bannerbannerbanner
Сто страшных историй

Генри Лайон Олди
Сто страшных историй

Полная версия

2
Это началось сразу?

Если горшечник не идет к дознавателю, дознаватель сам идет к горшечнику. Идет? Бегом бежит! Нетерпение и азарт гнали меня вперед не хуже шайки грабителей, преследующих запоздалого прохожего. К ним присоединилась злость – нахлестывала плетью по спине, добавляла прыти.

Длинноногий Широно едва не отстал.

Дождь прекратился, но едва закончились мощеные улицы, под ногами принялось хлюпать да чавкать. Пришлось замедлить шаг: сандалии скользили в грязи, того и гляди, в лужу шлепнешься. И как только Широно в своих чудовищных гэта ухитряется не падать, даже не оскальзываться? Прикажу, пусть и меня научит…

Горшечник никуда не денется, уговаривал я себя. Допрошу его чуть позже – какая разница? Но сердце плевать хотело на доводы рассудка. В итоге мне с немалым трудом удалось их примирить на срединном пути: буду спешить, но не сломя голову.

До Малого спуска я добрался быстро: еще Час Лошади не пробил. Заставил себя остановиться у поворота, перевести дух. Негоже дознавателю заявляться к свидетелю, храпя как загнанная лошадь!

Ну вот, порядок. Можно…

Я едва успел увернуться от нагруженной горшками тележки-двуколки, неожиданно возникшей из-за угла. Впору было решить, что некий злоумышленник нарочно подкарауливал здесь Торюмона Рэйдена, чтоб опрокинуть в грязь!

Тележку резво толкали два работника, коренастых и кудлатых, похожих друг на друга как близнецы. Близнецы и есть. Даже одеты одинаково: серые куртки, штаны цвета окружающей грязи. Не так заметно, когда запачкаешься.

– Простите, господин, простите! Тысяча извинений! Они не нарочно, господин! Просто болваны! Прут не глядя… Вот я вас, косоруких! Да кланяйтесь же, дурачье! Просите прощения!

Позади работников приплясывал, заламывая руки, хозяин тележки – судя по одежде, торговец средней руки. Близнецы, запоздало вняв словам хозяина, тоже принялись кланяться и бубнить извинения. Оставленная без присмотра тележка, не успев ткнуться ручками в землю, попыталась скатиться назад, под уклон, но далеко не укатилась: левое колесо наехало на ногу одному близнецу, правая ручка чувствительно въехала под дых другому.

Оба дружно заорали.

Хозяин всплеснул руками, разрываясь между двумя необходимостями: обругать бестолковых работников и продолжить извиняться перед господином. С трудом сдержав смех, я махнул ему рукой – извинения приняты, катитесь своей дорогой! – и, обогнув злополучную тележку, направился к дому горшечника, до которого было рукой подать.

Судя по содержимому тележки, тщательно переложенному соломой, Сэберо только что заключил неплохую сделку, продав едва ли не половину товара, который я видел у него во дворе.

– Доброго дня, господин! Ваш приход – большая честь!

Я нашел горшечника на заднем дворе, возле печи для обжига, из которой Сэберо выгребал скопившуюся золу. Завидев меня, он мигом вскочил, отряхнулся, окутавшись, словно демон из ада, облаком невесомого пепла.

– Добрый день, Сэберо. Помнишь, что ты говорил в управе?

– Конечно помню, господин! Я к вашим услугам!

– Хорошо. У меня к тебе возникли вопросы.

– Прошу в дом, господин! Что знаю – все отвечу, не сомневайтесь.

В дом я не пошел, расположившись на веранде. Сэберо суетился, стараясь угодить: притащил вышитую подушку – мне, две циновки – себе и Широно. Предложил заварить чаю, но я отказался. Угодливость Сэберо мне не нравилась. Пытается задобрить дознавателя? Я не раз имел возможность убедиться: так ведут себя те, кому есть, что скрывать.

Но иногда – просто с перепугу и от чрезмерного почтения. Архивариус Фудо любит говорить, что почтение чрезмерным не бывает, но тут я позволю себе с ним не согласиться.

– Ты говорил, после смерти матери твой сосед Мэмору начал больше есть? И по временам заговариваться?

– Так и есть, господин! Чистая правда.

– А когда это с ним началось?

– Так я уже сказал: после смерти его матушки!

– Это началось сразу? Сразу после того, как его мать утонула?

Сэберо наморщил лоб.

– Дайте-ка вспомнить… Нет, не сразу. Точно, не сразу! Дней через десять… Или больше? Не помню точно, уж простите.

Очень интересно!

– Мэмору с матерью ладил? Или нет?

– Ну как это, господин дознаватель? Чтоб с родной матушкой и не поладить?

А сам в сторону смотрит, взгляд отводит.

– Не врать мне!

Я с маху хлопнул ладонью по доскам веранды. Звук вышел что надо. Хлипкая веранда сотряслась, горшечник аж подпрыгнул:

– Простите, господин, простите! Ну, не то чтоб совсем ладил…

– Точнее, Сэберо! За ложные свидетельства знаешь, что бывает?! Я ведь все равно дознаюсь.

Ну да, на то я и дознаватель. Иногда полезно дать волю чужому воображению: человек сам себе таких кар напридумывает, каких отродясь не заслужил. Ну что, горшечник, представил, что тебя ждет, если врать станешь?

– Слушаюсь, господин! Неладно Мэмору с матушкой своей жил, ох, неладно… Все в окру́ге знали, все соседи… И я знал. Только молчали. Не лезли. Это ж их дело? Семейное? Верно?!

Я сделал непроницаемое лицо, ничем не давая понять, согласен я со словами Сэберо или нет. И он сорвался: заговорил, заторопился, сбиваясь и брызжа слюной от усердия:

– Уж не знаю, с чего у них все началось… Поссорились они. Крепко! Мэмору, в смысле, с матушкой его. С год назад, вроде… Точно, с год! Мы все слышали, как они друг на друга орут. Так рассорились, что и не помирились больше. До самой ее смерти, да!

Сэберо судорожно сглотнул, дернув кадыком.

– А потом Котонэ заходить перестала. К соседям, в смысле. Ко мне, к Эйта, к остальным. Раньше-то она часто… Когда по делу, а чаще так просто. Ох, языкатая была! Вредная! Вы уж простите, господин. Нехорошо так о мертвой, но вы ж велели – всю правду. Вот я и…

Заискивая, он искал взглядом моего одобрения. Я по-прежнему сохранял бесстрастный вид. Хотелось надеяться, что сейчас я хоть немного походил на господина Сэки в те моменты, когда начальство вело дознание.

Не дождавшись поддержки, Сэберо тяжело вздохнул:

– Перестала, значит, заходить. То ли сын ее запирал, то ли сама на нас всех зла была…

– За что?

– Что не вмешались, сына не пристыдили. Ее сторону не взяли. А кому оно надо, в чужие ссоры влезать? Никому не надо! Через время видим – исхудала Котонэ. И чем дальше, тем больше. Нищенки на базаре, уж простите, краше выглядят. Может, заболела, думаю? Мало ли? А потом слышно стало, как она ночами воет! Страшно так, жалостно…

Он дернул себя за левый ус:

– Еды у сына просила. А тот или не отвечал, или кричал: нету, мол! Нету для тебя еды! А сам-то ничего, не голодал. И жена его, и сынок…

– Так что ж он ее, голодом морил? – не выдержал я. – Родной сын?!

– Морил, еще как морил! – Сэберо непонятно почему усмотрел в моих словах поддержку и обрадованно закивал. – Не знаю, как она год продержалась-то! Видно, все-таки давал ей что-то, малость малую… А может, парнишка украдкой подкармливал…

– Внук, Арэта?

– Ну да, он самый. Он-то бабушку любил, это точно…

– А Асами?

– А что Асами? Нет, она мужа всегда боялась. Что скажет, то и делает.

– Значит, сын морил мать голодом. И что дальше?

Не давать матери еды – или почти не давать – это ведь не убийство? Могла, в конце концов, по соседям побираться, на базаре попрошайничать, воровать, властям на сына пожаловаться… Нет, не убийство. Значит – никакого фуккацу. Такой, значит, Остров Девяти Смертей внутри одной семьи, одного дома. Личный Остров для родной матери.

Меня передернуло. Очень надеюсь, что это не отразилось на моем лице.

– А что дальше? Дальше он на речку ее повел – мириться. Это сам Мэмору так потом рассказывал. Врал, думаю, но точно не скажу. Может, и правда? А она возьми и утони… Толкал он ее, не толкал – кто теперь дозна́ется?

– Я дозна́юсь. Это все?

– Все, господин. Клянусь, ничего не утаил!

То ли Мэмору устал ждать, пока мать помрет от голода, то ли всё же опасался возможного фуккацу – мало ли! – и решил подстроить дело так, чтобы мать сама упала в реку и утонула. И в итоге просчитался. Или не просчитался?

«Десять дней или больше…»

Кажется, пришла пора наведаться в обитель Вакаикуса.

3
Свидетельство истинной святости

С визитом в обитель у меня не вышло. Посыльный юркой ящеркой выскользнул из ворот Правительственного квартала, когда я поравнялся с ними и совсем уж собрался пройти мимо. До управы рукой подать, но делать мне там было совершенно нечего. Незаконченное дознание ждало завершения, вопросы без ответов жгли язык. Сейчас я нуждался в советах святого Иссэна, как никогда раньше.

Но судьба и господин Сэки решили иначе.

Увидев меня, посыльный просиял: воистину, и собака натыкается на столб[16]! Теперь не нужно бить ноги, с языком на плече искать дознавателя Рэйдена непонятно где.

– Рэйден-сан! Господин Сэки велел вам передать! Он ждет вас у себя с докладом в начале Часа Овцы[17]!

Резко остановившись, я ощутил себя той самой собакой, налетевшей на столб. Всеми мыслями и чаяниями я был уже в обители Вакаикуса, излагал историю этого дела, выслушивал мудрые советы…

Но с начальством не поспоришь, особенно если у тебя их два.

 

– Да, я понял.

Пришлось идти в управу. Час Лошади уже пробил, до начала Часа Овцы оставалось не так много времени. Раз не удалось навестить святого Иссэна лично, напишу ему записку. Кратко изложу все самое существенное и спрошу совета. Пусть назначит время, когда мне к нему явиться, или ответит письмом – как сочтет нужным.

Закончив писать, я вложил послание в бамбуковый футляр и вручил его Широно.

– Быстро отнеси это в обитель Вакаикуса святому Иссэну. Дождись ответа и сразу ко мне. Все ясно?

– Да, господин.

«Господин»? А ведь верно! Он… она ни разу…

– Стой! Дай сюда письмо.

Я торопливо сделал приписку внизу послания и вернул письмо Широно.

– Теперь иди. Поспеши!

Далекие удары храмового колокола, возвещавшие начало Часа Овцы, застали меня в приемной господина Сэки.

* * *

– Рэйден-сан? Ваша точность делает вам честь. Надеюсь, с делом, которое вы ведете, все обстоит так же хорошо, как с вашей пунктуальностью. Отчет готов?

Можно подумать, он не заметил, что я заявился к нему с пустыми руками. Карп, высунувшись из волн на стене, наблюдал за мной с насмешливым интересом: как-то я буду выкручиваться, не оправдав высоких ожиданий?

Выкручиваться я не стал.

– Виноват, господин Сэки! – я ткнулся лбом в пол. – Дознание еще не закончено.

– Я был о вас лучшего мнения, Рэйден-сан.

– Виноват!

– Вы тянете с вердиктом третий день!

– Я достоин самого сурового наказания!

– Это уж мне решать, чего вы достойны. Докладывайте, почему затянули расследование?

В брюзгливости вопроса прятался интерес. Кто другой и не заметил бы, но три года службы под началом Сэки Осаму сделали меня знатоком перемен начальственного настроения. А еще я прекрасно понимал, что господин Сэки намеренно позволил мне услышать его интерес. Уж чем-чем, а голосом этот человек владел не хуже ведущих актеров Кабуки – и сейчас счел возможным слегка ободрить меня, ничтожного.

Я с готовностью ободрился и изложил.

– Значит, все-таки Дракон-и-Карп, – задумчиво подытожил господин Сэки после долгой паузы. – А ведь выглядело как заурядное фуккацу… Вам следует поставить в известность святого Иссэна.

– Да, Сэки-сан! Это воистину мудрое решение!

– Не морочьте мне голову, льстец. Уверен, вы уже были у него или вот-вот собирались.

– Я отправил в обитель слугу с посланием. Жду ответа.

– Хорошо. Не вздумайте предпринимать какие-либо действия без его одобрения!

– Да, Сэки-сан! И без вашего?

– Когда это вас интересовало мое одобрение? По-моему, это дело необычно даже для Дракона-и-Карпа. Я требую от вас предельного внимания и осторожности!

– Слушаюсь, Сэки-сан!

* * *

Широно вернулся так быстро, что ввел меня в заблуждение. Я уж было решил, что он не нашел святого Иссэна, а то и вообще не добрался до обители – и собрался устроить слуге хорошую взбучку. Но он, поклонившись, вручил мне футляр с ответом настоятеля. Широно, хитрец, ты что, на лошади скакал? Кто позволит разъезжать на лошади слуге, да еще и в маске каонай?! Или ты умеешь летать, как говорят рассказчики удивительных историй?

Я вскрыл футляр.

Уважаемый Рэйден-сан,

Сообщите, где похоронена эта женщина, есть ли рядом с местом ее погребения храм – и, по возможности, ручей при нем.

Содзю Иссэн из храма Вакаикуса

Вот оно, свидетельство истинной святости! Законы кармы и суть милостей будды Амиды непостижимы для простых смертных. Точно такой же загадкой оказалось для меня и ответное письмо настоятеля Иссэна. Храм? Ручей? Святой человек, никаких сомнений!

Несмотря на общую загадочность послания, вопросы в нем содержались конкретные. Я вспомнил кладбище Три Лилии, могилу без таблички с посмертным именем – опять забыл спросить у мерзавца-перерожденца, куда она подевалась! – храм за деревьями, журчание ручья…

Написав новое письмо, я предупредил Широно: если к его возвращению начнут закрывать квартальные ворота – пусть идет прямо к нам домой. Но он успел сбегать и вернуться – незадолго до закрытия управы. Второе послание настоятеля содержало подробные и вполне понятные инструкции. Завтра нам предстоял интересный день.

4
Только не в храме!

– Поставь корзины на место. Пойдешь со мной.

Мэмору вздрогнул. Втянул голову в плечи, словно ожидая удара, медленно обернулся. Выполнять указание он, впрочем, не спешил. Так и стоял, держа на плечах шест с корзинами, доверху полными творога. Ноша ощутимо гнула разносчика к земле. Хорошо, что я застал его дома. Ушел бы торговать – ищи его по всему городу!

Мэмору что-то прожевал, сглотнул – на шее дернулся острый кадык.

– Доброго вам утречка! А можно узнать, зачем?

– Можно, – смилостивился я. – Тебя желает видеть святой Иссэн, настоятель обители Вакаикуса.

– Чем недостойный разносчик тофу заслужил такую великую честь?

Страх, растерянность. И на лице, и в голосе. Вполне ожидаемо.

– Тем, что заврался! – не отказал я себе в удовольствии. – Тем, что уже и не понять, кто ты таков на самом деле!

– Мэмору я! Мэмору! – он мотнул головой вправо-влево, указывая на корзины в подтверждение своих слов. – С Малого спуска!

И ногой для убедительности притопнул: вот он, Малый спуск! Живу я здесь, сами видите!

– Вот настоятель Иссэн в доброте своей и согласился помочь выяснить, кто ты есть на самом деле. Он святой, всех насквозь видит! Если ты и правда разносчик – тебе опасаться нечего. Ты же не боишься встречи со святым Иссэном?

– Я? Боюсь?! Это честь для меня. Праздник! Идемте.

Он сгрузил корзины под навес и решительно направился к воротам. Всем своим видом Мэмору показывал: это я-то боюсь? Просто хочу, чтоб все поскорее закончилось.

Что ж, тут я был с ним согласен.

Сегодня дождя не было, но и солнце не показывалось. По небу слоями, один над другим, неслись серые тучи. Казалось, наверху идет большая драка сразу на нескольких небесах – и над головами смертных летят клочья рваных кимоно. Странно, что небожители сплошь рядились в однотонные одежды. Или это они нападение демонов отбивают? Тогда все хорошо: от демонов серые клочья летят, а благородные небожители потерь не несут!

В земном мире царила влажная теплынь. Не будь ветра, налетавшего с горных склонов, была б духота. А так – тревожное предчувствие. Грозы? Чего-то еще?

Дышалось легко, полной грудью.

– Обитель Вакаикуса – это ведь далеко? За городом?

– Да.

– А как же моя работа? Мне торговать надо. Иначе что я есть буду? Чем семью кормить?

Поначалу Мэмору шел за мной молча. И вот – не выдержал.

– Мы идем не в Вакаикуса. Тут недалеко.

Оборачиваться я не стал: и так услышит. Последним в нашей маленькой процессии шел Широно, отрезая разносчику путь к отступлению.

«Возьмите с собой несколько крепких помощников,» – было написано в послании настоятеля. Это старик погорячился. Что я, сам с замухрышкой-Мэмору не справлюсь?! Святой Иссэн его и не видел-то. Если б видел, не стал бы про помощников писать. Да и где я их возьму? Других дознавателей на помощь позвать? Отцовских стражников? Попросить Хизэши, чтобы кого из полиции мне выделил? Хизэши не откажет, выделит. Только когда помощники увидят, с кем дело иметь придется…

Вся Акаяма месяц надо мной потешаться будет!

– Не в Вакаикуса? А куда?

Дома расступились. Кривая улочка вывела нас прямиком к Трем Лилиям – замшелые ворота кладбища виднелись в сотне шагов впереди.

– Святой Иссэн ждет тебя неподалеку.

– На кладбище? Святой Иссэн ждет меня на кладбище?!

Голос Мэмору плеснул неподдельным ужасом. Ну да, мало кто приходит в восторг от посещения кладбища.

– Я не сказал: на кладбище. Я сказал: неподалеку.

Вспомнил! Я ведь собирался спросить его.

– Кстати, куда подевалась табличка с посмертным именем?

– Какая табличка?! С каким именем?!

– Табличка с могилы твоей матери. С ее посмертным именем. Таблички там нет.

– Не знаю! Я не знаю!

Голос Мэмору сорвался на визг:

– Была! Сам видел!

Врет, уверился я. Все он прекрасно знает. Но не учинять же дознание прямо на ходу? Придем на место – все расскажет, никуда не денется. Если не мне, так старому настоятелю.

Вдоль кладбищенской ограды тянулась тропинка: скользкая, глинистая. Похоже, она вела к храму, примеченному мной ранее. В ворота я заходить не стал, свернул правее. Мэмору выдохнул с явным облегчением. Ноги заскользили по мокрой глине, я едва не упал. В итоге пошел по траве, рядом с тропинкой. Мэмору молчал-молчал, а там опять забормотал у меня за спиной:

– Может, лучше завтра, а? Сегодня мне работать надо. И кушать очень хочется. Я Эйта должен, за тофу. Если не распродам, не смогу долг отдать. Не смогу долг отдать – есть нечего будет… А есть уже хочется. Очень хочется…

– Потерпишь! – рявкнул я через плечо, заглушая бурчание в собственном животе. – Или ты думаешь, святой Иссэн будет ждать тебя до завтра?!

– Святой Иссэн – это да, конечно… Честь, великая честь!.. А где он меня ждет?

– Недалеко. Считай, пришли.

Кладбище по левую руку закончилось. Тропинка свернула, нырнув в заросли молодого бамбука. По обе стороны потянулся сплошной частокол растущих едва ли не впритирку стволиков, сливаясь в единую зеленую массу, расчерченную частыми вертикальными линиями. Закончились бамбуковые заросли шагов через тридцать так же резко, как начались: словно их мечом обрубили.

Впереди простирался обширный болотистый луг. Слева сочилось прядями тумана кладбище. И ветер этот туман не берет! Справа начинался лесок. Сосны и криптомерии здесь росли как на подбор – словно состязались, кто из них вымахает прямее и выше.

А на другой стороне луга на невысоком каменистом холме стоял храм. Он вырастал из холма, казался его естественным завершением. Серый камень стен понизу оброс мхом; крыша цвета мокрой земли походила на шляпку гриба мацутакэ[18]. Ступени, ведущие к храму, были вытесаны из плоти самого холма, составляя с ним одно целое.

До слуха донеслось знакомое журчание. Я различил тусклый блеск ручья, извивавшегося у подножия.

«Приведите разносчика в храм у кладбища Санъюри. Я буду ждать вас там на исходе Часа Дракона[19]

Это ж в какую рань должен был подняться святой Иссэн, чтобы оказаться здесь, на другом конце города, к исходу Часа Дракона? К слову, я сегодня тоже встал рано, так что начало Часа Дракона храмовый колокол возвестил лишь недавно. Выходит, это я буду ждать настоятеля в храме, а не он меня. Ничего, подожду. Вот опоздание с моей стороны было бы воистину непростительно.

– Это что же, храм? Зачем – храм?

Если возле кладбища в голосе разносчика звучал страх, то сейчас он, похоже, готов был удариться в панику. Что это с ним сегодня?! Заявиться в управу, врать в глаза дознавателю – не побоялся. А тут…

– Здесь с тобой встретится святой Иссэн.

Я обернулся к Мэмору. Заговорил медленно, раздельно, выговаривая каждое слово с предельной четкостью, как будто имел дело с глуховатым дурачком:

– Идем. Ты же хотел поскорее все выяснить?

– Хотел, да, хотел…

Он замедлил шаг:

– Выяснить, да… Только не в храме! Зачем – в храме? Не надо – в храме! Может, прямо тут, а? Я тут подожду, а вы святого Иссэна приведете…

– Шевелись, кому сказано!

Тропинка петляла змеей в сочной траве. Не успел я сделать и пяти шагов в полной уверенности, что разносчик следует за мной, как Мэмору с невероятной прытью сорвался с места и помчался к опушке леса. Первым моим порывом было броситься за стервецом в погоню. Я даже сделал два поспешных шага – и нога по щиколотку увязла в болотистой почве. Какой там бежать! Тут и идти не особо получится.

А Мэмору все нипочем! Несется, едва касаясь сандалиями земли – и не вязнет. Гляди, уже добрался до опушки…

– Стоять!!!

Куда там! Так он меня и послушал.

 

«Возьмите с собой несколько крепких помощников…» Какой же я глупец! Меня ведь предупредили, а я? Решил, что люди станут смеяться, понадеялся на себя, дурака… Смотри теперь, как он удирает, и кляни свою гордыню!

Что я скажу настоятелю?!

В тот момент, когда от невыносимого стыда я уже готов был свести счеты с жизнью, Широно сорвался с места. Мэмору оказался на диво проворен, но я еще ни разу не видел, чтобы кто-то бегал так, как мой новый слуга. Шаги его, и без того широкие, удлинились неимоверно, а ноги замелькали с такой скоростью, что слились в призрачный веер. Слуга буквально поглотил расстояние между тропой и опушкой – и нырнул в лес вслед за беглецом.

Сосны и криптомерии стояли редко, подпирая стволами небо. Лес был на удивление светлый – несмотря на отсутствие солнца – и я хорошо видел, что там происходит. Заметив погоню, разносчик прибавил ходу, запетлял меж стволами. Широно же, оказавшись в лесу, будто слился с ним, попав в родную стихию. Рыба в воде, он не бежал – скользил, тек. Казалось, он движется по прямой, не сворачивая, а деревья сами уступают бегуну дорогу.

Мышь и ястреб, пришло на ум.

Ястреб настиг мышь играючи. Пал на добычу, мощным пинком сбил разносчика с ног. Мэмору перевернулся на спину, отчаянно заверещал, брыкаясь и отбиваясь. Словно молот, взлетел и опустился увесистый кулак: один, всего один раз. Мэмору обмяк, растянувшись на земле. На миг я даже испугался: не перестарался ли Широно?

Не убил ли беглеца?!

Как ни в чем не бывало слуга вскинул тщедушное тело на плечо и направился обратно – быстрым шагом, но уже не бегом. По ухваткам можно было не сомневаться: проделывать такие штуки для Широно не впервой. На службе у господина Абэ натаскался, не иначе. Опыт не спрячешь, а значит, и удар был отмерен точнехонько.

Жив разносчик, просто сознания лишился.

– Мерзкий каонай!

В первый миг я решил, что Мэмору очнулся. Но нет, жалкое тельце продолжало кулем свисать с плеча Широно. Руки и ноги разносчика безвольно болтались при каждом шаге моего слуги. И тем не менее Мэмору отчаянно вопил и ругался.

– Отпусти меня, дрянь! Грязная тварь! Гадина!

Голос у него сделался нутряной, нечеловеческий:

– Гадюку тебе в печенку! Земли могильной полный рот!

Затем я услышал знакомый старушечий визг:

– Чтоб вы все сдохли! Все!..

Когда Широно подошел ближе, я разглядел, что глаза Мэмору закрыты. Лицо – оплывшая маска. Рот приоткрыт, из него тянется, покачиваясь в такт шагам Широно, ниточка слюны. Губы разносчика не шевелились – так, слабо подергивались. Тем не менее, изо рта Мэмору продолжали извергаться брань и проклятия, словно их выкрикивал не разносчик, а некто, спрятавшийся внутри него.

У меня по спине прошел невольный холодок. Я знал, кто там, внутри. По крайней мере, думал, что знаю. Заткнуть ему рот, чтоб не орал? А вдруг задохнется? Ну его! Перетерплю, не помру. А там – как святой Иссэн скажет.

– За мной, – велел я Широно.

И направился по тропинке к храму.

16Нежданная удача или, напротив, неудача.
17Час Овцы – с 14 до 16 часов дня.
18Гриб мацутакэ – японский съедобный гиб со специфическим сосновым ароматом и изысканным вкусом.
19Час Дракона – с 8 до 10 часов утра.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru