Земля-воздух-небо – Герман Садулаев

Герман Садулаев – автор неровный. И это благо, ибо ровный автор – скука смертная. А так открываешь новую книгу – и каждый раз тебя ожидает сюрприз.Последний роман «Иван Ауслендер» (2017) был долгожданным (предыдущий сборник рассказов выходил в 2013 году) и должен был стать поворотным в биографии автора: наконец его напечатали не в маленьком или безликом издательстве, а в легендарной «Редакции Елены Шубиной». Однако текст оказался слабее и «Шалинского рейда», и «Таблетки», и других ранних произведений.После «Ивана Ауслендера» Садулаев опять замолчал на четыре года, чтобы в 2021 году выпустить сразу две книги – «Готские письма» и «Земля – воздух – небо». Обе крайне любопытные, но сегодня мы ведем разговор о второй.Автор клеит на нее ярлычок «роман». Так, видимо, надо – массовый читатель ни на что более не клюет. На самом деле это нетипичный текст как для автора, так и для русской литературы. Главный герой – чеченец, успевший повоевать на родине, эмигрировать во Францию, вернуться и поучаствовать в защите Луганска, а оттуда отправиться в составе ЧВК в Сирию. Кажется, именно в таком порядке, хотя я могу и ошибаться.Он писатель и интеллектуал. У него есть семья: нелюбимая жена и ребенок. Их он оставил в достатке и отправился на войну. Понятно, что так он изживает какие-то свои внутренние проблемы – например, писательскую и жизненную нереализованность. Получается такой персонаж, сбежавший из «Дневника неудачника» Эдуарда Лимонова (где он был в числе карлосов, энрико и хуанов, штурмовавших «Блумингдейл») и обретший голос для рассказа о собственных приключениях.Во время чтения то и дело мерцают фантомные сколы биографии самого Садулаева, но, несмотря на это, угадывать в герое автора все равно не стоит. Герой много рисуется, звенит своим мачизмом и попросту выпендривается. При этом от чтения не оторваться. Мифология, культурология, история чеченского городка Шали, разбор технических данных оружия, психология, философия, современная русская литература – главный герой рефлексирует над всем чем только можно. Где-то в открытую, где-то ведя диалог с современниками и классиками.Отдельное место занимают выплывающие реплики и подмигивания, адресованные критикам Садулаева. Те упрекают его (и вообще современных авторов) в незнании армейской жизни и неумении обращаться с оружием, а он в новой книге уделяет особое внимание таким мелочам. Те говорят, что иные коллеги Садулаева ездят на войну, чтобы попиариться, а он как будто соглашается: «Эту альтернативную историю своей жизни я сочинил на базе в Ас-Сауре. Я ведь хотел написать роман о своем опыте войны в Сирии. В конце концов, если быть честным, разве не для того я сюда приехал?» Но если серьезно и вдумчиво читать книгу, становится понятно, что героем движут иные мысли, чувства и желания. И вообще – как тут не заметить иронии?Уместно сравнить книгу с романом «Не кормите и не трогайте пеликанов» (2019) Андрея Аствацатурова. Там тоже своеобразная филологическая игра под названием «Угадай произведение»: на что идет та или иная аллюзия или реминисценция? И тоже зачем-то автор работает с жанром романа. Только если Аствацатуров выстраивает сюжетную линию и вокруг нее наверчивает филологические кунштюки, то Садулаев отказывается от линейного повествования и перерабатывает текст в состояние плазмы, если так можно выразиться, где витают заряженные частицы: образы, размышления, философствование, осколки сюжета. И в таком «агрегатном состоянии» работа Садулаева выглядит выигрышней, потому что сам формат не заезжен и не выглядит как деконструкция, переосмысление или чем там еще прикрываются наши писатели.«Землю – воздух – небо» можно было бы обозвать «потоком сознания», но те, кто читал Томаса Пинчона, только усмехнутся этому. Некоторые критики уже успели назвать книгу «стендапом», но такое использование жанра массового мероприятия в литературном контексте немного смущает. Необходимо иное определение, но его, видимо, пока не существует.Ясно пока одно – с этой книгой Садулаев сумел прыгнуть выше головы и должен претендовать на все мыслимые и немыслимые литературные премии. Чего автору и остается пожелать.

Сказать особо нечего, кроме огромного сожаления по поводу судьбы Э. Юнгера на территории СНГ. Юнгер приобретает некоторую популярность у определенных слоев населения, становится атрибутом «субкультуры» будто. Только промелькнет где-то имя в разговоре или в тексте и сразу, все кто в «теме», улыбнуться краешком рта, подмигнут и уже читают/ покупают/ слушают. На днях киборг Илон Маск сделал твит посвященный Юнгеру, похвалил «Стальные грозы». Вот тут уже судьба подмигивает самому Юнгеру и улыбается краешком рта. Вот и я, прочитав аннотацию к книге встрепенулся «Э. Юнгер нашего времени, боевые действия и тд». А что оказалось на деле? Да ничего, абсолютно. Войне автор уделил пару страниц, причем это даже не описания действий, а такое «summary». Все остальное это размышления ГГ обо всем + невнятные переходы на рассказы, которые пишет сам ГГ. Читать все это скучно и неинтересно. Это мне и напомнило высказывание редактора издательства Ad Marginem Александра Иванова про определенный слой писателей, привожу цитату ниже, уважаемые коллеги полностью ознакомиться можно в подкасте «эпоха крайностей»:Издавали довольно много бросовых книг. У нас были какие-то книги, в которых даже стыдно признаваться. Какой-то Дмитрий Лекух! Какая-то полная фигня, какие-то спартаковские болельщики, футбольный фанатизм. Какая-то Елена Трегубова… Полная какая-то дрянь. Этот трэш периода Робски-Минаева, новорусский глэм-трэш, сериализация, попытка читать прозу как в телесериалах. Мы немножко отдали этому дань. У нас были целые авторские сюжеты на эту тему. Лекух, например. Три или четыре, а может и ПЯТЬ книг полного говна. Очень слабый писатель Садулаев. Ну очень слабый. Его мы почему-то стали издавать. По инерции, человек хороший, бе ме ме, ну как не порадеть родному человечку, да? Вот мы издавали это говно. Там нечего вспомнить, там нет ничего, ни интонации… Есть книги, которые вы читаете и вам нечего вспомнить ВООБЩЕ НИЧЕГО. Это просто такая равнина говна. Но вот это говно, оно не является таким Говном с большой буквы. Нет, такой это дристеж, мелкий такой дрист. И мы конечно не обошлись без этого мелкого дристежа за тридцатилетнюю историю.