Геннадий Головко
Ури
– Как это?
– А вот так. Когда вели Иисуса на Голгофу на распятие, гнали его по этой вот улице. А привязан он был веревками к своему кресту, который сам нес на себе. Силы совсем покинули его, с лица тек пот, заливая глаза пополам с кровью от шипов тернового венца, который надели на него на суде. Вот я взяла, да обтерла его светлый лик этим покрывалом.
– Ну и что же тут такого? – не понимал гонец.
– А вот что. Отпечатался на нем лик Его святой! Решила я его сначала постирать, но мать моя, ослепшая уж как семь лет, не видя, взяла его, и вытерла свое лицо после умывания. – Волузиан слушал Веронику в глубоком волнении. И что было потом?
– То, что в тот же миг она прозрела!
– Как? Стала все видеть?
–Да!
–А так ли уж слепа была твоя мать до этого? – недоверчиво покосился на нее Волузиан.
– Да что ты! Как крот! Если не веришь, можешь посмотреть на нее сам. Да что я! Вот тебе еще пример. Муж мой, Абрам третьего дня колол дрова, да и отхватил себе топором указательный палец! Тот отлетел в сторону, а я подобрала его, да и пришила его нитками к обрубку!
– Ну! Не тяни!
– Так вот, вспомнила я тогда про полотно, и завернула на пару минут в него мужнин палец.
– Да что ж ты все тянешь! – в нетерпении воскликнул гонец.
– Честно говоря, мы ни на что не надеялись, но как же мы удивились и обрадовались, когда, сняв полотно, палец был абсолютно цел! На нем не осталось даже шрама!
– Чудеса! Чудеса, да и только! Едем! – не раздумывая воскликнул он.
– Куда?
– К Цезарю Тиберию! Ты должна все ему рассказать и показать это полотно. Может, он и поможет ему побороть болезнь! Даже не возражай! Это приказ! К тому же, если это случится, Цезарь осыплет тебя золотом!
Заманчивое предложение, от которого невозможно отказаться. Вероника быстро собралась, и они с Волузианом двинулись в обратный путь.
Тиберий ждал своего гонца, как Бога. Каково же было его удивление, когда вместо старого седого, умудренного жизнью и науками, лекаря с посохом, он увидел молодую и красивую израильтянку! Вот те раз! Да нет, мой господин, Вероника вовсе не лекарь. Но, думаю, она сможет тебе помочь.
Буквально через несколько минут после того, как Тиберий закутался в полотно, ему стало так хорошо, что он уже и забыл, что бывает такое счастье! Его болезнь как рукой сняло! Радости правителя не было предела! Он щедро одарил Веронику, с сожалением отдав ей полотно, заручившись ее твердым словом, что они никому и никогда не расскажет о его чудотворном действии и о том, что сейчас было. С Богом отправив свою спасительницу в обратную дорогу, Тиберий немного успокоился и задумался. Так, значит, лекарь все-таки, был? Но какой же он лекарь! Теперь совершенно ясно, что это был именно мессия, Сын Божий! Как же мог Пилат предать его смерти, да еще и такой мучительной? Долго думал Цезарь и никак не мог понять, как же теперь действовать, как теперь с этим жить? Он точно понимал, что все то, что было ранее, должно измениться. Но как? И что будет с ним? Устав от тяжелых мыслей, он уснул. А рано утром, проснувшись в великолепном настроении, абсолютно здоровым, он, наконец, принял решение: Пилата помиловать, поскольку не пристало в такой радостный день своего выздоровления, чинить казнь. Это всегда успеется.
До Пилата тоже дошла весть о чудесном исцелении Цезаря. Он с облегчением выдохнул и решил еще раз доказать Правителю свою преданность. В то время начались очередные волнения в Иудее и Самарии. И вот, что придумал хитрый наместник.
Непонятно откуда, но, на горе Гризим появился один человек, который очень убедительно рассказывал самаритянам о том, что на этой самой горе закопаны священные сосуды Моисея. И был он так убедителен, что в деревню Тирафан, которая располагалась у подножья горы, стали стекаться люди. Поверив этой басне, они расположились в деревне, к которой постоянно стекались новые пришельцы. Набралась огромная толпа, чтобы наконец-то всем вместе взобраться на гору за священными сосудами. Немудрено, что Пилат предупредил это и, обставив все, как некую смуту, быстро потушил его с помощью отрядов всадников и пехоты, которые неожиданно напали на собравшихся в деревушке. Часть перебили, часть взяли в плен. Пилат же, выбрав из пленных наиболее выдающихся и влиятельных людей, приказал их прилюдно казнить, дабы не было повадно остальным, а также, чтобы еще крепче утвердить свой статус. Сам же донес Цезарю, что де предотвратил бунт против римской власти и против Цезаря лично. И окончательно успокоился. А зря. Пилат недооценил национальной строптивости и свободолюбия местного населения. Самаритяне же собрали своих старейшин – представителей верховного совета и отправили делегацию к Прокуратору сирийскому, наместнику всей Азии Вителлию с обвинением в адрес Пилата в казни безвинно погибших соплеменников, говоря, что пошли они в Тирафону вовсе не с целью отложиться от римлян, а только для ого, чтобы уйти от насилия, применяемого к ним наместником Пилатом. Как это ни странно, Вителлий внял просьбам самаритян. Впрочем, поговаривают, что он давно недолюбливал Пилата. Послал он тогда одного из приближенных, некоего Марцеллу, в Иудею, чтобы принять бразды правления у Пилата, а того снять с должности и отправить к Цезарю в Рим для ответа перед императором.
Тем временем, Пилат пребывал в прекрасном расположении духа. Погода этому явно благоприятствовала. Дул легкий освежающий морской ветерок, и он даже отпустил прислугу с опахалами. Пилат лениво тянулся к крупному прозрачному винограду и с удовольствием клал его на язык, где тот таял, придавая всему существу Прокуратора состояние райского блаженства. Виноградинка растворялась в глотке прохладного вина местного разлива. За десять лет правления он уже привык к его немного терпкому, но, в то же время, тонкому фруктовому вкусу. Вино было прохладным и приятно освежало в жару. В последнее время настроение у игемона было прекрасным. Кажется, что все неприятности, случившиеся за последние годы, забылись и ушли в небытие. Одно не давало ему покоя. Это смерть злополучного Иисуса из Галилеи. Не то, чтобы Пилату было жаль распятого мессию (а мессия ли он?), но тот периодически приходил к нему в снах, и тогда утром Пилат чувствовал себя просто отвратительно. Болела голова, настроение было испорчено на весь день, мысли путались и создавалось такое впечатление, что ни о чем другом он уже думать не мог, все валилось из рук. Так можно и дров наломать. Философские мысли не покидали его ни на минуту, хотя раньше он мыслил, в основном, прямолинейно, рубил с плеча и не терпел пререканий. Сейчас же его занимали долгие разговоры с Ури. Больше он не подпускал к себе никого. Все предатели. Никому верить нельзя. Даже жене. После того, как ей приснился этот жуткий сон, она не может ни о чем больше думать. И надо же было, чтоб этот злополучный сон привиделся ей в ночь перед казнью Иисуса! Помню, тогда утром она подошла ко мне и сказала:
– Не делай ничего праведнику тому, потому что я нынче во сне сильно пострадала от Него.
Сначала я не придал этому значения, но потом, когда она вновь напомнила мне об этом, я попросил рассказать, что она видела. А видела она Иисуса в образе Божьем с сияющим лицом и крыльями, как у херувимов. И, якобы, разделял он на том свете праведников от грешников. И так сильно повлиял на нее этот сон, что до сих пор смущает она мой разум тем, что я погубил Сына Божьего. А поговорить хочется, и даже очень. Поделиться своими мыслями, тревогами. И вообще, выговориться, потому что мой сосуд уже полон, а вылить из него можно только в родственную душу. Эй, Ури! – он поманил стражника рукой.
– Присядь, – Ури послушно опустился на кушетку, расшитую красным бархатом. – Скажи мне, что творится сейчас в головах простых людей? Ты же чаще общаешься с ними. Что говорят твои родные? Короче, какие сплетни сейчас в ходу в нашей округе? – Ури наморщил лоб.
– Прости, игемон, но после последних событий на горе Гризим, люди стали еще более скрытные и стараются меньше высказываться в твой адрес.
– Это и неудивительно. Будут знать, как бунтовать против власти. Я этого и добивался. Но так ли напуганы и послушны они, как ты говоришь?
– Скорее, осторожны. Ты же знаешь, израильтяне народ гордый и свободолюбивый. Их крайне трудно держать на коротком поводке, – Пилат поморщился.
– Да знаю я, знаю. Десять лет я терплю от них неповиновение и смуту. И никому не дам сесть себе на голову. Пусть знают, кто здесь правитель и чья власть в Палестине. Ладно, Бог с ними. Мне все не дает покоя тот назаретянин, Иисус. Скажи, нет ли каких о нем вестей, слухов?
– Нет, игемон. Но зато количество его учеников выросло в разы, они проповедуют его учение повсюду и ты, правитель, думаю, это знаешь не хуже меня.
– Да, знаю, но мне это не мешает. Отдельные мысли его я вполне разделяю и, ты знаешь, скажу тебе честно, что мне просто неймется поговорить с ним. Никогда себе не прощу того, что казнил его так рано, не поняв, с кем я говорю. Ведь он мудр и мог бы дать мне часть той мудрости и знаний, которыми обладал.
– Как говорил Иисус, теперь его можно встретить там, – он указал на небо. – Но поговорить с ним можно и здесь, на земле, попросив его о чем-нибудь, что люди и делают.
– И помогает? – усмехнулся Пилат
– Кому-то, наверное, да, – неуверенно сказал Ури. Пилат рассмеялся.
– Ты еще чересчур молод. Люди очень внушаемы и могут поверить, хоть в черта, хоть в Бога, если показать им пару фокусов и удивить. А если у тебя хорошо подвешен язык, ты и сам можешь стать мессией. Как Иисус. Я только одно не могу понять: он реально мессия или же, все-таки, плут, обманщик? Ведь все его фокусы уже забылись, а новых так и нет. Чему верить, непонятно.
– Трудно сказать, но все ждут от него нового пришествия.
– А будет ли оно? И дождемся ли мы его? Кто знает, кто знает…
В этот момент вошел слуга и доложил о прибытии Марцеллы.
– Хорошо, Ури, потом договорим. Дела. Государственные, – он поднял вверх указательный палец и грустно улыбнулся. Ури вышел. Что было потом в Претории, Ури не знал, но только спустя час после приема посла Вителлия, он понял, что случилось нечто непредвиденное. Слуги бегали туда-сюда, все суетились, как перед глобальным переездом. Ури ничего не мог понять, но и спросить было некого. Да и не положено ему было покидать свой пост без ведома сотника, либо Прокуратора. День закончился. Закончилось и дежурство. Но на сердце Ури было неспокойно. И не зря.
Чуть забрезжило утро, как его разбудил посыльный от Прокуратора.
– Собирайся. Кстати, захвати походную сумку. Путь тебе предстоит не близкий. – Куда? Зачем? Никто не знал.
Прокуратор встретил свою свиту молча. Вид у него был чернее тучи. Позже они узнали, что сопровождают Прокуратора в Рим. А почему тогда такой маленький кортеж? Да потому, что Пилата сместили! Как? За что? Многие горевали. Многие радовались. Но на сердце Ури было очень неспокойно. В сопровождении Пилата было всего шесть человек. Людей он выбрал сам. Тейс тоже входил в команду сопровождения. Команду над ними принял Ури. Они погрузились на небольшой корабль и отчалили в сторону Рима. Плыли молча, на судне воцарилась мертвецкая тишина. Было не по себе. Ури все ждал, что игемон позовет его к себе, но шел уже третий день пути, а Пилат даже не выходил из каюты. Похоже, что он даже отказался от пищи. Что же теперь будет? – роптали солдаты.
На четвертый день, несмотря на абсолютно чистое небо, откуда ни возьмись, налетел штормовой ветер и небольшое судно мотало из стороны в сторону. Все молились, чтобы остаться в живых. Небо стало черным, как ночью, грохотал гром и, как клинки, то тут, то там, вспыхивали ослепительные молнии. В этот момент дверца каюты Пилата приоткрылась и все увидели абсолютно белого, как снег, бывшего Прокуратора Иудеи. Лик его был белым, равно, как и волосы, и одежды. Глаза его горели, лицо было каменным. Коротким жестом он подозвал к себе Ури, и они оба скрылись в каюте.
Ури зашел в каюту. Несмотря на жуткую качку, Пилат твердо стоял на ногах, даже не ища себе опору.
– Ури, – начал он гробовым голосом, – Ты единственный человек, которому я доверяю. Слушай меня и не перебивай. Я прекрасно понимаю, что меня ждет у Цезаря. Это позорная смерть. Мои недруги оклеветали меня и теперь мне уже не оправдаться. К тому же, самым большим грехом за собой я считаю смерть этого безвинного человека, Иисуса. Эти дни я долго об этом думал и пришел к единственно выводу: Иисус и есть Сын Божий! Да, да, он и есть мессия! И нет мне прощения во веки веков за свой смертный грех! Ведь это я оставил людей без Бога, без его учения, без поддержки и благословения! Что теперь будет с человечеством? Нет мне прощения ни на этом свете, ни на том! Я не боюсь смерти и любого наказания Цезаря, но я САМ не могу теперь жить, не имею права существовать на этой земле! Поэтому я прошу тебя, друг мой, убей меня своей честной рукой! Лишь от нее я могу принять свою смерть! Я бы и сам попытался это сделать, да боюсь, нет у меня уже столько сил, а калекой жить не хочу и не смогу! – с этими словами он протянул свой меч Ури. Тот хотел было что-то сказать своему наставнику, но тот сделал категорический жест, чтобы он молчал и подставил ему грудь. Ури прикрыл глаза и вонзил меч в сердце Пилата по самую рукоять! Пилат рухнул на пол. Кровь тугой струйкой потекла по полу каюты. Ури взял руки бывшего грозного правителя Иудеи и положил их на рукоять меча. Пилат был воин и должен был сам покончить с собой! Он медленно вышел из каюты и вдруг понял, что небо вдруг снова стало голубым, а море застыло в мертвом штиле, как в знак молчания и скорби по ушедшему Прокуратору Иудеи Понтию Пилату! Солдаты окружили Ури: что? Что с Пилатом?
– Он покончил с собой. Как воин, – Ури и его соратники опустили головы.
– Что же теперь делать, командир? – обратились они к нему. – Ведь теперь Пилат мертв, а нам велено доставить его к Цезарю?
– Нашей вины в том, что он решил закончить так свою жизнь, нет. Значит, так нужно было Господу Богу. А приказ выполнить мы обязаны. Тем более, что до Рима уже рукой подать.
Они завернули тело Пилата в белое полотно и поплыли дальше. Но, только лишь зашли они в порт Рима, как тут же были встречены толпой взволнованных людей, которые твердили одно: Тиберий умер, Цезарь умер, Император умер. Вот это известие! Римлянам сейчас точно не о нас, теперь у них есть дела поважнее. Да и кто теперь может распорядиться судьбой тела бывшего Прокуратора, кроме нас? Вряд ли он сейчас кому-либо нужен. И они решили плыть вверх по Тибру, пока не решат, что с ним делать.
Весь день советовались воины. Что делать с телом? Похоронить? Страшно. Ведь евреи, ненавидящие его, узнав о месте его захоронения, могут надругаться над его телом, а нас они заставят выдать место. Скрыть – мало не покажется. Сами тогда окажемся на кресте. Конечно, Понтий Пилат – не простой человек, и достоин пышных похорон. Да только в Риме сейчас точно не до него. И еще не известно, кто будет Императором и как он распорядится телом бывшего Прокуратора? А если он его враг? Тогда бросит он его тело на свалку на потеху иудеям и собаки разорвут его плоть. Нет, и так не гоже. На следующий день, они-таки, приняли непростое решение. Пришвартовавшись в безлюдном месте, воины выбрали огромный камень и погрузили его на шхуну. Привязав к нему тело Понтия Пилата и отдав последние воинские почести, они сбросили его в воду. Что произошло в этот момент, все позже вспоминали, как конец света! Река забурлила, почернела, небо стало темно-бурым, засверкали огромные молнии, в воде замелькали безобразные тела, покрытые шерстью. Невиданные рыбы с острыми длинными зубами вылетали из воды и бились во борта судна. Страх охватил воинов и команду.
– Это же черти! – воскликнул Тейс. – Теперь ясно, что они радуются такому скверному трупу. Несладко придется теперь римлянам, коли разбудили мы столько нечисти.
– Да, нужно что-то делать, – промолвил Ури. – Кто ж знал, что все так обернется? Надо бы выловить тело обратно на борт, пока не случилось беды.
– Ну, не прыгать же за ним в этот ад?
– А ты смотри сюда! Камень-то не тонет! Это дьявольское отродье собралось в таком огромном количестве, что не дают камню даже утонуть! Смотри! Веревки почти все обрезаны их клыками! Того и гляди, тело оторвется от камня, и они начнут таскать его по всей реке, как мячик! Давай сюда багор! -Ури попытался зацепить багром тело, но нечисть мешала ему это сделать. И, когда уже казалось, что придется смириться с происшедшим, Ури смог-таки зацепить тело! В этот момент веревки окончательно порвались, и солдаты помогли ему затянуть тело на борт. В тот же миг вода стало успокаиваться, небо просветлело, как будто бы и не было этого адского хоровода нечистой силы.
Солдаты передохнули и стали думать, что же делать дальше. Одно понятно: нужно отплыть подальше от Рима, в тихое-тихое место, где нет ни чертей, ни злых духов. Где же мы найдем такое место? Да и существует ли оно на земле? Не знаю, плывем на Север!
Долго ли, коротко ли плыл необычный кортеж, неизвестно. А только, когда достигли они берегов Виенны, то были просто очарованы ее пейзажами, спокойным и мирным духом, казалось бы, окутавшем эту благословенную землю. Наверное, это и есть Рай! Здесь точно не может быть нечистой силы, наверняка эту землю охраняет Бог и не позволит здесь глумиться над телом бывшего Прокуратора, несмотря на все его грехи. Так думали Ури и его соратники, любуясь благоуханием природы и неземной яркостью изумрудной зелени невиданных доселе мест. Река Родан была так прозрачна и тиха, что никто и представить себе не мог, что в ней может водиться что-то страшнее окуня. Однако капитан судна, старый и просоленный моряк, обошедший весь мир, остановил спутников:
