Сан-Клементе[116] – остров чудный,
Где рокочет океан,
Ночью темной и безлунной
Был ужасный ураган.
Там, где порт стоял в тумане
У холодных черных скал,
В беспокойном океане
Бот укрытие искал.
Не щадя торговой шхуны,
Ветер хлещет по бортам,
Рвет вант-путенсы[117], как струны,
Судно гонит по волнам.
Порван фок[118] и грот-стен-стаксель,
Сломан гафель[119] и бушприт[120],
Безнадегу и несчастье
Море буйное сулит.
Тучи не дают проходу,
Опоясав горизонт,
Нынче в эту непогоду
Даже кракен[121] не придет.
Гром гремит, как будто рында[122],
Пламя лижет край небес.
Точно в царствие Аида
С войском выдвинулся Зевс.
Дождь безжалостный, как пули,
Режет воздух на куски.
Словно изо всех орудий
Дали разом залп стрелки.
Но среди густого мрака,
Крепко взявшись за штурвал,
Не испытывая страха,
Молча юноша стоял.
С мавританскими чертами,
Вдаль вонзая дикий взгляд,
Он с восточными глазами
Лишь один был буре рад.
«Я пришел за ней! Верни же,
Ту, что мне послал Христос!»
Крикнул он и молвил тише:
«Cada paso con Dios[123]!»
Только смертного угрозы
Океану не страшны.
Точно так же, как для розы
Не страшны ее шипы.
Раздавить пытаясь судно,
Затянуть на дно, где ад,
Океану было трудно,
Аж шпангоуты[124] трещат.
Льет вода по ватервейсу[125]
И катает анкерок[126].
За какую же принцессу
Он смиренно примет рок?
В Сан-Клименте утром ранним,
Там, где волны гладят пляж,
Шкипер[127] наш, маршрутом дальним
Обходил приморский кряж.
Он ходил через экватор
И не раз корсаров бил.
И изрезанный фарватер[128]
Бухты новой изучил.
Он, оценивая створы[129],
Грунт и бухты глубину[130],
Вспоминал про уговоры
Не бросать свою страну.
Там за толщей вод глубокой,
Будто бы не явь, а сон,
Дом с оливой одинокой,
Сердцу дорогой Хихон[131].
Кареглазые испанки
Ходят, золотом звеня,
Как алмазы без огранки,
Полны страсти и огня.
Призадумался тут шкипер,
Дважды раненый в бою,
И слезу скупую вытер,
Вспомнив родину свою.
Вспомнил друга Федерико,
Что в попойке каждый раз
Говорил: «Любовь, амиго,
Это – жизнь длиною в час»!
Вдруг на берегу залива,
Там, где вымыт был гранит,
Видит шкипер: вот так диво!
Дева голая лежит.
И морские травы нежно
Обвивают тонкий стан,
А в ногах ее небрежно
Камни моет океан.
И дыхание едва ли
Уловимо на устах,
И соцветие азалий
В золотистых волосах.
Свет ее очей коснётся,
Тотчас на плечо сбежит,
Вдруг она сейчас проснется,
Ах, какой же будет стыд!
Так угодно было свыше.
Дева веки подняла,
Сердце дрогнуло, не дышит,
Точно вовсе умерла.
«Кто он? – думает девица, —
Душегуб или святой?
Разве может быть убийца,
С неземною красотой?
Как он смотрит! В жар бросает,
Сердце странно так стучит!»
Отчего ее прельщает
Незнакомца внешний вид?
«Кто ты, Божие созданье?
Ангел ли иль человек?
Или тот, кто жить в скитанье
Обречен за страшный грех?
Где твой дом? За облаками?
Под скалистою грядой?
Там, где ведьмы с колдунами,
В шабаш пляшут с сатаной?
Что тебе милей для сердца?
Море иль земная твердь?
Где под солнцем лучше греться?
Только правду мне ответь.»
«Я не помню прошлой ночи,
Кто я есть, откуда я,
Лишь душа поверить хочет,
Что мне Бог послал тебя.
Что отныне мне спасенье —
Пара нежных карих глаз,
Правда, может впечатленье
Быть обманчивым подчас.»
«Верен я своему слову.
Трижды мне сгореть в аду,
Если беды и крамолу
От тебя не отведу.
Будь же доброю сестрою,
Пусть ослепну, коли так,
Ведь твоею красотою
Любовался я, дурак.»
«Нет, прошу, не надо ада,
Мир и так причал для зла,
Брату я была бы рада,
Но спасти хочу глаза.»
Что-то мрачное во взгляде,
Вспыхнув, меркнет в тот же час,
Как круги на водной глади,
Что порой тревожат нас.»
Вдруг, как гром, воспоминанье:
Дом в неведомом краю,
В нем готовится собранье,
Гости прибыли к царю.
Дом – дворцовая палата,
Стража ходит по двору,
А палаты все из злата,
Краше слов не подберу.
Ну, а царь на троне дивном,
Из кораллов всех морей,
В одеянье чудном, длинном,
Из сверкающих камней.
Взгляд его наполнен думой,
Неспокойно на душе:
Горе с дочкой неразумной,
Что на выданье уже.
В рог хитиновый рапана
Дочерей зовет своих.
Овдовевший слишком рано,
Он в семействе за двоих.
И царевны все прекрасны,
Входят в залу, поклонясь,
Встречи их с отцом не часты,
Весь в делах Великий князь.
«Где Дестина? – молвит отче, —
Где проказница моя?»
Сестры все отводят очи,
Ничего не говоря.
«Пасифея, ты всех старше,
Сестрам малым ты, как мать,
Можешь позже или раньше,
Но ответ должна мне дать».
Пасифея молвит плача:
«От заката до зари,
Была свыше нам удача:
Мы топили корабли,
Песни пели, бурю звали
И кружили хоровод,
И в пучину завлекали
С кораблей земной народ».
«Дальше!» В полном нетерпенье
Голос грянул точно гром,
И морское освещенье
Ярче вспыхнуло кругом.
«Дальше волны стали круче,
Подпирая облака,
И одна из них на кручи,
Ее тело увлекла».
«Разыскать! Немедля! Тотчас!» —
Царь морской отдал приказ.
И повсюду его голос
Эхом грянул много раз.
Что же, добрый мой читатель,
За затянутый сюжет
Ты прости мне, как сказатель,
Будто есть я, будто нет.
Что до шкипера, Дестины,
Двое пламенных сердец,
Целого две половины
Повстречались наконец.
Шкипер смотрит и робеет,
Как ее прелестен взгляд.
И глазам своим не верит,
Что такой им найден клад.
Вопрошает молча Бога:
«Неужели я в раю?
Или ангела святого
Я никак не узнаю?»
Как прекрасна нереида[132]!
Как легко в его мечтах
Говорить: «Verte dormida[133]»,
Не испытывая страх.
И она с ним мыслит разом,
Задыхаясь изнутри.
Как теперь извлечь свой разум
Из амуровой петли?
Только слышно: ветер босый
Что-то шепчет вдалеке,
Голос издали доносит
Ей на странном языке:
«Ах, сестра, вернись скорее,
В дом уютный под водой,
Наш отец призвал борея[134],
Чтоб отправить за тобой.
Он томим сердечной болью,
Беспокоен день и ночь,
Душу рвет себе любовью,
Потеряв царевну-дочь.
Дай нам знак: хоть рыбьей стае
Или через лунный свет,
Просто вод коснись, узнаем,
Есть надежда или нет».
Как сокровище пирата,
К шлюпке он ее несет.
Чтобы грани у брильянта
Не коснулись пенных вод.
А вода будто живая
Так схватить и норовит.
Когда ноженька босая
Над волною воспарит.
Чует царь дитя родное,
Только есть одна напасть:
В то владение земное
Не способен он попасть
(Там царя другого власть).
Вот уж звезды бледным светом
Освещают темный плес.
Юный месяц тонким серпом
Выше всех на небо влез.
Он глядит с небес лениво,
Притушив в груди фонарь,
А волна шумит игриво,
Будто бы твердит: «Отдай!»
Ветер шепчет ей: «Свобода,
Ты теперь во всем вольна,
Лишь одна тебе забота,
Что впервые влюблена».
Ветер с ними, добрый малый,
Он как будто Богом дан,
Лишь соцветие азалий
Сдул случайно в океан.
И волна нарочно вскоре,
Тот цветочек унесла,
Притаилось тут же море,
Только слышен плеск весла.
Дева песнь свою заводит,
О несчастной о судьбе,
И туман на воду сходит,
Преграждая путь во тьме.
Тот туман черней, чем туча,
Что несет в себе дожди,
Как горы немая круча,
От него добра не жди.
Шкипер бусинку-лампадку
Зажигает на корме.
Для сигнала, для порядка,
Чтоб светила им во мгле.
Шлюпка в облако вплывает,
Точно брешь найдя в стене.
И ее теченье манит,
И скрывает в глубине.
Холод здесь, и зябко очень,
Скрип в уключине весла.
Нет следа от звездной ночи,
Лишь чужие голоса.
Дева в страхе помощь ищет,
Все давно известно ей,
Только раздается в днище
Звук от скрежета когтей.
«Пой, сестра, о том, как сети
Жизнь морскую извели,
Как по всем морям на свете
Нынче ходят корабли.
Спой про колыбель родную,
Что в пучине ждет тебя.
Разве Родину другую
Сможет дать взамен земля?»
Лодка влево наклонится,
Шкипер с саблей тут как тут.
Руку водяной сестрицы
Разрубает точно прут.
Лодка вправо встанет креном,
Вновь пикюр, редублеман[135].
Кровь пульсирует по венам,
И тесней вокруг туман.
Выстрел, следом вспышка света,
Драка пробирает пот,
Вот и рукоять мушкета
Капитан пускает в ход.
Бой неравный для героя.
Радость сущая одна,
Как морскому волку воля,
Пинта эля иль вина.
Пенный вал в разгаре боя.
Вдруг поднимется со дна,
Как рука владыки моря,
Вмиг накрыл и тишина.
Шлюпки нет, и нет Дестины,
Шкипер цел и очень зол,
На обломках древесины
Он спасение нашел.
Лунный свет и небо в звездах,
Даль прозрачна сотни миль,
Тишиной наполнен воздух,
И, как прежде, полный штиль.
Вдруг, как дымка над водою,
Голос женский прозвучит:
«Любишь раз сестру, открою
Я секреты нереид.
Бури жди и ветра злого,
Шторма худшего из всех,
То, что гибель для живого,
Принесет тебе успех.
Есть всему цена, конечно,
Жизнь и с ней земное всё
Потеряешь ты навечно,
В смерти обретешь её».
Что же, мой читатель добрый,
За терпение твое,
То, как предпочел ты, сонный,
Миру грез, дитя мое.
Право выбора вручаю:
Быть судьей иль палачом.
Точку в сказке не поставлю,
Сам решай в ней что, почем.
Март-июль 2021 г.
Сбежав от злого наговора,
Из дома в считаные дни,
У башни Индепенденс холла,
Стою под деревом в тени.
Вблизи навек застыв в молчанье,
Джон Бэрри, как когда-то встарь,
Дает солдатам приказанье,
Рукой указывая вдаль.
Ах, Филадельфия, не скрою,
Не любоваться красотой,
Ни южным солнцем, ни тобою,
Ни этой чудною страной,
Не для того я здесь внимаю,
Дыханью вешней тишины,
А оттого, что понимаю,
Мы все свободы лишены.
По 5-ой стрит спускаюсь ниже,
На Маркет, там, где шум толпы,
Здесь в барельефе стены вижу,
И правосудия столпы.
Что ждет меня в стенах закона,
Зевес иль мрачный бог Аид?
Не уж то вновь слуга Мамона,
И демон хитрый победит?
Чудес от жизни впредь не чаю,
Пытаюсь веру лишь сберечь,
Я жду и шеей ощущаю,
Над головой дамоклов меч.
Отсюда прямо к Арт-музею,
Сквозь флагов строгие ряды,
Спешу и каждым шагом мерю,
Я расстоянье до воды.
Как просто все в ее теченье,
Прохлада безмятежных вод,
Ей незнакомо сожаленье,
И кто, и как по ней плывет.
Что скоротечно, а что вечно,
Река бежит мимо меня,
И только глупость бесконечна,
И суета с приходом дня.
Ликуйте, радуйтесь, злодеи!
Потомки Сифа, чей удел,
Скаредные рождать идеи,
И видимость от грязных дел!
Сатиры, бесы, бандер-логи,
Предел ваш – пакости чинить,
Но мы узнаем, кто в итоге,
В сердцах людей продолжит жить!
А вы свободные народы,
Не ждите милость от судьбы,
Услышьте колокол Свободы,
Что станет символом борьбы.
22.07.2021 г.