Георгий Александрович Ланской
Ловушка для идеального мужчины
–Ох, хорошо, – говорит Славка. – Умеют же за бугром бухло делать. Хорошая вещь, забойная.
–Ага, – поддакивает Колька. –Когда разбогатею, буду пить только текилу. Ну и дорогой коньяк.
–Разбогатеешь ты, как же, – мрачно предрекает Сергей и Колька вздыхает. Его родители пашут на заводе и вот уже пару месяцев не получают зарплату. Как и родители Сергея, что вкалывают там же.
– С нашей жизнью разбогатеешь. Надо в бизнес идти, чтобы бабки были. Или в рэкет, как в девяностые, только сейчас уже все поделено переделено и под ментами ходит, – поясняет Славка. – То есть надо идти в менты или еще какие силовики, ФСБ, например. Они точно в шоколаде все.
–Тебя в силовики не возьмут с такой биографией, – возражает Володька.
–Не возьмут, – уныло соглашается Славка. –Черт, это же несправедливо! Может, я хочу быть ментом, переводить бабок через дорогу и раскрывать преступления, как Дукалис. А мне не дают. И что остается? В бандюки идти?
–А ты хочешь? – спрашивает Сережа, заплетающимся голосом.
–Я хочу красиво жить, Серый. И меня тошнит от той нищеты и прочего дерьмища. Я хочу пить текилу, летать в заграницы и чпокать самых крутых телок мира. Где справедливость? Кто-то сейчас вон жирует, бабок немеряно, баксы и рубли, золотишко, цацки, тачки, а мы тут сидим в холоде и сырости. За что им то все? И почему у нас нет ни хрена? Я бы прямо сейчас встал и забрал то, что у них есть и честно поделил.
–Честно – это как? – уточняет Сергей.
–Честно – это чтобы все мне, – поясняет Слава и гаденько ухмыляется, и все, кроме Сергея ржут от такой интерпретации честного дележа. Он тоже смеется, частично чтобы не показаться снобом, а частично, что под текилой ему это и правда кажется забавным. Они гогочут так громко, что сами шикают друг на друга, но от этого становится только смешнее. Саби смеется вместе со всеми, а потом, спохватывается и округляет глаза.
–Ой, ребзя, я ж совсем забыл. Гляньте, что покажу! У меня вон что есть!
Все смотрят на то, как он задирает свитер, обнажая рукоять заткнутого за пояс пистолета.
Глава 2. Благонадежный гражданин
Не успев подняться в квартиру, Тамара Царёва почувствовала, что ничем хорошим ее смена не закончится, но деваться было некуда. Как подшучивал один из оперов, с коим ей постоянно приходилось пересекаться на убийствах: назвался гвоздем, полезай в пузо. Вот и она вечно лезла, вольно или невольно, стараясь удерживать зыбкую планку раскрываемости следственного комитета, получая нагоняй от начальника за то, что ее показатели в кривой синусоиде то и дело переходили из свободного падения в крутое пике. При этом с завидной стабильностью следователю Царёвой поручали дела скользкие, с большим количеством неизвестных, «интересные», как говорил ее шеф. Сама же Тамара после тридцати пяти от таких дел старалась увильнуть, потому что престиж престижем, но за раскрытие бытового убийства дадут премию, а за нераскрытую мокруху с участием заезжих гастролеров или местных чинуш – втык, и никакого тебе отгула. Размышляя об этом, Тамара невольно напевала сладким голосом:
–А если нет разницы, зачем платить больше?
Вот и сегодня, у дома из вполне себе приличного жилищного комплекса, Тамару кольнуло недоброе предчувствие, что убийством будет сильно не простым.
Войдя, она привычно царапнула взглядом по висящей видеокамере, отметила отсутствие консьержа и пошла к лифту, из которого уже вывалилась мамаша с коляской и упитанной девочкой на буксире. Девочка, кучерявая, с большим, криво завязанным бантом, поглядела на Тамару сонным взглядом, а потом вдруг сощурилась и растянула рот в улыбке, обнажив щербину от выпавшего зуба. Тамара почувствовала, как кольнуло в животе. Не ответив на улыбку, она вошла внутрь и нажала на кнопку девятого этажа.
В квартире уже суетились эксперты, обрабатывая поверхности порошком для снятия отпечатков. Тамара захлопнула дверь локтем, быстро огляделась по сторонам, отметив дорогой дизайнерский ремонт, который не получается делать своими силами, недешевую мебель и элементы декора, кивнула знакомым операм, что вяло и без интереса копались в вещах. Из гостиной, подняв кверху руки в резиновых перчатках, вышел криминалист Тарас Поседько, криво улыбнувшийся вошедшей.
–Ба, царица Тамара! – сказал Тарас, плохо имитируя восторг. – Снова вместе, снова рядом… Как там дальше?
–Ночь дает нам все права? – предположила Тамара. Тарас сморщился:
–Не, это какая-то другая песня. Пошли, на клиента посмотришь, пока не увезли.
Он быстро сбился с язвительности на дружеский тон, что всегда случалось с ним, когда он общался с тем, кто был ему симпатичен, а если это женщина, он почти заигрывает. У него даже лицо менялось, уголки глаз разглаживались, а в голосе появлялось человеческое тепло, напрочь улетучивающееся в общении с рядом коллег и начальством. Как-то Тамаре пришлось наблюдать Тараса в суде, и она мельком отметила, что в таких случаях, его фразы похожи на забиваемые в дерево гвозди: холод металла и четкость, без лишних эмоций, ни капли сомнений, непререкаемый авторитет.
–Причина смерти? – спросила она.
Тарас привычно пожал плечами. Даже если причина смерти была очевидна, он не спешил делать каких-либо выводов. Была в его юности какая-то неприятная история, раз и навсегда отучившая его от какой-то скоропалительности.
–Предварительно – огнестрел. Одна пуля прямо в лоб. Прошла навылет, ребята ее из стеночки выковыряли. Гильзу нашли, 9 миллиметров, скорее всего ПМ. Стреляли с очень близкого расстояния, почти в упор. Судя по характеру брызг, жертва упала с высоты роста, ударилась затылком о тумбочку, есть отчетливый след удара.
Тамара вошла в гостиную и посмотрела на покойника.
Мертвецом был мужчина лет сорока, или чуть старше, маленький, сухой азиат, хотя по азиатам ей было сложно определить возраст навскидку. На восковом, словно стекшем вниз лице – потеки крови из дыры во лбу, а щеки, как ей показалось, были в пороховой гари. Лицо показалось Тамаре знакомым. Покойник был одет в спортивные штаны и зеленую майку, на вывернутой левой ноге остался тапок, второй валялся поодаль. На светлой телевизионной тумбе действительно виднелся кровавый смазанный след.
–Орудие убийства? – спросила она. Тарас посмотрел на нее со странной гримасой.
–Я не видел, но ты у оперов спроси. Они там по квартире его искали.
–Спрошу, – вяло сказала она и пошла прочь, но Тарас придержал ее за локоть.
–Ты как вообще?
Она хотела спросить, что он имеет в виду, но лишь кисло улыбнулась.
–Нормально.
Тарас сочувственно улыбался, отчего ей хотелось вспыхнуть и наорать, что она не нуждается ни в чьем понимании, что она железобетонная, стальная, и перенесенное ею вымученное страдание давно в прошлом, но сказать ничего не так и не смогла.
–Том, ты заходи к нам что ли? – сказал Тарас. – Ларка будет рада, все лучше, чем одной сейчас.
–Хорошо, – процедила она обещание, которое не собиралась выполнять. – Я зайду. На днях. Разгребу все и зайду. Посидим, выпьем, мне же теперь можно…
Последнюю фразу она произнесла с едкой горечью, но Тарас лишь кивнул, без обиды, все понимая. И от этого сочувственного понимания у нее опять свело живот, как там, внизу, под взглядом кучерявой девчушки, такой, которой у нее уже никогда не будет. Криминалист отпустил ее рукав, и она двинулась на кухню, где сидел знакомый опер Вася Татаринов, худой, слегка скособоченный, предмет насмешек в отделе за то, что красил волосы в черный и прикрывал длинными прядями раннюю плешь. Тамара, кстати, никогда не смеялась. Ну, лысеет мужик, что тут поделать? Ну, красит волосы, потому что в тридцать четыре уже седой. Вася поднял глаза от протокола.
–Привет, Тамара.
–Привет, Вась. Кто у нас убиенный?
Она сказала это довольно сухо, чтобы не повторилась история с сочувственными интонациями, которое ей нужны были меньше всего после болезненной схватки, обморока, яркого света на операционном столе, который она видела даже после наркоза и осознания, что так ожидаемого ребенка у нее отняли навсегда. Вася, столь же чуткий, эту перемену уловил и потому удержался в рабочих рамках.
–Бебусенов Саби Ержанович. Врач-косметолог из клиники «Афродита МедПлюс». Недешевая контора, весь наш бомонд нам морды подтягивает да сиськи делает. Я про Бебусенова слышал, говорят, светило, золотые руки.
–И я слышала, – призналась Тамара. – У них там цены на процедуры как на самолет. Говорят, даже из столицы к ним мотаются. Чего ж он в столицу не переехал.
–Вдовица сказала – собирались.
–Вдовица? Ты ее уже опросил?
Вася кивнул и махнул подбородком куда-то вбок.
–Она в спальне. Ей плохо стало, поначалу еще держалась, а потом уплыла, Тарас вколол ей чего-то успокоительного. Труп, кстати, она нашла. Пришла домой, а там вот такая история.
Тамара подумала, что «кстати» в этой аналогии совершенно неуместно. Труп тяжело найти «кстати», он не гриб, не кошелек, и уж никак нельзя кстати найти труп собственного мужа. Подумав об этом, Тамара вновь почувствовала грызущую боль в животе, поморщилась и отогнала фантомный, или кажущийся фантомным спазм усилием воли.
–Пистолет не нашли?
–Ищем. Но думаю, что не найдем, во всяком случае, я в квартире. Я ребят отправил обшарить мусорки вокруг, но честно говоря не надеюсь.
–Ограбление?
Вася пожал плечами.
–Замки не сломаны. Вдовица говорит, дверь была открыта. Она сунула ключ, тот не повернулся, нажала на ручку, вошла и увидела труп, вызвала полицию. Деньги на месте, кредитки и цацки тоже, во всяком случае, не первый взгляд. В доме есть что взять, но похоже, что ничего не искали. Мне почему-то кажется, что шли убивать целенаправленно, и покойный убийцу знал. Следов борьбы нет, соседи ничего не слышали. Но мы еще не всех обошли.
–В котором часу его убили?
–Тарас говорит, между полуночью и тремя, но это он, конечно, на глазок. Странно, однако, потому что ночь, тишина, кто-то должен был услышать выстрел. С глушаком что ли стреляли? Так его тоже порой слышно, сама знаешь… Это же не американское кино.
Тамара поглядела на настенные часы и оглянулась на двери.
–Сейчас одиннадцать утра… Когда вдова мужа-то обнаружила? Она что, дома не ночевала?
–Говорит, не ночевала. Муж накануне выпроводил ее к родителям.
На этих словах Тамара сделала стойку, как охотничья собака. Вася поглядел на нее и кивнул.
–Ага, – сказал он. –Мне тоже это показалось подозрительным. Она сказала, что муж словно чего-то опасался, нервничал в последнее время и все время куда-то звонил. Сказал, что должен с чем-то разобраться.
–Думаешь, ее можно допросить? Хотя, она под препаратами…
Вася пожал плечами.
–Я бы ее в отдел отвез, – посоветовал он. – Заодно и смывы с ладоней взял, нет ли на них пороха. А то мало ли, может она киллер на полставки. Или муженька с любовницей застукала, шмальнула, а ствол в мусоропровод.
–А любовницу – туда же?
–А чего? Вполне рабочая версия. Что у нас, впервые жена мужа за измену на винегрет шинковала?
–Не впервые, – согласилась Тамара. – Но на моей практике я еще не встречала бабы, что так ловко шмаляет мужу прямо между глаз. Она, кстати, кто по жизни? Работает?
–При таком муже и деньгах? Не смеши. Владеет салоном красоты, а уж работает она там или кассу только снимает, это я пока не скажу. Видишь какой тут семейный подряд: муж бабам морды штопает, жена их штукатурит. Им бы еще похоронное агентство открыть для пущего эффекта, чтобы завершить картину…
–Агентство у нас тоже есть, оно на брата записано, а управляем мы, – донеслось от дверей. Тамара оглянулась. Хозяйка, невысокая, полная азиатка с гримасой горечи на лице, облаченная в дорогое платье, подпирала дверной косяк и глядела на гостей без всякого выражения. Поглазев на полицейских пару мгновений, хозяйка подошла к мойке и потянулась к чашкам.
–Не трогайте, – взвился Вася. – Тут эксперты еще не работали.
Хозяйка замерла и опасливо одернула руку.
–Я пить хочу, – прошептала она.
–Присядьте, – участливо попросила Тамара. – Сейчас я вам налью воды. И простите нас за сказанное.
Хозяйка не ответила, горестно опустив голову. Тамара увидела, как по ее щекам покатились две слезинки, но она торопливо смахнула их и вновь подняла голову. Тамара вынула из шкафчика самую дальнюю чашку, налила воды и подала хозяйке, и та жадно выпила.
–Я вам не представилась, – сказала Тамара. – Я следователь Царёва. А вы?
–Бебусенова Альмира Сапаровна, – ответила хозяйка. – Жена. Или, как вы уже тут сказали, вдова.
–Альмира Сапаровна, примите наши соболезнования. Сами понимаете, подобные преступления надо раскрывать по горячим следам, поэтому расскажите, что вы знаете, – попросила Тамара, раскрывая папку с протоколами. Бебусенова с минуту глядела на столешницу, а потом негромко, но обстоятельно начала рассказывать. Тамара кивала и записывала.
Несколькими днями ранее ее муж, Саби, встретился с каким-то типом в своей клинике. Альмира застала лишь самый финал, когда мужчина выходил, изрыгая проклятия, а муж, выскочивший следом, был бледен и встревожен. Увидев жену, Саби свел все к нелепости, на вопрос, кто был этот дурно пахнущий и бедно одетый мужчина, Саби сказал, что это бывший одноклассник, опустившийся алкаш, который хотел одолжить денег.
–Ваш муж сказал, как его зовут? – спросила Тамара.
–Нет, – помотала головой Альмира. – А я не спросила, Саби явно не хотел об этом говорить, было видно, что ему оказалась неприятной эта встреча и он все время о ней думал, даже дома. Я пару раз просыпалась ночью и видела, что он не спит, сидит на балконе и курит.
–Это было необычно?
–Саби всегда спит… спал как младенец, очень уставал на работе, – пояснила Альмира. – Он мог в восемь вечера уснуть и спать до полудня после операции. И курить он давно бросил. Я даже спросила, что происходит, но он не ответил, сказал только, что надо с ребятами переговорить.
–С какими ребятами? – спросила Тамара. Альмира дернула плечами.
–Не знаю. Он кому-то звонил… Может, одноклассникам?
–Вы их знаете?
–Нет. Ну, точнее, я знаю о двоих, но Саби с ними не общался. Он вообще мало с кем общался из детства. Говорил, что в школе его не особо жаловали после переезда, он уже в восьмом классе город сменил, почти ни с кем не успел подружиться. Разве что с Владимиром Вершининым.
–Это кандидат в мэры? – уточнил Вася. Альмира кивнула.
–Да. Они иногда встречались на мероприятиях, здоровались, но так… прохладно, будто бы не хотели общаться. А потом по телевизору я увидела еще одного, забыла, как его зовут, учитель, который прыгнул с моста и спас ребенка. Саби сказал, что это его друг детства, учились в одном классе. Вроде бы даже гордился им. Сказал, что он – самый нормальный и всегда таким был. Я еще посмеялась, спросила – разве не ты был самым нормальным? А он ответил с такой злобой и горечью, что всегда был их шавкой и должен был заслужить свой кусочек мяса. Больше я эту тему не поднимала.
–Вам не было любопытно? – влез Вася, пока Тамара старательно не вписывала в протокол сведения об одноклассниках. Альмира поглядела на него с неожиданной злостью.
–Мне – было, – веско сказала она. – Мне не было все равно, если вы об этом. Но я из традиционной мусульманской семьи, и должна подчиняться мужу. А Саби был золотым мужем. Он меня любил, обеспечил такую жизнь, о которой я и мечтать не могла. А какой он врач! На него в клинике буквально молятся!..
Она вдруг задохнулась, схватила чашку и жадно допила воду, а потом, булькнув, разрыдалась. Оставив ее успокаиваться, Тамара вышла к оперативникам, спросив не нашли ли они пистолет и телефон покойного. Получив отрицательный ответ, она заглянула к Васе, что пытался получить еще какие-то ответы от рыдающей Бебусеновой и кривлянием выманила его в коридор.
–Вези ее к нам, – приказала она. – Здесь я из нее уже не выжму ничего.
–Хорошо, – согласился Вася. Тамара развернулась и пошла к дверям, но на пороге остановилась и поглядела Васе в глаза.
–Не знаешь, у них есть дети?
–Двое, – ответил Вася. – Учатся в Москве. Думаешь, надо сообщить?
Тамара покачала головой и вышла, думая, что сейчас ни за что не взялась бы сообщать детям о смерти отца. Как и родителям о смерти ребенка. Когда угодно, только не сейчас.
*****
Тамара подаст на развод с мужем сразу после того, как выйдет из больницы, стискивая зубы от воющей боли в искалеченном животе, куда прилетит его кулак. Еще до того, как состоялся тот знаменательный скандал, она будет знать, что с семейной жизнью пора завязывать. Свекровь, подколодная змеища, ежедневно пела в уши сыночку про постоянные загулы жены, пилила отсутствием детей и ставила в пример какую-то неведомую Тамаре Раю, что могла бы стать идеальной снохой. Тамара терпит несколько лет, потом начинает огрызаться. К списку ее недостатков прикрепляется обидное слово «лимита», как будто они живут не в Сибири, а в Москве, с видом на Красную площадь, а сама Тамара приехала из глухого чукотского поселения.
На юрфаке она была одной из лучших и, что называется, «подавала надежды», и, хотя ей никогда не хотелось быть адвокатом и вставать на темную сторону, она почти соглашается, но в последний момент передумает и уйдет в следствие. Там она познакомится с Генкой, капитаном полиции, что сразу покорит ее сердце и сделает предложение спустя неделю знакомства, встреч и горячечного секса в ее съемной комнатушке. Она согласится, и примет как должное тот бытовой ад, в который погрузится ее жизнь, в одной квартире с мамашей Геннадия, бывшей врачихе, привыкшей собачиться с пациентами не на жизнь, а на смерть.
Работая в следственном комитете и часто наблюдая за тем, как когда-то любящие люди, ругаясь, уничтожали друг друга, Тамара даже в мыслях не будет примерять мысль бытового насилия на себя, униженно терпя упреки, затем ругань, а затем и побои мужа, что умел так грамотно бить жену, что следов не оставалось. Подзуживаемый матерью, что то и дело «чуяла запах посторонних мужиков в квартире», Гена часто будет поколачивать Тамару, что постоянно задерживается на работе, в надежде вернуться, когда тот будет спать.
Ей долго не удается забеременеть, хотя она всегда отличалась лошадиным здоровьем. Не помогут никакие обследования, и она будет думать, что дело в муже, а он на обследование не пойдет. Ситуация в доме будет накаляться. Но она послушно проведет в этом доме десять лет, ежедневно подозреваемая в измене. И однажды, уже почти ненавидя мужа, она на эту измену решится, прямо на работе, после пьянки, что пафосно назовут корпоративом по случаю 25 июля – дня следственных органов. Тамара пьет мало и может в любой момент остановить притязания коллеги, но ей не хочется. Секс в рабочем кабинете, на столе, среди бумаг и протоколов суетлив и не интересен, но она забеременеет сразу. И в августе ее будет тошнить так часто и сильно, что свекровь сразу заподозрит правду и доложит сыну, а тот, прилетев с дежурства, с порога ударит Тамару ногой в живот так, что она пролетит через всю квартиру и, ударившись головой о притолку, потеряет сознание.
Ее не рожденный ребенок погибнет, а сама она отделается сотрясением и сломанными ребрами. Несколько дней в ее моче будет кровь, но гораздо больнее будет осознание, что она не смогла сохранить в себе частичку новой жизни, и эта мысль будет разъедать ее кислотой изнутри.
Она выйдет из больницы и подаст на развод. К тому моменту коллега, заделавший ей ребенка, получит перевод и уедет, и она его больше не увидит и никогда не позвонит. Вопреки ее мыслям, что она успешно скрывала от всех следы побоев, коллеги догадаются. Муж не придет на суд. Выждав, она вновь потребует развода. Он снова не придет. Она нажалуется его шефу, и тот, будучи в курсе ситуации и не желая ссориться со следственным комитетом, примет меры. Геннадия вызовут на ковер и попросят убедить жену не поднимать скандал. Тамара пообещает не портить мужу жизнь и съедет. В съемной квартире она будет проводить одинокие вечера, ожидая вызова в суд и приговора их браку. С этого момента Тамара будет очень предвзято относиться к мужчинам, что кажутся идеальными при первом впечатлении.
Потому что она так обманулась десять лет назад и, черт побери, больше этого не допустит.
*****
Первое сентября выпадает на четверг, и в понедельник одноклассники Алены как-то забывают о позорном награждении ее отца перед всей школой, а сама она старательно уклоняется от разговоров о том, что они получили к значку почетного гражданина города. В конце концов все давно привыкли, что ее отец – учитель, а в этом году новичок всего один, какой-то очкарик, еще ничего не знающий, и потому на него можно не обращать внимания. Алене не хочется рассказывать о том, каким жалким выглядел отец дома и с какой презрительной ухмылкой поздравила его мама, которая принесла домой из салона денег больше, чем отец зарабатывал за полмесяца. Так отец теряет остатки своего авторитета перед ней, и Алена решительно переходит на сторону матери.
В понедельник Таня садится за парту, и Алена видит на ее шее замазанный тональным кремом синяк, который наверняка оставили чужие губы в порыве страсти. Но это не единственное ее приобретение. Перед началом урока Таня небрежно вынимает из кармана айфон последней модели и отключает на нем звук, делая все нарочито медленно, чтобы все вокруг успели полюбоваться обновкой, бросив торжествующий взгляд на подружку.
–Я тебе на перемене все расскажу, – шепчет она, и Алена кивает, хотя ей уже все понятно. Родители Тани такие же бюджетники, при этом отец периодически уходит в штопор запоя, и подарить дочери игрушку за сотню тысяч рублей они не в состоянии. Засос на шее достаточно красноречив и просто кричит о первородном грехе. Весь урок Таня строчит кому-то сообщения, а Алена никак не может сосредоточиться на физике, да и какой в этом смысл? На фоне недавних разговоров Алене понятно, откуда дровишки. И она не понимает, что чувствует при этом: зависть или презрение к подружке, что так удачно продалась. На перемене они забирают сумки и переходят в следующий класс, где им будут рассказывать про химические реакции, что нужны обеим как рыбке зонтик. Оставив вещи, они выходят в коридор, облюбовав подоконник подальше от всех. Таня столь демонстративно торжествует, что Алене хочется ее ударить.
–Можешь меня поздравить, кажется мне удалось, – шепчет Таня.
–Удалось что?
–Не строй из себя святошу. Склеить богатея. И у нас вчера все было.
–Я заметила, – хмыкает Алена и машет подбородком в сторону синяка. Таня краснеет, глупо хихикает и подтягивает воротник кверху, но толку чуть, на несвежей ткани остается след от тона, что только усугубляет состояние блузки. – Что за мужик?
–Крутой мэн, богач, упакован от и до. Мы весьма неплохо отдохнули с ним. Видишь, что подарил?
Таня машет перед Аленой айфоном. Та равнодушно кивает.
–Конечно, женат?
–Конечно, но не в этом дело. Он уже звонил сегодня и предлагал встретиться еще. И, знаешь, он мне даже понравился. Особенно, когда есть с чем сравнить. Все-таки опытный любовник – это опытный любовник. Мне было хорошо. Я вся горела, не то, что с Петькой, вся его эта слюнявая возня…
–Господи Боже, – притворно ужасается Алена. Таня смеется.
–Переживаешь за меня?
–Я бы так не смогла, – серьезно говорит Алена. – Ни за что не легла бы с мужиком, который сильно старше меня, и к которому я не испытываю ничего.
–Я бы не сказала, что я ничего не испытываю, – возразила Таня. – Он очень обходительный. Я не чувствовала себя шлюхой, которую вызвали в сауну к куче сальных ушлепков. Нет, он никакой не извращенец. Все было достаточно традиционно и на неплохом уровне.
Повисает неловкое молчание. Тане явно хочется восторга или даже всплеска бурной зависти, но Алене будто бы все равно. Подружка почему-то не просит поиграть с новым айфоном, не делает селфи, но это равнодушие напускное, потому что нельзя не восхищаться дорогим гаджетом, когда твой примерно в десять раз дешевле.
–Иногда мне хочется, чтобы все было как в старину, у староверов, – внезапно признается Алена. – Чтобы никто до свадьбы не трахался, а если трахаешься, тебя обзовут гулящей и вымажут ворота дегтем.
–Что такое деготь? – спрашивает Таня, и обе невесело смеются. Таня с любовью поглаживает свой новый прибамбас, вскидывает руку и подталкивает подругу. Они старательно кривляются на камеру, пока Таня делает несколько фотографий.
–В жизни староверов нет ничего веселого, – возражает Таня. – Помнишь, как твой папахен рассказывал, как на Руси выдавали девок замуж за богатеев, чтобы поправить свое благосостояние? Да и сейчас это норма. Почему, когда тебя отдавали замуж силком, как в рабство, это считалось нормой, а сейчас – если ты сама находишь себе папика, то общество считает тебя шлюхой?
–Наше общество вообще очень странно реагирует на самые разные вещи.
–Ну. Вот ты считаешь меня шлюхой?
–Конечно, – закатывает глаза Алена. – Более того: я очень тобой горда.
Теперь они смеются по-настоящему. Но на самом деле Алене совершенно не смешно. Подсознательно она понимает, что подруга, решившись на этот отчаянный шаг, выбрала скользкую дорожку, с которой не будет возврата, и, вероятно раз и навсегда отсекла для себя дорогу к какой-то нормальной реальной жизни.
«А какая она – нормальная жизнь? – думает Алена со злостью. – Жить, как мои родители, от зарплаты до зарплаты, и делать вид, что это нормально?»
–Каждый сам выбирает, как жить, – философски заявляет Таня, словно подслушав ее мысли. – Мне вот с моей семейкой ничего не светит, мозгов особо нет, красота не бог весть какая.
–Ты очень красивая, – мрачно говорит Алена, думая о том, что сама не обладает даже половиной красоты Тани.
–Ну, спасибо, конечно, но я же не соответствую стандартам телок, – возражает Таня. – Скулы надо делать, губы тоже. Попу накачать, грудь… Но сейчас мне вроде как выпал счастливый билет, и этим грех не воспользоваться. И можешь думать, что угодно, но по мне лучше в дорогом отеле, на хрустящих простынях с мужиком, который тебя хочет и может что-то дать взамен, чем в подъезде с одноклассником, под пивас и чипсы, с почти стопроцентной гарантией залететь, потому что у него нет денег на презики.
–Тань, я же тебя не осуждаю. Ты взрослая девочка уже, сама выбираешь, как жить.
–Знаю, но у тебя вид такой, будто ты в дерьмище наступила и сейчас хочешь незаметно ноги вытереть.
–Глупости.
–Ну, может, я себя накрутила, но ты как будто не рада.
–Я не уверена, что должна радоваться, – пожала плечами Алена.
–А вот я – рада, – с вызовом ответила Таня. – И, поверь, я выжму из этой истории все, что смогу. А ты можешь оставаться девственницей до свадьбы, если тебе хочется. У нас есть выбор. Хочешь – трахайся с богатеем, не хочешь – никто тебя не заставляет.
–Да на здоровье, Тань, – отмахивается Алена и изображает на лице улыбку. – Он тебе хоть представился? Как его зовут-то?
–Вячеслав, – после недолгой заминки говорит Таня, и Алене кажется, что она врет.
*****
Выходные для Сергея прошли отвратительно. Вечером пятницы, вернувшись домой, он вытерпел снисходительную похвалу Дарьи, небрежно чмокнувшую его в макушку перед тем, что, по ее мнению, считалось праздничным ужином.
–Папа у нас герой, – хмыкнула она. – Да, Ален? Почетный гражданин города.
Эту фразу она не сказала, а скорее выплюнула, лишь увеличивая разверзшуюся брешь между ними, а Алена, что сидела рядом и пялилась в телефон, рассеяно кивнула, всем видом показывая, насколько ей безразлично все происходящее, и, кажется, объединившись в презрении с матерью.
–Давайте не усугублять, – взмолился Сергей. – Ну, пролетела награда мимо усов, так ее никто и не обещал. Забыли.
–У тебя вечно все… пролетает мимо усов, – констатировала Даша. – Ладно, жуй свою курицу. Будем делать вид, что так и должно быть.
Чтобы скрыть злость, Сергей с остервенением вцепился в куриную ножку и вырвал из нее кусок, чувствуя, что его предали в буквальном смысле этого слова. После унизительной подачки от мэра ему хотелось спрятаться, забыть это позорное награждение, а в минуты малодушия – никогда не прыгать с моста и никого не спасать, но тут Сергей мысленно же бил себя по щекам. В конце концов, действительно ведь ничего такого и не произошло, он не рассчитывал ни на что, так с чего расстраиваться, ничего не получив?
Ситуацию усугублял визит Славки, и вот это тревожило по-настоящему. Отделившийся в юности, как ненужная ступень от ракеты, приятель после службы Сергея в армии на горизонте не возник не разу, и уж тем более ни разу не пытался припомнить ту страшную историю, после которой их дружба треснула и рассыпалась. Лежа в постели рядом со спящей женой, Сергей крутил детали этого разговора, думая, кого еще Славка осчастливил своим визитом. Бебусенов жил в городе, Сергей его периодически встречал и здоровался, но дальше этого дело не шло. Вершинин тоже встал на ноги и пошел далеко, метил в мэры, его Сергей видел реже, а вот Колька Безуглый исчез из виду давным-давно. То ли переехал, то ли просто не попадался на глаза. Впервые за много лет Сергей подумал, что они не пересекаются даже в соцсетях, не дружат и не шлют милые стикеры к дню рождения или Новому году. Понятно, как Славка нашел Сергея, а вот нашел ли он остальных? Ворочаясь с боку на бок, Сергей подумал, что не хочет этого выяснять.
В понедельник настроение Сергея не улучшилось. Более того, он почувствовал себя полным неудачником, после того, как в учительскую ворвался физрук Виктор Иванов с таким счастливым лицом, что оно могло заменить собой солнце.
–Чего сияешь так? – спросил Сергей. – В лотерею выиграл?
–А ты откуда знаешь? – удивился Виктор.
–В смысле, откуда я знаю?
–Ну, в прямом. Там же фамилий не называют. Тем более, после такого выигрыша! Я лично не хотел особо светиться, чтобы родня не прознала, а то явятся бабло пилить.
–Не понял, – нахмурился Сергей. – Ты реально выиграл в лотерею?
–Реально, Серег! Вот те крест!
–У-у-у, – обрадовался Сергей. – Поздравляю. И сколько?
–А сколько ты думаешь?
–Ну… соточку? Или две?
–Соточку, – рассмеялся Виктор. – Или две… Мелко мыслишь, Богаченко. Четыре ляма я выиграл!
–Да ладно?
–Вот тебе и ладно. Четыре миллиона, Серега! Ух, я теперь заживу. Я с момента смерти родителей нормально не жил, хаты эти убогие, тачка уродская. Я квартиру сейчас куплю, Серег! За четыре ляма я могу взять хорошую хату даже в центре. Ой, блин, я думал, что никогда уже в моей жизни ничего хорошего не будет, как в тринадцать сиротой остался. Думал все, не смотрит Боженька в мою сторону! И тут – бац, четыре ляма! Неплохой такой бонус в тридцать восемь. И главное, Серег, я ж билет этот просто так взял, на сдачу. Никогда ничего не выигрывал, и тут будто кто под руку толкнул: купи.
–Поздравляю, – прохладно произнес Сергей и стал застегивать портфель с конспектами. Когда он направился к выходу, Виктор удержал его за руку.