Георгий Ланской
Не умирай в одиночку
Не понравилось мне так же и то, что Яна обсуждает меня с какой-то новой подругой, имя которой навевало некие ассоциации, связанные с чатом. Была там одна Милана… Именно с ней сегодня цапалась Гюрза.
А еще мне не понравилось, что Яна в курсе того, что мы расстались с моей пассией, и знает, что та уже два дня не появлялась на работе.
Vil
Утро выдалось заполошным. Сперва позвонили из типографии, когда я уже предвкушала расслабуху и праздное времяпровождение. Как выяснилось, на одном из макетов часть заголовков не была преобразована в кривые и при выводе на пленки, они «поползли», выйдя за печатные рамки. Почему это не заметили корректоры, не понимаю, впрочем, я этого тоже не заметила. Было поздно, всем хотелось домой. Номер доверстывался в жуткой спешке, у меня голова была забита совсем другими проблемами. Так что на пленки я тоже не взглянула.
Потом на мобильный позвонил Карен с пренеприятным известием, что у нас дома отключили телефон за хроническую неуплату. Дело в том, что мне совершенно некогда этим заниматься, а мои сыновья вспоминают о своих обязанностях, только когда я устраиваю им ответственную головомойку. Карену пришлось тащиться через весь город ко мне, чтобы взять деньги и сходить в кассу. Те, что я оставила им на расходы, бесследно улетучились. Я даже как-то провела эксперимент и оставила им деньги, строго настрого запретив выходить из дома (оба болели, подхватив грипп). Когда я вернулась, выяснилось, что денег почему-то нет, и на что они их потратили, мальчишки не помнили, хотя уверяли, что из дома не выходили. Я не поверила и проверила их обувь. Ботинки были сухими и чистыми. Выходит, заказывали что-то на дом? Я проверила мусорную корзину, но не обнаружила ни коробок от пиццы, ни другой тары из-под быстро доставляемых продуктов. Допрос с пристрастием результатов тоже не дал. Все, чего я добилась, были мутноватые заполненные слезами взгляды, чихание и всхлипывания, что я их совсем не люблю.
Потом меня вызвал шеф и устроил скандал. Из типографии ему тоже успели позвонить, что меня крайне удивило. Раньше все эти вопросы решала я, кто успел проявить инициативу, я не знала и от того чувствовала себя не лучшим образом. Я огрызнулась, что в час ночи очень тяжело увидеть все ошибки на полосе, которую правили и верстали целую неделю. Бывает, что журнальные полосы настолько часто мелькают перед глазами, что ты не увидишь на них даже слона в розовую крапинку, если тот вдруг решит прогуляться между строчками и абзацами. Шефу мое настроение и речи не понравились и он начал биться в истерическом припадке.
Я стерпела. По опыту знаю, что лучше дать ему выкричаться, тогда есть шанс, что он отстанет очень быстро.
В итоге на обед я ушла с десятиминутным опозданием. Выловить по телефону Ирусика и пригласить откушать столовских харчей не представлялось возможным. На всякий случай, я уже в пути позвонила ей на сотовый и на домашний. Домашний не отвечал, а мобильный вообще был выключен. Надеюсь, что Юлька не будет сильно возмущаться. Я представила, как она сидит в пиццерии и злится, что нас нет. Особым терпением она никогда не отличалась.
Оказалось, что я переживала напрасно. Юльки в пиццерии не было, хотя она все равно не успела бы пообедать и уйти. Я набрала ее номер, но не дождалась даже гудков, когда увидела ее в дверях. Юлька отрешенным взглядом осмотрелась по сторонам, не заметив меня. Я помахала ей рукой.
Разговор протекал вяло. Я чувствовала, что Юльке не терпится мне что-то сказать, но она молчала, хмуро пережевывая пиццу и дергая плечами.
– Чего ты? – встревожилась я. – Опять Пашка твой?
Юлька отрицательно помотала головой.
– Я потом тебе скажу. Ты сама бывшая журналистка, так что вряд ли тебя это сильно шокирует, а вот лишить аппетита может запросто.
Это заявление меня заинтриговало. Я одним глотком проглотила оставшийся кофе и дожрала остаток пиццы. Юлька выглядела совершенно несчастной.
– Не томи, – попросила я. Юлька тяжело вздохнула и полезла в свою сумочку. Вытащив оттуда какие-то свернутые вчетверо бумаги, она сунул их мне.
– Зрелище преотвратное, так что если у тебя слабый желудок, лучше не смотри, я на словах объясню.
– Что там? – испугалась я.
– Покойник. Точнее, покойница. Менты сегодня прислали в газету, вдруг кто опознает.
– Блин, тебе делать больше нечего, только фото покойников в сумке таскать, – разозлилась я. Юлька вдруг надменно приподняла брови, а я разволновалась еще больше.
– Ты чего? Ты его… то есть ее – знаешь?
– Я не уверена, поэтому и пришла к тебе. Я ее не знала, если это та, про кого я думаю. А вот ты с ней кажется, была очень хорошо знакома.
Я развернула листы бумаги. На них была распечатка фотографии мертвой женщины. Меня слегка передернуло. Смотреть на фото покойника, да еще и после обеда – удовольствие еще то. К счастью, подобные снимки мне уже приходилось лицезреть довольно часто, так что особенного отвращения я не испытала.
В лице покойницы я, вопреки своим ощущениям, ничего знакомого не увидела. Юлька смотрела на меня с плохо скрываемым любопытством, смешанным с жалостью.
– Ну? – не выдержала она.
– Гну, – остроумно ответила я. – С чего ты взяла, что я ее знаю.
Юлька тяжело вздохнула и, с сомнением посмотрев на свой недопитый кофе, все-таки отодвинула чашку в сторону.
– Я думала, что это Катя. Выходит, ошиблась…
Я вытаращила глаза и снова уставилась на фото мертвой женщины. Плоский блин, в который превратилось лицо покойной вдруг начал обретать трехмерные очертания. Я смотрела, как черты лица, словно сама собой собирающаяся головоломка вдруг начинают обретать знакомые очертания.
– Черт побери, – выдохнула я. – Ты права, это, кажется, она. Как ты ее узнала по такому жуткому снимку?
– У нее татушка на плече, – пояснила Юлька, передернувшись. – А ты сама мне фото прислала. Если бы это было не вчера, у меня и в мыслях бы этого не было. Мало ли в чате людей? Я их всех в лицо не помню, особенно тех, кого в натуре не встречала. А Катька еще и в сеть выходила довольно поздно. Я ее всего несколько раз заставала, когда чатилась из дома. Ты же знаешь, что я в основном с работы в сеть выхожу, чего деньги-то зря тратить, если халява под боком? Так что, если бы не твои фото, я бы и не узнала ее.
– Что с ней случилось?
– Понятия не имею. Я с ментами вообще редко общаюсь, но, видимо, на этот раз придется изменить своим принципам. Или Никитку попросить, он там завсегдатай.
– Шмеля?
– Его. Он по местечковому криминалу большой специалист, круче его, пожалуй, только Гаврилова пишет, но Никитка чужих статей не тырит, в отличие от этой шепелявой жабы.
– Ужасно, – произнесла я и потерла щеки. – Как же так?.. Она такая радостная была, все щебетала, что мужик стоящий попался и тут такое…
– Дощебеталась, – констатировала Юлька. – Ты с ментами все-таки свяжись, на опознание сходи. Вдруг, не она?
– Вот еще! – возмутилась я. – Почему я должна идти?
– Потому что я ее не знала, – пояснила Юлька. – Возьми Сынка с собой или Ирку. Лучше Сынка, у него-то нервы покрепче будут, наверное. О, может быть, у тебя есть ее телефон? Ну, того места, где она остановилась? Или Ирка с Владом записали?
– У нее сотовый был, – глухо ответила я, холодея. – И мы уже звонили на него. Абонент был временно недоступен. Боюсь, что это все-таки она.
– Вот значит, и сходите в морг. Я, между прочим, даже ее фамилии не знаю. В чате она Лапа, зовут в жизни Катя, и еще она не местная. Это все, чем я могу помочь ментам. Вам-то известно больше. Надо ведь ее родных известить если что…
Больше Юлька ничем не напоминала растерянную девочку, пошедшую в кафе. Передо мной была Гюрза, та жесткая и ядовитая особа, которая привыкла раздавать в чате оплеухи своим обидчикам.
– Злыдня ты, – покачала я головой. – Ладно, давай телефоны, куда позвонить. Только я сама не пойду, пусть лучше Влад сходит. Он одно время к ней клеился.
– Вон они, на бумажке написаны. Ладно, я пошла на барщину. Выполните поручение, о результатах доложите незамедлительно.
– Раскомандовалась, – фыркнула я. – Гангрена ты, Юлька, чистый керосин! За что только мужики любят?
– За неземную красу и сговорчивый характер, – рассмеялась Юлька и пошла к выходу.
Шмель
Я ненавижу осень. Я терпеть не могу слякоть и грязь. По мне самая холодная зима гораздо лучше «унылой поры, очей очарования». Что только Пушкин нашел в осени, не представляю? Что может быть приятного в сером, словно из свинца, небе? Чем хорош противный изматывающий ветер и бесконечный колючий дождь, которому нет ни конца, ни края. Осенью я мечтаю впасть в спячку и не просыпаться хотя бы до тех пор, пока на землю не выпадет настоящий снег, который не растает и не усугубит мерзостную слякоть. Если бы я был очень богат, то меня никогда не видели бы на родине в период с октября по апрель.
Хорошо, хоть автомобиль – старенький «Фольксваген», купленный мной за гроши, не подводил и исправно возил, куда мне хотелось. В такие минуты я ужасно сочувствовал Юльке, которой приходилось тащиться через весь город на работу. Иногда я ее подвозил, но теперь, когда я перешел на гонорарную оплату, мне не требовалось вставать рано утром и приходить на работу к девяти. Толку в этом не было никакого, а деньги практически те же самые. Единственной проблемой было отношение к этому родителей. В свое время они были жутко напуганы моим увольнением с работы и теперь зудели без перерыва, что, мол, – это не работа, что непременно нужно быть где-то в штате, на твердом окладе. Мои доводы, что за в два раза меньшие деньги мне придется пахать на заводе, причем с утра и до вечера, они не принимали.
Что плохого в том, что сегодня я, прогудев накануне на вечеринке, проснулся где-то в половине одиннадцатого, да и то от телефонного звонка. Меня пригласили присутствовать на торжественном мероприятии, посвященном утверждению нового герба города. Событие, так сказать, то еще, максимум, на что я рассчитывал, была крохотная заметка, плюс снимок. Гонорар от снимка, причем, явно превысил бы гонорар от материала. Идти одному мне не хотелось, поэтому я позвонил Юльке.
С Юлькой мы дружили долго, причем без каких бы то ни было поползновений с любой из сторон. Однажды нас встретил один знакомый.
– А вы хорошо смотритесь рядом, – удивленно произнес он. Мы посмотрели друг на друга с не меньшим удивлением, и, клянусь, одновременно подумали: «А почему бы нет?»
«Почему нет» выяснилось довольно быстро. Месяца два мы встречались, делали друг другу приятные вещи, вроде романтических ужинов (готовила Юлька, а я обеспечивал антураж), взаимных подарков (я предпочитал дарить цветы, Юлька разные мелкие безделушки, которые мне жутко нравились) и совместных культпоходов (предпочтительно на халяву. По работе приходилось посещать концерты и брать интервью. А платить при этом за билеты – последнее дело). Потом мы решили, что как современные люди мы просто обязаны пожить вместе, дабы проверить чувства.
Из совместного проживания ничего хорошего не вышло. Юлька переехала ко мне и практически мгновенно стала меня раздражать. Два журналиста не всегда гармонично уживутся в одной квартире, когда обоим нужны для работы определенные условия, вроде компьютера, тишины (и никакого телевизора, слышишь!), музыки, не отвлекающей от процесса (для моих пасквилей требовался рок, для ее гламурных материалов – сладенькая попса), и прочее, прочее, прочее…
Я бы терпел дольше, памятуя, что древняя мудрость гласит: «Стерпится, слюбится». Но Юлька тоже терпела из последних сил, а потом не выдержала и решила уйти. Для приличия я попробовал ее удержать, но потом, когда за ней захлопнулась дверь, почувствовал невероятное облегчение. На следующий день она позвонила и попросила помочь увезти ее вещи. Я согласился, не зная, чего от нее ожидать. Характер у Юльки был взрывным. Однако все закончилось тихо и мирно. И самое главное, что наши отношения вернулись на прежние круги, даже лучше. Мы стали ближе, роднее друг другу, обсуждали свои приключения, в том числе и любовные без каких-то претензий друг к другу. Больше всех переживали мои родители, сильно сокрушавшиеся, что я до сих пор не женат и даже не собираюсь. Юльку они признали сразу, и отпускать не хотели.
Юлька вылетела из здания редакции, на ходу запахивая свою курточку. Я увидел ее сразу и поспешил подъехать поближе. Разошедшийся не на шутку дождь не делал прогулку приятной. Ветер гнал по проезжей части кусок пенопласта. На него периодически наезжали беспощадные колеса автомобилей, сплющивая и кроша на мелкий грязно-белый горох, разлетавшийся по окрестностям. Я невольно подумал, что если бы рядом со мной сидел кто-нибудь из местных поэтов, он непременно сваял бы авангардный трагический опус под названием «Судьба пенопласта». Но поэтов поблизости не было, а уткнувшим в воротники людям, прикрывавшимся от мира зонтами, дела до куска прессованной химии не было. Ветер безжалостно рвал зонты из рук и выворачивал наименее качественные из них наизнанку. Юлька решила не уподобляться Мэри Поппинс и зонта открывать не стала, пробежав расстояние до моей машины в рекордно короткие сроки.
– Привет, – выдохнула она, усаживаясь рядом. – Опоздала?
– Как обычно, – усмехнулся я. Юлка с трудом рассчитывала время и на все пресс-конференции влетала за минуту до начала. Но сегодня на презентации нового герба должен был присутствовать губернатор, а тот ни одно заседание еще не начинал вовремя. В прошлом году он умудрился даже чуть ли не сорвать визит в область президента.
– Успеем? – деловито осведомилась Юлька, поглядев на себя в зеркало. Красота была вне всякой конкуренции.
– А то, – фыркнул я и рванул с места так, что Юльку вдавило в кресло. Да и ехать было недалеко, просто дождь… дождь… дождь… Очей очарование… То еще очарование, если честно.
Прибыли мы на место практически к торжественной церемонии, вбежав в битком набитый зал. К счастью, телевидение в лице двух областных и одного городского канала не успело оккупировать все боковые места сразу под ложами театра. Справа, в более удобном месте, все места были заняты, а вот слева занято было только одно. Мы с Юлькой поспешно плюхнулись на них и только тогда оглянулись на нашего соседа.
– О, привет, – удивилась Юлька. Я вгляделся более внимательно и с удовольствием обнаружил, что это ни кто иной, как Сашка – наш знакомый по чату, коллега в жизни и просто хороший человек. В наших краях он бывал нечасто, приезжая в краткосрочные командировки. Пару раз, когда мы с Юлькой еще были вместе, он ночевал у нас. В чате Сашка носил ник Si, что соответствовало его инициалам. На большее его фантазии в тот момент не хватило. Из-за ника его часто принимали за девушку, что вызывало у нас приступы хохота. Надолго Сашки не хватало, он начинал ругаться, что смешило нас еще больше.
– Ослепительна, как всегда ослепительна, – проворковал Сашка и приложился к руке Юльки. Моя рука тоже удостоилась внимания, хотя мне ее просто пожали. Выглядел Сашка бодреньким и свежим, как персидская фиалка. В полумраке хорошо были видны только его белые зубы, которые он периодически скалил. Остальной вид терялся ввиду Сашкиной смуглости, а может и хорошего загара. Сашка часто мотался по командировкам, причем в так называемые горячие точки: Афганистан, Чечню. Мы потом смотрели его программы и восторгались.
– Хватит выпендриваться, – рассмеялась Юлька.
– Я стесняюсь в присутствии вашего кавалера проявлять более сильные эмоции, – томно прошелестел Сашка.
– Не стесняйся, – приободрил его я. – Она другому отдана и будет век ему верна.
– О как? – удивился Сашка. Удивление было явно притворным, так как разрыв с Юлькой мы обсуждали во всеуслышание, а Сашка, как иногородний и наш приятель и вовсе был посвящено во все подробности. Перед местной братией мы были более сдержаны. Я уставился на сцену. Губернатор еще не показался, видимо, как обычно задержался.
– А ты тут какими судьбами? – удивился я. – Или новый герб города захолустного Зажопинска новость достойная столичных СМИ?
– Все пути ведут в Зажопинск, – меланхолично и загадочно произнес Сашка. Я немедленно навострил уши.
– Ты не просто так приехал? – спросил я. Сашка не сразу ответил. Он любил выдерживать многозначительные паузы, что жутко раздражало его собеседников.
– Где тут начальник УВД? – осведомился он. Юлька соколиным глазом оглядела ряды гостей и зрителей и ткнула рукой куда-то в середину.
– Вон мордастый дядька сидит в погонах, видишь?
– Они там все мордастые, – пожал плечами Сашка. – Лысый?
– Нет, лысый правее. Вон тот, седая башка и лицо, которым можно орехи колоть. Видишь, сидит, насупился, бровями шевелит, как жук навозный…
– Как майский, ты хотела сказать, – поправил я.
– А то навозный не шевелит, – парировала Юлька. – И потом он такая гнида, что скорее на навозного жука смахивает. А тебе он зачем?
Сашка попробовал взять паузу, но Юлька ткнула его локтем в бок.
– Колись давай, а то не буду тебя на машине катать.
– У тебя же вроде нет машины, – удивился Сашка.
– Как это? Стиральная же есть!
Сашка гулко захохотал, на нас недовольно обернулось целых четыре первых ряда. От расправы нас спас губернатор, который наконец-то вышел на сцену с торжественной речью. Я выковырял из сумки фотоаппарат и сделал несколько снимков губернатора и красиво сделанного из кусков гипсокартона герба. Больше делать на мероприятии было нечего.
– Валим? – предложил я. Юлька пожала плечами, Сашка отрицательно помотал головой.
– Мне надо этого жука выловить. Я уже сутки это пытаюсь сделать и дохлый номер. Не хочет он со мной общаться. Помнит, видать, как в прошлом году я его ровным слоем по стеночке размазал… Да видать не до конца…
– А чего ты хотел, – фыркнул Юлька. – Никитку вон тоже не везде зовут. Правда, менты его любят, он с ними плодотворно общается.
– Поможешь? – попросил Сашка.
– Помогу, – согласился я. – Чего сразу не позвонил?
На нас зашикали, и нам пришлось заткнуться. Губернатор бубнил, рассказывая о достижениях города и области, сделав особый упор на том, что именно с его приходом в регионе началось строительство бань, возродилось сельское хозяйство, началось строительство, да и вообще весь люд честной должон благодарить царя-батюшку, надорвавшему пупок в борьбе за лучшую жизнь империи. Как там говорил Филатов? «Утром мажу бутерброд, сразу мысль, а как народ?» Губернатор оккупировал местные телеканалы, газеты и радио. Именно я несколько месяцев назад написал статью с простым названием «Включил утюг, он там сидит», где с присущим мне ядом высмеял все потуги царя-батюшки казаться лучше, чем он есть на самом деле. За эту статью я получил пару не смертельных плюх и полное отлучение от публикаций в газетах родной области, что, признаться меня ничуть не огорчило, так как гонорары от публикаций в столичных изданиях полностью перекрывали гонорары местных масс-медиа.
Народ внимал губернатору вяло. В зале, несмотря на еще не начавшийся отопительный сезон, было душно. Я томился вместе с народом. К тому же, в отличие от последнего, речи губернатора слышал не в первый раз, все итоги были давно зафиксированы, написаны и отправлены, так что ничего интересного я не услышал. К сожалению, выход у сцены был заперт, так что нам не удалось бы смыться, не привлекая излишнего внимания заскучавшего зала.
Придушив зал достижениями, губернатор уступил место мэру, который коротенько поздравил присутствующих с таким знаменательным событием, а потом на сцене показался конферансье, ведущий только пафосные события. Мы расслабились и приготовились внимать. Иногда нас баловали неплохими концертами. Однако на сей раз, не повезло.
Концерт был вшивенький, рассчитанный на патриотизм и другие светлые чувства народа. Народу по большому счету было уже все равно, но охрана из зала никого не выпускала, так как губернатор, которого снимали три телеканала, не потерпел бы таких вольностей. Один за другим на сцене появлялись коллективы и солисты, восхвалявший родной край. Видимо, от избытка усердия (а как же! САМ в зале!), восхваляли город они как-то неубедительно. Юлька, у которой висела культурная полоса, скривилась. Главный светский лев города, журналист Владик Невский, красавец и щеголь и вовсе попытался сбежать через главный выход, но его точно так же отказались выпускать. Злобно окрысившись, тот пошел на свое место. На сцену выходили все новые и новые коллективы. Добить нас решил народный ансамбль «Сладка ягода». Тетки в жухлых кокошниках противными голосами нестройно затянули народную песню про калину. Юлька выругалась сдержано, я уже не очень. Наше положение усугублялось тем, что мы сидели прямо напротив колонки, и децибелами звука нас буквально сносило с места. Губернатор сидел с кислым видом, озираясь по сторонам. Видимо, он и сам мечтал вырваться с этого мероприятия, да вот не получалось. Просто встать и уйти вместе со своей свитой, ему было неудобно.
– С подарком к столь занимательному событию перед вами выступит поэтесса Елена Запашная! – пластмассово бодрым тоном произнес конферансье и поспешно удалился за кулисы. Нам с нашей позиции было отчетливо видно, как он, стоя за пыльной занавеской, вытащил из внутреннего кармана плоскую фляжку и сделал внушительный глоток.
На сцену, в обнимку с ободранной гитарой вышла тучная дама в длинном коричневом платье. На ее шее висели бусы из дерева, а может и керамики, такого размера, что более субтильный человек согнулся бы под их тяжестью. Тяжелую копну волос украшала повязка из кожи, расшитой дешевым бисером. Дамочка выглядела, как ожившая картинка хиппарей шестидесятых годов. Зрители вымученно улыбались и встретили поэтессу вялыми аплодисментами. Я тяжело вздохнул. Как же отсюда слинять?
– Хочешь шоколадку? – спросил Сашка у Юльки.
– Давай, – обреченно согласилась она. – Иначе я точно сдохну.
Елена откашлялась и взяла первый аккорд…
– Под шелковым небом здесь город стоит… – начала она низким грудным голосом. «Ой, мама дорогая, – подумал я, – Она же сейчас будет всю его историю пересказывать!»
– …построенный он на костях убиенных… – неожиданно продолжила Елена с легким надрывом. Публика настороженно повела ушами.
– …Смертельный огонь в его чреве горит,
и Дьявол на троне кривится согбенный…
Юлька подавилась шоколадкой и закашлялась, но на это никто не обратил внимания. Публика сделала вдох, а вот выдохнуть уже не смогла. Занудный концерт вдруг начал неожиданно интересным. Сашка вдруг болезненно ткнул меня в плечо и указал пальцем на губернатора. Я обернулся, и мои руки автоматически нащупали фотоаппарат. Челюсть губернатора и его свиты медленно съезжала вниз.
– …Шакалья улыбка и огненный взор,
И льстивые речи помощников жутких.
И в городе этом, от моря, до гор,
Не будет покоя уж ни на минутку,
– надрывалась Елена Запашная, нещадно терзая струны. Челюсти губернатора, мэра и иже с ними уже давно валялись где-то под ногами. Я без перерыва щелкал фотоаппаратом, поскольку для истории должны были сохраниться перекошенные лица сподвижников губернатора и его самого. У меня в коллекции уже был интересный снимок. Однажды я подловил губернатора на перечислении каких-то достижений, когда тот загибал пальцы. Через пару недель на одном Интернет-портале появилась моя статья (правда, опубликованная из предосторожности под псевдонимом), в которой рассказывалось, как губернатор отказал в помощи многодетным матерям, выгнав их из отданного им частного детского дома. На украшавшем статью снимке губернатор оттопыривал средний палец правой руки. Статья получила неожиданный резонанс, а меня все равно вычислили по стилю. Правда, никаких репрессий не последовало, видимо, устали бороться…
Елена Запашная завершила свое выступление в изумленной тишине. Юлька рядом со мной давилась беззвучным смехом, Сашка ржал не стесняясь. Публика оторопело смотрела на исполнительницу, а потом раздались жидкие аплодисменты. Смотреть на губернатора было невозможно.
– Браво! – вдруг заорал кто-то с задних рядов. – Так их, лицемеров! Бис!!! Бис!!!
– Еще! Еще!!! – подхватили вопли и другие зрители, по достоинству оценившие эпатаж Запашной. Губернатор даже подскочил с места, когда увидел, как Ленка решительно пошла к микрофону, но тут из-за кулис, спотыкаясь, вылетел ведущий, на ходу вытирая рот. В его левой руке был зажат соленый огурец. Он решительно оттеснил Запашную от микрофона.
– Спасибо, Елена! – срывающимся от ужаса голосом произнес он, глядя, как грозно шевелятся брови «царя народов». – Вы настоящее украшение нашего концерта. Но все хорошо, что хорошо кончается… Тьфу ты! Я хотел сказать, что все хорошее рано или поздно заканчивается. После антракта мы продолжим наш концерт!
– Пошли отсюда, – скомандовала Юлька. – Сил уже нет тут сидеть.
– Ни с кем беседовать не будешь? – осведомился я. Юлька скривилась.
– Закрывать полосу «Сладкой ягодой»? Нет уж, увольте. Да и писали мы о них пару месяцев назад. Полосы они точно не заслужили своей калинкой-малинкой. В редакцию тоже больше не пойду, пусть думают, что сижу на концерте. До дома подбросишь?
– Подброшу. Саш, ты на колесах?
Сашка не спускал глаз с пробирающегося к выходу губернатора и его свиты.
– Что? А, нет, я пешком. Пойду, попробую начальника УВД отловить. Если не получится, то придется тебя припрячь.
– Мы тогда тебя в кафе подождем, – предложил я. – Все равно это выясниться в течение десяти-пятнадцати минут. Может быть, мы даже пальто из гардероба не успеем забрать.
Пальто забрать мы успели, хотя отважиться на просмотр второго отделения концерта решились не все. Я успел заметить, как конферансье, стоящий у входа в служебные помещения, что-то выговаривает Запашной. Судя по ее хмурому лицу, ничего приятного он не говорил. Скорее всего, поэтессу перестанут приглашать на концерты в ближайшие несколько лет.
Дождь, к счастью, перестал лить. Так что до кафе мы добежали без особых приключений. Правда, ветер ничуть не стих. В кафе мы сели подальше от двери со сквозняками, но так, чтобы увидеть входящего Сашку. Мы не успели даже отхлебнуть по глотку от заказанного чаю, как Сашка вошел в двери с хмурым и даже злым лицом.
– Отказал? – спросил я.
– Чего вы пьете? – спросил Сашка вместо ответа. – Может, по коньячку?
– Я за рулем. Может, Юлька будет? Юль, будешь коньяк?
– А давай, – апатично согласилась Юлька. – Мне теперь что воля, что неволя…
Сашка махнул рукой официантке и сделал заказ. Девушка, обслуживавшая наш столик, одарила Сашку невероятно нежным взглядом. Сашка заметил и немедленно зазнался, выпятив вперед грудь и бросая на девушку долгие многозначительные взгляды.
– Ты чего в нашем регионе делаешь? – невежливо прервал я этот артобстрел. Сашка томно посмотрел на меня. Я фыркнул.
– Саш, ты с любовью лучше на Юльку смотри, а то я тебя как-нибудь не так пойму. Колись давай, чего тебя к нам прислали?
Сашка выдержал многозначительную паузу: вынул из кармана сигареты, закурил и выпустил вверх два красивых облачка, которые должны были показать, как он осуждает мое внезапное любопытство. Юлька не выдержала и отвесила ему подзатыльник.
– Ай! – обиженно сказал Сашка.
– Не томи, – жалобно произнесла Юлька. – Я и так тут сижу, промокшая, несчастная, мужем кинутая, кулаками стрелянная…
– Хочешь, я на тебе женюсь? – оживился Сашка.
– Да я хоть сейчас в загс согласна, да ведь вы ж пока только в койку зовете. Обманываете бедную девушку, которая к вам всей душой…
– Не, я по честному женюсь, – серьезно сказал Сашка, хотя в глазах плясали чертенята. – Ты привлекательна, я чертовски привлекателен, так чего зря время терять? Да и потом, ты такой плов готовишь…. м-м-м-м-м!!!
– Все бы тебе пожрать, – фыркнул я.
– Не, Саш, наш брак обречен с самого начала, – горько всхлипнула Юлька, хотя в глазах плясали родные братья Сашкиных чертенят. – Ты только подумай: ты – католик, ходить налево тебе нельзя, разводиться нельзя. А вот я, хоть и выгляжу типичной мусульманкой, женщина русская и от комплексов свободная. Ты в командировку, а я потоскую-потоскую, да и пойду по наклонной. Придется тебе или с рогами ходить, или придушить меня подушкой.
– Ужасная перспектива! – возмутился Сашка.
– Да, – согласилась Юлька. – Давайте выпьем не чокаясь.
Мы выпили, хотя все-таки чокнулись (я – чашкой с чаем), а потом я снова повернулся к Сашке.
– Так что у тебя здесь за дела?
Сашка поскучнел и начал задумчиво разглядывать потолок.
– Сашка, у меня нервы, я ж не железная, – предупредила Юлька. Он оторвал взгляд от потолка и уставился на нас.
– Оператора тут своего бывшего видел, – задумчиво произнес он. – Совсем человек опустился.
– Это Ефимов что ли? – вспомнил я. – Так он же квасит, как сивый мерин.
– Ага. Он у меня стольник занял. Говорит, будет в новом проекте участвовать. А потом бутылку пива выпил и про проект рассказал. Порнуху снимать будет на заказ. С девочками, мальчиками, все как у больших…
– Хорош трепаться, – возмутилась Юлька. – Ты разговор в сторону не уводи. А то мы тут порнухи не видели и местной и немецкой. Чего ты у нас тут делаешь?
– Ладно, – усмехнулся Сашка. Улыбка была невеселой. – Непонятные вещи творятся. По области вашей, как вы, наверное, в курсе, уже шесть жестоких убийств. Нераскрытых, и на маньяка не похожих.
– Как – шесть? – удивился я. – Я знаю всего про четыре. Три бабы и молодой парень.
– Шесть, Никитос, шесть. Пять женщин и один парень. Почерк убийств схож, хотя, по словам экспертов, убийства совершены разными людьми. Но четкую тенденцию выявить удалось. Эти убийства совершены группой лиц, что удалось совершить совершенно точно. Над всеми жертвами, включая парня, сексуально надругались, причем та же группа лиц.
– Та же? – подняла брови Юлька.
– Ну, может, не та же. Может, насиловали одни, а убивали другие, но факт остается фактом. И менты это дело старательно замалчивают.
– А что они должны делать? – резонно спросил я. – На всех углах кричать, что у них уже шесть трупов? Насколько я знаю, у жертв нет ничего общего. Обычные люди, ни в чем криминальном не замешанные, работают, одна была работником рекламного агентства – тихой и забитой девушкой. Парень – студент. Одна женщина работала оператором в Интернет-кафе. Менты, насколько я знаю, проверяли их и ничего общего не нашли. Друг друга они не знали…
– Лентяи ваши менты, – злобно окрысился Сашка. – Не может быть, чтобы группой лиц были так жестоко убиты шесть человек, и при этом между жертвами не было ничего общего. А еще две женщины и вовсе были приезжими. Одна – домохозяйка, вполне обеспеченная, другая – сотрудница большой риэлтерской фирмы – на телефоне там сидела. Обе приехали сюда и все – кердык. И тоже друг с другом незнакомы. Но ведь по какому-то принципу их отбирают убийцы?
