Георгий Комиссаров
Посланник МИД. Книга вторая

Про последний тезис я тоже много говорил с представителями левых.

На словах они были настроены категорично за «землю – крестьянам, фабрики – рабочим».

Но Долорес меня просветила на этот счёт.

– За почти… уже четыре месяца… после бегства короля, ни одна фабрика не была национализирована, – сказала она мне.

Я в принципе тоже не видел смысла в огульной национализации.

Гораздо больше пользы будет от нового трудового законодательства…

Как я вынес со своей прошлой поездки сюда, тут все любят утверждать, что в их Испании можно увидеть различные эпохи… Это так!

Эпохи расположились пластами, не уничтожив одна другую.

Это верно и для СССР…

Если интересоваться у нас и в Испании не только политикой, но и жизнью людей, то возникает хаос, путаница, смесь противоречий.

Чему я стал свидетелем …

Отличное шоссе, по нему мчится «испано-сьюзи» – самые роскошные автомобили Европы, мечта парижских дам полусвета и содержанок всех мастей, – производятся тут … в Испании.

Навстречу – осел, на нем девка в платочке.

Осел скорее всего не её…

Ей принадлежит только восьмая часть ушастого…

Это её приданое… но осел достояние восьми семейств… и сегодня ее день на нём куда то ехать.

По всей видимости на своё чахлое поле, так как девка тарабанит допотопный плуг. Это может показаться киносъемкой комедии… но это жизнь…

И та красавица – дона-Роза, что развалилась в «испано», не удостаивает деваху на осле в платочке, даже косым взглядом: для неё это попросту быт – часть пейзажа… Ха-ха-ха.

Мадрид! Знаменитый район Гран Виа. Небоскребы… Пародия на Нью-Йорк.

Здания местных банков не впечатляют… этажей максиму по двадцать в каждом.

По периметру их крыш расположены статуи… классика… обнажённые прелестные женщины и мускулистые мужчины, вздыбленные кони. Это их и разнит с настоящим Нью-Йорком…

По их стеклянным фасадам носятся электрические буквы. Ярко пылающие таблицы сообщают курсы акций: «Рио Гранда 106… Альтрас Кронос 77…»

Тут… на Гран Виа всегда светло и шумно.

Десятки продавцов выкрикивают названия сотен газет…

Названия у них тут весьма литературно – поэтические: «Свобода и любовь» или «Солнце и тьма», попадаются различные «Рассветы…» и «Дороги…».

В местных газетах передовые испанские журналисты рассуждают о философии Ницше, о стихах Маяковского, об мировом кризисе и… о наших фильмах… Тут как раз идёт с большим успехом «Броненосец Потёмкин».

Зная не понаслышке о разносчиках газет, могу с уверенность утверждать, что среди них большинство и вовсе неграмотны… Заучили фразы и кричат во всю глотку: «эмпириокритицизм и синдикализм», «ренессанс дуализма в готике Ницше»… коверкая часто безбожно сложные слова…

А сколько полуграмотных недоучек среди блистательных донов и сеньорит?

Одеты эти кабальеро и доньи, слов нет, на славу одеты.

Боже… какие расцветки платочков и шарфов! Какие штиблеты и сапожки! До этого я нигде не видал таких франтоватых мужчин. Даже среди нуворишей-негров в нью-йоркском Гарлеме!

Правда… ну нигде, кроме России… я не видал столько босых детей, как тут в Испании. В этом мы тоже похожи…

Во время предвыборной компании… проезжая деревни Кастилии или Эстремадуры… я видел, как дети ходят босиком в дождь и в холод.

Но вот на Гран Виа нет босых…

Потому, что Гран Виа это местный Нью-Йорк. Это яркая, широченная, большая улица.

Направо и налево от которой уходят глухие щели переулков. Там темные и грязные дворы, из которых доносится вонь и раздаются протяжные крики… котов и детей…ха-ха.

В каждом маломальском городишке Испании имеется целая армия чистильщиков обуви.

Блеск обуви у всех от этого – неописуемый (у кого она есть, в смысле обувь).

Однако бань нет.

Нет, испанцы – народ чистюля…

Это от разрухи в головах: старый мир и уклад жизни распался, а новый не возник.

Какие-то прохиндеи успели настроить, неясно зачем, с десяток жилых небоскребов…

Но вот в обычных квартирах там… ванн не имеется… об этом никто не догадался позаботится.

В местных путеводителях меня потрясло разнообразие поездов… Кроме привычных «скорых» и «курьерских», имелись и «роскошные», даже «сверхроскошные».

Ездить по Испании не так-то просто. Например… есть два губернских города, между ними примерно 300 километров… Ходит всего один поезд в день, а дорога длится 15 часов!

Да и поезд отнюдь не «сверх-роскошный»…

Состоит из почерневших от времени и паровозной копоти вагончиков, готовых развалиться прямо с тобою вместе.

Зато у Саморы возводят местную гордость – электрическую станцию «Сальтос-дель-Дуэро».

Это будет, как тут голословно утверждают, не зная например о нашем «Днепрогэсе» – «самая мощная станция Европы».

Там … на обрывистых скалистых берегах реки Дуэро возник рукотворный американский город…

В нём существуют доллары, янки и немецкие инженеры, гражданская республиканская гвардия… Проходят забастовки, которые разгоняет та самая гвардия… несмотря на левое правительство в Мадриде.

На стендах висят чертежи, в таблицах цифры: полтора миллиона кубических метров…, миллиард киловатт-час…

Заголовки испанских газет: «энергия за границу», «выпуск новых акций»… Вокруг огни, грохот, цементные заводы, диковинные мосты…

Местным кажется, что вокруг уже не двадцатый век, а наступил двадцать первый… Не были они в Америке!

Но вот всего в ста километрах от этой электростанции полно деревень, где люди не только никогда не слышали об электричестве и не видели электрической лампочки, но где они понятия не имеют об обыкновенном дымоходе! Топят, как в России позапрошлого Века – «по чёрному»! Так ловко копошатся в этом своём густом смраде…, что и мне там было легко забыть о ходе времени.

Ну, как бы то ни было, но предвыборная компания в Испании шла…

И мои новшества были для местных коммунистов как нельзя кстати.

В итоге… в Учредительных кортесах у них был самый лучший результат.

И вообще, левые партии получили подавляющее большинство.

У власти оказались в основном левые партии.

Были провозглашены военная и аграрная реформы…

Начались социальные преобразования: введено трудовое законодательство на селе, минимальная оплата труда трудящихся, арбитражные суды по производственным конфликтам, 8-часовой рабочий день, обязательная оплата сверхурочной работы, страхование от несчастных случаев и пособие по беременности и безработице, больничные листы.

Объявлена секуляризация – отделение церкви от государства и образования.

Ликвидирован конкордат с католической церковью 1851-го года, католицизм перестал быть государственной религией Испании, любые выплаты духовному сословию из бюджета страны были отменены.

Орден иезуитов был наконец запрещён!

Широко распространённая система церковного образования была расформирована.

Был принят закон о конфискации церковных земель и части недвижимости.

Но так как всё это делалось постепенно и с консультациями с церковью, то кровавых эксцессов удалось избежать и сохранить нормальные отношения с Ватиканом.

Учли и пожелание весьма уважаемой тут нашей Александры Коллонтай, высказанное ею в приветственной телеграмме Учредительным кортесам – была облегчена процедура развода и отменены все запреты на женский труд.

Несмотря на то, что все эти преобразования давно назрели и даже не достигли уровня соседней Франции, влиятельные в стране церковные круги, консервативная часть общества и большинство офицерства возражали против этих реформ. Пока глухим ропотом…

Общество стремительно политизировалось и радикализировалось.

Вернувшись в Бонн, я продолжал следить за развитием ситуации в Испании.

Страну захлестнули забастовки, покушения, сопровождавшиеся бомбометанием, и кровавая смута в деревне, за которой стояла «Федерация анархистов Иберии», выдвигавшая лозунги «свободного коммунизма».

Но правительство держалось и неуклонно проводило реформы. Жизнь простых испанцев постепенно улучшалась.

***

– Товарищ Литвинов, ви, как наркоминдел, как расцениваете деятельность Вашего подчинённого – Козырева?, – спросил Сталин, как только гость занял указанное ему место за столом для совещаний.

От такого вопроса с подвохом у Литвинова прошла испарина по лбу. Сталин это заметил и весело усмехнулся. Прошли уже те времена, когда Литвинов мог вальяжно вести себя не то, что со Сталиным, а вообще … даже с Политбюро. Где мог себе позволить говорить менторски и снисходительно, при этом не вынимая из уголков своих пухлых губ сигареты.

Но тот справился со своим волнением и ответил ровно:

– Удовлетворительно… нет причин для нареканий… по моим данным, – вставил Литвинов в конце спасительную добавочку.

Сталин ещё раз ухмыльнулся и с удовольствием затянулся трубкой.

Потом пройдясь туда, сюда по кабинету стал рассуждать в слух:

– Да… ви правы товарищ Литвинов… видимых причин для беспокойства по поводу Вашего подчинённого, – Сталин сделал на этом акцент, – пока нэт!

– Но ми дольжны смотреть в будущее… Что оно нам готовит?

Тут он остановился, а Литвинов принял этот риторический вопрос на свой счёт и тут же поторопился ответить:

– По нашим данным очаг напряжённости в Европе внезапно возник в Испании… Нами срочно туда посланы опытные товарищи… Например, товарищ Козырев…

Сталин остановился и грубо перебил Литвинова:

– Что ти тут передо мною Ваньку валяешь? Максим Максимыч? … Или тебе привычнее твоё еврейское имя и фамилия – Макс Баллах? Так кажется тебя называл в Лиге Наций немецкий представитель? Этот фон… как его? Вайцзекер кажется?

– Нееет… тттовварррищ… Сталин, – проблеял Литвинов, заикаясь.

– Что нет?, – ехидно спросил Сталин.

– Не привычнее, – буркнул тот в ответ.

Сталин пыхнул трубкой и задал следующий вопрос:

– Ти давал задание Козыреву действовать в Испании?

– Нннеттт, – снова заикаясь ответил Литвинов.

– Так ти же только вот сказал, что посылал его?, – деланно удивился хозяин кабинета.

– Не посылал я его, – тихо сказал Литвинов и быстро добавил:

– Но считаю, что он там был полезен…

– Полезен… полезен, – согласился Сталин и снова спросил:

– Может его использовать и в Германии?

Литвинов подобрался весь и ответил:

– Согласен товарищ Сталин…

– Тогда дайте распоряжение по своей линии, – сказал Сталин серьёзно.

Затем Литвинов перешёл к обычному своему докладу и уже не упоминал своего подчинённого Козырева, дабы избежать всплеска негатива со стороны всемогущего генерального секретаря.

Хотя много в докладе напрямую касалось деятельности Сергея, как в Испании, так и в Германии. От куда тот посылал регулярно сообщения. Они разительно отличались от депеш штатных дипломатов. Те не обременяли себя работой и просто перепечатывали сообщения из газет.

А Сергей относился к этому творчески… Опирался на свои собственные впечатления и приводил в пример услышанное и увиденное им самим.

Конечно, из-за недостатка опыта он совершенно не советовался с НКИД, предпринимая те или иные внешнеполитические шаги… Да! Именно так! Он… будучи на официальной должности спецпосланника НКИД СССР, хоть и в отпуске по учёбе, предпринимал именно такие действия, которые имели далеко идущие внешнеполитические результаты для СССР!

Взять ту же фотографию с предвыборного мероприятия испанских коммунистов, где он, в компании немецкого посла и заместителя генерального секретаря компартии Испании – Долорес Ибаррури, непринуждённо беседуют, а «пассионария» их ещё и приобняла.

А подпись под фото гласила: «Союзники делят Апеннины».

Конечно, полная глупость. Но СССР и Германия с 1924 года, с момента подписания Берлинского договора после провальных переговоров в Рапалло, по факту являлись союзниками. Помогая друг-другу в послевоенном восстановлении.

Это если отбросить наши неудачные попытки совершить там революцию…

А так… они нам станки и инженеров, а мы им зерно, нефть и … территорию… Где их военные… обходя запреты Версальского договора о капитуляции Германии, и осваивают танки и самолёты. Совместно с РККА…

Это всё промелькнуло в голове наркоминдел – Литвинова, пока он себе помечал в блокноте задание Сталина насчёт Сергея.

Глава 5.

В один из сентябрьских дней я получил телеграмму из Берлина.

Меня приглашали в наше посольство или как сейчас принято говорить – полпредство.

До начала занятий было время и не теряя его я отправился в дорогу.

Тем более, что мне хотелось обсудить с кем ни будь последние события в дружественном нам социалистическом Китае, где японская военщина предприняла наступление в Маньчжурии. Воспользовавшись наводнением в Китае, которое по масштабам бедствия было сравнимо с войной. По предварительным данным там погибло около 4 миллионов человек! Признанно уже мировым сообществом, как крупнейшее стихийное бедствие за всю документированную историю человечества.

И вот… днем 25 сентября… я вышел из вагона на перрон вокзала Фридрихштрассе в Берлине. Как было указанно в телеграмме, жилье мне будет предоставлено, как действующему советскому дипломату, в здании нашего посольства на Унтер ден Линден.

Дворец, а это был именно он… в котором расположилось полпредство СССР, был построен еще в начале прошлого века и оставался в своем изначальном виде.

Огромные залы бывшего царского посольства и зимний сад с экзотическими растениями поразили меня помпезностью и великолепием.

Напомнив своей красотою дворцы царских вельмож Москвы, где мне приходилось ночевать в дни моей безпризорщины во время гражданской.

К моему удивлению, обогревались они с помощью современной калориферной системы отопления…

А в жилом корпусе высились старые-добрые белые кафельные печи – голландки.

В предоставленной мне комнате было тепло и по-домашнему уютно от такой.

Оказалось, что сегодня будет очередной приём… Но форма одежды – любая на выбор. Меня это несколько удивило, но потом всё разъяснилось…

На этот прием в советском посольстве на Унтер-ден-Линден были приглашённые немецкие коммунисты.

Было заметно, что здесь царили братские отношения между гостями из Компартии Германии – КПГ и всеми работниками посольства, от швейцара до посла.

Конечно, я мог только догадываться, какие тайные нити связывают, к примеру, вон того импозантного немца – Лео Флига – члена политбюро КПГ, высокопоставленного деятеля Коминтерна, как мне его представили… с этим уголоком советской страны на немецкой земле.

Ясно, что являясь высокопоставленным функционером высшего аппарата КПГ, он встречался здесь с представителями советской разведки в том числе.

А многие из работников полпредства наверняка являлись агентами ИНО ОГПУ и РазведУпра РККА.

Конечно же в посольстве бывают и советские эмиссары Коминтерна.

Тут наверняка распределялись и денежные средства, регулярно приходящие для КПГ из СССР, как впрочем и для других братских компартий в других наших полпредствах.

Сама атмосфера на этом приеме, которое советское полпредство устроило для представителей КПГ, была таинственной и доверительной.

Правда внешний вид собравшихся производил на меня странное впечатление. Немецкие коммунисты, для своего визита в советское посольство выбрали не красивые наряды, а наоборот, – пролетарскую одежду.

Женщины – немки, как мне показалось, демонстративно надели красные блузки, синие юбки в складку и туфли без каблуков.

Мужчины пришли в будничных костюмах, словно только что «от станка».

В самом начале приёма я заметил, что немцы не без презрения отмечали для себя «буржуазные замашки» жен советских дипломатов, которые появились тут в элегантных вечерних туалетах.

Но по ходу вечера все это быстро забылось и о подобных расхождениях уже никто не думал…

Ели, пили и танцевали в свое удовольствие и «чувствовали себя как дома» в посольстве нашей пролетарской Родины.

Тут я встретился с давним своим знакомым, ещё по делам в Англии 27-го года… с нашим полпредом в Германии – товарищем Хинчуком…

Так же я был представлен и другим товарищам.

С товарищем Хинчуком мы вкратце и с удовольствием вспомнили Лондон и события 27-го года, а так же обсудили современное международное положение.

Его назначили сюда в горячие денёчки… год назад, когда нацисты громко победили на выборах.

А его предшественника Крестинского отозвали в Москву. Официально – «с повышением», назначив зам наркома в НКИД.

Хотя это при нём… всё тут в Германии… провалилось с революцией… и нацисты конституционно ворвались в рейхстаг…

Обсудили мы также с товарищем Хинчуком и положение в социалистическом и дружественном нам Китае.

Оно там в общем тяжёлое, но что касается именно японской агрессии, то теперь в Лигу наций японцы уже обращаются за помощью…

Им так врезала наша дальневосточная армия, что ненароком вышибла из Квантуна и … «случайно» заняла всю Корею.

В ней уже объявлена республика во главе с коалиционным правительством.

Там заправляет всем молодой товарищ Ким.

Правда во время боёв за Маньчжурию был тяжело ранен генералиссимус китайской народной армии товарищ Чан Кайши.

Чтобы его поддержать и как там говорят: «… взять в свои руки выпавшее знамя», срочно вылетел туда его сын – мой друг Коля Елизаров, которого по-китайски звать – Чан Дзянго.

Мы с ним и с сыном товарища Сталина – Яшей, ещё сильнее сдружились за то время, что я провёл в Москве, после своей командировки в Америку.

– Нужно ему отправить телеграмму со словами поддержки, – решил я.

Оставив товарища Хинчука выполнять свои обязанности хозяина раута, я окунулся в атмосферу мероприятия…

Во время этого я познакомился со своей ровесницей немкой – Розой.

Она была влюблена в одного функционера КПГ и тот её привёл сюда. Но сам был постоянно занят… Поэтому я решил поухаживать за молодой немецкой коммунисткой.

Мне были интересны её суждения и то, что она рассказывала…

– Для меня Советская Россия является образцом лучшего мира, – она с жаром сообщила мне, – и это вопреки буржуазной критике и воинственным нападкам разных представителей некоммунистического рабочего движения…

– Хотя… Панаит Истрати более чем убедителен, – добавила, смутившись Роза.

Я был знаком с критическими высказываниями этого румынского писателя … Он по началу… симпатизировал коммунистам, но после поездки в СССР в 1927-1928 годах выпустил книгу «К другому огню: Исповедь проигравшего», в которой описал произвол советской бюрократии. Западные коммунисты расценили книгу, как предательство.

В СССР писателя заклеймили в мещанстве и… фашизме.

И я поспешил развеять её сомнения:

– Роза…, – сказал я девушке, – конечно критика должна быть… но потом… когда победим…

Роза закивала, соглашаясь и выпалила:

– Серж, я встречаю советских коммунистов только на приемах в посольстве СССР…я искренне ими восхищаюсь…

– Скажи… а все советские русские похожи на этих товарищей… которые убежденные приверженцы западных ценностей?

Не дожидаясь моего ответа, схватив крепко меня за руку, эта восторженная немка быстро затараторила:

– Я верю в безупречность коминтерновской политики … меня до крайности возмущает даже простое упоминание о негативных сторонах советского строя. Каждый критик СССР становится в моих глазах злонамеренным контрреволюционером и лжецом…

– Сейчас многие утверждают, будто коллективизация в советском сельском хозяйстве приведёт к чудовищному голоду – я же считаю это самой злостной выдумкой…, – с гневом говорила немка.

Чтобы отвлечь Розу от этого скользкого предмета, мы подошли к столу с газетами и журналами.

Там мы стали рассматривать, вместе с другими, фотоснимки в журнале Вилли

Мюнценберга «Советская Россия в картинках»…

И тут я испытал что-то вроде неловкости, так как лица молодых советских людей, сидевших на тракторах или стоявших у станков, совсем не соответствовали представлению о социалистическом идеале человека. Вообще эти снимки производили тягостное впечатление, словно бы в жизни советских людей не было никакой радости.

Роза тоже это заметила и сказала, как бы извиняясь:

– Но впечатление этого фотографа могло быть и ложным…

Пояснив свою мысль, обращаясь ко всем, кто тут стоял:

– Товарищи… ведь во всём остальном, что доходит до нас из СССР, – всё бурлит счастьем новой жизни…

– Во всех их… революционных песнях… в стихотворениях Маяковского, в спектаклях театра Таирова и недавних берлинских постановках «Ревизора» Мейерхольда… как и в советских фильмах «Потемкин» и «Десять дней, которые потрясли мир»…

С Розой все соглашались, а другая немка… тоже страстно заявила:

– Особенно меня впечатлил и убедил в величии советской культуры сборник

современных русских рассказов, вышедший в издательстве «Малик»…

Её подруга её поддержала, сказав:

– Я так страстно желала видеть в стране Октябрьской революции только хорошее, что перенесла на нее даже свою любовь к Толстому, Гончарову и Тургеневу…

Что бы снять с себя угар этой липкой патетики, я потащил свою немецкую подругу к столу с закусками и напитками.

Выпив там с девушкой и вкусив разных яств, я невзначай спросил Розу, – как в КПГ отнеслись к победе НСДАП год назад на выборах в рейхстаг?

Тут моя подруга проявила весьма большую осведомлённость по внутрипартийным делам КПГ…

Оказалось, что в прошлом 1930 году Сталин впервые раскритиковал КПГ за её методы борьбы с нацистами. Он упрекал лидеров КПГ в «левосектантской массовой политике». Тогда… этих нападок Сталина… в руководстве КПГ не поняли.

Эту критику подхватили и в Коминтерне…

В течение всего года лидеров КПГ неоднократно вызывали в Москву и ругали там за то, что они продолжают свою «левосектантскую» политику по отношению прежде всего к НСДАП.

Хотя… справедливости ради… в Германии… партий с националистическим уклоном полно.

Даже в КПГ процветает национализм…

По прошествии года, совсем недавно… Сталин снова имел разговор с одним из лидеров КПГ. Тут Роза не уточнила, с кем именно. Да это мне и не нужно. Главное она передавала суть…

Например, довольно подробно… почти в ролях… она описала этот последний разговор…

Со слов её собеседника, у Сталина было обыкновение облачать приказы или суждения в наводящие вопросы.

– Это точно, – подумал я тогда, хорошо уже зная Иосифа Виссарионовича.

Во время той беседы, когда этот руководитель КПГ снова попытался оправдать политику своей партии возрастающей угрозой со стороны нацистов,

Сталин перебил его и спросил прямо:

– А не думаете ли вы там… у себя в КПГ…, что если в Германии таки придут к власти нацисты, они будут заняты исключительно Западом и мы сможем в тишине и покое строить социализм?

Этот вопрос Сталина затем широко обсуждался в КПГ, когда тот ответственный товарищ, вернувшись из Москвы, доложил об этом разговоре.

В руководстве КПГ пытались разгадать смысл этой фразы…

– «Руководство КПГ не хочет признать, что эти слова отражают внешнеполитические намерения Сталина», – высказала Роза чьё-то мнение.

А я тогда подумал:

– На позицию Сталина можно посмотреть и с другого ракурса, то есть как на логическое следствие его политической программы, которую он претворяет в жизнь с конца двадцатых годов.

Ленин и его «гвардия», после победы большевиков в России твердо рассчитывали на революцию в Германии. В этом была значительная доля их веры в международный интернационализм.

Успехи Советской России должны были повлечь за собой, как справедливо полагал тогда товарищ Ленин, череду победоносных революции в Европе и мире.

Но вот после смерти Владимира Ильича, его преемник товарищ Сталин, очень скоро усомнился в правильности такого интернационального подхода и его шансах на победу.

Поэтому уже в конце двадцатых он справедливо провозгласил, что сначала нужно построить социализм в своей собственной стране.

И видимо, после 1930 года, он окончательно потерял надежды на интернационализм и мировую революцию в старом Ленинском смысле.

На смену этому явно идёт курс на завоевание… капстран…

Теперь революции… прежде всего в соседних странах… должны будут свершаться с помощью Красной армии. Кстати, этому способствовал успешный пример Монголии, Китая и совсем недавний – Кореи.

В соответствии с этим «новым курсом» меняется и сталинская политика…

Тут – в отношении германского нацизма.

Этот «новый курс» мало похож на начальную Ленинскую программу большевиков – «курс на мировую революцию».

Таким образом, видимо не без моей помощи… товарищ Сталин таки отбросил тщетные надежды на германскую революцию…

Похоже, что с некоторых пор он старается такой революции и вовсе… не допустить.

– Для «нового курса» нацистская Германия будет полезнее, чем коммунистическая, – так скорее всего решил Сталин.

Вот к какому выводу я тогда пришёл, однако не решив для себя: «хорошо этот или плохо».

А Роза, словно прочитав мои мысли, излагала видение на это руководства КПГ…(они сделали вывод такой же, как и я….):

– «Поэтому Сталин и прилагает все усилия, чтобы немецкие коммунисты не объединились с немецкими социал-демократами…», – говорила чужими словами Роза.

– Он даже приказывает КПГ выступать совместно с нацистами, в то же самое время разжигая вражду между КПГ и СДПГ.

– «Вероятно Сталин боится социал-коммунистической Германии», – передавала Роза мнение кого-то из руководства КПГ.

А я тогда подумал: – Скорее национал-коммунистической…

Но Роза продолжила дальше развивать чью то мысль:

– «Сталин наверное боится, что если к власти в Германии придут коммунисты, то благодаря индустриальной мощи Германии немецкая секция Коминтерна может поставить под вопрос главенство Советской России в Коминтерне…»

– Поэтому, начиная с этого 1931 года, «он делает все, чтобы ослаблять боевую мощь КПГ и таким образом воспрепятствовать коммунистической революции в Германии», – закончила Роза довольно гнусным обвинением, скорее всего услышанным ею от кого то из руководства КПГ.

По её лицу было видно, что она с этими выводами не согласна.

В принципе, для нынешнего времени и тех условия, в которых существует и борется КПГ, в таких «крамольных» мыслях нет ничего страшного. Пока они обсуждаются на закрытых совещаниях, на кухнях и в курилках.

Важно то, что заявляется официально, особенно со страниц прессы.

Роза снова почти прочла мои мысли и сказала:

– Но вот совсем недавно… в «сталинском рупоре», как мы тут зовём газету «Правда», товарищ Мануильский заявил, что национал-социализм следует рассматривать, как своего рода пролог к пролетарской диктатуре, так как он способствует разгрому СДПГ и профсоюзов. После этого рабочие массы Германии доверят управление КПГ.

Как я хорошо знал, товарищ Мануильский в настоящее время был у руководства Коминтерна.

Пока мы общались с Розой, прибыло пополнение.

Товарищи Димитров и Тельман, с каким то хлыщом, которого я не знал.

Конечно, они сразу же направились к полпреду товарищу Хинчуку.

Через некоторое время вся их группа уставилась на нас, а тот хлыщ стал подавать знаки Розе, чтобы она подошла к ним.

Я сделал вид, что не заметил такой бестактности по отношению к своей персоне и отдал должное закускам. Правда, не перестав следить за этой группой товарищей из верхушки КПГ и Коминтерна.

Хлыщ отвёл Розу в сторону и что-то той эмоционально внушал. Ну как «эмоционально»? По-немецки конечно. После горячих эскапад Испании, здешние выражения чувств были на уровне замерзания…ха-ха.

По всей видимости Хинчук указал на меня и сообщил местным товарищам, что я «личный посланник Сталина»…

Ну, а те «сложили два и два» и немного струхнули. Не без оснований…

Всё, что мне удаётся узнать, я конечно же передаю товарищу Сталину.

И конечно они уже поняли, что Роза могла мне наговорить много лишнего…

Но надо отдать должное немецким товарищам, действовали они молниеносно и тонко…

Роза пришла сияя, как медный самовар и бодрым голосом пригласила меня на завтрашнее заседание их партийной ячейки, в одном из крупнейших универмагов Берлина – «Хофф». Я конечно же согласился…

***

На следующий день, когда должно было состоятся заседание ячейки КПГ универмага «Хофф», я с утра отправился пройтись по Берлину.

В прошлые разы мне как то не очень удавалось рассмотреть город. В этот раз я заметил признаки всё больше и больше надвигающего кризиса.

Конечно и в Бонне это было заметно.

Летом произошло банкротство крупного немецкого банка, и это на две недели парализовало всю банковскую систему Германии.

Толпы разгневанных вкладчиков громили всё вокруг.

Правда, ни коммунисты, ни нацисты в это не вмешивались. Не занимали ни чью сторону конфликта.

Коммунисты заявили, что так им надо… в смысле и банкам и их вкладчика… «У пролетария не может быть лишних денег, чтобы держать их в банке!»

Нацисты громких заявлений не делали.

Публично банки поддержать или наоборот… критиковать… они не могли, так как уже получали помощь крупного капитала, как я уже это знал от Ольги Чеховой.

А поддержка мелких лавочников не позволяла нацистам злорадствовать о потере теми денег в обанкротившемся банке.

Но не смотря на рост безработицы, немецкому правительству пока удавалось сохранять порядок на улицах и удерживать экономику от сползания в ужасную инфляцию, которая бушевала тут в 1923 году.

Вспоминая те ужасные для Германии дни, один наш преподаватель в Боннском университете, рассказывал нам: «Незадолго до окончания той бешенной инфляции, обед в ресторане стоил 10–20 миллиардов марок, а в студенческой столовой нашего университета 1 миллиард, что соответствовало 7 пфеннигам золотом. А билет в театр обходился в 300–400 миллионов».

Кстати, в преодолении нынешнего кризиса есть и моя заслуга…

Прочитав в те дни в местных испанских газетах панические воззвания немецких финансовых кругов к САСШ, с мольбами отменить на год репарационные выплаты, я дал телеграмму своему американскому другу Элиоту Рузвельту, где указал, что такой шаг мог бы плодотворно сказаться на общем имидже САСШ и его отца тут… в Европе. Тем более, что скорее всего выплат всё равно не будет… И к своему удовольствию я увидел… как буквально через день все испанские газеты пестрели сенсацией о введении САСШ моратория на взыскание репарационных выплат с Германии и её союзников, и с призывом к странам-победительницам поступить так же… Мораторий был бессрочный…

Не знаю, что именно спасло немецкую финансовую систему от неминуемого краха, но после этого как то всё успокоилось… И не переросло в страшную инфляцию образца 1923-го года…

Прослонявшись до вечера по Берлину, и не застав мою подругу Ольгу Чехову ни дома, ни в театре – как оказалось… она ещё не вернулась из отпуска, я направился на собрание коммунистов.

Меня там встретила Роза…

И там ждал меня сюрприз…

Собрание было не обычным, а торжественным…

Посвящено оно было вручению знамени от Мосторга членам партячейки универмага «Хофф».

Как раз делегатка местной ячейки КПГ вернулась из Москвы.

Знамя было величиной в полдвери, изготовлено оно было из тяжелого темно-алого бархата.

Посреди него красовался светло-голубой земной шар, расшитый серпом и молотом в окружении желтых колосьев злакового растения.

Через всё знамя тянулись золотые буквы, складывавшиеся в надпись по-немецки: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»