Генри Райдер Хаггард
Аэша
VI. У дверей
Говорят, что при падении с высоты люди теряют сознание. Со мной этого не случилось. Только полет показался мне странно долгим. Но вот передо мной мелькнул снег на дне пропасти, и все кончилось.
Послышался треск. Что это? Я еще жив? Я погружаюсь все глубже и глубже в холодную воду. Я задыхаюсь; но нет, вот я снова на поверхности. Падая, я проломил лед на реке, и теперь, вынырнув, снова ударился об лед, но так как он был очень тонок, то треснул, и я очутился на свободе. Недалеко от меня вынырнул и Лео. Вода струилась по его волосам и бороде. Лео жив и невредим! Вот он ломает ледяную пленку и направляется к берегу.
– Мы оба спаслись и перешли пропасть! – закричал он мне. – Разве я был не прав, говоря, что Судьба хранит и ведет нас?
– Куда только? – отвечал я, тоже направляясь к берегу.
Тут я заметил на берегу старика и женщину. У него было злобное лицо, желтое, как воск; одет он был в широкое, похожее на монашеское, одеяние. Женщина указала на нас своему спутнику.
Ближе к берегу река бежала быстрее, и мы поплыли, стараясь держаться поближе, чтобы, если нужно, помочь друг другу. Действительно, силы скоро изменили мне. Члены окоченели от холодной воды и, если бы не Лео, я пошел бы ко дну. Впрочем, не спасла бы нас и энергия Лео, если бы не помогли стоявшие на берегу люди. С необычайной для него поспешностью старик подбежал к выступавшему из реки утесу и протянул нам свою длинную палку. Лео уцепился за нее; но старик, несмотря на все свои усилия, не удержал палку, выпустил ее из рук, и быстрым течением нас отнесло от берега. Тогда женщина проявила мужество и благородство. Она вошла по пояс в воду и, держась левой рукой за руку спутника, правой вытащила Лео за волосы из воды. Встав на мелкое место, Лео схватил меня. Страшно утомленные борьбой с течением, выбравшись на берег, мы легли и долго не могли отдышаться.
Женщина стояла над Лео и задумчиво смотрела на его бледное лицо. Из глубокой ранки на его голове сочилась кровь. Женщина была очень хороша собой. Вода струилась с ее платья и волос. Наконец, сказав что-то своему спутнику, она ушла по направлению к утесу.
Между тем старик заговорил с нами сначала на каком-то незнакомом нам наречии, потом на ломаном греческом языке.
– Вы, должно быть, волшебники, – сказал он, – иначе, как бы вы проникли в нашу страну?
– Нет, – отвечал я, – если бы мы были волшебниками, то пришли бы несколько иным путем.
Говоря это, я указал на пропасть и на ушибы и царапины на своем теле.
– Что ищете вы здесь, чужеземцы? – продолжал расспрашивать старец.
Я не хотел называть ему настоящую цель нашего путешествия, опасаясь, что узнав, зачем мы пришли, он бросит нас обратно в реку; но Лео оказался менее осторожным.
– Мы ищем Огненную Гору, увенчанную Символом Жизни, – сказал он.
– Так вам все известно? – удивился старик. – Кто же, собственно, вам нужен?
– Она, – не удержался Лео. – Царица!
Он, вероятно, хотел сказать «жрица» или «богиня», но, плохо зная греческий язык, нашел только слово «царица».
– Ах! Вы пришли к царице. Значит, вы именно те странники, навстречу которым нас послали?
– Сейчас не время для расспросов, – нетерпеливо прервал его я. – Скажи нам лучше, кто вы сами?
– Меня зовут Стражем Двери, а женщину, которая была здесь, ханшей Калуна.
Между тем Лео сделалось дурно.
– Он болен, – сказал я Стражу Двери. – Помоги нам и отведи нас в свое жилище.
Поддерживая Лео под руки, мы ушли от проклятой реки, похожей на древний Стикс. Вскоре мы увидели Врата, или Дверь страны. Направляясь по узкой тропинке, мы добрались до высеченной в скале крутой лестницы. Навстречу нам вышла женщина, которая спасла нас, и приказала двум слугам, похожим на монголов, нести Лео.
Мы пришли в дом, выстроенный из высеченных из скал каменных глыб. В кухне горел огонь. Нас провели в комнату, где стояли две кровати, подали нам теплой воды умыться, перевязали наши раны и ушибы и дали какое-то лекарство, от которого у меня по всему телу разлилась приятная теплота и я впал в забытье. Что было после, не помню. Знаю только, что мы с Лео были долго больны, если можно назвать болезнью слабость, которую испытываешь после сильной потери крови или страшного переутомления. Мы бредили и находились в каком-то забытьи. Как сквозь сон помню, что надо мной склонился бледный старик с седой бородой.
– Нет никакого сомнения, что это они, – прошептал он, подошел к окну и долго смотрел на звезды.
В другой раз я услышал женский голос, шуршанье шелкового платья, открыл глаза и увидел женщину, которая спасла нас. У нее была благородная осанка, прекрасное, но усталое лицо и жгучие глаза с поволокой. Она подошла ко мне, равнодушно посмотрела, потом отошла к Лео. Голос ее зазвучал нежнее, когда она заговорила с привратником, расспрашивая его о больном. Старик вышел, тогда она опустилась на грубый стул у кровати моего товарища и долго и пристально вглядывалась в его черты. Мне стало жутко от этого пристального взгляда. Потом она встала и быстро стала ходить по комнате, прижимая руку то к сердцу, то ко лбу, точно мучительно силясь что-то вспомнить.
– Где и когда? – прошептала она.
Дальше я не мог наблюдать за ней, потому что опять впал в беспамятство. С тех пор, когда я приходил в себя, я часто видел женщину в нашей комнате. По-видимому, она ухаживала за больным, кормила его, а когда он не требовал забот, давала пить и есть и мне.
Однажды ночью произошло нечто странное. Лунный свет падал на кровать Лео. Женщина с царственной осанкой стояла у его изголовья. Вдруг больной заговорил в бреду. Он произносил то английские, то арабские слова. Она жадно прислушивалась. Потом на цыпочках подошла ко мне, – я притворился, что сплю, потому что мне тоже хотелось знать, кто эта женщина, которую называют ханша Калуна. Уж не та ли это, которую мы ищем? Впрочем, если бы то была Аэша, мы узнали бы ее.
Было тихо, так тихо, что, казалось, можно было слышать, как билось ее сердце. Она заговорила на ломаном греческом языке с примесью монгольских слов. До меня доносились лишь обрывки ее речи, но даже то, что я услышал, испугало меня.
– Откуда пришел ты, о ком я мечтала? Кто ты? Зачем Гезея повелела мне встретить тебя? Ты спишь, но твои глаза открыты. Приказываю тебе: отвечай мне! Что нас соединяет? Отчего ты мне снился? Отчего я тебя знаю? – и голос ее замер.
Выбившаяся из-под повязки с самоцветными камнями прядь ее волос упала на лицо Лео и разбудила его. Он взял слабой рукой этот локон и спросил по-английски:
– Где я?
Глаза их встретились. Лео хотел подняться, но не мог.
– Ты женщина, которая спасла меня? – продолжал он уже по-гречески, – скажи, не та ли ты царица, которую я так долго искал?
– Не знаю, – отвечала она, и голос ее звучал нежно. – Но я, правда, царица, ханша.
– Помнишь ли ты меня, царица?
– Мы видели друг друга во сне, – сказала она. – Должно быть, мы встречались когда-то давно, в далеком прошлом. Я хорошо помню твое лицо. Скажи, как тебя зовут?
– Лео Винцей.
– Никогда не слышала этого имени, но тебя я знаю.
Лео опять впал в забытье. Тогда женщина снова пристально вгляделась в его черты и, словно не в силах сдержаться, припала к нему и поцеловала. Краска залила ее лицо до корней волос. Ей было стыдно за свой безумный поступок. Она оглянулась и увидела меня сидящим на кровати. Дело в том, что, пораженный, я забылся и привстал, чтобы лучше все слышать и видеть.
– Как ты осмелился? – гневно спросила она и вынула из-за пояса кинжал.
Видя, что настал мой последний час, я очнулся.
– Пить! Пить! Я весь горю! – сказал я дико, словно в бреду, озираясь вокруг. – Пить дай мне, о Страж Двери!
С этими словами я беспомощно упал на подушки. Женщина спрятала кинжал, взяла кувшин с молоком и подала его мне. Я жадно припал к нему и стал пить большими глотками, чувствуя на себе взгляд ее жгучих глаз, в которых боролись страсть, ярость и страх.
– Ты весь дрожишь – тебе что-нибудь приснилось? – спросила она.
– Да, друг, – отвечал я, – пропасть и наш последний прыжок.
– Что еще?
– Ничего. Разве этого мало? О! Какое ужасное путешествие, чтобы приветствовать царицу!
– Чтобы приветствовать царицу? – с удивлением повторила она. – Что ты хочешь этим сказать? Поклянись, что ты ничего не видел больше во сне.
– Клянусь Символом Жизни, Огненной горой и тобой, о древняя царица! – воскликнул я и сделал вид, что снова лишился сознания.
– Хорошо, что он ничего не видел! – прошептала она. – Жаль было бы отдавать «собакам смерти» человека, который пришел издалека к нам. Правда, он стар и безобразен, но у него вид неглупого человека, который умеет молчать.
Я не знал, что значит «собака смерти», но дрожь пробежала у меня при этих словах. Послышался стук в дверь.
VII. Испытание первое
– Что поделывают больные, племянница? – спросил вошедший привратник.
– Оба в обмороке.
– А мне казалось, что они проснулись.
– Что ты слышал, шаман? – гневно спросила она.
– Слышал, как вынимали из ножен кинжал, и вдали лаяли собаки смерти.
– Что ты видел, шаман? – продолжала она спрашивать.
– Странные вещи, племянница. Однако, люди приходят в себя от обморока.
– Да, – согласилась она. – Поэтому, пока вот этот спит, вели-ка его перенести в другую комнату. Другому больному будет больше воздуха.
– В какую комнату, ханша? – спросил он многозначительно.
– Я думаю, – сказала она, – его надо поместить так, чтобы он мог поправиться. Он что-то знает. Кроме того, было бы опасно причинять ему зло, так как нам дали знать с Горы о приходе обоих странников. Но почему ты спрашиваешь?
– Говорю тебе, что я слышал лай собак смерти. Я тоже думаю, что он много знает. Пчела должна высосать сок из цветка, пока он не увял. Не следует шутить с некоторыми приказаниями, хотя бы смысл их был нам непонятен.
Он вышел и позвал слуг, которые довольно бережно перенесли меня вместе с постелью в другую комнату, немного поменьше первой. Привратник пощупал мой пульс, покачал головой и вышел, закрыв дверь на ключ. От слабости я заснул в самом деле. Когда я проснулся, было совсем светло. У меня не было лихорадки, и я чувствовал себя бодрым и свежим. Я стал обдумывать происшествия прошлой ночи и понял, что нахожусь в опасности. Я слишком много узнал, и ханша догадывается об этом. Не упомяни я о Символе Жизни и Огненной горе, ханша, наверное, приказала бы шаману отправить меня на тот свет, а он, конечно, не замедлил бы исполнить ее приказание. Во всяком случае, надо быть осторожным и притворяться и далее ничего не знающим. Я задумался над нашим положением. Уж не достигли ли мы цели, и не Аэша ли эта женщина? Лео еще в бреду, его словам не следует придавать значения, но вот ей-то кажется, что между ними обоими есть какая-то связь. Зачем она его поцеловала? Ведь эта женщина не похожа на легкомысленную и не станет же она заигрывать с находящимся при смерти больным человеком. Очевидно, какое-то воспоминание прошлого побудило ее обнять его. Но кто же, кроме Аэши, мог помнить Лео в прошлом? А что если Ку-ен и десятки тысяч его единоверцев правы, если на свете существует лишь определенное число душ, и они меняют свою бренную оболочку, как мы меняем изношенное платье на новое? Тогда Лео мог быть некогда Калликратом, жрецом Изиды, «которого любили боги и которому повиновались демоны». Тогда его могла любить в прошлом дочь фараона Аменарта. Внезапная мысль осенила меня. Что если ханша и Аменарта одно и то же? Она узнала в Лео своего возлюбленного и хочет отвлечь его от поисков Аэши. Горе нам, если это так! Во всяком случае, надо узнать истину.
Мои размышления были прерваны вошедшим в комнату стариком, которого ханша называла шаманом.
Осведомившись о моем здоровье, шаман сказал, что его зовут Симбри. Он наследственный Страж Двери, а по профессии – придворный медик. Его искусству обязаны мы с Лео жизнью. Шаман спросил, как меня зовут. Я назвал себя и поинтересовался, что он делал на берегу реки. Очутился он там не случайно. Он был предупрежден о нашем появлении и ждал нас.
– Это очень любезно с вашей стороны, – сказал я.
Лейб-медик отвесил мне низкий поклон.
– Скажи, Холли, – спросил он, – как нашли вы дорогу в нашу страну, куда не заходят путешественники? Кого вы ищете здесь? Твой спутник говорил нам на берегу реки о какой-то царице.
– Разве? Это странно после того, как он нашел женщину с царственной осанкой, которая вытащила нас из реки.
– Ханша и в самом деле царица, Холли. Но как мог узнать это твой друг, лишившийся чувств, не понимаю. Не могу понять также, каким образом вы говорите на нашем наречии.
– Это язык очень древний, и мы ему обучались в детстве. Вы говорите по-гречески. Не знаю только, как греческий язык проник в эти края.
– Я объясню тебе, – сказал шаман. – Много поколений тому назад в местность южнее нашей пришел великий завоеватель. Ему пришлось уйти, но один из его полководцев, родом из Египта, перешел горы и покорил нас. Победители принесли в страну свой язык и религию. Окруженные высокими горами и пустынями, мы живем, не имея связей с внешним миром, и наша царствующая династия до сих пор ведет свой род от того полководца.
– Завоевателя звали Александром, не правда ли?
– Да, а его полководца – Рассеном. Его кровь течет в жилах ханши.
– Богиню, которой поклонялись завоеватели, звали Изидой?
– Нет, ее звали Гезеей.
– Это та же Изида. В Египте ее культ угас. Скажи, у вас ей продолжают поклоняться?
– На той горе есть выстроенный в честь ее храм. Там служат ей жрецы. Но жители этой страны – огнепоклонники. Задолго до прихода Рассена они поклонялись огню вот той горы, поклоняются ему и теперь.
– Не живет ли там на огнедышащей горе богиня?
– Чужеземец Холли, я ничего не знаю о такой богине, – отвечал шаман, пытливо вглядываясь в мое лицо. – Это гора священная. Проникнуть в ее тайны – значит умереть. Но зачем тебе знать все это?
– Потому что я интересуюсь древними религиями. Мы увидели Символ Жизни вот над той вершиной и пришли сюда изучать вашу религию, о которой знают многие ученые.
– Откажитесь лучше от своих намерений. На пути к горе вас ждут копья дикарей и пасти собак смерти. Да и нечего там изучать.
– Скажи, шаман, что это за «собаки смерти»?
– Собаки, на съедение которым обрекают, по обычаю страны, преступников и тех, кто оскорбил хана.
– Ваш хан женат?
– Как же, на своей двоюродной сестре, которой принадлежало полцарства. Поженившись, они соединили оба царства. Однако, довольно разговоров. Сейчас тебе принесут обед.
– Еще один вопрос. Скажи, друг Симбри, как я попал в эту комнату?
– Тебя перенесли сюда, когда ты спал. Разве ты не помнишь?
– Ничего не помню, – серьезно отвечал я. – А где мой товарищ и что с ним?
– Ему лучше. Жена хана, Афина, кормит его.
– Афина? – сказал я. – Это древнеегипетское имя означает «диск солнца». Тысячи лет тому назад жила женщина, которая носила это имя. Она была красавица.
– Разве моя племянница не хороша?
– Не знаю, – отвечал я, – я видел ее мельком.
Шаман ушел. Вошли слуги и принесли мне обед. Несколько позже пришла жена хана. Она замкнула дверь на ключ.
– Не бойся, – сказала она, заметив, что я испугался, – я не сделаю тебе ничего дурного. Скажи, кем тебе приходится Лео? Сыном? Впрочем, не может быть. Он так же мало похож на тебя, как свет на тьму.
– Он мой приемный сын, и я его люблю.
– Зачем вы пришли сюда? – спросила она.
– Мы ищем того, что пошлет нам судьба вот на той Огненной горе.
– Гибель найдете вы там, – сказала она, побледнев. – У подножия горы живут дикари. Но если вы даже спасетесь от них, за оскорбление святыни вас ждет смерть в вечном огне. На горе есть множество жрецов.
– Кто стоит во главе их? Жрица?
– Да, жрица. Я никогда не видела ее лица. Она так стара, что скрывает его под покрывалом.
– Она носит покрывало? – нетерпеливо спросил я, вспомнив другую, которая тоже «была так стара, что скрывала свое лицо под покрывалом». – Все равно мы пойдем к ней.
– Это запрещено законом, а я не хочу, чтобы кровь ваша была на мне. Я не пущу вас.
– Кто же из вас сильнее, ты или жрица?
– Я могу выставить шестьдесят тысяч воинов, у нее только ее жрецы да горцы-дикари. Я сильнее.
– Не все решает сила, – отвечал я. – Посещает ли жрица когда-нибудь Калун?
– Никогда. Между жрецами и моим народом заключен договор, по которому они не должны переступать реку. Точно также и ханы Калуна восходят на гору лишь для погребения своих близких, но безоружные и без войска.
– Кто же настоящий хозяин страны, хан Калуна или глава жрецов Гезея? – спросил я.
– В делах гражданских – хан Калуна, в вопросах совести – жрица Гезея, наш оракул и голос свыше.
– Ты жена хана, не так ли?
– Да, – покраснела она, – мой муж сумасшедший, и я его ненавижу.
– Я так и знал.
– Разве шаман Симбри сказал тебе? – внимательно взглянула она на меня. – Ты видел все. Лучше было бы, если бы я убила тебя! Что ты обо мне думаешь?
Я, откровенно говоря, не знал, что и думать. В то же время я опасался мести жены хана.
– Я всегда ненавидела мужчин. Мои уста чище горного снега. В Калуне меня называют «ледяным сердцем». А ты, может быть, думаешь, что я бесстыдное существо. – Она закрыла лицо руками и зарыдала. – Ты много знаешь, чужеземец, узнай же больше. Я сошла с ума, как хан. Это случилось тогда, когда я в первый раз увидела лицо твоего друга и вытащила его из реки. Тогда я…
– Полюбила его? – подсказал я. – Что же, это случается не только с безумными.
– О! Это не любовь, это что-то сильнее. Мною овладела какая-то роковая сила. Я вся его и только его. И, клянусь, он будет мой!
С этими словами жена хана вышла из комнаты. Как случилось, что страсть овладела ею так внезапно? Кто эта жена хана? За кого принимает ее Лео? О! Если бы я мог повидаться с ним раньше, чем он скажет решительное слово или сделает решительный поступок!
Три дня не видел я жены хана. Симбри сказал, что она уехала в город, чтобы приготовиться ко встрече гостей. Я просил Симбри пустить меня к Лео, но он вежливо отказал. Я попробовал написать записку, но монгол-слуга отказался ее передать, а привратник сказал, что не станет передавать записок на незнакомом ему языке. Я стал серьезно беспокоиться за судьбу Лео и на третью ночь решил во что бы то ни стало разыскать его.
В полночь я встал, оделся, открыл дверь ножом и вышел. Когда меня переносили в мою комнату, я сосчитал шаги несших меня слуг. И вот теперь, пройдя тридцать шагов, я повернул налево, потом отсчитал еще десять шагов и повернул направо. Таким образом, я очутился перед своим прежним помещением. Перед дверью стояла жена хана и запирала ее на ключ. Первой моей мыслью было бежать. Потом я прижался к стене, решив: если она меня заметит, признаться, что искал Лео. Жена хана прошла мимо и стала подниматься по лестнице. Что мне было делать? В комнату к Лео не попасть – дверь закрыта на ключ. Я последовал за ханшей, надеясь узнать что-нибудь новое; если бы она увидела меня, я сказал бы, что ищу Лео, а там – будь что будет.
VIII. Собаки смерти
Бесшумно, как змея, пробрался я по винтовой лестнице на площадку перед дверью. Дверь была старая. Сквозь щели виднелся свет и слышались голоса шамана Симбри и его племянницы. Я припал к щели и увидел их обоих. Ханша была одета в великолепное пурпурное платье. На ее роскошных вьющихся волосах красовалась маленькая корона. Должно быть, недаром она так нарядилась. Симбри смотрел на нее серьезно. Взгляд его выражал сомнение и страх.
– Что произошло между вами? – спросил он. – Что ты узнала?
– Немного. Я спрашивала о цели их прихода. Он сказал, что ищет какую-то прекрасную женщину, и только. На мой вопрос, красивее ли она меня, он вежливо, но уклончиво ответил, что она не похожа на меня. Тогда я сказала ему, что слыву за самую красивую женщину в Калуне, что я жена хана и вытащила его из реки и что сердце подсказывает мне, что я та, которую он ищет.
– И что же? – спросил Симбри нетерпеливо и, видимо, не одобряя племянницу.
– Он допустил, что это возможно, так как та женщина могла возродиться, потом пытливо посмотрел на меня и спросил: прошла ли я через огонь? Он захотел посмотреть мои волосы, вытащил из мешочка, который носит на шее, прядь волос и сравнивал. О! Симбри, что это за волосы! Они во весь мой рост, до пола длинной, мягкие, как шелк, и черны, как вороново крыло.
– Твои волосы прекрасны, – отвечал он, – но не похожи на эти!
– Может быть, – ответила я, – ни у одной женщины нет таких волос.
– Правда, – согласился он, – она была больше, чем просто смертная женщина.
– И как я ни пытала его, больше ничего не узнала. Раскрой свои книги, маг, и найди в них, кто эта женщина, где она живет, чтобы я могла убить ее, если можно.
– Вот то-то, – если можно, – отвечал шаман.
– Прочитай мне еще раз послание главного жреца Ороса! – попросила она.
– «От Гезеи из Дома Огня Афине, жене хана Калуна, – начал он читать начертанное на пергаменте послание. – Сестра моя, до меня дошло, что с запада пришли вопросить моего Оракула два чужеземца. В первый день следующего месяца ты с мудрым шаманом, Стражем Дверей, должна встретить их на берегу реки там, где кончается древняя дорога. Окажите им всяческую помощь и проводите их до Горы. Не желая нарушать наш договор, сама я не могу выйти им навстречу». Итак, – продолжал Симбри, – это не случайные путешественники – их ожидает сама Гезея.
– Я тоже ждала их. Сердце чуяло, что они придут. Но не может быть, чтобы они искали Гезею.
– В горах есть и другие женщины, – сухо возразил шаман.
– Не пойдет он на Гору! – упрямо сказала жена хана.
– Гезея могущественна. На земле и в воздухе у нее есть слуги, которые ей повинуются. Они предупредили ее о появлении чужеземцев, они же расскажут ей об их дальнейшей судьбе. Я ненавижу Гезею, но не советую тебе навлекать на себя ее гнев: он ужасен. Династия Рассенов испытала его уже раз. Она говорит, что они должны пойти на Гору…
– А я говорю, что он не пойдет. Пусть идет другой, если ему угодно.
– Скажи, Афина, зачем тебе этот пришелец? – спросил шаман. – Ты хочешь сделать его своим любовником?
– Нет, мужем! – отвечала она, дерзко выдерживая его взгляд.
– Но он-то, по-видимому, не хочет этого. К тому же у тебя уже есть муж.
– Ты знаешь, Симбри, что у меня нет мужа, – сказала Афина, положив руку на плечо кудесника. – Заклинаю тебя узами нашего кровного родства, свари мне опять волшебный напиток…
– Чтобы нас еще более связали узы соучастников убийства? Нет, Афина, не хочу. Твой грех и так тяготеет надо мной. Ты прекрасна. Опутай этого человека своими сетями, если можешь, если же нет, пусть он уйдет с миром.
– Я не могу его отпустить. Рада была бы, если бы могла. Я люблю его и ненавижу его спутника. Но его сердце не лежит почему-то ко мне. О, великий шаман, ты знаешь прошлое и будущее. Скажи, что тебе говорят звезды?
– Вот что я прочитал в книге звезд, Афина: судьба того человека переплелась с твоей, ты права; но между вами стоит высокая стена, через которую я не могу проникнуть взором. Знаю только, что смерть сблизит его и тебя, и меня также.
– Пусть же тогда скорее приходит смерть! – гордо воскликнула Афина.
– Не радуйся торжеству и там. Неведомая сила царит и за гробом. Внешнее око Гезеи читает в тайниках души.
– Слушай, старик, завтра же пошли на Гору гонцов. Пусть скажут Гезее, что прибыли два старых чужеземца, заметь хорошенько, – старых, но что они очень устали и больны. Месяца через три, когда поправятся, они пойдут вопросить Оракула. Может быть, она поверит. Но я хочу спать, у меня болит голова. Дай мне сонных капель. Я тоже чувствую на себе чьи-то глаза.
Она обернулась. Я отскочил от двери и пополз вниз по лестнице. Я слышал, как Афина открыла дверь.
На следующее утро ко мне пришел Симбри и осведомился, как я спал.
– Как чурбан, – отвечал я.
– А между тем, вид у тебя усталый, друг Холли, – заметил он.
– Меня мучил кошмар; это со мной случается. Но сам ты, Симбри, кажется вовсе не спал?
– Не спал всю ночь, – вздохнул он. – Я был на своем посту у Дверей.
– О каких дверях говоришь ты? Не о тех ли, через которые мы пришли?
– Я говорю о Дверях Прошлого и Будущего. Пожалуй, это те, через которые вы перешли от чудесного прошлого к неизвестному Будущему. Я пришел сказать, чтобы ты был готов: через час вы пойдете в город.
– Отлично. Я здоров и смогу отправиться в путь. Но что с моим приемным сыном?
– Поправляется, поправляется. Впрочем, ты его увидишь сегодня.
Рабы принесли мне платье, и я переоделся. Слуги проводили меня по лестнице. Внизу я встретил Лео. Он выглядел лучше, чем я ожидал. Лео бросился ко мне и стал расспрашивать, где я был и здоров ли я. Симбри наблюдал за нами. Нам подали два запряженных пони паланкина. Рабы взяли пони под уздцы, и мы двинулись в путь.
Целую милю шли мы по узкому горному ущелью. Наконец, на повороте перед нами открылся, как на ладони, Калун. По долине протекала широкая река. На севере возвышалась та самая огнедышащая гора, которая издали служила нам маяком. На краю кратера высился гигантский столб, мрачно черневший на фоне голубого неба и вековых снегов горы. Мы смотрели со страхом на него: там должна была решиться наша судьба. Все наши спутники поклонились горе и, чтобы отогнать от себя нечистую силу, скрестили большие пальцы обеих рук. Даже Симбри поклонился.
– Был ты когда-нибудь на горе? – спросил Лео.
Симбри уклончиво покачал головой.
– Жители равнины не ходят на гору! – сказал он. – По ту сторону реки живут дикари, которые часто угоняют наш скот и опустошают наши поля. Кроме того, раскаленная лава и огонь пугают путешественников. Когда горное божество гневается, оно засыпает пеплом даже нашу страну.
– Что это за божество? – спросил Лео.
– Не знаю. Люди не могут видеть духов.
– У тебя, шаман, такой вид, будто ты их видел не раз.
– Ты приписываешь мне слишком многое. Мое искусство не так велико. Однако, вот лодки ожидают нас; дальше мы поплывем по реке.
Лодки были вместительные и удобные, но без весел. Тех же пони, которые везли наши паланкины, перепрягли в лодки. К счастью, нас с Лео посадили вместе, и, кроме рулевого, в нашей лодке не было никого. За нами, в другой лодке, ехали вооруженные луками и мечами рабы, по виду – солдаты.
– Наконец-то мы одни! – сказал Лео. – Помнишь, Гораций, мы точно так же на лодке приехали в страну Кор. Ничто не ново, и все повторяется.
– Не знаю, долго ли нас оставят вместе, – отвечал я. – Скорее расскажи мне все, что случилось с тобой за это время. Мы здесь – беспомощные мошки, попавшие в паутину, раскинутую пауком – женой хана. Шаман стережет нас.
– Вернемся к тому моменту, когда я висел, как паук на тонкой паутине, на веревке над пропастью. Мне казалось, что я сойду с ума, и, чтобы поскорее умереть, перерезал веревку и полетел в бездну. А ты?
– Я хотел умереть вместе с тобой и прыгнул в пропасть.
– Верный друг Гораций, – сказал Лео, и слезы навернулись у него на глаза.
– Оставим это. Расскажи лучше, что с тобой произошло дальше.
– О, это не особенно интересно. – Лео покраснел. – Я спал, а когда просыпался, видел у своего изголовья красивую женщину. Сначала я подумал, что это та, ну, ты знаешь! Она поцеловала меня. Но, может быть, мне снился сон?
– Это был не сон. Я сам все видел.
– Жаль, что не сон. Жена хана – красавица. Я говорил с ней по-гречески. Аэша тоже говорила по-гречески. Не странно ли? Однажды ханша стала спрашивать меня про то, как мы сюда попали. Я сказал, что мы путешественники, и не стал вдаваться в подробности, а спросил о тебе. Она сердилась, что не может ничего выпытать у меня, но и о себе сообщила только, что она жена хана. Почему она так заинтересовалась мной, иностранцем, я не знаю. Вчера вечером она вошла ко мне, одетая в королевскую мантию.
Она была хороша, как сказочная царица. На распущенных каштановых волосах красовалась корона.
Она смотрела на меня и вздыхала, говорила, что мы когда-то в прошлом были знакомы, и надеялась возобновить нашу дружбу. Я защищался как мог, но ты понимаешь, что это не легко, когда лежишь беспомощно в постели, а над тобой склонилась и шепчет ласковые слова красавица. Кончилось тем, что я признался ей, что ищу свою жену, которую потерял. Ведь Аэша моя жена, Гораций. В ответ она только улыбнулась и сказала, что мне незачем искать далеко, что она и есть моя жена, она-то и спасла меня, когда я тонул. Было видно, что она не шутит, да и сам я начинал думать, что Аэша могла измениться. Вдруг я вспомнил про прядь волос Аэши и сравнил ее с волосами жены хана. Волосы оказались не похожими и гораздо длиннее. Жена хана разозлилась от зависти. Все, что в ней было дурного, всплыло наружу. Голос зазвучал грубо. Аэша могла быть ужасна в своем гневе, как молния, но никогда не была груба и вульгарна. С этого момента я убедился, что жена хана и Аэша – не одно и то же. Я позволил ей сердиться и упрекать себя и лежал молча. Наконец она ушла и закрыла за собой дверь на ключ. Вот и все, что со мной было.
– Молчи же и слушай теперь, что я тебе расскажу. Только будем говорить тише. Наш рулевой, наверное, шпион, кроме того, я чувствую спиной взгляд Симбри. Надо торопиться, потому что неизвестно, долго ли нас оставят одних.
И я рассказал ему все, что знал.
– Кто же эта Гезея, которая послала письмо с Горы? – воскликнул Лео. – Кто жена хана?
– А ты как думаешь?
– Аменарта! – прошептал Лео нерешительно.
– Я тоже так думаю.
– Если старый буддийский монах Ку-ен помнит свое прошлое, почему бы этой женщине не помнить своего прежнего земного существования?
– Берегись, однако, Лео, чтобы не ошибиться. Я очень боюсь, что это искушение, за которым последуют и другие испытания. Горе тебе, если ты ошибешься!
– Знаю, – отвечал он. – Но не бойся, кем бы ни была для меня в прошлом жена хана – все кончено. Я ищу Аэшу, и только ее. Сама Венера не в силах соблазнить меня.
С надеждой и страхом вспомнили мы о таинственной Гезее, которая приказала шаману Симбри выйти нам навстречу, и о могучей жрице, у которой есть слуги на небе и на земле. Между тем лодка причалила к берегу, и Симбри перешел из своей лодки к нам. Наступала ночь, и шаман, вероятно, боялся, как бы мы не бежали под ее покровом. Лодка поплыла дальше. В нескольких милях впереди уже виднелись плоские кровли города, куда мы должны были прибыть к ночи.
Город стоял на островке, образовавшемся между двумя рукавами реки. В центре возвышалось здание с башнями, должно быть, ханский дворец. Город, как и вся страна, назывался Калун, тогда как территория Горы носила наименование «Гезея» в честь древнеегипетской богини.
Шаман рассказал нам, что на горе живут жрицы и жрецы, которые сменили еще более древних огнепоклонников, построивших здесь святилище и храм.
