Классическая работа 1957 года известного французского феноменолога посвящена образам пространств, их месту и функционированию в литературе и искусстве – от трактатов Ямвлиха и эссеистики Бодлера до романов Виктора Гюго и картин Ван Гога. «Поэтика пространства» – одно из самых лирических исследований феномена дома. Башляр приглашает нас в путешествие от подвала до чердака, чтобы показать, как восприятие жилища и других укрытий формируют наши мысли, воспоминания и мечты.
Спустя десять лет после первого русского издания книга выходит в новом переводе Нины Кулиш.
В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Эта достаточно необычная книга посвящена изучению «образов счастливого пространства». Необычная потому что непросто выделить её жанр. Это частью трактат по феноменологии, частью исследование о поэзии, частью и вовсе напоминает мистические сочинения. Всё вместе получилось замечательно, хотя и совершенно неровно. Первые главы, посвящённые дому, сильнее и основательнее последующих; книга по мере прочтения начинает немного напоминать сборник эссе, а не цельный труд. Читается она легко и интересно и, пожалуй, будет интересна всякому, кто так или иначе сообщает своё существование с творчеством как таковым, в чём бы оно не выражалось. Плюс эту работу можно назвать настольной книгой интроверта. Львиная её доля посвящена обсуждению закрытости как таковой, как стремлению сохранить безопастность, уют, независимость внутреннего мира. Много и хорошо сказано о ценности грёзы и одиночества для развития личности. Ну а дальше – целый калейдоскоп: о чердаках и подвалах, о миниатюрных домах, об углах, раковинах, шкафах, шуфлядах, гнёздах и так далее. Материалом исследования в основном служит поэзия – от Бодлера до Мишо, избранные примеры часто бывают квазисубъективными, но таков избранный метод. Одним из основных достоинств книги является то, что она даёт право гражданства в республике мышления многим вещам незаметным и незначительным – от наших грёз до скорлупки ореха. По правде говоря, всякое позитивное исследование низводит превосходную степень до сравнительной. Чтобы проникнуть в царство превосходной степени, надо оставить позитивное и перейти к воображаемому. Надо слушать поэтов.Отдельное спасибо хочется сказать автору за нередкие здесь фрагменты из Оскара Милоша и за знакомство с Максом Пикаром.
Когда художники жаловались Леонардо да Винчи на недостаток вдохновения, мэтр советовал им задумчиво взглянуть на трещины в старой стене. Другими словами, он предлагал им воспользоваться наиболее действенным средством борьбы против творческого бессилия – грёзой. Существуют, однако, характеры, для которых блуждания по лабиринту извилистых линий, по желобкам в причудливой лепнине, или по морозным узорам стекла представляют собой полноценные путешествия, во время которых на них нисходит совершенный покой, «обретающийся где-то на границе бытия и небытия».Такого рода путешествиями-сновидениями полнятся страницы книг великого мечтателя и книгочея Гастона Башляра, неутомимого исследователя человеческого воображения, космических образов и психологии грёз. Этот философ сумел стать современным в истинном значении этого слова, изъяв из своих работ основной компонент культуры двадцатого века, а именно – тревожность. Возможно, впервые на протяжении всей истории западной мысли мы имеем дело с явлением, которое кажется невозможным, настолько мы привыкли к темному характеру мышления; перед нами, не что иное, как философия счастья. Вот один пример: обращаясь к «мрачной», потаенной жизни бессознательного, Башляр утверждает:«Прежде мы отмечали, что бессознательное всегда имеет жилье. Следует добавить, что это уютное, счастливое житье. Бессознательное живет в пространстве своего счастья… Нет таких интимных тайн, которые бы не привлекали, а отталкивали. У всякого внутреннего пространства есть своя сила притяжения… Блаженство – их неизменное состояние».Исследованию этих «внутренних пространств» и посвящает Гастон Башляр свои книги (следует написать « счастливые книги »), видимо, будучи не в силах устоять перед их невероятным притяжением.Движение мысли философа можно охарактеризовать как переход от космического к человеческому, хотя Башляр никогда не терял человека из виду. Достаточно взглянуть на названия из так называемого пятитомного исследования стихий: «Психоанализ огня», «Вода и грёзы», «Воздух и сновидения», «Земля и грёзы о покое», «Земля и грёзы воли». Эти названия открывают нам истинный дух философии Башляра, который можно определить словом, на первый взгляд далеким от философии, словом «поэзия». Именно поэзией проникнуты страницы его книг, и дело даже не в том, что Башляр в своих работах обильно цитирует поэтов, получая от этого явное удовольствие преданного читателя. Сама форма, принцип, по которым строятся размышления философа, являют собой поэтический стиль письма, где образ доминирует над метафорой , а воображение над здравым смыслом . Перед нами – феноменолог воображения.Книга «Поэтика пространства» как ни одна другая раскрывает нам поэзию башляровского мироздания. Башляр предпринимает кропотливое исследование образов пространства человеческого обитания, или, более кратко, – образов дома . Оглавление книги говорит за себя: «Дом от погреба до чердака. Чувство хижины», «Дом и вселенная», «Ящик, сундуки и шкафы», «Гнездо», «Раковина», «Углы»… В центре внимания философа – функция обитания и все то причудливое и фантастическое, что рождается из нее. Он приглашает читателей в неведомые края, за пределы не только рассудка, но и памяти, где человек встречается с космосом лицом к лицу. Потайные комнаты, подвалы, чердаки, закутки, шкафы, шкатулки, раковины, гнезда… Бесконечная череда особых мест, в которых соседствуют два основных психологических мотива – одиночество и защищенность . Размышления о вещах незначительных, незаметных, недоступных вечно спешащему взгляду постепенно приводят читателя в зыбкий мир метафизики, к диалектике внешнего и внутреннего, маленького и большого, закрытого и открытого. Сколько фантастических идей рождается из такого простейшего образа, как открытая, закрытая или полуоткрытая дверь!Книга Гастона Башляра не заканчивается, она – закругляется, рассматривая понятие «круглое» применимо к птице, дереву, жизни. «Жизнь – круглая» – таков сказочный догмат, остающийся с читателем надолго после того, как закрыта последняя страница…Русские читатели, любители поэтических грёз и пространных исследований законов воображения, не избалованы книгами Башляра, которые терпеливо ожидают покупателя в букинистических лавках, или дремлют в укромных пыльных закутках публичных библиотек. Следует признать, что эти места идеально подходят для башляровских трудов, однако как быть с желанием эти книги читать? Поэтому переиздание «Поэтики пространства» издательством « Ad Marginem » – довольно неожиданный подарок, а новый перевод, сделанный Ниной Кулиш, – невероятно хорош. Легко почувствовать, что найденные ею слова – самые верные, нужные, необходимые, что других слов просто не может быть. А ведь слова – это тоже места обитания, в которых возможно жить, любить, мечтать… Вот пространная цитата о «словах», как функции обитания поэтов, которой можно закончить эту рецензию:«Слова – я часто представляю их такими в моем воображении – не что иное, как маленькие домики. У которых есть погреб и чердак. Здравый смысл пребывает на первом этаже, он всегда готов заняться „внешней торговлей“, поскольку ему легко общаться с окружающими, с прохожим, который никогда не бывает мечтателем. А подниматься по лестнице в домике-слове – значит переходить от одного отвлеченного смысла к другому, еще более отвлеченному. Спускаться в погреб – значит мечтать, теряться в бесконечных туннелях неясной этимологии, искать в словах какие-то мифические сокровища. Подниматься и спускаться внутри слов – в этом вся жизнь поэта».Возможно, следует добавить, и философа тоже?
Что Башляр, что Юнг – а они оба ищут, кажется, одно и то же, хотя и разными путями, – оба завораживающи и суггестивны в теории, то есть в пересказе, и раздражающе, невыносимо скучны на практике – так же, как нам бывают скучны пересказы чужих снов (а то и хуже – чужие размышления вслух по поводу собственных снов). Тем не менее, Башляр > Юнг – именно потому что феноменолог и работает с образами как таковыми, а не пытается выстроить из них стройную знаковую систему, где на всякое означающее найдется своё означаемое и всё сводится, по сути, к трудностям перевода.
Впрочем, книжечка эта, как ни крути, меня стимулировала – в Башляровых же терминах – так что, в его же системе ценностей, свою задачу она выполнила