Гарри Килворт
Головоломка
18 мая, остров Кранту
Мы бежали босиком по горячему белому пляжу к тому месту, где стояла яхта Портеров.
Джорджия стояла на палубе и махала нам. Мое сердце билось в груди сильнее, чем волны о коралловый риф. Джорджия! Она была такой красивой. Прекрасной и золотой. Все в ней свет и красота. Я любил ее до смерти. Да мы оба ее любили! И ее благосклонность – самая большая награда в мире.
Яхта Портеров длинная, блестящая и белая. Она двухмачтовая. Грант Портер сказал нам, что она сделана из камбоджийского тика. Кажется, он очень гордится ею. На ней везде эти веревки и всякие другие штуки, которые называются штагами и снастями. Я всегда думал, что снасть – это парус, и это действительно так, но еще снастью называют и веревки. Внизу, или на нижней палубе, как говорила Джорджия, были каюты, просто классные. Только представьте себе, четыре двухъярусные кровати, и еще остается куча свободного места! Душ, туалет, который называется «гальюн», и кухня, которую они называли «камбуз». Еще были какие-то штуки, называемые переборками, но я их так и не видел.
Я помчался по мягкому коралловому песку. Хассан прекрасно понимал, что я делаю. Он сделал рывок и пронесся мимо меня. Мы, как всегда, устроили гонку. Мы начали соревноваться друг с другом. Ничего другого не оставалось. Одному из нас предстояло победить. Джорджия должна была увидеть, кто из нас лучше. Однажды ей придется выбирать.
Когда мы поравнялись с яхтой, пришвартованной метрах в пятидесяти от берега, то нырнули в море и поплыли. Вода в лагуне была потрясающе теплой. Я плыл чертовски быстро. Гонка все еще продолжалась. Хассан прекрасно бегал, но вода не его стихия. Он яростно молотил руками по воде, надеясь догнать меня. Я скоро уже не мог видеть его в той пене, которую он взбивал. Меня же научили плавать быстро и аккуратно – австралийским кролем. Как акула, разрезающая гладь вод.
Я могу поклясться, что коснулся борта яхты первым.
– Я сделал это! Я победил! – закричал Хассан. Он посмотрел вверх на Джорджию, чтобы получить подтверждение своим словам. – Правда ведь, я его сделал?
– Да ничего подобного! – завопил я, набрав полный рот воды. – Я первым коснулся!
Джорджия рассмеялась, и ее золотистое лицо засияло.
– Эх вы, мальчишки! – воскликнула она. – Давайте вылезайте и пойдемте чего-нибудь попьем!
Она нагнулась и схватила каждого из нас за руки, чтобы помочь забраться на борт яхты. Когда она коснулась моей руки тонкими нежными пальцами, я думал, что лопну от счастья – так сильно заколотилось сердце. Но затем мы оказались на раскаленной палубе. Я сразу упал в тень. Хассан разлегся прямо на досках, чтобы восстановить дыхание. Его кожа больше привыкла к солнцу, чем моя. Миссис Портер поднялась снизу с подносом, полным различных напитков. Она улыбалась солнечной улыбкой, которая мне очень нравилась. У нее были светлые волосы, которые под тропическим солнцем стали почти белыми. Она разрешила называть себя Лоррейн, но ни в коем случае не Лори или еще как-нибудь. Портеры не из тех американцев, которым нравится сокращать имена. Они называли друг друга Джорджия, Грант и Лоррейн, и никак иначе.
– Привет, ребята! – сказала Лоррейн с мягким американским акцентом. И затем рассмеялась над тем, как Хассан громко отдувается. – Хорошая была гонка?
– Я победил – как обычно, – сказал я.
– Авотинет! – пробормотал Хассан, по-прежнему глядя в небо.
Но мы больше не обсуждали этот вопрос, так как снизу поднялся Грант Портер. Это был высокий широкоплечий мужчина с черными как смоль волосами и огромными черными усами. Несмотря на богатырскую стать, он слегка сутулился. Джорджия рассказывала нам, что ее отец повредил спину, когда в колледже играл в футбольной команде – он играл в американский футбол, а не в обыкновенный. Его спина все еще болела. Он никогда не жаловался, но несколько раз я видел, как он морщится, когда резко садится или встает. Карие глаза мистера Портера были столь проницательны, что хотелось отвернуться сразу, как только посмотришь в них. Его взгляд казался таким, будто он может читать все мысли как открытую книгу. Хасс сказал, что, должно быть, Грант украл глаза у волка. Хасс видел волков (или еще каких-то зверей, которых они в Иордании называют волками), так что он знал, о чем говорит.
– Ну вот, опять нахлебники пожаловали! – ухмыльнулся Грант, но это он так шутил.
Мы ему нравились. Ему не нравились мой папа и Рамбута, но мы, мальчишки, как раз наоборот. Думаю, это потому, что мы были отличной компанией для его дочери, которой без нас стало бы очень-очень одиноко. Да она просто чокнулась бы от скуки, если учесть, что на острове находились только мы да семья Гранта. В любом случае, нас Грант терпел, позволял нам бывать на яхте, когда нам захочется, и, кажется, вполне доверял нам. Или, вернее, он полностью доверял дочери. А это уже совсем другое дело.
– Дорогая, – обратился мистер Грант к жене, – я только что получил предупреждение по рации. В водах, через которые мы прошли по пути к этому острову, заметили пиратов. Парень, предупредивший меня, советовал не впадать в панику, они были на одном из морских путей достаточно далеко отсюда. Но вовсе не повредит держать ухо востро. Они плавают на большой китайской джонке черного цвета.
– Пираты?! – в один голос воскликнули я и Джорджия.
Грант рассмеялся:
– Ну, не слишком-то уж радуйтесь!
Хасс в конце концов сел. Я был очень рад. Он очень стеснялся того, что валяется на палубе и хватает воздух ртом, как вытащенная из воды рыба. Он увидел выражение моего лица и скривил рожу, которая должна была означать: «На себя-то посмотри, братец!» Затем он залпом выпил стакан лимонада. Сводный брат почти всегда вызывал у меня теплые чувства, хотя бывало, что я его просто ненавидел. Джорджия сказала нам, что у всех братьев складываются такие отношения, так что это нисколько не связано с тем фактом, что мы не являемся кровными братьями.
Я думаю, что мы ладим друг с другом даже получше, чем многие кровные братья.
Но я не всегда так думал… Было время, когда я ненавидел его.
После того лета в Иордании меня отправили назад в Англию, в школу в Саффолке. Хассан конечно же остался с папой. Когда я уезжал, папа был немногословен. Он сказал только, чтобы я учился прилежно и получал исключительно хорошие оценки. От этой фразы у меня просто глаза полезли на лоб: а чем я еще-то мог заниматься в школе? Тем не менее папа был так занят последним проектом, что даже не заметил моей реакции. У него под глазами появились черные крути, а его лицо по-прежнему было мучнисто-белого цвета. Вскоре, после того как я вернулся в школу, он написал мне, что много путешествует и поэтому мы некоторое время не увидимся. Я уже по горло был сыт такими разговорами, но не стал никому рассказывать об этом.
Потом в один необычайно теплый апрельский денек папа наконец-то появился в бабушкином доме. С ним был Хассан. Я очень удивился, когда снова увидел Хассана, но сначала очень обрадовался им обоим. Затем, когда мы пили чай на лужайке, папа сообщил сногсшибательную новость, которая прозвучала просто как взрыв гранаты, иначе не скажешь.
– А кстати, Макс, ты будешь очень рад узнать, что я усыновил Хассана. Теперь у тебя есть брат. Как тебе это?
Папа рассмеялся, как будто он только что преподнес мне компьютер ко дню рождения.
– У меня есть кто? – спросил я, отказываясь верить своим ушам. Куски недоеденного сандвича выпали изо рта прямо на лужайку. Я уставился на Хассана, разодетого в приличный костюм и похожего на маленького принца. – ОН – мой брат?!
У папы отвисла челюсть, и он злобно посмотрел на меня.
– Тебе же нравится Хассан, – сказал он.
Я вскочил на ноги и закричал:
– Какое это имеет отношение ко всему этому?! Ты ведь не спросил меня! Ты даже меня не спросил!
Я швырнул в папу остатки сандвича, испачкав его рубашку:
– Ты просто взял и сделал это, так ведь? Ты знала, бабушка? Нет, не знала, вижу по лицу.
Я повернулся обратно к папе, чтобы продемонстрировать свою злость.
– А что, если я не хочу, чтобы он был моим братом? Ты об этом подумал? А может, я вовсе не хочу быть твоим сыном, я ведь могу этого не хотеть! Ты ничего для меня не делаешь. Зуб даю, он совершил кругосветное путешествие вместе с тобой, так ведь?
А я просто сидел здесь и гнил в школе, пока новый сынок проводил время с тобой. Точно-точно, так все и было, черт побери!
На этой фразе я захлебнулся от гнева и уже не в силах был ничего добавить.
– Ты должен извиниться перед бабушкой за эту выходку…
Отец собирался разразиться ответной тирадой и урезонить меня, но я просто ушел. Я чувствовал себя совершенно опустошенным. Внутри я кипел от гнева, горя, негодования и еще полудюжины других чувств. Я чувствовал, что сейчас взорвусь и все эти отвратительные эмоции дождем прольются на мирное чаепитие в саду. Я совершенно не мог себя контролировать. Как он посмел сделать это! Как он посмел усыновить другого ребенка, даже не спросив меня! Сказал бы я «да»? Не знаю. Возможно, нет. Хассан был мне другом, а не братом. Если бы я хотел иметь брата, я бы об этом попросил, правда?
Я слышал, как бабушка тихим голосом выговаривает папе:
– Ты не прав, Джеймс. Очень, очень не прав. Как ты мог так поступить?
Хассан шел за мной до задней калитки сада. За ней рос сливовый сад. Я стоял посреди сливовых деревьев и по-прежнему кипел от злости. Когда Хассан догнал меня, я окинул его взглядом, полным ненависти.
– Чего ты хочешь? – злобно спросил я.
– Я пришел сказать, что прошу прощения, Макс, – сказал Хассан тихим голосом. – На твоем месте я тоже чувствовал бы себя несчастным.
Я сделал глубокий вдох:
– Это не твоя вина. Это все он.
– Но я причина всему этому.
– Да, ты.
Мы стояли там, и оба понятия не имели, что же делать дальше. Через некоторое время пришла бабушка и сказала, что Хассан должен вернуться к папе. Она села на скамейку под деревьями и сложила руки на коленях.
– Макс… – начала она.
– Он должен был спросить у меня! – выпалил я.
– Я знаю. Я знаю это, и ты знаешь это, но он… Он все время был немного не в себе с тех пор, как погибла твоя мама. Ты знаешь, что он винит себя в том, что произошло. Возможно, ты каким-то образом напоминаешь ему о ней. Ты ведь очень похож на маму, Макс.
– Это не моя вина, – с горечью сказал я.
– Я знаю, что не твоя. И он тебе не очень хороший отец, по крайней мере сейчас. Надеюсь, что все может измениться, – я все еще на это надеюсь. В один прекрасный день он увидит, как плохо ведет себя по отношению к тебе, и пожалеет об этом.
– Но это совсем обычные вещи, – начал возражать я. – Это все так естественно и понятно!
– Нет-нет, вовсе не так. Для некоторых людей, таких как твой отец, это очень трудно, почти непостижимо. Он делает некоторые вещи, совсем не думая.
Мама погибла в автомобильной аварии в Сирии, когда они оба были на раскопках. За рулем джипа был папа. Никто не знает, что точно случилось – папа сказал, что он ничего не помнит о том, как произошел несчастный случай, – но машина слетела с дороги и съехала в овраг. Папа сломал обе ноги и получил сотрясение. Мама погибла на месте. Мне тогда было девять. Даже сейчас внутри все переворачивается, когда я вспоминаю об этом. Я тогда оставался с бабушкой и дедушкой, который еще был жив, и они рассказали мне об этом. Они позвали меня в гостиную, и там мы долго плакали все вместе.
– Он должен был спросить насчет Хассана, – запинаясь, повторил я, не зная, что еще сказать. – Это было вовсе не трудно – спросить.
Бабушка посмотрела на меня:
– А ты бы сказал «да»?
– Сейчас даже не знаю, сказал бы или нет.
– Но тебе нравится Хассан?
– Он нормальный. Но в качестве брата? – Я пожал плечами. – Мне понадобится время, чтобы обдумать все произошедшее. Я имею в виду, что теперь все повернулось так, что я не единственный его сын. Я только один из двух. Мне придется делить отца с другим. Мне как-то трудно это принять. Всегда был только я…
А он не сказал, почему он сделал это. А что насчет семьи Хасса? Что они сказали?
– Они согласились.
– Кто бы не согласился? – фыркнул я. – У отца денег куры не клюют.
Все это немножко позже я сказал и папе.
– Полагаю, что-то в этом есть. Ты спрашиваешь, почему я сделал это. Я не могу тебе сказать. Я делаю многие вещи импульсивно. Думаю, я был очень благодарен ему. Хассан проложил мне дорогу к открытию, за которое любой ученый в стране – да и в мире – отдаст правую руку…
Он посмотрел мне в лицо.
– Я подумал и о тебе. Я видел, как хорошо вы ладили в лагере в Кумране. Я подумал, что, когда узнаешь, ты будешь в восторге. Мне показалось, что вы стали хорошими друзьями…
Он вытянул правую руку.
– Теперь… теперь я понимаю, что есть большая разница между тем, чтобы быть друзьями, и тем, чтобы быть братьями. Твоя бабушка объяснила мне все это, и, хочешь – верь, хочешь – нет, когда мне объясняют, я все очень хорошо понимаю. Проблема только в том, что я не понимаю эти вещи вовремя.
Мои глаза остановились на красном пятне на его рубашке, которое осталось от сандвича с джемом из черной смородины. Оно немного походило на кровь. По какой-то причине мне не хотелось смотреть на него, и я отвернулся. Наверное, мне было стыдно.
– Конечно, ты всегда будешь моим настоящим сыном, и ты прекрасно знаешь об этом, – чопорно сказал отец.
– Папа, думаю, тебе не надо говорить такие вещи. Больше не надо.
В эту минуту вернулся Хассан. Он шел по фруктовому саду, спотыкаясь на растущей пучками траве, и выглядел очень подавленным.
– Думаю, я должен вернуться домой, в Иорданию. Из-за меня тут слишком много проблем. Это твой отец, Макс. Это ваш сын, сэр. У вас чудесная семья. Вы были очень добры ко мне, но я должен вернуться домой.
– Все в порядке, Хасс, – сказал я.
– Нет-нет, это сейчас ты поговорил с отцом, а потом у тебя возникнут другие обиды, и мы начнем драться.
– Да, то, что мы будем драться, это точно! – сказал я. – Братья всегда дерутся друг с другом. Они живут как кошка с собакой. Я знаю. Уж я-то насмотрелся на братьев у нас в школе. Они дерутся хуже, чем закадычные друзья. Мы с тобой будем драться как ненормальные.
Хасс неуверенно улыбнулся мне:
– Так ты хочешь, чтобы я остался?
– Давай поборемся и решим!
Он понял, что я шучу, и ушел улыбаясь.
25 мая, остров Кранту
Очень скучная неделя. У Хасса появилось импетиго на шее и щеках. Желтые сочащиеся болячки. Фу! Надеюсь, я не заражусь от него.
1 июня, остров Кранту
Папа очень злится из-за того, что Портеры отказались покинуть остров, но он ничего не может с этим поделать, поэтому просто не обращает на них внимания.
Нас с Хассом это вовсе не раздражает. Большую часть времени мы проводим в джунглях. Там, по крайней мере, много зелени и спокойно, а иногда даже и прохладно. Конечно, там шумно – джунгли никогда не затихают надолго, – но эти звуки даже успокаивают. Мы слышим их все время. Неприятное жужжание насекомых, напоминающее скрежет пилы, стук птиц-носорогов где-то в кронах деревьев. А из-за леса доносятся крики фрегатов и белобрюхих морских орлов. Для нас эти звуки стали чем-то вроде криков жаворонков, или писка цыплят на заднем дворе, или собачьей брехни по соседству. Через некоторое время их просто перестаешь слышать. Мозг их просто не воспринимает.
На острове нет обезьян. Я даже не знаю почему. Может быть, местные жители забрали их с собой, когда узнали, что остров скоро затонет. Птицы, разумеется, могут улететь. Правда, были еще бородатые свиньи. Полагаю, их судьба не настолько заботила обитателей острова, как судьба обезьян. А еще на острове должны были быть собаки. Там, где живут люди, всегда есть собаки. И крысы. Крыс была целая куча. Папа называл их особым подвидом крыс – «крысой вездесущей». Когда я впервые услышал это слово, я даже посмотрел его значение в словаре, потому что мне казалось, что так должна называться очень злая или мерзкая крыса. Они конечно же воровали у нас продукты – в основном сахар и какао-порошок.
– Что мы будем делать, Макс? – спросил Хассан, и в его голосе слышалось желание действовать. – С тем, что наш отец полностью игнорирует мистера Портера? Как бы нам их помирить так, чтобы мы смогли жить одной большой семьей? Я бы очень хотел, чтобы мы все собирались за обедом за большим столом, болтали и смеялись вместе.
– Понятия не имею. Мы ничего не можем сделать, уж поверь мне. Когда папа настраивает себя против кого-то, его очень трудно заставить изменить мнение.
Хасс кивнул:
– Это как в моей стране, когда враждуют две семьи.
Тогда есть единственный способ заставить их помириться.
– И какой же?
– Когда приходят чужаки.
– Не понимаю.
Он начал терпеливо объяснять мне:
– Ну случается так, что много лет, а иногда и веков две семьи находятся в… Как вы называете, когда сосед все время сражается с соседом?
– Вражда?
– Ну да, кровная вражда. Затем появляется кто-то чужой, иногда из другого района, а иногда и из другой страны. Из-за него возникают проблемы, например он захватывает чужую землю или оскорбляет чью-то сестру. Тогда эти две семьи встречаются, закатывают пир и соглашаются объединиться для того, чтобы бороться с чужаком. Изгнать чужого – это для них единственный путь возобновить отношения.
– Но у нас нет никаких чужаков. Сюда никто не приплывет, – возразил я. – Не можем же мы их выдумать?
– Может, пираты приплывут?
Лучик света пробился через густые кроны тропического леса.
– Ну да, – согласился я, поразмыслив об этом. – Морские рейдеры.
Хасс таинственно улыбнулся:
– Мы можем сказать, что видели их.
Я был просто в шоке:
– Ты имеешь в виду соврать? Папе?
– И мистеру Портеру. – Хассан смотрел на меня невинными глазами. – Но это же для благого дела!
У меня закружилась голова, и я почувствовал, что весь вспотел. Не то чтобы я никогда раньше не врал. Покажите мне какого-нибудь ребенка, который говорит, что никогда этого не делал, и я покажу вам самого большого лжеца на свете. Но придумать целую историю? Это несколько отличается от того, чтобы просто сказать «да», когда кто-нибудь спрашивает тебя: «Ты съел все овощи?» Это уже значит сочинить ложь, от начала и до конца, а это уже совсем другое. Если нас поймают… ну, лучше об этом и не думать. Папа конечно же во всем обвинит меня. Он всегда так делает, даже когда Хассан виноват.
– Послушай, – сказал я, – если мы попадемся, ты обещаешь сказать, что это была твоя идея?
– Хорошо, – неуверенно ответил Хасс. – А что мы будем говорить?
И когда было решено, кто берет на себя ответственность за эту затею, я был полностью за воплощение этой идеи. Я даже почувствовал нарастающее возбуждение, когда начал придумывать, как все будет.
– Мы скажем, что были на пустынном конце.
Так мы называли восточную оконечность острова.
Остров по форме напоминал полумесяц. Деревня и лучшие участки для причаливания находились на западной оконечности. Восточные пляжи были пустынны и покрыты вынесенными на берег обломками и мусором.
– Мы скажем, что мы смотрели на море и увидели эту джонку. Она не приближалась к острову, а шла куда-то за горизонт, как будто собиралась кого-то атаковать.
– Звучит очень правдоподобно, Макс. Ты, наверное, хорошо умеешь врать.
Это меня разозлило.
– Не особенно. Просто у меня богатое воображение.
– Ну ладно, значит, это мы расскажем отцу.
И мы рассказали.
– Пираты? – Он отнесся к нашему рассказу скептически. – Откуда вы знаете?
– Мистер Портер говорил, что в этом районе были замечены пираты.
Папа фыркнул:
– Да он сам этот чертов пират, который ворует кораллы!
Я посмотрел на Хассана, надеясь, что он придет мне на помощь.
– Но, отец, – начал он, – мы должны собраться вместе, чтобы сражаться с пиратами.
Кажется, отец этого вовсе не услышал. В его глазах появился блеск, который мне очень не нравился. Он потер руки:
– Это станет для меня отличным поводом попросить прислать сюда полицейских. Я сообщу властям в Кучинге, что остров находится под угрозой. Власти Саравака хорошо знакомы с морскими рейдерами. Дайакские, малайские и китайские пираты терроризируют эти воды уже сотни лет. Первый белый правитель этой страны, раджа Брук, стал монархом только потому, что он был способен контролировать пиратов. Когда власти прибудут сюда, мы поставим изгородь из колючей проволоки и полностью изолируем Портеров в лагуне. А мы здесь будем как в крепости.
Наш план помирить между собой две семьи не сработал.
– Но, папа, а что, если власти узнают, чем ты тут занимаешься? Они могут раскрыть твой секрет. Думаю, лучше нам пойти и поговорить с Портерами, чтобы они переехали сюда. Мистер Портер может помочь вам охранять это место. Мне кажется, это самый лучший план, какой только можно придумать. А ты как думаешь, Хасс?
– Думаю, это очень хороший план, Макс. А вы так не думаете, отец?
– Я думаю, Портер должен уплыть отсюда немедленно и не искать столкновения с пиратами, – сказал папа.
– Они могут атаковать их в море, – сказал я. – Ты же не хочешь, чтобы миссис Портер и Джорджия попали в руки пиратов, правда, папа? – Я попытался найти подходящие слова: – Если ты пожертвуешь их жизнями, то станешь подельником пиратов.
– Соучастником, ты имеешь в виду? И я не буду никем жертвовать. – Глаза папы сузились. – Вы двое о чем-то сговорились. Вы точно уверены, что видели пиратов?
Я запаниковал:
– Ну, может, мы и ошиблись. Возможно, это была какая-то другая лодка, а не пиратская джонка. Может быть… – я многозначительно посмотрел на Хасса, – может, это вовсе была и не лодка. Может быть, просто тень от облака упала на поверхность океана.
– Ах, тень от облака упала на поверхность океана, – очень спокойным тоном повторил папа.
– Теперь, когда я поразмыслил, то понимаю, что так вполне могло быть.
– А может, это была подводная лодка?! – закричал папа.
– Вполне возможно, отец, – быстро сказал Хасс. – Это могла быть подводная лодка.
– Наверное, она была желтого цвета? – продолжал папа. Его лицо неожиданно засияло, будто его посетила интересная мысль. – Может, это «битлы» приплыли нас навестить?
– Нет-нет, никаких жучков там не было[1], – рассудительно ответил Хассан. – Что бы жуки делали на подводной лодке?
– Он издевается, Хасс, – сказал я. Сердце быстро колотилось в груди. – Я думаю, нам лучше во всем признаться.
Папа медленно кивнул:
– Думаю, это прекрасная идея.
– Сейчас я объясню. Видишь ли, это Хасс придумал…
Хасс заговорил быстро и без всякой тени стыда:
– О, я думаю, ты ошибаешься, Макс. Я уверен, что ты заговорил об этом первым.
В общем-то, с самого начала я знал, что так будет. Вернее, должен был знать. И я ни в чем не винил его. Хасс просто пытался спасти свою шкуру. Что значит одна маленькая неправда в этом нагромождении лжи? Скорее всего, папа склонится к мысли, что во всем виноват именно я.
– Мы беспокоились, что вы с мистером Портером в ссоре, – выпалил я. – Мы думали, что если притворимся, что видели пиратов…
Папа закончил за меня:
– Вы придумали общего врага, чтобы мы с Портером объединили усилия против него? Вы двое устроили заговор? – Ну, по крайней мере, в этот раз Хассу не удастся отсидеться в сторонке. – Я думаю, что вы поступили плохо, очень плохо. Вы оба лгали мне.
– Ну да, примерно так и есть, – согласился я, чувствуя себя очень несчастным.
– Теперь ты нас отлупишь? – спросил Хассан.
Папа выглядел совершенно пораженным, а я сказал:
– Он никогда не делает таких вещей, Хассан. Он меня ни разу пальцем не тронул, даже когда я поджег палатку с нашими запасами в Сирии, это было, когда мама еще была жива.
– Совершенно верно, – сказал папа голосом, полным боли. – Но я очень, очень разочарован в вас обоих. В высшей степени разочарован. Я не знаю, что теперь делать с вами. Отправить вас назад? Это очень неудобно с практической точки зрения, но я чувствую, что именно это и надо сделать. У вас явно слишком много свободного времени. Я скажу Рамбуте, чтобы он побольше загрузил вас уроками. Это, конечно, недостаточное наказание, но так будет лучше сейчас.
Он отвернулся от нас.
Мы с Хассом вернулись в палатку.
Для Хассана наступило время молитв. Он достал коврик, расстелил его на полу так, чтобы во время молитвы лицом находиться к Мекке. Первый раз, когда он молился здесь, он попросил у папы компас, чтобы определить правильное направление. Думаю, в те дни он нам еще полностью не доверял. Я оставил его одного, а сам сел читать книгу снаружи.
Потом мы отправились искать сетчатых питонов. Мы никогда не видели их, но Рамбута говорил, что на острове они могут быть. Поэтому мы продолжали надеяться, что когда-нибудь их найдем. Рамбута приходил в восторг от белых тропических птиц, которые летали задом наперед, но мы считали этих птиц ручными. Мы хотели найти кого-то, кого хоть немного можно было опасаться. Гигантский питон вполне для этого подходил.
– Отец нас не поколотит? – спросил Хассан, в то время как мы прощупывали землю палками. – Даже чуть-чуть?
– Нет, но мы помучаемся, даже не сомневайся в этом.
– Как? Если он не задаст нам трепку?
– Это куда хуже, – объяснил я. – Он будет все время смотреть на тебя так, будто ты задел его самое больное место, например забыл о его дне рождения или еще что-нибудь в этом роде.
– И это все?
– И его голос будет все время строгим и холодным, когда он заговорит с тобой. Вот увидишь, он будет разговаривать с Рамбутой нормальным голосом, а когда ты попытаешься с ним заговорить, он повернется к тебе с постным выражением на лице и спросит: «Ты что-то сказал, Хассан?» – хотя тебе будет понятно, что он и в первый раз слышал, что ты говоришь.
– Это все звучит не так уж плохо. Дядя меня бы поколотил. Да он колотил всех, даже любимых козочек. Я думаю, это новое наказание будет вполне сносным.
– Такие дяди, которые всех колотят, есть везде, – согласился я с ним и добавил: – Им для этого даже необязательно быть дядями.
Но на деле Хассан выяснил, что был неправ. Ему ужасно не понравилось, когда папа начал вести себя с ним холодно. И он повел себя совершенно неправильно. Он из кожи лез вон, чтобы вернуть расположение папы. А это самый худший способ поведения, потому что как раз тогда отец начинает считать, что победил. Что нужно – так это делать вид, что тебя это все не волнует. Нужно стараться вообще с ним не разговаривать, не попадаться ему на глаза, пока он не поймет, что не видел тебя уже несколько дней. А когда он увидит тебя, надо вести себя так, как будто тебя ничего не заботит. Даже когда он снова заговорит с тобой по-человечески, нужно по-прежнему держаться на расстоянии и вести себя с ним холодно, как будто это он наказан. Вскоре он начнет думать, что так оно и есть, и приложит все усилия, чтобы восстановить нормальные отношения.
Знойные дни. Душные ночи. Вечера, наполненные мошкарой и москитами. Вечера с короткими кроваво-красными закатами. Шелест леса по утрам. Дни с книгами и комиксами, наполненные скукой. Дождь. Дождь, обрушивающийся с небес как водопад. Дождь, стучащий по бамбуковым трубкам, наполняющий водяные баки, стекающий с карнизов, заполняющий сточные канавы, превращающий землю в непроходимую грязь.
И после ливня тучи лягушек, улиток и других ползучих тварей. А еще грозы. Не просто одна-две вспышки молнии, вспыхивающие одновременно. А сотни электрических разрядов, под аккомпанемент ударов грома разрывающие небеса на части. Грозы такие жестокие, что начинаешь верить в чужих темных богов. Такие оглушительные удары грома, что, кажется, сейчас весь мир расколется надвое. А потом вся земля усыпана упавшими кокосами и листьями, сломанными ветками, а еще всюду попадаются странные мертвые животные, которые не нашли укрытия во время грозы и утонули или разбились.
Во время одной такой тропической грозы мне показалось, что я снова услышал этот странный звук – замогильный вой на одной ноте, который напоминал гудок корабля, заблудившегося в тумане. Казалось, он идет откуда-то со стороны сарая для вяления рыбы, хотя вскоре его заглушил рокот грозы. Тот же самый звук, что я слышал раньше, но теперь он был намного громче и даже как-то ниже. Он звучал так, будто его издавало какое-то встревоженное животное. Возможно, оно с ума сходило от жуткого ветра и дождя, резких вспышек молний и разрывов грома, которые потрясали все небо.
От этого звука по моей коже побежали ледяные мурашки.
