Генри Райдер Хаггард
Ледяные боги
Глава IV. Смерть Хенги
Сперва Урк, как знаток старинных обычаев племени, начал подробно пересказывать закон о сражениях, подобных сражению Ви с Хенгой.
Он сообщил народу, что вождь сохраняет свое звание и пользуется своими правами и преимуществами только потому, что он сильнее всех в племени, подобно тому, как стадом повелевает сильнейший буйвол. Когда же против вождя восстает охотник моложе и сильнее, он вправе убить вождя, если это удастся ему, и занять место вождя. Но только закон требует, чтобы вождя он убил в открытом и честном бою, в присутствии всего народа, причем в бою каждый имеет право пользоваться только одним оружием. Если же вызванный победит, пещера и все живущие там принадлежат ему и все признают его вождем. Если же он будет побежден, труп его будет брошен на съедение волкам.
В общем, Урк, сам того не зная, излагал учение о том, что выживают сильнейшие – закон, много тысяч лет спустя сформулированный Дарвином.
Хенга начинал терять терпение. Ему казалось, что он быстро справится с таким врагом. Ему хотелось поскорее вернуться в пещеру, выслушать приветствия и хвалы своих жен и отоспаться после лосося, которого он – как справедливо предвидел Паг – обглодал всего.
Но Урк не умолкал. Он, как хранитель преданий, чувствовал себя в своей стихии: он был главным жрецом и руководителем всех обрядов племени и считал малейшее отступление от традиций смертным грехом.
Урк заявил возмущенно, что все, даже малейшие, обряды должны быть соблюдены. Не то он не будет иметь права на полагающиеся ему одежду и вооружение побежденного. При этом он жадно взглянул на страшную секиру, какой ему никогда не случалось видеть раньше, взглянул жадно, хотя сморщенные его руки вряд ли могли бы занести секиру для удара. Он громко заявил, что когда-то, в дни своей молодости, помогал отцу, бывшему колдуном племени до него, в подобном же деле, и что на нем и сейчас надет плащ, снятый тогда с трупа побежденного.
И он указал на облезлую и лоснящуюся шкуру на своих плечах. Он добавил, что если его сейчас перебьют, он предаст нарушителя обряда самому страшному проклятию, какое только может придумать. Наверное, все прекрасно понимают, что из этого последует.
Ви слушал и молчал. Но Хенга проревел:
– Так поторопись, старый дурак. Я начинаю зябнуть, и скоро будет слишком темно, так что я не смогу изуродовать этого малого так, чтобы собственные псы его не узнали.
Тогда Урк стал излагать причины, заставившие Ви послать Хенге вызов.
Разозленный словами «старый дурак», он излагал эти причины особенно ядовито. Рассказал, что, по мнению Ви, Хенга угнетает народ, и привел немало ярких и убедительных примеров этого угнетения. Рассказал о похищении Хенгой дочери Ви Фои и об убийстве ее. Разгоряченный собственными словами, он стал выкладывать новые обвинения, уже не связанные с Ви. Тут Хенга не выдержал, подскочил к старику и ткнул его ногой в живот так, что тот отлетел на несколько шагов.
Урк поднялся, прихрамывая, отошел в сторону, призывая на голову Хенги все мыслимые и немыслимые проклятия.
Хенга скинул тигровую шкуру, которую унес один из рабов. Ви сбросил с плеч свой плащ.
Взявший у него плащ Паг шепнул:
– Поберегись! Он что-то прячет в правой руке. Он хочет сплутовать.
Затем он поковылял в сторону с плащом в руке.
Великан и охотник остались на расстоянии пяти шагов друг от друга.
В то время, как Паг отходил, Хенга поднял руку и с силой метнул в Ви кремневый нож с рукоятью из китового уса, нож, который он до сих пор прятал в своей огромной лапе. Но Ви был настороже и отскочил с криком: «Нечисто!» Он припал к земле так, что нож просвистел у него над головой.
В следующее мгновение Ви вскочил и бросился на Хенгу, который занес дубину обеими руками над его головой.
Прежде чем удар упал, Ви, вспомнив совет Пага, ударил изо всей силы. Хенга подставил дубину, чтобы прикрыть голову от удара. Острая сталь пробила толстое дерево так, что большая часть дубины упала наземь. Видевший это народ закричал от удивления.
Хенга швырнул рукоятью в Ви, попал ему в голову и в то время, как Ви вскочил, поднял толстый конец дубины. Ви остановился на мгновение, чтобы стереть кровь из раны на лбу, заливавшую ему глаза. Затем он вновь бросился на Хенгу и, держась на расстоянии, попытался ударить великана по колену, как советовал Паг. Но руки у Хенги были неимоверно длинные, а рукоять секиры Ви – короткой, так что задача оказалась не из легких. Наконец ему удалось попасть в цель. Правда, он не повредил ни одного сухожилия, но секира врезалась в ногу Хенги повыше колена так глубоко, что Хенга заревел от боли.
Обезумевший от ярости великан решил изменить тактику боя. Отшвырнув дубину, он, в то время как Ви выпрямлялся после удара, прыгнул на противника и обхватил его могучими руками, надеясь переломать ему ребра или задушить насмерть.
Они начали бороться.
– Все кончено, – сказал Уока. – Человек, которого Хенга обхватил, – мертв.
Стоявший рядом с ним Паг ударил его по губам и крикнул:
– Смотри, Вещун, смотри!
В это время Ви выскользнул из объятий Хенги, как угорь выскальзывает из рук ребенка. Хенга схватил его за волосы, но волосы Ви были коротко обрезаны и смазаны тюленьим жиром, так что удержать их Хенге не удалось. Тогда великан ударил его кулаком с такой силой, что удар свалил Ви наземь. Хенга, не давая ему встать, навалился на него, и оба завозились на песке.
Никогда до сих пор не видело племя подобного боя, и никакие предания не рассказывали ни о чем похожем. Они извивались, корчились, катались по земле, то один оказывался наверху, то другой. Хенга пытался ухватить Ви за горло, но руки его скользили по натертой тюленьим жиром коже. Охотник каждый раз ускользал от смертельных объятий и даже смог нанести Хенге удар кулаком.
Но вот оба они поднялись вместе, причем руки великана все еще обхватывали Ви. Хенга боялся выпустить противника, потому что был безоружен, и секира по-прежнему висела на кисти Ви. Они боролись, двигаясь то взад, то вперед, покрытые кровью и потом.
Зрители только качали головами и дивились, как может человек устоять против тяжести и силы Хенги. Но Паг, замечающий все своим единственным глазом, шепнул Ааке, которая, в тревоге и страхе, забыв свою ненависть, прижималась к нему:
– Приободрись, женщина. Лосось съеден недаром. Смотри, Хенга устал.
Паг не ошибался.
Объятия великана ослабли, дыхание его тяжело прерывалось: более того, стала дрожать нога, на которую обрушился удар секиры Ви, так что Хенга не смел больше опираться на эту ногу. Однако, собрав все свои силы, он отбросил от себя Ви так яростно, что тот свалился наземь и лежал с мгновение неподвижно, точно был оглушен или из него вышибли дух.
Тогда Моананга громко простонал, ожидая, что Хенга вскочит на неподвижно распростертое тело врага и насмерть растопчет его.
Но с Хенгой случилось что-то странное. Казалось, его охватил внезапный ужас. А может быть, он решил, что его противник мертв. Как бы то ни было, он не стал ждать, повернулся и стремглав побежал к пещере.
Ви пришел в себя или же попросту перевел дыхание, потом присел и взглянул ему вслед. Затем с криком вскочил на ноги и бросился вслед за Хенгой, а за ним устремилось все племя. Даже Урк-Престарелый ковылял следом, опираясь на свой жреческий посох.
Между Хенгой и его преследователем лежало немалое расстояние. Но с каждым шагом раненая нога убегавшего слабела, а Ви гнался за ним с быстротой оленя. У самого входа в пещеру он догнал вождя, и сбежавшийся народ увидел, как сверкнул топор и как ударилась блестящая сталь в спину Хенги и он грохнулся наземь, и затем оба исчезли в тени пещеры, а все собравшиеся снаружи ожидали исхода боя.
Вскоре из пещеры кто-то вышел.
Это был Ви, в руках у него было что-то странное.
Это был Ви, и окровавленный топор все еще свисал с его правой руки. Он шатаясь прошел вперед; луч заходящего солнца пробился сквозь туман и упал на него и на предмет, который он нес. То была огромная голова Хенги.
С мгновение Ви стоял тихо и неподвижно, точно задумался, а собравшиеся криком приветствовали его. Неожиданно он закачался, потерял сознание и тяжело спустился на руки Пага, который, заметив, что Ви слабеет, успел пробиться сквозь толпу и подскочить к нему как раз вовремя.
Ви перенесли в пещеру.
Труп же павшего великана Хенги выволокли оттуда, точно это был труп собаки. Затем, по желанию Ви, труп отнесли к подножию глетчера и положили там, как жертву Ледяным богам. Но только несколько человек из племени, те, которые больше всего пострадали от Хенги и больше всех ненавидели его, завладели мертвой головой. Неподалеку стояла сухая сосна, вершина которой была сожжена молнией. Несколько человек вскарабкались на дерево и насадили отрубленную голову на один из суков покосившегося ствола. Там голова и осталась; длинные волосы ее трепал ветер и пустые глазницы смотрели вниз на хижины.
Войдя в пещеру, обнаружили, что все это огромное обиталище полно женщин, которые, – хотя Ви еще был без сознания, – торопливо выражали преданность и покорность своему будущему господину и повелителю, окружив его, покуда Паг при помощи Моананги и других не выгнал их вон, говоря, что если вождь Ви захочет увидеть какую-нибудь из женщин, он пошлет за ней.
– Впрочем, – добавил он, – по-моему, это маловероятно. Ведь все вы безобразны.
Последнее было сущей неправдой. Женщины разошлись искать убежища и сердились на Пага. Сердились главным образом на то, что он назвал их уродливыми, а не на то, что выгнал их. Они прекрасно понимали – иначе он и не мог поступить, ведь они были женами Хенги и могли отравить Ви или постараться как-нибудь иначе прикончить его. Естественно, им нельзя было доверять.
Ви опустили на ложе Хенги в боковой пещере возле ярко пылающего огня. Он скоро оправился от обморока, напился воды, поданной ему одним из рабов пещеры (их не выгнали вместе с женщинами), и в первую очередь спросил о Фо, которого нежно поцеловал. Затем позвал Пага и приказал ему привести Ааку. Но Аака, узнав, что ее муж оправился и, в общем, пострадал не сильно, ушла, сказав, что должна присмотреть за огнем у себя в хижине и вернется сюда утром.
Итак, Паг и Моананга накормили Ви тем, что нашлось в пещере; в том числе и остатками лосося, которые Хенга собирался съесть после боя. Наевшись, Ви повернулся и заснул, так как был настолько утомлен, что не мог даже говорить. Фо примостился на ложе рядом с отцом и последовал его примеру.
* * *
Ви проспал всю ночь и, проснувшись поутру, почувствовал, что тело его затекло и одеревенело, а на затылке ноет шишка, выскочившая после того, как он стукнулся головой оземь от удара Хенги. Вообще, все тело ломило от ужасных объятий великана. На лбу шел глубокий порез, рваная рана была от рукоятки дубины; вся кожа исцарапана длинными ногтями Хенги. Впрочем, он чувствовал, что все кости целы и особенно опасного ничего нет. И сердце его наполнила радость: ведь вчера вечером не Хенги, а его труп могли отдать волкам на съедение.
Он ощущал радость и благодарность.
Благодарность кому? Кому обязан он тем, что уцелел? Ледяным богам? Возможно. Если так – он благодарен им, ведь он не желал умирать и предвидел, что ему предстоит немало сделать для своего народа. Да и Ледяные боги казались ужасно далекими и страшно холодными. Правда, камень упал, но это могло произойти и случайно. Поэтому он вообще не в состоянии был разрешить вопрос о том, интересуются ли они хоть немного им и его участью. Паг считал, что богов вообще не существует: возможно, он и прав. Ясно пока было лишь только то, что не вмешайся Паг в дело, Ледяные боги не спасли бы его вчера от смерти, не дали бы ему победы над великаном Хенгой, над сильнейшим человеком, которого когда-либо знало племя. А о силе, равной силе Хенги, ничего не говорил даже Урк и те другие, которые, длинными зимними ночами складывают песни и выдумывают разные рассказы. Ведь Хенга однажды поймал дикого буйвола за рога и голыми руками свернул ему шею.
Все сделал Паг.
Это Паг натер ему тело тюленьим жиром и коротко обрезал волосы, чтобы Хенга не смог ухватить его. Это Паг сделал чудодейственный топор, блестящую секиру, при помощи которой ему удалось уложить Хенгу на месте (Паг уже объяснил, откуда эта секира). Паг воодушевил и вдохновил его на борьбу, внушая ему, что и в нынешний раз он одержит серьезную и большую победу. Эти слова Пага Ви помнил все время и твердил их про себя даже в те мгновения, когда казалось, что борьба проиграна.
Но теперь Хенга мертв.
Он не просто был сбит с ног ударом секиры, но и после этого дважды поднимался блестящий «камень», и голова Хенга полетела с толстой шеи. За Фою Ви отомстил. Фо и Аака спасены, а он, Ви, – повелитель Пещеры и Вождь племени. И поэтому Ви поклялся, что Паг, пусть его и называют карликом, уродом, отщепенцем, должен непременно всегда находится рядом с Ви. Он поклялся сделать Пага своим советником, хотя знал, что ревнивой Ааке такая дружба будет не по сердцу.
Лежа и размышляя подобным образом, Ви заметил, что трое из женщин – самые молодые и самые красивые – вернулись в прежнее жилище и стояли в некотором отдалении, переговариваясь и поглядывая на Ви. Наконец, они пришли к какому-то решению и спокойно стали приближаться. Ви судорожно ухватился за секиру. Увидев, что Ви бодрствует и глаза его открыты, они стали на колени, коснулись лбами земли, назвали его господином и повелителем и сказали, что желают остаться у него, ибо он столь велик и могуч, что убил Хенгу.
Ви слушал их удивленно, не зная, что сказать. Меньше всего на свете он хотел сделать этих женщин своими домочадцами, хотя бы уже по той причине, что все, к чему Хенга имел отношение, казалось ему отвратительным. Но Ви был человек мягкосердечный и не мог обидеть женщин.
В то время, как он искал подходящего слова, одна из женщин, не подымаясь с колен, поползла вперед, взяла его руку, приложила ее ко лбу и поцеловала.
В это мгновение появились Аака и Паг.
Женщины вскочили, отбежали в сторону на несколько шагов, сбившись в кучу, а Паг хрипло расхохотался.
Аака же выпрямилась во весь рост и сказала возмущенно:
– Видно, ты быстро освоился в новом жилище, о, муж мой. Вот уж и наложницы Хенги с любовью целуют тебя.
– С любовью! – удивленно воскликнул Ви. – Да гожусь ли я для любви? Эти женщины явились сами. Я не звал их и не посылал за ними.
– О да, несомненно, они явились сюда сами, так как знали, что их приход будут приветствовать, о муж мой. А может быть, они вообще не уходили отсюда? По правде говоря, мне начинает казаться, что в пещере Вождя для меня вообще не будет места. Но этому я только рада; родной дом милее, чем эта черная дыра.
– Но я не раз слыхал, как ты в зимние холодные ночи, когда ветер бушевал в хижине, говорила, что хорошо было бы лежать в теплой и уютной пещере Вождя.
– Разве? Ну, значит, в таком случае, теперь я этого не думаю. Ведь я раньше не видела пещеры, так как не принадлежала к числу домочадцев Хенги.
– Замолчи, женщина, – сказал Паг, – давай лучше узнаем, как себя чувствует вождь Ви. А этих рабынь я уже раз прогнал отсюда и сегодня сделаю то же. Вождь, мы принесли тебе пищу. Ты в состоянии есть?
– Кажется, да, если только Аака подымет меня.
Аака разгневанно взглянула на женщин и еще более сердито посмотрела на Пага, так что Ви решил, что она откажется. Но она передумала и поддержала Ви, еще слишком слабого для того, чтобы сидеть без посторонней помощи. Вернувшийся Фо кормил его, все время болтая о вчерашнем сражении.
– А ты не боялся за отца? – спросил его Ви под конец. – Ведь мне пришлось бороться с великаном, с человеком, чуть ли не вдвое больше меня ростом.
– Вовсе не боялся, – весело отвечал Фо. – Паг сказал мне, что ты одержишь победу, так что мне нечего было пугаться. А Паг всегда бывает прав.
– Впрочем, – добавил он, покачивая головой, – когда я увидел, что ты лежишь на земле и не шевелишься и Хенга вот-вот набросится на тебя, мне показалось было на мгновение: даже Паг может ошибиться один раз.
Ви рассмеялся, с трудом поднял руку и погладил курчавую голову Фо. Стоявший в отдалении Паг глухо проворчал сквозь зубы:
– Никогда больше не думай, что я ошибаюсь. Бог живет только верой своих поклонников.
Этих слов Фо не понял.
Аака тоже ничего не поняла, но догадалась, что Паг сравнивает себя с богом, и от этого на ее нахмуренном лице появилось выражение злобы и ненависти. Она верила на свой лад так, как верили до нее ее предки и как научили верить ее, и не любила легкомысленных разговоров о богах; тем более, если боги действительно существуют, то их, по ее мнению, нужно боятся. Правда, она послала Ви молиться к Ледяным богам, которым он верил, и ожидать знака, – упавшего камня. Но послала она его потому, что пришла к убеждению: наступила пора ему сразиться с Хенгой и ответить за убитую Фою, по крайней мере, приложить к этому все усилия, пусть и рискуя жизнью. К тому же она твердо знала, что в это время года, на рассвете, почти всегда с усеянной валунами вершины глетчера падают камни. Знала она также, что Ви с места не сойдет, покуда не дождется знака, и сама позаботилась, чтобы в это утро один, а то и несколько камней упали бы с глетчера.
Поэтому-то она нахмурилась и сказала Фо: – Глупо верить всем словам Пага.
– Однако, – пытался протестовать мальчик, – ведь то, что говорит Паг, всегда оказывается правдой. И затем, ведь Паг сделал эту чудесную острую секиру, натер отца тюленьим жиром и срезал волосы отцу.
Паг, желая прекратить разговор, вмешался:
– Это мелочь и пустяки, Фо, и сделал я все только потому, что безобразный урод, вроде меня, должен думать и защищать себя и своих друзей мудростью, подобно тому, как поступают волки и другие хищные звери. Людям же красивым, вроде твоих родителей, нечего заботиться об этом, потому что они защищают себя многими другими способами.
– Возможно, они думают не меньше твоего, карлик, – сердито возразила Аака.
– Да, Аака, они, несомненно, думают, только с меньшим проком. Разница между нами та, что я и подобные мне думаем правильно и приходим к правильным выводам, а другие думают неправильно.
И, не дожидаясь ответа, Паг быстро заковылял куда-то по своим делам.
Аака посмотрела ему вслед с выражением удивления в своих прекрасных глазах и затем спросила:
– Паг будет жить в пещере?
– Теперь я Вождь, и этим обязан ему. Он был хорошим советчиком, он дал мне секиру и должен быть Советником Вождя. Этого требует справедливость.
– В таком случае, я буду жить в хижине, – заявила она, – где ты сможешь найти меня, когда захочешь. Это место противно мне: оно пахнет Хенгой и его наложницами. Тьфу!
И она ушла, хотя, правда, потом возвратилась. Впрочем, слово свое Аака сдержала: она действительно не спала в пещере… то есть, до тех пор, покуда не наступила зима.
Глава V. Клятва Ви
Ви был очень крепок и здоров и вскоре оправился после великого боя. Правда, еще довольно долго он страдал от царапин, полученных в борьбе с Хенгой, чьи ногти, казалось, были не менее ядовиты, чем волчьи зубы. Уже на следующий день Ви вышел из пещеры и предстал перед всем племенем, которое собралось для того, чтобы приветствовать своего нового вождя. Приветствовали они его очень сердечно и затем поручили Урку-Престарелому рассказать обо всех бедах и напастях, которых набралось у них немало. Во всех этих горестях, считало племя, вождь должен им помочь.
В первую очередь они пожаловались на климат: за последние годы летние сезоны были страшно холодны и бессолнечны. В ответ на это Ви посоветовал им обратиться с молитвой к Ледяным богам. Некоторые из собравшихся закричали, что если разбудить богов и растревожить их молитвой, они нашлют на страну еще больше льду, а племени и так льда, снега и инея достаточно. Это было соображение, на которое Ви не смог решительно ничего возразить.
Затем они заговорили о делах домашних, достаточно щекотливых. Урк напомнил, что женщин в племени мало, значительно меньше, чем мужчин, поэтому дело доходит до того, что многие мужчины, которые охотно женились бы даже на самой безобразной и самой сварливой женщине, не могут найти себе вообще никакой невесты и вынуждены оставаться холостяками. В то же время некоторые более сильные или богатые имеют по три-четыре жены; бывший вождь, пользуясь своим положением и властью, взял себе пятнадцать, а то и целых двадцать самых молодых и красивых женщин. Племя считало: этих женщин Ви не должен оставлять себе.
Ви ответил, что он не собирался оставлять их и докажет это в ближайшее время. Что же касается остального, племя, в сущности, само виновато в малочисленности женщин. Нужно только отказаться от бессмысленного обычая выбрасывать новорожденных девочек и растить их так же, как и мальчиков.
Тогда Урк заговорил о других делах. Начал он с вопроса о налогах, то есть, точнее говоря, о чем-то аналогичном нашему представлению о налогах. Народ считал: вождь берет слишком много и дает слишком мало взамен. Вождь сам ничего не делает и решительно ничего не производит, и в то же время требует, чтобы его со всеми его многочисленными домочадцами племя содержало в роскоши. К тому же вождь забирал себе приглянувшихся ему женщин племени, грабил склады пищи и шкур, а по временам, случалось, и убивал.
А главное, вождь покровительствовал нескольким богачам. Тут Урк внимательно и демонстративно взглянул на Тури-Скрягу, Хранителя Пищи, и на Рахи Богатого, торговавшего рыболовными крючками, шкурами и кремневыми наконечниками; их выделывали ему бедняки, которых он впроголодь кормил за это в глухое зимнее время. Племя утверждало, что богачам покровительствовал вождь, а они отдавали ему львиную долю своей нечестной наживы, за что он возвышал их, приближал к себе и возвел даже в звание советников. Таким образом, все в племени должны были низко кланяться этим двум обиралам.
Ви обещал разобрать дело и постараться прекратить безобразия.
Последнее, на что жаловалось племя, было то, как нарушают старинные обычаи. Если кто-нибудь убил дичь или поймал ее в капкан или ловушку, нашел убитого зверя, годного в пищу, или поймал рыбу и хочет свою добычу спрятать на зиму, на него набрасывалась шайка голодных бездельников, которые жили за счет работающих и ничего не делали. Добычу они отбирали.
Ви обещал разобрать и это дело.
Затем он объявил, что племя должно собраться в ближайшее полнолуние, и тогда он сообщит, до чего додумался, и предложит племени для утверждения новые законы.
* * *
После собрания прошло семнадцать дней.
Все это время Ви думал. Он часами ходил по берегу в сопровождении одного только Пага (Аака презрительно называла карлика «тенью Ви») и советовался только с ним. Когда назначенный срок стал приближаться, Ви призвал к себе Урка-Престарелого, своего брата Моанангу и еще двух или трех человек. Он не позвал ни одного из советников Хенги; но зато выбранные им были всем известны, как люди честные и работящие.
Племя, пожираемое любопытством, пыталось узнать от участников совещания, о чем это мог с ними советоваться вождь. Но люди ничего не говорили. Тогда на них натравили жен. Женщины, любопытные от природы, из кожи вон лезли и пускали в ход всевозможные хитрости, чтобы узнать то, чего добивалось все племя. Даже нежная и любящая жена Моананги Тана приняла участие в этой охоте; она заявила мужу, что не будет ни разговаривать с ним и не посмотрит на него, покуда он ей всего не расскажет. Но он так и не сказал ей ничего, впрочем, как и остальные.
Тогда племя решило, что Ви или Паг, а может быть, оба – великие волшебники, раз сумели обуздать языки мужчин настолько, что те не проболтались даже собственным женам.
Но тут произошла одна очень странная вещь.
С того самого дня, когда Ви сделался вождем, погода стала улучшаться. Ушли прочь холодные, сулящие снег и непогоду, облака; перестали дуть пронзительные северные и восточные ветры; наконец, хотя и с большим запозданием, пришла весна, вернее, лето, потому, что весны в этом году не было. Появились тюлени, хотя в значительно меньшем количестве, чем обычно; лосось, очевидно, затертый льдами, громадными массами шел вверх по реке, прилетели и гуси и стали вить гнезда.
– Поздно пришло, рано уйдет, – сказал наблюдательный Паг. – Впрочем, лучше это, чем ничего.
В назначенный для нового совета день все племя, сытое и в превосходнейшем настроении, встретило своего вождя, которого стало считать чуть ли не добрым гением. Даже Аака была в хорошем расположении духа.
Когда Тана, приходившаяся ей родней и по крови, и как жена Моананги, брата Ви – спросила ее, что все-таки скажет вождь, Аака смеясь ответила:
– Понятия не имею. Но, наверное, нам расскажут какую-нибудь чепуху, которую Ви придумал вместе со своим Человеком-Волком; пустая болтовня, вроде гоготания гусей. Все это наделает шуму и быстро позабудется.
– Во всяком случае, – без всякой логической связи сказала ей Тана, – Ви ведет себя по отношению к тебе очень хорошо. Ведь я знаю, что он услал прочь всех рабынь Хенги.
– Да, ведет он себя очень хорошо, но сколько времени это будет продолжаться? Или ты думаешь, что он, став вождем, будет непохож на других вождей? Все люди ведь на один лад, все на один покрой. И к тому же, – с кислой усмешкой добавила она, – женщин-то он отослал, а Пага оставил.
– А какое тебе дело до Пага? – спросила Тана, широко рас-крыв глаза.
– Большее, чем до всего остального, Тана. Постарайся только понять меня, если тебе это удастся: я ревную только ум Ви, а до всего остального мне нет дела. А этот карлик захватил именно его ум.
– Вот как! – и Тана удивленно поглядела на нее. – Странная у тебя фантазия. А вот мне, например, совершенно безразлично, что будет с умом Моананги. Я ревную только его самого (а для этого у меня немало причин), но никак не его ум.
– Совершенно верно, – резко оборвала ее Аака, – потому что у него нет ума. С Ви дело обстоит совершенно иначе: ум его и больше и значительнее, чем тело. И вот поэтому-то я и хочу, чтобы ум остался моим.
– В таком случае, постарайся быть такой же умной, как Паг, – несколько рассердившись, возразила Тана и, отвернувшись от Ааки, заговорила с соседкой.
* * *
Племя собралось на Месте сборищ, перед пещерой, на том самом месте, где Ви победил Хенгу.
Собравшиеся сидели или стояли полукругом. Вот, наконец, Винни затрубил в рог, затрубил громко, спокойно и четко, потому что на этот раз он ничего не боялся, как боялся раньше каких-либо выходок со стороны прежнего вождя.
Ви появился в плаще из тигровой шкуры, в том самом, который носил Хенга; плащ, как заметила Аака, был велик Ви. Ви казался озабоченным. Он вышел из пещеры в сопровождении Моананги, Урка, Пага и остальных советников и уселся в центре круга.
– Все ли племя здесь? – спросил Винни-Трубач, и собравшиеся ответили, что явились все, кроме тех немногих, кто не в силах был придти.
– Так внимайте же вождю Ви, Великому охотнику, мощному воину, победителю злого Хенги… Впрочем, может быть, кто-нибудь желает оспаривать у Ви звание вождя? – и он замолчал.
Никто не отозвался.
Ни один человек в племени не желал иметь дело с чудодейственной секирой, расколовшей огромную голову Хенги, голову, пустые глазницы которой, как постоянное напоминание, глядели на собравшихся с обломанного ствола высохшего дерева.
Итак, Ви поднялся и заговорил:
– О, племя, мы верим, что нигде нет подобных нам. По крайней мере, подобных нам мы не встречали ни на побережье, ни в лесах вокруг, хотя позади Спящего, там, во льду, таится тень, которая, по всей видимости, похожа на человека. Если это человек, то он умер давно. Скорей всего, это бог. Быть может, он – родоначальник нашего племени, был окружен льдом, и в нем сохранился. Итак, раз мы – единственные люди и раз мы выше, нежели звериный народ, ибо можем думать и разговаривать, строить хижины и делать много вещей, которых звери не могут, хотя они и сильнее нас, мы должны показать им нашим поведением, нашим обращением друг с другом, что мы выше и лучше их.
Никому в племени никогда не приходило в голову сравнивать себя или себе подобных с животными; таким образом, возвышенные речи Ви были встречены молчанием; к тому же, если бы соплеменник Ви стал сравнивать себя со зверем, возможно, он отдал бы зверю предпочтение.
Потом, разговаривая между собой и вспоминая слова Ви, они сравнивали силу людей с силой медведя, дикого лесного буйвола, кита; результаты получались для людей плачевные.
«Где человек, – спрашивали они, – который мог бы плавать, как тюлень, летать, как птица, или быть ловким, подвижным и свирепым, как полосатый тигр, живущий в пещерах; охотиться стаями, как хищные, прожорливые волки, или строить такие же искусные жилища, как муравьи, да и вообще во многом, бесконечно многом сравниться с совершенством тварей, населявших воды, небеса и землю? А, в сущности, не являются ли эти твари в своей области не менее разумными, чем человек? Правда, их язык непонятен людям, но разве из этого не следует, что они разговаривают на своем языке и поклоняются своим богам? Если кто сомневается, достаточно ему послушать, как волки и собаки воют на луну».
Но все это говорили они после, во время же речи Ви никто не возражал.
Изложив свою основную предпосылку, Ви продолжал речь.
Он внял жалобам народа, совещался со многими из племени и решил, что наступило время издать новые законы, которые заставили бы всех повиноваться и связали бы все племя в один прочный узел. Если же кому-нибудь законы не понравятся, он должен уступить большинству, которое соглашается с законами; если он не уступит, а будет противиться, то будет наказан, как преступник. В случае согласия пусть племя выразит свое одобрение. Племя выразило свое одобрение.
Во-первых, народ устал от долгого молчаливого сидения, а во-вторых, законов еще никто не слышал. Только один или два хитреца воскликнули, что им хотелось бы сначала услыхать новые законы. Но их голоса потонули в общем крике одобрения.
– Во-первых, – продолжал Ви, – нужно решить вопрос о женщинах.
Женщин слишком мало, и единственным средством помочь в этой беде станет обещание каждого мужчины иметь только одну жену. Я сам клянусь Ледяным богам, что не возьму себе второй жены и сдержу свою клятву. Если же я нарушу клятву, то да покарают Ледяные боги и меня и племя, которым я правлю, если племя позволит мне нарушить клятву.
За этим потрясающим заявлением наступила тишина.
Тана восторженно шепнула Ааке:
– Что ты скажешь, сестра? Что ты скажешь о новом законе?
– Я думаю, что из него в конце концов ничего не выйдет, – презрительно ответила Аака. – Ви и другие мужчины будут соблюдать закон до тех пор, покуда не встретят женщину, при виде которой им захочется преступить закон. Я думаю, что и немало женщин воспротивятся ему. Когда женщина состарится, она захочет, чтобы все работы по дому и приготовление пищи для семьи лежали на ком-нибудь, кто помоложе ее. Вот цена этому закону; он бессмыслен, как все новшества.
