам не попросишь об этом.

– Ха! – усмехнулся Артём. – Как будто ты могла мне ещё что-то рассказать. Может, ты знаешь, кто и от чего умирает?

– Твоя Кр… – цыганка замолчала, а Артём насторожился. – Твоя красавица уходит в мир, откуда не возвращаются, а вместе с ней исчезаешь и ты. Она ведь для тебя всё. Но болезнь не выбирает, не так ли? Она просто делает своё дело.

Артём почувствовал, как взмокла спина, как пальцы с остервенением вцепились в руль.

Что это? Неужели кто-то подстроил весь этот спектакль? Неужели цыганка способна угадать, что умирает его жена? Она осеклась, когда говорила. Что именно старуха хотела произнести? «Твоя Кр…» Красавица? А может, какое-то другое слово? Например, Крис!

– Откуда ты…

– Я знаю! – перебила его цыганка и, резким движением просунув руку через окно, схватила Артёма за ладонь. – Ты любишь её больше всего на свете, правда?

Артём не смог вымолвить ни слова, лишь едва кивнул головой. Вновь, как в детстве, он почувствовал тот же самый страх, ту же оторопь, когда маленькая цыганская девочка кричала ему о смерти родителей.

– На что ты готов, чтобы вернуть её себе? – теперь рот женщины вновь скривился в ухмылке. Потрескавшиеся высохшие губы были так близко к лицу Артёма, что он сморщился от мерзкого запаха из её рта. – Я спрашиваю! – властным голосом прокричала цыганка.

– Я… я… – Артём никак не мог совладать с собой и сказать хоть что-то членораздельное.

– Ну же, мальчик! Ты смирился с тем, что твоя судьба будет гнить в земле, а ты один – воспитывать трёхлетнюю дочь?

– На всё! – истерично проорал парень. – Я готов отдать что угодно, лишь бы она жила.

Слёзы готовы были выйти наружу, но Артёму не было стыдно. Станет позже, но не сейчас. Он словно исповедался, словно выговорился незнакомому человеку, хотя ничего такого, по сути, и не сказал. Его рука в ладони женщины обмякла, и парень больше не сопротивлялся её прикосновениям. В тот момент Артём был окончательно сломлен, жалок и несчастен.

– То-то же, – прошептала цыганка. – Ты вымолишь у меня прощение, и может быть, я дам тебе шанс спасти её.

Прежде, чем шокированный Артём успел что-то сказать или хотя бы подумать, женщина ушла, исчезла в бесконечном потоке машин, наполнявших проезжую часть. Парень потерялся во времени и отошёл от шока лишь тогда, когда гул клаксонов вокруг стал невыносимо громким. Он огляделся и увидел, что стекло на водительской двери поднято, цыганки нигде нет, а автомобили перед ним продвинулись далеко вперёд. Отовсюду слышались матерные выкрики в его сторону, и Артём неосознанно тронулся с места, забыв о том, куда вообще ехал.

Не обратив внимания на свет светофора, он проскочил нужный поворот и вообще отмёл мысль ехать в ЦУМ. Нужно было подумать, а лучшего и ближайшего места, чем парк Белинского, парень в тот день вспомнить не смог.

Когда Артём парковался и забирал вещи из бардачка, он обнаружил там тысячную купюру, которую, он был готов поклясться, цыганка не поднимала с асфальта и уж тем более не могла положить в машину.