Виталий Гладкий
Талер чернокнижника
Глава 20
Когда ситуация прижимает человека, что называется, к стенке, и перед его мысленным взором уже маячит отделение солдат со стволами, нацеленными ему в грудь, он сразу же сбрасывает с себя тонкую скорлупу цивилизованности и начинает драться за свою жизнь всеми подручными средствами – ногтями, зубами, кулаками, увесистой дубиной…
Так случилось и со мной. Первый испуг прошел, и где-то в глубине моей души начал просыпаться питекантроп. Нет, не питекантроп; скорее, средневековый типаж. Я вдруг уверовал во всяческую чертовщину, в колдовство и даже переселение душ.
А что мне оставалось делать?
Слишком много необъяснимых происшествий, с точки зрения нормальной логики, случилось за очень короткий период. И почти все – с мои участием.
Назойливый нищий, чокнутый «лозоходец», любитель лодочных прогулок с физиономией, исполосованной шрамами, и уродливый убийца-фантом нанизывались на нить времени как бусины одного ожерелья. Что все это значит?
Я теперь почему-то был совершенно уверен, что все убийства – дело рук этих монстров. Эта уверенность снизошла на меня как озарение, хотя в деле я видел лишь убийцу Альфреда.
От этих мрачных мыслей меня начало трясти. Я прошел на кухню, достал из холодильника бутылку водки, налил полный стакан и выпил его одним духом, словно это была не сорокоградусная, а слабенькой сухое винцо.
Занюхав водочный дух хлебной коркой – мне кусок в горло не лез – я прошел в кабинет и начал поочередно открывать все ящички и дверки дубового секретера-монстра. Мысль, которая пробила меня, когда по жилам пробежала горячая спиртовая волна, показалась мне очень даже толковой.
Я искал оберег, который подарил мне дед незадолго до своей кончины. Это была совершенно нелепая вещица на гайтане, сплетенном из разноцветных шелковых нитей. Она представляла собой бесформенную серебряную пластинку с какими каббалистическими знаками, в которую были впаяны девять маленьких камешков. Из них я знал только рубин и изумруд. Остальные показались мне разноцветным галечником, который можно свободно найти на берегах Черного моря в районе Коктебеля.
«Спасибо, дедуля, – поблагодарил я, когда дед надел оберег мне на шею. – Классная штучка. Модец…»
В то время и впрямь было модно носить на шее разные побрякушки и псевдоамулеты. А самым козырным приколом была замшевая безрукавка и медвежий клык на кожаном шнурке, болтающийся в районе солнечного сплетения. Как у вождя индейцев-апачей.
«Эта штучка, как ты выразился, когда-нибудь может спасти тебе жизнь, – сурово ответил дед. – Носи оберег постоянно, и у тебя не будет никаких серьезных проблем. Только прячь его под одежду».
Конечно же, слова деда я пропустил мимо ушей. Еще чего – носить на своей интеллигентной шее примитивную блямбу, весившую почти сто грамм.
Какое-то время – пока дед не ушел навсегда – я таскал оберег в кармане и надевал на шею только тогда, когда приходил к нему в гости – чтобы не обидеть нашего дорогого патриарха. А потом и вовсе забыл про наказ деда, положив блямбу на вечное хранение в одну из ячеек секретера.
Но в какую именно?
Я рылся в своем скарбе битый час, пока мне, наконец, не попался на глаза искусно сплетенный шелковый шнурок. Как это обычно бывает, нужная вещь лежала на самом дне самого большого ящика, доверху забитого различными инструментами и химикалиями.
Созерцание оберега длилось не менее двадцати минут. Я тупо пытался понять, чем может мне помочь этот кусочек металла с галечными вкраплениями, если на меня из-за угла с ножом в руках наброситься тот урод, что убил Альфреда.
Решив, что такая сложная задача не для среднего ума, я протер оберег и гайтан спиртом и не без внутреннего сопротивления повесил его на шею – рядом с православным крестом. В такой ситуации, подумал я с отчаянием, мне не помешает помощь всех верхних сил, как совсем светлых, так и не очень.
Господи, прости меня грешного…
Прочитать молитву (или что-то вроде, так как знал лишь «Отче наш» и то с ошибками) я не успел – вновь зазвонил телефон. Но на этот раз обычный. Наверное, маманя, подумал я с легкой досадой. Начнется сейчас «плач славянки»…
Чтобы в очередной раз ее успокоить, мне нужно как минимум час времени. У мамани, как и у всех мужчин нашей семьи, были сильно развиты интуиция и предвидение. Если я где-то ушиб ногу, ей тут же это становилось известно. А стоило мне забуриться с теплой компашкой на чьей-нибудь даче, как маманя непонятно каким образом узнавала, где ее балбес пьянствует и номер телефона нашей «секретной» базы.
Это и впрямь была мистика. Став постарше, я уже не скрывал, где буду кантоваться следующую ночь. Зачем лишний раз напрягать родного человека?
Я поднял трубку:
– Алло!
И тут же невольно вздрогнул – голос в трубке был мужским.
– Никита, это ты?
– Кгм! В общем, да… это я. С кем имею честь?…
– Не узнаешь?
– У меня со слухом неважно.
– Бывает… Кхе, кхе… – Мой собеседник то ли прокашлялся, то ли коротко рассмеялся.
А вот теперь я узнал, кто звонит. На другом конце провода находился Паташон! Это удивило меня до полного изумления. Паташон не знал номера моего телефона и до сих пор не выходил со мной на связь ни разу.
Обычно мы все свои дела решали в клубе. Но наши бизнесовые контакты были очень редки, так как я не доверял Паташону, предпочитая общаться по вопросам пополнения своей коллекции с Князем.
– Здравствуйте, Иван Сергеевич. Какими судьбами?…
– Здравствуй, здравствуй, хлопчик. Не буду тебя долго интриговать. Ты в большой опасности, Никита. Прими меры.
Мое сердце екнуло от дурного предчувствия.
– Простите, но я не понял. О какой опасности вы говорите?
– Сегодня ко мне приходили какие-то странные люди… чтобы не сказать – нехорошие. Два старика в лохмотьях. Я поначалу подумал, что это бомжи-попрошайки. Но по их речам понял, что это не так. Они очень интересовались тем самым рудничным талером…
Блин! У меня по спине побежал мороз, а ладонь, которая держала трубку, мгновенно вспотела.
– А причем здесь вы?
– Ну, им откуда-то стало известно, что я купил его у Вацлава. Но я сказал, что монету мне пришлось перепродать. Деньги были нужны…
Я похолодел. Неужели Паташон назвал им адрес отцовской квартиры!? Кто эти два старика, я догадался сразу.
– Вы… вы сказали им, кто покупатель?
– Обижаешь старика, Никита… кхе, кхе… Мы с тобой коллеги, а своих я не продаю. Очень подозрительные типы… И говор у них странный. Будто иноземцы.
– Спасибо, Иван Сергеевич! – Я облегченно вздохнул. – Я ваш должник.
– Сочтемся… Ты на этот талер вышел первым, поэтому монета твоя. Зачем кому-то еще путаться под твоими ногами? Я верно говорю?
– Абсолютно. Еще раз благодарю. Кстати, они что, заходили в вашу квартиру?
– Пытались… – И Паташон снова коротко засмеялся. – Нахальные глупцы… Для таких у меня всегда наготове сюрпризы. Но им достаточно было одного Гурда*… кхе, кхе… Он слегка их потрепал. Больше не сунутся.
*Гурд – французское название песо, денежной единицы многих стран – Аргентины, Мексики, Колумбии и т д.
Похоже, Гурд – эта тот самый отпрыск баскервильской собаки, который во время моего посещения жилища Паташона просто алкал поточить о меня свои внушительные клыки. Да, незваным гостям Паташона пришлось несладко… несмотря на все их гипнотические штучки. Видимо, на пса они не действуют.
Я совершенно не сомневался, что к Паташону приходили «лозоходец» и убийца Альфреда. Чтобы у меня не осталось по этой части ни малейшего сомнения, я спросил:
– Как они выглядели?
Паташон, немного подумав, описал мне своих «гостей» в деталях. Оказывается, старый прохиндей, несмотря на весьма преклонные годы, обладал очень цепкой памятью. Действительно, как я и предполагал, его посетили мои знакомцы.
Только вместо убийцы Джумбо к Паташону приходил тот самый назойливый нищий, что не давал мне проходу. А на голове его напарника-«лозоходца был надет не дурацкий колпак, а большой берет с фазаньим пером; я уже его видел.
– Значит, они дали деру…
– Не сразу, – сказал Паташон. – Это меня здорово озадачило.
– Неужто они сделали еще одну попытку взять вас на абордаж? – спросил я с удивлением.
– Куда им… Супротив Гурда у них кишка тонка.
– Так что тогда вам показалось странным?
– Кое-как дав лад своему рванью – Гурд все-таки немного перестарался – они, вместо того, чтобы смазать пятки салом, начали ходить вокруг дома. Я наблюдал.
– Зачем?
– Откуда я знаю? Тот, который в берете, держал в руках окоренную ветку, похожую на крестьянские двузубые вилы, только поменьше размером. Такими сено в стога складывали… раньше. Ты не знаешь… А второй нелепо размахивал руками и глаза под лоб закатывал, будто ему было дурно…
Колдовские пассы делал, подумал я как-то отстраненно. Мать моя женщина… Во что я вляпался? Ведь они идут по моему следу, это и к бабке не нужно ходить, чтобы понять ситуацию. Эта зловещая троица что-то ищет.
Я и уже догадываюсь – нет, знаю! – что именно. Но зачем?… Зачем им столько крови и убийств?
– На третьем круге, – тем временем продолжал Паташон, – они успокоились, как мне показалось, и убрались восвояси.
– Что значит – успокоились?
– Такое впечатление, что у них пропал ко мне интерес.
– Почему вы так думаете?
– Когда они уходили, приятель того сукиного сына, что в берете, обернулся и, дурашливо состроив мне рога, показал язык. Такой грязный и длинный… как у змеи. Только не раздвоенный. Отвратительно… Но откуда он знал, что я за ними наблюдаю? Я ведь смотрел в узкую щель между портьерами, и видеть меня они не могли.
– Это такие типы, что видят сквозь стены, – ответил я угрюмо. – Не предавайтесь иллюзиям, они могут вернуться. И тогда вам будет худо. Поберегитесь. Должен вам сказать, что эти двое владеют колдовскими приемами. Мне так кажется.
В ответ раздался веселый смех Паташона. На этот раз он хохотал дольше, чем обычно. Куражился, что ли.
– Ах, хлопчик… В мои годы уже можно бояться только одного – что я не умру сразу, в один момент, а буду дожидаться конца, валяясь в постели никому не нужный и всеми забытый. Это и впрямь страшно. А что касается различных колдовских штучек, то мы тоже не лыком шиты…
Он ненадолго замолчал, а затем продолжил:
– Может, ты и прав… Я что-то чувствовал, но не придал этому значения. Интересно… Спасибо за предупреждение.
– Извините, что не сделал этого раньше. Но я даже не мог предположить, что они выйдут на вас.
– Да, Никита, мне кажется, ты играешь в опасные игры. Теперь я уже не хочу знать, в какие именно, хотя перед этим разговором имел такие намерения. Если ты верующий, сходи в церковь.
– Я так и сделаю.
А про себя подумал: «Может быть…»
– Тогда бывай, – попрощался со мной Паташон. – Заходи, ежели что понадобится. Буду рад.
– Всенепременно. Будьте здоровы.
– Кхе, кхе… Твои бы слова да Богу в уши…
На этом наш разговор закончился. И только когда в трубке раздались короткие гудки, я вдруг вспомнил, что не сказал Паташону о смерти Князя. Видимо, он еще не знал про трагедию, потому что не обмолвился об этом ни единым словом, что на него не похоже.
Паташан и Князь не были закадычными друзьями, но относились друг к другу по-товарищески, и пикировались только тогда, когда им становилось скучно, и требовалась небольшая ссора для поднятия жизненного тонуса. Друг друга они уважали – большей частью потому, что оба были признанными корифеями в области нумизматики.
Я сидел в полной неподвижности, отрешенно уставившись на телефонный аппарат, добрых полчаса. Информация Паташона сдвинула мне мозги набекрень, открыв свежий пласт серого вещества. Так бывает в природе, когда оползень уносит с собой в долину замшелые выветрившиеся камни, обнажая прочное гранитное основание.
Мозаика начала складываться. Притом практически без усилий с моей стороны. Отдельные ее кусочки сами начали сползаться к единому центру и клеиться на основу.
Охота шла за талером графа-чернокнижника. Кому-то он сильно понадобился. Что касается самих охотников, то их кровожадность и настойчивость в достижении цели были поистине дьявольскими. Они будто выползли на свет ясный из адских глубин, где существует одно зло.
Мне теперь стало ясно, что хотел найти лозоходец в моем подъезде. Он искал квартиру, где находится монета. Но почему тогда его напарник, уродливый убийца, не сориентировался, как должно, а сначала искал талер в жилище Хамовича, затем добрался и до квартиры Альфреда?
У меня уже не было сомнений, что вилообразная ветка – точный инструмент. Лозоходец сразу определил, что у Паташона талера нет, когда ходил вокруг его дома. Скорее всего, он даже не определял, – это было сделано раньше – а уточнял свои данные. Потому старик так легко отделался.
Если бы монета находилась у Паташона, то ему не помог бы и свирепый Гурд…
То, что эти страшные оборванцы пришли не ко мне, могло значить только одно – Князь даже под пытками не сказал им, что талер уже в моих руках. Он направил своих истязателей к Паташону, так как знал, что того голыми руками не возьмешь. И в принципе Князь сказал им правду.
Он не учел лишь один важный момент – что эти исчадия ада не удовлетворятся только информацией, но отберут у него еще и жизнь. Скорее всего, так они заметают следы – чтобы никто не узнал, за чем идет охота. Поэтому и были убиты все, кто имел хоть малейшее отношение к талеру чернокнижника.
А каким образом они вышли на Князя? Скорее всего, через того человека, который когда-то продал ему злополучный талер. Кто он – неизвестно, но думаю, что в милицейских сводках, в графе «Убийства», его фамилия уже отражена.
Ладно, допустим все это так. Но как они вышли на наш дом? Ветка показала? Сомнительно. Не могли же эти уроды шлындрать по городу с лозой в руках, выискивая нужный объект. Для этого нужно очень много времени. К тому же, как они узнали, что монета находится в нашем городе, а не, скажем, в Москве или в Казани?
Естественно, объяснений может быть множество. В том числе и такие, которые относятся к запредельным областям человеческого бытия. Мистика, одним словом.
Но мне казалось, что у меня был ответ на этот вопрос. Я вспомнил свою первую встречу с назойливым нищим. Это было еще до звонков телефонного хулигана. Однако тогда этот оборванец ничего не просил, а шел по тротуару, не поднимая головы.
Нищий выглядел очень робким, и мне показалось, что он просто в ужасе от проносившихся мимо автомашин. Иногда он даже шарахался в сторону, когда очередной лихач, поравнявшись с ним, добавлял газу.
Оборванец старался казаться как можно незаметней, но разве можно не заметить таракана, который ползает по праздничному столу, накрытому белой скатертью? Прохожие – в основном молодежь – брезгливо обходили его по дуге, а некоторые отпускали в адрес нищего разные нехорошие шуточки.
Короче говоря, создавалось совершенно фантастическое впечатление, что оборванец каким-то образом попал в двадцать первый век прямиком из средневековья. Хотя бы потому, что его одежда сильно отличалась от шмоток наших родных бомжей, да и сам он словно сошел с рисунков и гравюр западных художников шестнадцатого века.
По правде говоря, в тот момент я особо к нему не присматривался. Это сейчас мне все вспомнилось в деталях. А тогда я чересчур был занят своими мыслями, чтобы обращать внимание на очередного бездомного, коих после развала Союза расплодилось великое множество.
Я возвращался от Чикина – большого мастера по подделкам нумизматических раритетов. Нет, мне не нужен был новодел, чтобы временно – до приобретения подлинника – заполнить пробел в коллекции. Я всего лишь носил ему на чистку приобретенный у Васьки Штыка рудничный талер.
Конечно, я и сам в этих делах не пас задних, и кое-что умел, но Пал Саич работал просто гениально. Из его рук даже самая забитая и истертая монета выходила как новенькая.
Он чистил монеты каким-то специальным раствором собственного изобретения, который совершенно не нарушал слой патины, покрывающий экземпляр (а патина в глазах коллекционера обладала большой ценностью). И в то же время этот раствор «проявлял» самые мельчайшие детали изображения на аверсе и реверсе монеты.
Я шел окрыленным и думал только о своем сокровище, которое лежал, завернутое в мягкую фланельку, во внутреннем кармане пиджака, застегнутом на «молнию».
Пал Саич чистил талер при мне. Я не хотел выпускать монету со своего поля зрения, чтобы не дать возможности Чикину ее скопировать; за ним такие грешки водились. Особенно когда ему в руки попадал редкий, а значит, ценный экземпляр.
Что поделаешь – была у этого очень талантливого человека такая слабость…
Перед тем, как приступить к чистке, Пал Саич долго вертел талер в руках и цокал языком от восхищения. У него был потрясающий нюх на раритеты, но то, что он держал в руках, видимо, сразило его наповал.
Мастер даже не стал упрашивать меня, чтобы я продал ему этот талер. Он сразу прикинул, сколько может стоить монета на аукционе, а потому был уверен, что на эту сделку я не пойду – у него не имелось так много денег.
(Чикин не считал себя коллекционером, однако некоторым его раритетам могли позавидовать и солидные музеи. Для чего Пал Саич приобретал уникальные и очень дорогие монеты, думаю, объяснять не нужно…)
Когда я проходил мимо оборванца, его будто током ударило. Он даже споткнулся. А затем потопал за мной, как привязанный невидимой, но прочной нитью. Но я обратил на это внимание лишь тогда, когда стал переходить улицу, на противоположной стороне которой находился мой дом.
Естественно, я не стал дожидаться, когда загорится зеленый свет для пешеходов, а по привычке устроил забег с препятствиями в виде несущихся под всеми парами автомашин. Перебежав улицу, я обернулся и с видом победителя показал большой палец какому-то чересчур нервному водиле, которые за считанные секунды успел рассказать мне чей я сын, как зовут меня, моих родителей, а также обозначил мою сексуальную принадлежность.
Тут-то я и увидел, что нищий в отчаянии мечется на противоположной стороне улицы, не решаясь последовать моему примеру. Он даже начал подвывать от страха и бессилия. Удивительно, но, несмотря на шум моторов, этот вой я все-таки услышал.
Однако в тот момент проблемы этого бомжа, как я определил его общественный статус, меня мало волновали. Развернувшись, я почти бегом направился к своему подъезду, горя желанием рассмотреть талер через лупу – вдруг после чистки открылись еще какие-то детали изображения.
А потом через некоторое время начались телефонные звонки…
Похоже, нищий каким-то образом почуял, что талер лежит в моем кармане. Для него это открытие было сродни раскату грома среди ясного неба. Однако он смог узнать лишь дом и подъезд, в котором я жил, но не квартиру.
Тогда с какой стати меня терроризировали телефонными звонками? И тут я вдруг вспомнил разговор жены Альфреда с какой-то дамой из соседнего подъезда. Супруга Джумбо жаловалась, что из-за телефонных хулиганов муж в течение месяца два раза менял номера телефонов.
Кстати, и Андроник однажды начал что-то говорить мне на этот счет, но я постарался побыстрее уйти от него в отрыв. Дело в том, что заумные бесконечные речи ученого соседа вызывали у меня чисто щенячье желание поднять ногу и помочиться на его спортивный костюм времен позднего социализма и стоптанные домашние тапочки, а затем еще и облаять.
Значит, звонили не только мне одному! Почему – это другой вопрос. Может, все это делалось ради психологического давления. Ведь нищий не знал точно, в какой квартире я живу, поэтому его подельники (а может, и он сам) звонили по всем телефонам нашего подъезда.
Скорее всего, готовилась почва для будущего гипнотического внушения, вспомнил я одного очень известного «экстрасенса-чудотворца», в смутные времена развала Союза заряжавшего «чудодейственной» энергией с экранов телевизоров бутылки и банки с водой. Именно тогда была унавожена и вспахана почва для грядущей прихватизации с последующим оболваниванием бывших советских граждан всякими финансовыми пирамидами и инвестиционными фондами.
Наверное, те, что искали талер графа-чернокнижника, думали, что и нынешнему владельцу он представляется огромной ценностью, выражающейся в каких-то его магических свойствах. (Действительно, не ради же самого серебра, из которого была изготовлена монета, ее так жаждали заполучить).
Поэтому они хотели заставить нового владельца талера нервничать и бояться, чтобы он сдался и отдал раритет без сопротивления. Именно ОТДАЛ – сам, по своей доброй воле.
Эта мысль пронзила меня раскаленной иглой. Где-то в какой-то книге я читал (или мне дед рассказывал, точно не помню), что только в таком случае магическая сила предмета переходит вместе с ним к его новому обладателю.
Ладно, допустим все это так. Но почему тогда эти уроды сразу не пришли в мою квартиру, как к владельцу талера, а убили скольких людей? Объяснение напрашивалось само по себе. Итак, мозаика вроде сложилась, теперь все по порядку.
Сначала мрачной гоп-компании, которая явно была не от мира сего, здорово повезло, что их товарищ, нищий, нечаянно наткнулся на владельца талера, то бишь, на меня. Они только не смогли тогда точно вычислить мою квартиру. Да и как ее вычислишь, если подъезд закрыт на замок.
В принципе, для них это была не помеха; по крайней мере, им так казалось. Но для начала эти таинственные личности затеяли эпопею с телефонными звонками, а поскольку не знали, в какой квартире я живу, то начали обзванивать всех подряд.
Как они узнали номера телефонов жильцов подъезда? Чего проще. Пиратскую копию базы данных по абонентам городской телефонной сети на жестком диске запросто можно приобрести на радиорынке. Притом, недорого.
Потом они стали обрабатывать меня при помощи трюка с назойливым попрошайкой. Когда человек выходит из себя, истощая свою нервную систему злобой или какими-нибудь выходками, его легче контролировать. Этот постулат я тоже где-то вычитал.
Во время этой кампании они время даром не теряли и вышли на Жовтобрюха. Наверное, эти страшилы работали двумя группами, обеспечивая максимальный охват потенциальных владельцев вожделенного сокровища, – для большей эффективности.
Достать Жовтобрюха было проще всего. В отличие от жильцов нашего подъезда (у многих были и личные водители, и охранники), он оказался совершенно беззащитным. К тому же, Жовтобрюх, как теперь стало ясно, часто совершал свои сатанинские мессы на кладбище. Похоже, те, к кому он обращался в своих заклинаниях, наконец услышали его просьбы, и пришли за ним…
Итак, телефонный терроризм закончился, нищий свою роль сыграл, и началась череда убийства. Первым в кровавой очереди оказался Жовтобрюх. С ним почти все ясно. Он украл талер из лаборатории деда, где в свое время работал, принес его домой и спрятал подальше, в тайник, вместе с царскими рублями, не подозревая об истинной ценности монеты.
Во время переезда на новую квартиру, в суматохе сборов, Жовтобрюх забыл про свой «клад». В принципе, для обычного человека серебро, хранившееся в тайнике, большой ценности не представляло. Так, похоже, думал и Жовтобрюх, а потому не особо беспокоился о своей заначке.
А когда вспомнил про тайник, уже было поздно – Хам Хамыч не таким был человеком, чтобы разрешить постороннему (пусть и бывшему хозяину квартиры) шарить в своих отремонтированных по высшему разряду апартаментах.
Затем на Жовтобрюха вышла «бригада» колдунов-гипнотизеров, или кто они там. Выпытав у бывшего стукача, что им было нужно, уроды зарезали его, как цыпленка. И не только зарезали, но и выпотрошили. Это у них такой «фирменный» почерк… мать их так.
Почему он был убит на кладбище, да еще и в окружении черных свечей? Ответ прост, как выеденное яйцо: Жовтобрюх, похоже, как раз занимался своими сатанинскими штучками. И попал словно кур в ощип. Откровенно говоря, мне совсем не было его жалко.
Потом убийцы пришли к Хамовичу – именно туда направил Жовтобрюх своих истязателей, рассказав, где находится тайник с монетами. Но у них вышел облом – тайник оказался пуст.
Но они ведь точно знали благодаря нищему, что колдовской талер находится в одной из квартир нашего подъезда. В какой именно? Это была загадка. И тогда появился «лозоходец», который указал на жилище Альфреда. Джумбо они тоже отправили вслед Хамовичу и Жовтобрюху – чтобы соседям не было на том свете одиноко и скучно.
Правда, «препарировать» Альфреда убийца не успел. Джумбо был очень силен и сумел вырваться из лап урода. Но он добрался только до моей двери…
И снова у шайки-лейки получился прокол. Почему? Мне кажется, на этот вопрос ответил мой батя. Дед «закрыл» бывшую свою квартиру каким-то заклинанием (или чем там еще – поди знай), поставив невидимый экран, который все же был проницаем – сверху и снизу.
Какие-то эманации, излучения от колдовского талера, проникали через пол и потолок в квартиры соседей, создавая определенный фон, который и был замечен «лозоходцем». А мое жилище было для него пустышкой – вилка из лозы на моей лестничной площадке даже не шевелилась.
И только когда я отворил дверь, изумленный убийца Альфреда понял, что попал впросак благодаря силе, которая была неподвластна его шаманским штучкам. Правда, сообразил он это только тогда, когда попытался «зачистить» свидетеля – оторвать мне башку.
А он был силен, очень силен, несмотря на свои лохмотья и уродливую физиономию. Его лапищи с длинными узловатыми пальцами показались мне большими кузнечными клещами, а рельефные мышцы не могла скрыть даже нелепая одежда.
Что касается убийства Князя, то на него вышли, скорее всего, благодаря слежке за мной; или оперативно сработали члены другой группы – «поисковики», которые вычислили маршрут талера по нашему городу.
(У меня сложилось мнение, что шайка экстрасенсов-гипнотизеров, если так можно назвать всех этих более чем странных нищих и уродов, состоит из двух подразделений: поисковиков-теоретиков – то есть, «белой кости», и силовиков-практиков – «шестерок». К первым я отнес «лозоходца» и хмыря с лицом в шрамах, который нарушил мне пищеварение в ресторане «Ё-мое». Уж очень глаза у него были умными и проницательными. А то, что он работает с этой компашкой, у меня практически не было сомнений, хотя я больше его не встречал).
Но теперь уже все, круг замкнулся. Последнее звено найдено. Мне очень хотелось верить Паташону, что он не подсказал им адрес человека, который купил у него монету. Если это так – дай Бог! – то мои старики останутся в стороне, и мне нечего о них беспокоиться.
Что касается меня, то здесь все обстоит гораздо сложнее. Они просто обязаны выпотрошить мой сейф, в котором находится талер графа-чернокнижника. И меня вместе с сейфом заодно. Как-никак, я живой свидетель убийства Альфреда. К тому же, эта шайка-лейка имеет скверную наклонность к кровожадности, а значит, меня прикончат в любом случае.
Что делать, что делать!? Я в полном отчаянии обвел взглядом стены комнаты, словно они могли подсказать мне выход из сложной ситуации. Но стены молчали.
