Гай Ханов
Искусство для артоголиков
Моим родителям с благодарностью и любовью!
© Ханов Г.Г., 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
Предисловие
Мы живем в удивительное и странное время. (А какое время в истории человечества было не удивительным и не странным?)
И все же осмелюсь вернуться к этим двум словам. Столь удивительного и столь странного времени история нашей планеты не знала. Пользуясь Интернетом, мы можем прочитать важную для нас книгу из Вашингтонской национальной библиотеки, совершить виртуальную прогулку по улицам городов мира.
Очень близкому мне человеку в 80 лет заменили клапан аорты. В это время сердце впервые за 80 лет непрерывной работы было остановлено и отдыхало. Отдохнув, заработало вновь. И работает уже 15 лет! Бесперебойно!
Можно позавтракать в Сан-Франциско, пообедать в полете над Гренландией, а поужинать в Москве (если не считать 10-часовой разницы во времени). Изменения, которые происходят во всех сферах, невероятны и непостижимы. Мы наблюдаем величайшую научно-техническую революцию, которую не смогли предугадать даже самые смелые писатели-фантасты. Предугадать то, что нас ждет в ближайшие 10 лет, практически невозможно. Человеческая душа и тело с трудом справляются с адаптацией к этим изменениям.
И все-таки есть одна сфера, которой не касаются изменения. Это великое и вечное искусство и то, что с ним связано.
При всем нашем уровне развития мы не способны создать скрипку с таким звучанием, каким обладали скрипки великих итальянцев в далеком прошлом. Живший более 300 лет назад Иоганн Себастьян Бах создал музыку, которую так и не удалось превзойти по глубине и сложности в течение трех столетий. Эффект музыки Моцарта необъясним и становится все менее логически объяснимым на протяжении столетий. Загадочное сфумато, найденное Леонардо да Винчи, остается все той же таинственной и неподражаемой дымкой, воздухом, смягчением космических фигур на его полотнах. У искусства, в отличие от всех остальных сфер бытия, нет движения от простого к сложному. Бах не проще Шостаковича, хотя математика времен Баха проще математики времен Шостаковича. Наскальная живопись скрывает не меньше символов и тайн, чем картины Рембрандта и Пикассо.
В самый разгар века холодной и отстраненной информации искусство сохраняет свой пульс и тепло. И необходимость в нем возрастает с такой же скоростью, с какой движется на нас шквал цифр и знаков, лишенных человеческого сердца.
Книга, которая лежит передо мной, – огромное событие. Не потому, что книга об искусстве (таких много), и не потому, что в ней много информации о художниках (ее в других книгах тоже хватает). Эта книга станет моей настольной (рядом с несколькими книгами) на всю оставшуюся жизнь. Потому что она написана сердцем. В ней тепло, пульс и любовь. Меня не покидает ощущение, что любой человек, который откроет книгу и углубится в нее, не только испытает желание не отрываться от общения с ней, но и удивительным образом превратится в фанатически преданного искусству человека. У книги есть еще одно важное достоинство: она написана не профессиональным искусствоведом. (Пусть не обижаются на меня профессионалы, но они часто невольно пишут или для коллег, или с целью просвещения неосведомленного читателя.) Тексты же этой книги (при всем том, что они до предела информативны) обладают особенным качеством – чувством СОПЕРЕЖИВАНИЯ художникам, их жизни, их любви, их трагедии, их радости. Книга поразительно гармонична. Но и конфликтна. Это КНИГА СУДЕБ ГЕНИЕВ. Написана на острие чувств. Во всех воссозданных автором хитросплетениях жизни великих художников чувствуется закадровая Личность. Я знаю автора этой книги немало лет. Он умен и глубок. Но то, что он совершил, выходит за рамки даже моих представлений о возможностях выстроить ТАКУЮ книгу. У меня рождается мистическое ощущение, что КТО-ТО водил его рукой и ПОДСКАЗЫВАЛ ему эти концентрированные и емкие описания, этот ПАНОРАМНЫЙ ВЗГЛЯД, эту абсолютную космичность и внутреннюю страсть.
И последнее, но не менее важное: эта книга о Личностях. О бесконечно горящих. Об освещающих. Об огромном многоцветном мире, в котором Творческий Дар – высшее наследие РАЗУМА!
Приятного и познавательного чтения,
ваш Михаил Казиник
От автора
Мне не везло на экскурсоводов и гидов с детства. Скучные, похожие друг на друга мужчины и женщины словно пытались подорвать мой интерес к музеям и галереям штампованными фразами о том, что «хотел передать художник» и как «непростые исторические условия отразились на творчестве автора». Разве эти полные эмоций и страстей произведения искусства должны вызывать у нас унылую скуку и нежелание приходить сюда? Сколько невероятных судеб и тайных смыслов за каждым из этих шедевров! Они, как молчаливые книги, как бесшумная музыка, открывают свой мир только тем, кто приходит к ним не «отметиться» как турист, а созерцать, сопереживать, сочувствовать, соучаствовать, наконец. Не верьте тем, кто скажет, что это просто и легко, что достаточно только прийти и посмотреть. Смотрел, но не видел. Пока не понял, что в этом мире существуют свои законы и секреты, которые необходимо открывать и знать, чтобы он открылся тебе. Перебегая от одного шедевра к другому, от одной эпохи к другой, смешивая стили и жанры, устав от мельканий цветов и форм, невозможно получить главное, для чего следует приходить сюда, – эстетическое наслаждение и радость открытий. Нас пугает и раздражает незнакомое и непонятное. Мы хотим знать, чтобы понимать. Но мир искусства – это мир образов и форм, символов и невероятного количества цветовых гамм. Он так же абстрактен (если только не фотографичен), как мир музыки, который мы слышим часто только как набор звуков, нарушающих тишину. Слышать, а не слушать – это путь постижения музыкальной гармонии в хаосе звуков. Этому учит нас замечательный культуролог и просветитель Михаил Казиник. Без его помощи я вряд ли пришел бы к умению наслаждаться и вдохновляться серьезной музыкой. Не случайно именно его я попросил написать предисловие к этой книге. В моей жизни есть еще один человек, которому я благодарен за радость открытий в культуре и, прежде всего в большой литературе. Это профессор Евгений Викторович Жаринов. Ученый и писатель. Не поленитесь найти лекции и выступления этих людей в Интернете – не пожалеете!
В этой книге нет научных открытий и искусствоведческих откровений. Мне хотелось, чтобы вам было так же интересно, как мне, в тихих художественных галереях и музеях, один на один с произведениями искусства. Эта книга не заменит ваше личное общение с шедеврами, но будет вашим компасом в сложном мире искусства, полном загадок и тайн.
«Смотреть» и «видеть» – два разных действия нашего зрительного восприятия. Картину не случайно называют странным предметом, который, с одной стороны, представляет собой кусок бумаги или холста, а с другой – нечто существующее в ином пространстве и времени или даже не существующее. Именно поэтому великий Рене Магритт, нарисовав курительную трубку, назвал свою картину «Это не трубка». Действительно, разве может быть нарисованный предмет, похожий на трубку, настоящей трубкой? «Не существует на самом деле того, что величается искусством», – уверяет Эрнст Гомбрих в книге, которую он сам назвал «История искусства». А что же существует? Только наше восприятие и эмоции, которые мы получаем от деятельности тех, кто от наскальных рисунков в пещерах до граффити наших дней воздействует на наше воображение. Существуют художники и их произведения. Одни привлекают нас радующей глаз красотой, другие вызывают сложные чувства, от неприятия до отвращения. Вот почему каждый художник как творец достоин тех зрителей, в которых он сумел вызвать ответную реакцию. То, что мы называем искусством, есть способ коммуникации, медиум, объединяющий нас в желании видеть и созерцать. Попробуйте снять любимую картину со стены в вашей квартире, и останется зияющая дыра, раздражающее пятно, превратившее вашу комнату в прямоугольник бесформенного пространства.
Разумеется, валоризация (определение денежной стоимости) художественного произведения изменила сам подход к работе художника. Появился рынок искусства: продавцы и покупатели. Но это уже совсем другая тема. И разве тот, кто приобрел за десятки миллионов долларов картину, не превращается из владельца в ее раба, который, так же как пушкинский Скупой рыцарь, не в силах расстаться со своим богатством? Самое время вспомнить проклятие Рихарда Вагнера: «Я верю в Страшный суд для тех, кто торгует искусством».
Эта книга – занимательная энциклопедия для тех, кому хочется сделать свои встречи в картинных галереях по-настоящему увлекательными, кому важно не смотреть, а видеть. Вооружившись этим гидом, вы будете чувствовать себя уверенно в разных музеях мира, и знаменитые художественные произведения и их создатели уже не будут казаться вам странными и непонятными.
От Возрождения до барокко
Леонардо да Винчи. Мона Лиза
Леонардо да Винчи. Мона Лиза. 1503 год. Лувр, Париж
Ежедневно основная часть посетителей Лувра спешит к «Джоконде» Леонардо да Винчи. Селфи у «Моны Лизы» – для большинства обязательная программа. Для этой толпы он художник только одной картины. Поневоле начинаешь думать, что загадка ее всемирной известности – это секрет маркетинга, а ее знаменитая улыбка – просто насмешка Леонардо над наивными фанатами. Как получилось, что один из признанных шедевров мирового искусства стал предметом массовой культуры, иконой потребления, рекламным брендом? Шедевр эпохи Возрождения и проект Ritratto di Monna Lisa del Giocondo – это две абсолютно разные истории одной картины. Об истории создания, если интересно, – в следующей публикации. До середины XIX века «Мона Лиза» была широко известна в узком кругу истинных ценителей живописи. Это французский писатель Теофиль Готье начал романтическую эру поклонения Джоконде, заявив, что «ее улыбка обещает неизвестные наслаждения, она так божественно иронична…».
Жюль Верн придумал любовный треугольник, якобы связывавший Леонардо, Мону Лизу и ее мужа. Русский мистик Мережковский создал из Джоконды образ вечной женственности в книге «Воскресшие боги». И, наконец, сам Зигмунд Фрейд объяснял загадку «мимической особенности лица» на портрете, согласно своей теории, воспоминанием о матери, трудным детством и гомосексуальной наклонностью великого художника. Однако всемирной славе шедевр Леонардо обязан простому итальянцу, работнику Лувра Винченцо Перудже, в ночь на 21 августа 1911 года укравшему картину из музея. Французы сделали это поводом для всемирного скандала, который уступил по резонансу только крушению «Титаника». Через два года «Джоконду» вернули из Италии с невероятным триумфом. После этого она всего трижды покидала Францию. В США ее встречал президент Кеннеди с супругой. А в Москве в 1974 году к признанной иконе живописи выстроились тысячи москвичей. Ее увидели у себя даже японцы.
Отныне эта небольшая картина (76,8 × 53 см) хранится за пуленепробиваемым стеклом, на котором согласно фантазии Дэна Брауна однажды появилась надпись: «Так тёмен обманный ход мысли человека». А что вы думаете о шедевре Леонардо и его всемирной славе?