Генри Райдер Хаггард
Аэша
Часть вторая
I. Под сенью крыл
Когда испуганные дикари разбежались и мы остались одни, жрец приветствовал Лео, прикоснувшись рукой к его челу.
– Я знаю, что с тех пор, как вы перешли через священную реку, вас охраняла невидимая сила, – сказал он на том же ломаном греческом языке, на котором говорили при дворе Калуна. – Никто вам не причинил вреда; но эти презренные осмелились прикоснуться к вам. Если вы только захотите, они будут все преданы смерти у вас на глазах. Так повелевает богиня, которой я служу.
– Они были ослеплены безумием. Не наказывай их за нас, – отвечал Лео. – Мы не хотим крови. Скажи, как тебя зовут, друг?
– Называй меня Оросом.
– Орос – хорошее имя для человека, живущего в горах. Итак, друг Орос, дай нам поесть, приюти и отведи поскорее к той, которой ты служишь, и к мудрому оракулу, к которому мы шли издалека.
– Пища и кров ждут вас, – поклонился Орос. – Завтра же, когда отдохнете, я отведу вас, куда вы хотите.
Мы последовали за ним к стоявшему у скал зданию, похожему на гостиницу. Дом был освещен, и в очаге горел огонь.
– Войдите, – пригласил Орос во вторую комнату, по-видимому, спальню. – Здесь вы можете умыться и почистить с дороги платье.
– А тебе, – обратился он ко мне, – я перевяжу укушенную собакой руку.
– Как ты узнал об этом? – удивился я.
– Неважно как, я все уже приготовил! – отвечал он степенно.
В комнате было светло и натоплено, металлические тазы наполнены теплой водой, на кроватях лежало чистое белье и темное, обшитое дорогим мехом, платье. На столике стояли баночки с мазью, приготовлены были лубки и бинты для перевязки. По-видимому, Орос все знал, – даже что у меня с рукой. Он помог мне раздеться, промыл рану теплой водой со спиртом, приложил мази и сказал, что к утру опухоль спадет и тогда он вправит сломанную кость. Потом он помог мне умыться и переодеться. Лео также переоделся, и мы вышли к столу, совсем не похожие на запыленных и окровавленных странников, какими пришли. В соседней комнате был накрыт стол; мы молча поели и легли спать.
Ночью я проснулся, почувствовав, что в спальне есть кто-то, кроме нас с Лео. При свете теплившегося ночника я увидел какую-то фигуру и тотчас же узнал нашего таинственного проводника. Видение устремило взор на спящего Лео. Вдруг оно тяжело застонало. Этот стон вырвался, казалось, из глубины души. Итак, это существо страдает и выражает свои страдания, как человек. Вот оно заломило в беспредельной тоске руки. Должно быть, Лео почувствовал его близость: он заметался и тихонько заговорил по-арабски:
– Аэша! Аэша! – расслышал я.
Женщина-призрак подошла к нему ближе. Он сел на кровати и в страстном порыве протянул руки.
– Я долго искал тебя, Аэша. Приди ко мне, желанная моя богиня!
Женщина тоже простерла ему навстречу руки. Я видел, как она дрожала. Она остановилась у постели. Лео снова лег. На его обнаженной груди темнела ладанка с локоном Аэши. Лео спал. Женщина тонкими пальчиками вынула из мешочка длинную шелковистую прядь волос, долго с грустью смотрела на нее, потом снова вложила в ладанку и заплакала.
– Приди ко мне, дорогая моя, моя красавица! – послышался страстный шепот Лео.
Как испуганная ночная птица, женщина вскрикнула и убежала. Мучительное любопытство овладело мной. Что могло значить все это? Ведь то был не сон! Кто эта ужасная, похожая на мумию, женщина, которая охраняла нас? Кто она, почему ее боялись дикари? Зачем она тайком во тьме ночной пришла сюда, как на свидание к любимому человеку? Ее присутствие разбудило меня и навеяло на Лео сны. Почему она вынула из ладанки прядь волос и как догадалась, что там? Почему нежная, страстная речь Лео так испугала ее?
Орос назвал ее жрицей богини, исполнительницей ее приказаний, но что если она – Аэша, которую мы ищем? Что если мы пришли к цели и наш путь окончен? Если это Аэша, она изменилась. Это не та Аэша, которой мы поклонялись. Та, которой все повинуются, тоже носила свободную тунику, но ни туника, ни покрывало не могли скрыть ее лучезарной, жизненной красоты, и мы угадали ее раньше, чем она показала нам свое чудное лицо.
А эта? Но нет, должно быть, я ошибся. Прав, конечно, Орос, утверждавший, что она лишь служительница богини. И сейчас она приходила ночью, чтобы донести пославшей ее, что видела.
Усталость пересилила сомнения и страх, и я снова заснул. Проснувшись утром, я решил не говорить Лео о виденном.
Было светло, когда я проснулся. Орос стоял у моей постели. На мой вопрос, который час, он с улыбкой ответил, что уже два часа пополудни и он пришел перевязать мне руку. Он говорил шепотом, чтобы не разбудить Лео.
– Пусть спит, – сказал он, – он много выстрадал, и впереди его еще ждут новые страдания.
– Что ты говоришь, друг Орос? Я думал, что на Горе мы будем в безопасности; ты сам, кажется, обещал нам это?..
– Я обещал, друг…
– Меня зовут Холли, – подсказал я.
– …друг Холли, что тело ваше будет в безопасности. Но человек не из одной плоти и крови. В нем есть душа, а душа тоже может страдать. Вы пришли в страну не просто как путешественники, а чтобы открыть древнюю тайну. Может быть, вы близки к цели, и вам вскоре суждено приподнять завесу. Но что если то, что вы увидите, заставит вас содрогнуться?
– Я и мой приемный сын видели и пережили много удивительного. Мы видели Свет Жизни во всем его великолепии, видели Бессмертную, видели Смерть, которая, казалось, победила ее, нас же не тронула. Неужели ты думаешь, что мы испугаемся и отступим сейчас?
Орос нисколько не удивился.
– Хорошо же, – улыбнулся он, – через час вы пойдете навстречу своей судьбе. Я только должен был предупредить вас. Не знаю, должен ли я предупреждать также и его?
– Лео Винцея? – сказал я.
– Да, Лео Винцея, – казалось, вспомнил он знакомое ему имя.
– По-моему, это излишне. Но если хочешь, скажи ему, когда он проснется.
– Я тоже думаю, что это излишне, потому что, не сердись на сравнение, тигр – он кивнул на Лео – не испугается того, чего не боится волк, – он взглянул на меня. – Ну, видишь: опухоль на руке стала меньше, и рана заживает. Через несколько недель кость срастется, и ты будешь так же здоров, как до встречи с ханом Рассеном. Кстати, вы скоро снова увидите его и его красавицу жену.
– Разве мертвые воскресают здесь на Горе?
– Нет, но ханов Калуна приносят сюда для погребения. Кроме того, ханша хочет, кажется, вопросить Оракула.
– Кто этот Оракул? – поспешно спросил я. – Я слышал о нем от Афины. Но чьими устами говорит вещий голос?
Орос уклонился от ответа.
– Ну вот, перевязка окончена, – сказал он. – Будь осторожен, не ушиби руку. Смотри, твой товарищ проснулся.
Час спустя я уже ехал на отдохнувшем ханском коне. Лео отказался от предложенных ему носилок и шел рядом со мной, опираясь на копье, как на посох. Мы прошли мимо вчерашнего костра, в котором сгорел колдун со своим котом; остался лишь холодный серый пепел. Впереди, по-прежнему указывая путь, шла закутанная в белую тунику фигура. Населявшие деревню дикари расступались перед ней и простирались ниц. Одна женщина встала и, подбежав к Лео, поцеловала ему руку. Это была женщина, которую он спас накануне. С ней был ее муж. На его руках еще остались следы от вчерашних уз. Увидев это, наша спутница остановилась и взглянула на Ороса; тот строго спросил женщину, как она осмелилась прикоснуться своими презренными устами к чужеземцу, но простил ее, когда она сказала, что сделала это из благодарности. Кроме того, от имени богини Орос велел ее мужу быть вождем племени, а дикарям приказал повиноваться новому вождю, грозя непокорным наказанием. Не слушая благодарности четы и возгласов толпы, мы пошли дальше. Когда мы повернули в ущелье, то услышали пение и встретили процессию. Впереди ехала прекрасная ханша, за ней следовал старый шаман, ее дядя, за ними группа бритых жрецов в белых одеяниях несла гроб, в котором, весь в черном, лежал хан. Лицо его было открыто и исполнено достоинства, которого ему не хватало при жизни.
Итак, мы встретились. При виде нашей молчаливой спутницы в белом, лошадь ханши испугалась и чуть не сбросила всадницу, но та сдержала ее.
– Что это за горная ведьма, осмелившаяся преградить путь ханше и ее покойному супругу? – вскричала Афина. – О, гости мои, я встречаю вас в дурном обществе! Должно быть, эта женщина ужасно безобразна, иначе она не стала бы скрывать свое лицо.
Шаман дернул ханшу за рукав, а жрец Орос с поклоном просил ее не произносить таких неосторожных слов, которые могли навлечь неслыханную беду. Но ханша вся кипела ненавистью.
– Сбрось с себя эти тряпки, скрывающие твое безобразие, колдунья! – кричала она. – Напрасно мнишь ты запугать меня этим саваном, скрывающим смерть!
– Замолчи, прошу тебя, госпожа! – молил Орос. – Перед тобой жрица богини и с нею Сила.
– Не думает ли она померяться силой с ханшей Калуна? – продолжала Афина. – Пусть покажет эту силу. Я знаю эту силу Горной Ведьмы. Она колдовством заманила сюда моих гостей и принесла смерть моему супругу.
– Молчи, племянница! – с искаженным от страха лицом сказал старый шаман в то время, как Орос поднял руки, умоляя какую-то невидимую силу простить безумие женщины, чтобы кровь ее не обагрила руки слуг богини. В то же время Орос смотрел на женщину в белом. Она подняла руку, как тогда, когда произносила приговор над колдуном, но остановилась на мгновение. Рука ее указывала на ханшу. Слова замерли на устах Афины. Гневный блеск ее глаз погас, краска сбежала с лица. Она была бледна и недвижна, как мертвец. Потом, как бы собрав все силы, она жестоко ударила лошадь хлыстом и проехала мимо нас. Симбри последовал за ней. Схватив его лошадь под уздцы, Орос сказал ему:
– Слушай, кудесник, мы встречались с тобой раньше на похоронах покойного хана, отца Афины. Предостереги ее, чтобы она не говорила так о правительнице этой страны. Если бы уважение к умершему хану не остановило нас, не быть бы ей в живых. Прощай, увидимся завтра.
Мы пошли дальше и скоро вышли из темного ущелья. Тут я заметил, что таинственная спутница наша исчезла. Я спросил Ороса, не осталась ли она с ханшей, но жрец с улыбкой ответил, что она пошла вперед предупредить Гезею о приближении гостей. Я взглянул на отвесную, увенчанную снегом, скалу. Куда могла она так быстро уйти? Разве скрылась в пещерах и галереях, которых в горе не меньше, чем ячеек в медовых сотах?
Целый день поднимались мы на гору. Дорогой Орос рассказал нам, что давно-давно, со дня сотворения мира на этой горе существовал культ поклонения огню. Главной жрицей была женщина. Две тысячи лет тому назад страну завоевал полководец Рассен. Он стал ханом Калуна и поселил на горе новую жрицу, служившую египетской богине Гезее, или Изиде. Она изменила древнее учение, заменив простой, чистый культ поклонения огню новой верой в Духа Жизни, или Природы. Орос говорил, что жрица этого божества вечна. Когда она умирает, ее дочь, родная или приемная, заменяет ее и носит то же имя Гезеи, или Матери. Она является смертным очень редко. На горе живут триста жрецов и столько же жриц. Им разрешено жениться, и новых жрецов и жриц набирают из их потомства. Таким образом возникла особая раса людей.
К вечеру мы пришли в котловину, засеянную рожью. Поля были так хорошо защищены со всех сторон, что, несмотря на высоту местности, давали богатый урожай. Миновав поля, мы пришли в уютный городок, дома которого были построены из лавы. Это оказались жилища жрецов. Причудливо выкованные железные ворота в конце главной улицы раскрылись перед нами. Мы отдали лошадей слугам и пошли по узкому коридору. Коридор вел к другим окованным железом дверям, которые тоже раскрылись перед нами. Мы отступили, ослепленные светом. Представьте себе самую большую из известных вам католических церквей, увеличьте ее во много раз, – и вы получите представление о храме, в котором мы очутились. Стены, многочисленные колонны и своды оказались тщательно обточенными руками человека. Должно быть, над отделкой храма трудились огнепоклонники прошлых тысячелетий.
Храм освещался столбами пламени. Орос сказал нам, что пламя это никогда не угасает, так как источник его вечен; но, по желанию, можно заложить камнями отверстия, из которых вырывается газ и огонь, и тогда в храме станет темно. Какими ничтожными казались мы себе, три человеческих существа, в этом обширном, залитом светом храме!
В глубине между двумя колоннами высился простой алтарь, закрывавшийся завесой, сотканной из серебряных нитей. На алтаре стояло большое серебряное изображение женщины с крыльями. Женщина эта была прекрасна; вся фигура ее дышала грацией. Полуприкрытый ее крыльями, сидел у нее на коленях, прижавшись к ее груди, младенец. Статуя, несомненно, являлась олицетворением материнства. Младенец был здоровый и красивый. Он спал и, должно быть, испугался во сне каких-то злых и мрачных теней. Правой рукой женщина указывала на небо. Человеческое и божественное слились в ее изображении. Казалось, один взмах крыльев, и женщина отделится от земли и унесет свою драгоценную, небом посланную, ношу далеко от всех ужасов земной жизни, туда, где царит вечный мир… Статуя изображала испуганного ребенка на руках матери; символический же глубокий смысл ее был – спасение человечества божеством.
Пока мы любовались на дивное изваяние, вошедшие с нами жрецы и жрицы выстроились вокруг круглого зала. Храм был так велик, что издали они казались нам детьми. Они запели священные гимны. Дивная красота святилища и пение потрясли нас до глубины души.
– Подойдите, странники, – сказал нам Орос, – и приветствуйте Мать.
– Где она? – шепотом спросил Лео.
– Вот там, – отвечал Орос и, взяв нас обоих за руку, подвел к алтарю.
Пение зазвучало как-то особенно торжественно, и пламя засветило ярче. Орос простерся ниц перед алтарем, потом сложил руки и наклонил голову. Страх и надежда наполнили наши души. Много лет странствовали мы, и вот, кажется, были у цели. Лео побледнел и дрожал.
Время тянулось мучительно долго. Прошли, казалось, часы, годы, века, пока мы тут стояли перед задернутым серебряной завесой алтарем. Все прошлое пронеслось перед нашими глазами, начиная с событий в пещерах Кор. А вокруг раздавалось пение, и пламя шипело, как змея…
II. Судилище смерти
Завеса раздвинулась. Перед нами открылась комната, посреди которой стоял престол, на нем – женщина, закутанная с головы до ног во что-то белое, волнистое. Было темно, и мы могли только различить, что женщина держала в руке, украшенной драгоценными камнями, скипетр, имевший форму Символа Жизни.
Мы последовали примеру Ороса и пали ниц, а когда поднялись, услышали нежный звук колокольчиков. Закутанная в белое ручка простерла над нами жезл, и послышался серебристый голосок, говоривший на чистом греческом языке.
– Приветствую вас, странники из далекой страны! Вы пришли в этот храм к оракулу и хранителю тайн. Встаньте и не бойтесь меня. Это я выслала вестника и слуг, чтобы провели вас сюда. Привет вам! Как тебя зовут? – спросила женщина Лео.
– Лео Винцей, – отвечал он.
– Мне нравится это имя. А тебя?
– Гораций Холли, – сказал я.
– Скажите же мне, Лео Винцей и Гораций Холли, зачем пришли вы сюда?
– Повесть наша длинна и чудесна, – заметил я, переглянувшись с Лео. – Однако, скажи нам, с кем мы говорим?
– Меня зовут здесь Гезеей. Скажи же мне, Лео, всю правду в нескольких словах. Богиня, которой я служу, не терпит лжи.
– Повинуюсь тебе, жрица, – начал Лео. – Много лет тому назад, когда я был еще молод, мы с моим приемным отцом и другом пошли в дикую страну и нашли там божественную женщину, которая победила время.
– Значит, она была стара и безобразна?
– Она победила время, а не время ее. Она была вечно юна и прекрасна.
– И ты поклонялся ее красоте, как все мужчины?
– Я не поклонялся ей, а любил ее – это разные вещи. Жрец Орос поклоняется тебе и называет тебя Матерью; я же любил ту бессмертную женщину.
– Любишь ли ты ее сейчас?
– Люблю, хотя она умерла.
– Ты же сказал, что она бессмертна?
– Может быть, мне только казалось, что она умерла, может быть, она изменилась. Но я ее потерял и теперь ищу ее, ищу уже много лет.
– Почему же ты ее ищешь на моей Горе, Лео Винцей?
– Мне было видение, которое послало меня сюда вопросить Оракула о моей потерянной возлюбленной.
– Скажите, хорошо ли вас приняла ханша Калуна и поспешила ли отправить сюда, как я приказала ей?
– Мы не знали, что ты повелеваешь ею, – продолжал я. – Приняла она нас радушно, но по дороге сюда нас подгоняли собаки хана, ее супруга. Скажи же, что тебе известно о нашем путешествии?
– О, немного. Три месяца тому назад мои лазутчики увидели вас в горах, подслушали ваш разговор и рассказали мне, зачем вы сюда пришли. Тогда я велела ханше Афине и старому Привратнику встретить вас и проводить сюда. Но вы что-то долго мешкали.
– Мы пришли так быстро, как только могли. Если твои лазутчики выследили нас в горах, у обрывов и пропастей, они могли узнать и то, что нас задержало в Калуне. Нас лучше не спрашивай, – возразил Лео.
– Пусть сама Афина даст мне ответ, – холодно сказала Гезея. – Орос, приведи сюда Афину.
Орос вышел.
Раскрылась дверь, и в храм вошла одетая в черное процессия с шаманом Симбри во главе. Восемь жрецов несли гроб хана. За ним шла закутанная в длинное черное покрывало Афина. Жрецы поставили гроб перед алтарем и отступили. Афина и шаман остались одни.
– Зачем пожаловала сюда моя слуга, ханша Калуна? – строго спросила Гезея.
– Поклониться тебе, издревле чтимая моими предками Мать, – отвечала Афина, нехотя кланяясь. – Покойный хан просит разрешения похоронить его в огне святой Горы, как подобает лицу царского рода.
– Я не откажу твоему супругу в этой последней почести, не откажу и тебе, Афина, когда придет твой черед.
– Благодарю тебя, Гезея! Но не лучше ли было бы записать твое данное мне заранее разрешение, потому что твои волосы белы, как снег, и ты скоро нас покинешь. Прикажи записать твою волю, чтобы твоя преемница исполнила ее.
– Замолчи, дитя неразумное! – сказала Гезея. – Ты не ведаешь, что завтра пламя поглотит твою преходящую молодость и красоту, которыми ты так гордишься. Расскажи, как умер хан, твой супруг?
– Спроси лучше вот этих странников. Они плохо заплатили ему за гостеприимство. Кровь его на них и вопиет об отмщении.
– Я убил его, защищая свою жизнь, – сказал Лео. – Он нас травил своими собаками, вот доказательство, – указал он на мою руку, – Орос знает все.
– Как это могло случиться? – спросила Гезея.
– Рассен был сумасшедшим и любил так забавляться! – дерзко отвечала Афина.
– Не был ли он также ревнив? Но я вижу, ты собираешься солгать. Скажи ты, Лео Винцей, или нет, тебе неловко говорить о женщине, которая предлагала тебе свою любовь; скажи лучше ты, Холли.
– Дело было вот как, о, Гезея! – сказал я. – Эта женщина и шаман Симбри вытащили нас из реки на границе Калуна и спасли нас, ухаживая за нами, пока мы были больны. Потом ханша влюбилась в моего приемного сына.
– А он тоже полюбил ее? Ведь она очень красива, – спросила Гезея.
– Пусть он сам ответит на этот вопрос, Гезея. Я знаю только, что он старался бежать от нее, но это ему не удавалось. Раз она предложила ему выбор между женитьбой на ней, когда умрет хан, и смертью. Тогда, с помощью ревнивого хана, мы бежали в горы. Но хан был безумный и коварный человек. Он выпустил на нас своих собак. Защищаясь, мы убили хана и, несмотря на желание Афины и шамана удержать нас, пришли сюда. Какая-то закутанная в покрывало женщина встретила нас в долине, дважды спасла от смерти и привела сюда. Вот и все.
– Что можешь ты сказать в свое оправдание, женщина? – грозно вопросила Гезея.
– Мало, – быстро ответила Афина. – Много лет судьба моя была связана с жестоким и безумным человеком. Я полюбила другого, а он меня. В нас говорила природа. Вот и все. Потом, должно быть, он испугался мести Рассена, или вот этот Холли! – о, почему собаки не разорвали его на части! – испугался и уговаривал его бежать. Случайно они попали на гору. Но я устала. Позволь мне, Гезея, отдохнуть и приготовиться к завтрашнему обряду.
– Ты сказала, Афина, что этот человек полюбил тебя, но бежал, боясь мести Рассена? Он, кажется, однако, не трус. Скажи, это ты дала ему на память прядь волос, которую он носит на груди?
– Я не знаю, что он носит на груди, – мрачно отвечала ханша.
– Однако он сравнивал эту прядь волос с твоими, там, в домике привратника, когда был болен.
– Он уже успел все рассказать тебе, Гезея? Хотя есть тайны, которые мужчины всегда хранят в тайниках души…
Ханша с укоризной взглянула на Лео.
– Я ничего не говорил, – рассердился Лео.
– Ты мне не говорил этого, странник, но мои слуги рассказали мне все. Неужели ты думаешь, Афина, что от всевидящего ока Гезеи что-либо может скрыться? Я знаю все. Знаю, что ты послала мне лживое известие и задержала странников, стараясь завоевать любовь того, кто отвергал тебя. Ты даже пыталась лгать мне здесь, в самом святилище!
– Ну и что же? – дерзко ответила Афина. – Или ты сама влюблена в этого человека? Но это было бы чудовищно. Наперекор природе. О, не дрожи от ярости. Я знаю, что ты сильна, Гезея, но я – твоя гостья, и в этом храме, перед символом вечной любви, ты не можешь пролить мою кровь. Здесь мы равны.
– Если бы я захотела, Афина, я могла бы уничтожить тебя на месте. Но я не сделаю тебе зла. Я писала, чтобы ты и твой дядя, мудрец Симбри, встретили гостей и направили их сюда. Отчего ты не повиновалась мне, раз я приказывала?
– Потому что этот молодой человек принадлежит мне, а не тебе и никакой другой женщине! – Голос Афины звучал серьезно и искренно. – Потому что я люблю его и всегда любила. Мы любили друг друга с тех пор, как появились наши души. Сердце мое и искусство Симбри открыли мне это, хотя где и когда это было – я не знаю. Вот я пришла к тебе, таинственная Мать, хранительница тайн прошлого, открой мне истину! Ты не можешь лгать у своего алтаря. Заклинаю тебя именем Силы, которой ты сама должна повиноваться, отвечай мне! Кто этот человек, о котором скорбит все мое существо? Что он мне? Что общего между им и тобой? Открой, Оракул, мне эту тайну. Отвечай, слышишь, я приказываю тебе!
– Говори! – воскликнул и я.
– Скажи, Лео Винцей, за кого ты меня принимаешь? – спросила Гезея.
– Мне кажется, что ты – Аэша, на руках которой я умер в пещерах Кор в Африке; Аэша, которую я любил лет двадцать тому назад, и которая умерла, поклявшись вернуться…
– Как безумие ослепляет человека! – прервала его Афина. – Он говорит: лет двадцать, а между тем я знаю, что дед мой восемьдесят лет тому назад видел эту жрицу в здешнем храме.
– А ты что думаешь обо мне, Холли? – спросила Гезея, не обращая внимания на ее слова.
– Я верю тому, чему верит он, – отвечал я. – Мертвые иногда воскресают. Но ты одна знаешь истину и можешь открыть ее.
– Да, – повторила она, – мертвые иногда воскресают. Может быть, я знаю истину и могу открыть ее. Завтра, когда высоко взовьется пламя похоронного костра, я снова заговорю. Приготовьтесь услышать страшную Истину завтра, сегодня же идите отдыхать.
Гезея исчезла за серебряной завесой. Одетые в черное жрецы окружили Афину и вывели ее из храма. Едва стоявший от усталости или страха шаман последовал за ней. За ними с пением вышли стоявшие кругом жрецы. Только в середине храма остался гроб хана. Орос сделал нам знак, и мы тоже вышли. После всего потрясающего, что мы пережили, нервы наши начали сдавать, и мы вздохнули свободно только, когда холодная ночь освежила нас своим дыханием.
Орос привел нас в красивый дом и дал нам выпить какого-то снадобья, от которого мы тотчас же заснули. Было темно, когда я проснулся; в комнате горела лампа. Значит, можно было еще спать. Я попробовал, но безуспешно: мысли о завтрашнем дне не давали мне покоя. Что если мы не найдем желанную Аэшу? Я сел на кровати. В это время вошел Орос.
– Пора вставать, друг Холли, – сказал он.
– Ведь еще темно, – отвечал я.
– Это уже вторая ночь. Но хорошо, что вы спали, сколько было вам нужно. Кто знает, когда вам опять придется спать. Покажи-ка свою руку, друг Холли.
Я хотел заговорить с ним, но он не стал отвечать, потому что надо было спешить на погребение хана. Я застал Лео уже одетым в столовой. Орос разбудил его раньше. Мы вышли, и Орос провел нас через освещенный огненными столпами храм в круглый зал, где мы были накануне. Мы уже не нашли там гроба хана. Серебряная завеса была отдернута – Гезеи там не оказалось. Орос сказал, что она ушла на погребение хана. Мы прошли целой анфиладой комнат, принадлежавших, по словам Ороса, Гезее и ее жрицам. Нас встретили шесть жрецов. У каждого было по лампе в руках. Нам дали по зажженному факелу. Мы пошли по высеченным в горе галереям, которые вели вверх, и, наконец, остановились у подножия каменной лестницы. Орос посоветовал нам отдохнуть, сказав, что мы достигли вершины горы, а высокая и крутая лестница ведет на столб с отверстием, который высится над горой. Пока мы сидели, сквозь каменную стену слышался гул огня в кратере вулкана. Восхождение по лестнице напомнило мне подъем на башню собора. Всего ступенек было шестьсот. Но вот показался свет, и мы вышли на площадку. Если бы Лео не протянул мне руку, а его не поддержали Орос и один из жрецов, мы упали бы от головокружения. Открывшаяся перед нами картина была поразительна! Посреди кратера кипело и бурлило гневное огненное озеро. Над озером стоял густой дым, а выделявшийся из жерла газ тут же воспламенялся. Это его свет сиял сквозь кольцо на вершине столба и был виден далеко на горизонте.
Между тем жрецы склонились в молитве. Следуя их примеру, мы с Лео пали ниц. Я не видел ни Гезеи, ни Афины, ни трупа хана. Привычные к зрелищу и нисколько не взволнованные, Орос и провожавшие нас жрецы окружили нас и отвели в небольшую, должно быть, высеченную людьми в скале пещеру. Наверху был образовавшийся от лавы навес, здесь мы нашли защиту от ветра. В гроте, кроме нас, оказались ханша Афина, старый шаман, а на высеченном из камня кресле сидела одетая поверх легкой газовой туники в пурпурную мантию Гезея. Тут же стоял гроб, и отблеск пламени освещал застывшие черты хана Рассена. Гезея поникла головой, будто ее тяготили заботы или думы.
– Итак, Орос, слуга мой, – сказала она, – ты привел их сюда целыми и невредимыми. Для тех, кто впервые приходит сюда, дорога эта страшна и опасна. Что вы скажете, гости мои, о могиле детей Гезеи? – обратилась она к нам.
– В нашем вероучении, Гезея, говорится об аде, – сказал Лео. – Этот котел, – указал он на кратер, – похож на пасть ада.
– Нет, – отвечала Гезея, – ада нет, кроме того, который мы создаем себе сами в этой жизни. Ад – здесь, Лео Винцей, – она ударила себя в грудь, – да, здесь. – И она снова поникла головой, словно под тяжестью тайной скорби. – Уже полночь, – продолжала она, – а до зари надо многое сделать и выстрадать. Тьма должна обратиться в свет, а может быть, и свет в вечную тьму… Царица, – обратилась она к Афине, – ты по праву велела принести своего почившего супруга сюда, где погребен прах его предшественников. Орос, жрец мой, позови же сюда Обвинителя и Защитника. Пусть откроют книги, по которым я стану судить умершего. Суд Смерти идет.
