Гарольд Лэмб
Карл Великий. Основатель империи Каролингов
Карл про себя подумал, что это был необычный летний поход. С первым снегом он распустил свое войско по домам. Сам он присоединился к Хильдегарде в покоях виллы Теодо (Тионвилль). С Рождества и до Пасхи, когда заканчивалось весеннее таяние снегов, франки зимовали в безделье в своих жилищах, потому что снег заметал все пути и дороги. Точно так же и Карл пребывал в покое и довольстве у пылающего очага рядом с женой, когда внезапно в вихре снежной метели возник человек по имени Петр. Он проделал весь путь от стен Рима до земли франков, путешествуя морем, потому что не мог иначе. Не зимняя непогода, а враждебность лангобардов закрывала для Петра альпийские перевалы.
– Потому что под покровительством короля Дезидерия сейчас находятся вдова брата вашего величества и два ее несовершеннолетних сына, – рассказывал Петр. – Король лангобардов захватил города святого Петра, окружавшие Рим, и угрожает овладеть самим Римом, заявляя, что станет его владыкой.
Пока Карл находился в саксонских лесах, лангобарды без дела не сидели. Да и все бедствия, обрушившиеся на Рим и папу, происходили вдалеке от дворца Карла. И тем не менее они тесно переплетались с его жизнью: клятва Пипина – бегство Герберги – его собственное двадцатилетней давности путешествие в снежной круговерти, предпринятое им, чтобы встретить пожилого Стефана, – Карл ощущал эту неразрывную связь с прошлым. Как и предупреждал его Фулрад, все это имело большое значение.
Однако к тому времени церковь Святого Петра возглавил новый папа римский – Адриан. Карл ничего о нем не знал, кроме того, что рассказал Петр, как папа бросил вызов Дезидерию, заявив, что не станет встречаться с лангобардом как с равным и не сдаст ему Рим.
Петр умолчал о том, что Адриан сначала взывал к разуму лангобардов, а затем тщетно искал помощи у императора в далеком Константинополе и только после этого с отчаяния обратился к дикому франку.
Сидя у очага, Карл обдумал все услышанное. После чего разослал по всем дорогам гонцов с королевским приказом явиться всем сеньорам в день «майского поля» с оружием, людьми и фуражом для предстоящего похода в Альпы.
Он был уверен, что мало кому из них это понравится.
Глава 3
ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ АЛЬПЫ
Славный король Карл повел свою армию к Женеве. Там он разделил войско и с одной его частью отправился в Альпы.
Так рассказывали позднейшие хроники. На словах все очень просто. Нам представляется строй великолепных рыцарей в полном боевом вооружении, следующих за величественным Шарлеманем в переходе через Альпы. Однако в действительности неопытный и лишенный всякого величия Карл поставил перед собой в высшей степени трудную задачу.
У него не было надежной армии. По требованию Карла к нему присоединились от силы 3000–4000 человек, в основном восточных франков, алеманнов, бургундов. (Это были люди суеверные, и они не любили, когда называли их точное число.) Вооружение их состояло из легких копий, длинных мечей и коротких ножей. Кроме того, у них имелись новые тяжелые остроконечные стальные щиты. Они носили поверх кожаных рубах кольчуги из металлических бляшек или колец, а головы защищали стальными шлемами. Эти франкские воины не были, как заметил Бернард, прирожденными наездниками; сесть на коней их вынудили более искушенные в этом готы и арабы. Из таких бойцов формировали взводы – турмы и отделения – скары, и выполняли они приказы только своих командиров, а те, в свою очередь, подчинялись Карлу по своему усмотрению. Трубили сигнал к атаке, и эти вояки с безумной отвагой бросались вперед очертя голову. Впрочем, так же стремительно они бежали с поля боя.
Пехотинцы – крестьяне, державшие в руках круглые деревянные щиты, выкрашенные в голубой или красный цвет, носившие обитые железом шапки и вооруженные луками из тиса по образцу византийских, – прибыли с маленьких ферм. (Пипин Короткий одно время пытался заставить своих всадников использовать такие луки в бою, как это делали умелые византийские катафракты[9], но безуспешно.) Возницы, слуги, юноши, ищущие приключений, и отряд личной охраны Карла составляли остальную часть этой крайне недисциплинированной армии франков.
Рекрутов, собравшихся после дня «майского поля», исключая тех воинов, которые наивысшую доблесть видели в бою, ждали дома на фермах к сбору урожая. Если не считать недавнего набега на саксов, армия не покидала пределов королевства в течение 17 лет. Даже ветераны привыкли заниматься набегами и грабежом на границе и предпочитали это занятие участию в настоящих сражениях. Пипин Короткий давно понял, а Карлу только предстояло это осознать, что на некогда грозное войско франков нельзя положиться в кровавой битве. Доблестные воины Дагоберта стали мирными фермерами и в первую очередь заботились о своих семьях и полях.
Вот таких бойцов удалось собрать Карлу с помощью убеждения, опираясь на традиционную верность королю. Им предстоял поход через горы и сражение с более умными и знающими врагами, чьи базы располагались в крупных городах, защищенных массивными римскими стенами. В оценке возможностей своей армии Карл полагался на советы Бернарда и собственную дальновидность. Еще до мобилизации он отправил трех деревенских послов в страну лангобардов с целью удостовериться в том, что Петр рассказал правду о создавшемся положении, и попробовать, не начиная войны, заключить мир с лангобардским королем.
Последние рекруты прибыли с нижнего течения Рейна на соединение с войском Карла на берегу Женевского озера. Перед шатром, в котором Карл устроил Хильдегарду, развевалось два штандарта – один с древним изображением дракона, другой с новейшим христианским крестом. Летом тающие снега превратили высокогорные альпийские луга в цветущий рай, и армия могла удовлетворить свои нужды в воде, еде и фураже.
Туда, к Женевскому озеру, вернулись его послы.
– Ни наши молитвы, ни подарки от Карла, – докладывали они, – не помогли переубедить свирепого лангобардского короля.
Для Карла это было поводом к войне. Он созвал на совет свою знать – коннетабля («начальника конюшен»), сенешаля («старшего слугу», ведавшего снабжением), паладинов, или офицеров дворцовой охраны, герцогов, или военачальников, графов, или управляющих провинциями, и епископов, которые объясняли волю Господа, а это имело в глазах Карла большое значение. Большинство собравшихся не одобряли его политики, совпадавшей с политикой Пипина Короткого, в основе которой лежала война с лангобардами ради спасения Рима. Карл чувствовал ответственность за храм Святого Петра, перешедшую к нему по наследству от его отца Пипина. Своим вассальным сеньорам он объяснил, что предложил справедливые условия и преподнес богатые подарки Дезидерию, но получил отказ. Карл собирался всю армию подчинить своей воле.
Большинство бойцов Карла из крестьян смутно верили в то, что благословенный Петр жив и осажден в Риме.
Итак, Карл добился своего. Несмотря на немногочисленность армии, ее необходимо было разделить, чтобы перейти через узкие альпийские перевалы, где не хватало пастбищ. Хильдегарда вместе с горбатым мальчиком оставались в Женеве. Бернард со слабейшей частью войска двинулся в сторону перевала горы Йов (Большой Сен-Бернар). Лучших воинов Карл повел в обход горы Ценис, туда, где остроконечные горные пики упирались в небо. Быки с трудом тащили через перевал обитые кожей фургоны с зерном, свининой и бочонками с вином. Ношу ослов и мулов составляли части разборных лодок, предназначавшихся для переправ через реки, поскольку, связанные вместе, они превращались в мост. Мясо для армии живьем карабкалось вверх.
В пути Карл потребовал песню. Толкая тяжелые фургоны, все в поту, мужчины запели: «Поверни голову… и снова смотри вперед… Эта дорога приведет нас обратно… на родину».
Похоже было, что удача сопутствовала Карлу, потому что на горных вершинах не было видно никаких признаков врага. С громкими песнями колонна стала спускаться в узкое ущелье, и тут люди обнаружили, что проход загорожен каменной цементированной стеной. На стене были установлены боевые машины, а из-за парапета выглядывали головы врагов. Штурм укрепления не увенчался успехом.
После поражения атакующего отряда Карл показал себя плохим вождем. Он предложил перемирие, отправил послов к лангобардам, предлагая 14 000 серебряных монет за выдачу заложников и заключение мира. В ответ Карл получил отказ.
Оказалось, что Дезидерий, разбивший свой лагерь в долине на выходе из ущелья, настоящий горец и, как и сам Карл, выходец из крестьян. Но он оказался более искушенным в обсуждении условий. Переговоры зашли в тупик, и сеньоры в своих шатрах ворчали, что запасы продовольствия подходят к концу, а дорога перекрыта. И тут грозный Арнульфинг допустил ошибку. Вместо того чтобы заставить сеньоров встряхнуться, Карл принялся уговаривать их не покидать его. Однако делегаты от сеньоров напомнили королю, что лето на исходе и можно не успеть вернуться домой к сбору урожая.
Судя по всему, франкский король потерял всякую надежду на продолжение войны, и в этот момент к нему в шатер явились опытные командиры от старого графа Тьери. Они объяснили, что если проход через ущелье закрыт, то можно попытаться найти обходной путь. Карл разрешил им взять отряд всадников и попробовать пробиться через горы.
Успех превзошел все ожидания. Керольд с товарищами решил, что Карл родился под счастливой звездой Арнульфинга. (И даже серьезные военные исследователи, включая Наполеона Бонапарта, наперебой отдавали дань восхищения гению Шарлеманя, проявившемуся в том, что он разделил свое войско и взял штурмом перевалы.)
Что произошло на самом деле, осталось неясным. Но когда в горах с фланга появился отряд франков, лангобардов охватила паника и они обратились в бегство. Паника подобна эпидемии чумы. Спасшийся гарнизон заразил страхом весь королевский лагерь лангобардов. Франки перешли укрепленную стену, лавиной обрушились в долину и знатно поживились в опустевшем лагере. Их копья и мечи смели лангобардов с горных склонов.
– Таким образом великий король Карл, – рассказывали хроники, – благодаря воле Господа отыскал путь в Италию, открытый ему и его соратникам. Оставив свою долину, Бернард со своим отрядом присоединился к преследованию, устремившись вниз по течению реки По к стенам Павии – «Дворца».
В этом ущелье под горой Ценис сильный Арнульфинг получал незабываемый урок – действия нескольких верных, преданных людей могут принести победу, вопреки всем вражеским армиям и стихийным бедствиям.
Очень скоро он воплотил этот урок на практике. В сентябре 773 года армия франков встала лагерем у стен Павии, тогда как Дезидерий вместе со своей семьей и двором укрылся в самом городе. У франков не было осадных машин, чтобы проникнуть сквозь высокие стены с башнями, омываемые с одной стороны глубокой рекой. Однако было время урожая, и солдаты могли собирать фрукты и овощи в плодородной долине реки По.
Поскольку здесь ему ничего не светило в ближайшем будущем, Карл, понимая, что осада может затянуться на долгие месяцы, решил вместе с частью армии – передовым отрядом конных воинов, на которых он мог во всем положиться, – попытать счастья в другом месте.
Намеренно или нет, но он отказался от военной стратегии, чтобы затеять борьбу личностей между варваром франком и более цивилизованным лангобардом.
Когда-то ломбарды – лонгберды[10], или лангобарды, – были самыми гордыми, если не самыми могущественными кочующими германцами, которые, пользуясь своей силой, осели в пределах Римской империи. Их вытеснили в Италию более свирепые авары. После этого в течение двух столетий они вели племенную жизнь, придерживаясь своего языка и обычаев. Затем они переселились в города.
И только за последние два поколения лонгберды отказались от племенных группировок и обычаев и перешли на латинский язык, принятый в этой стране. Дезире, прибыв в страну франков, очутилась в положении городского жителя, попавшего к диким племенам. Странно, но, приобщившись наконец к городской жизни и породнившись с местными жителями, лангобардские владыки требовали, чтобы те носили, как и лангобарды, штаны и мантии и отращивали бороды и длинные волосы на лбу, а затылки брили. Их гордость обернулась чванством, а свирепость – коварством.
И тем не менее самый решительный из их королей, Лютпранд, добивался объединения всех итальянских территорий (от островов Венеции до солнечного Беневента) под единоличной властью лангобардов. Даже лукавый Дезидерий, когда годом раньше стучал в ворота Рима, собирался, похоже, завладеть всей Италией, как это сделал до него великий гот Теодорих.
В этом стремлении ему противостоял только папа римский Адриан, который, не поддавшись Дезидерию, запер двери собора Святого Петра и закрыл городские ворота. Глава церкви Адриан помнил о временах исчезнувшей Римской империи и славе его полуразрушенного города и был твердо убежден, что первосвященник храма Святого Петра никогда не должен подчиняться земным монархам. Жест Адриана был продиктован скорее силой духа, нежели силой оружия, потому что у него под рукой были только своевольные городские стражники. (В это время Карл предпринял поход на Женеву, и Дезидерий отправился вместе с сыном на север к горным перевалам.)
Внушительным было правление Дезидерия. Такими же внушительными представлялись франкам города Ломбардии – никто не считал всю Италию Ломбардией. Но его правление таило в себе слабость. Богатейшие города вроде Беневента, Сполето или Фриуля (Форум Юлия) были захвачены гаштальдами, которых больше заботило процветание собственных владений, и они упорно сопротивлялись любой централизованной власти. Все это очень скоро стало известно Карлу.
И хотя он сомневался после горы Ценис в способности своей армии прокладывать дорогу в сражениях, все-таки не позволял верноподданным прохлаждаться в своих палатках. Более того, залитая солнцем долина реки По с серыми замками и базиликами, окруженными виноградниками и фруктовыми садами, возбуждала этого беспокойного бродягу. Он вспоминал свои непроходимые леса.
Ведь здесь мощеные дороги пересекали водные потоки по каменным мостам, а нищие собирали своих вшей на мозаичных полах римских бань! Никогда прежде не доводилось ему лицезреть чудеса городской жизни.
Не желая ждать в осаде у стен Павии, как того требовала тактика, он оставил Бернарда вместе с другими паладинами, а сам с отрядом отборных конных воинов отправился в безрассудное путешествие вдоль реки По. С этими закаленными солдатами Карл добился успеха в Гаскони и на перевале горы Ценис.
Скачка увлекла его далеко, до самой Вероны, где 48 башен венчали стену, окружавшую вершину холма. Неизвестно как, но Карл взял эту крепость и вошел в древний форум, который подпирали храмы забытых римских богов. Из Вероны спасся бегством сын Дезидерия. Но Карл захватил беглянку Гербергу с детьми и изгнанника сеньора Окера. Заложников, наследников своего брата, он держал при себе.
– Ты далеко забрался, – заметил он непокорному Океру, – чтобы найти себе убежище.
В тот вечер во дворце Карл посадил дрожащую Гербергу за свой стол. Собственноручно он наливал ей вино. Она постоянно искала взглядом своих детей. Поэтому, чтобы успокоить Гербергу, Карл приказал расстелить на соломе покрывало, и она могла наблюдать за спящими детьми. Похоже, он считал их теперь частью своей семьи.
По всем дорогам разнеслась молва о том, что победоносный франк вместо того, чтобы казнить пленников, веселился с ними за праздничным столом. Знатные дворяне в лангобардских городах в разных местах вспомнили, что он предлагал подарки и честный мир лангобардскому королю перед тем, как явиться с обнаженным мечом. Они решили сидеть тихо за своими стенами и ждать, что будет дальше. А дальше произошло то, что Карл галопом проскакал через всю Ломбардию, захватывая по пути города.
И мощь его нашествия навсегда врезалась в память людей. Три поколения спустя монах обители святого Галла записал легенду о походе Карла со слов старого солдата Адальберта, воевавшего вместе с сыновьями Керольда.
«Случилось так, что один из доблестнейших дворян по имени Откер (Окер) бежал и искал спасения у Дезидерия. Когда эти двое узнали о приближении грозного Карла, они заперлись в высокой башне, чтобы издали наблюдать за всяким, кто приблизится к стене. Когда появились обозные фургоны, мчавшиеся быстрее колесниц Дария[11], Дезидерий поинтересовался у Окера: «Это не передовой ли отряд Карла?» На что Окер ответил: «Еще рано». Когда они увидели надвигающуюся массу войска, Дезидерий крикнул Океру: «Но сейчас-то наверняка Карл среди них?» И Окер опять ответил: «Еще рано, еще рано».
После этого они увидели епископов и священников, и Окер, весь дрожа, ответил: «Когда ты увидишь, что эти поля взрастили урожай из сверкающей стали, а воды этой реки начнут биться в наши стены с железным грохотом, тогда ты поймешь, что Карл рядом».
Едва он произнес эти слова, как черная туча затмила сияние яркого дня. Оружие сверкало, как пламя в ночи. И предстал перед ними грозный Карл, увенчанный шлемом и закованный в стальные латы. В левой руке он держал стальное копье. Все, кто шел рядом с ним или следовал за ним, заполнили поля своей мощью, и в реке уже не было видно воды, блестели только стальные латы. Затряслись каменные стены, и жители города в ужасе закричали: «Это воины! Горе нам!»
И тогда правдивый Окер, окинув все это быстрым взглядом, обратился к Дезидерию: «Вот идет Карл, которого ты так хотел видеть».
Так повествовала легенда о силе и мощи короля. В действительности же настоящий Карл не мог штурмовать стены Павии. Походила к концу зима. Раздосадованный, он послал за Хильдегардой и двумя сыновьями, чтобы те скрасили его одиночество. Вместе с таянием снегов его семья прибыла из-под горы Ценис, и Карл радовался своей победе в обществе родных и друзей. Потому что вне стен города в открытом поле не оставалось никого, кто мог бы сразиться с ним.
Затем Карл вновь отправился в путь, забрав с собой свою семью, светскую и церковную знать, приказав всем облачиться в парадные одежды. Они отпразднуют Пасху, сказал он, как паломники в самом Риме.
Устремившись в Священный город, Карл начисто забыл предупредить папу римского Адриана о своем прибытии. Но он не позабыл взять с собой отряд отборных конников в полном вооружении.
Очень весело кавалькада Карла пересекла холмы Тосканы и спустилась в Романскую долину, где по болотам тянулись каменные акведуки, скучные и неживые. На последней ночной стоянке Карл позаботился о том, чтобы его дворяне надели все свои регалии. Сам он опоясался мечом с рукояткой из чистого золота. Супруга Карла потчевала его вкусной итальянской едой. Он помнил о том, что носил титул «римского патриция».
– Дорогие и доблестные мои собратья, – предупредил Карл своих дворян, – я отвергну каждого из нас, кто напьется в этот праздник.
– Даю слово, – поклялся граф Уорин, – вашему величеству, что все франки прошествуют смиренно и с достоинством, как подобает истинным паломникам, и никто из них не рухнет пьяный как свинья.
Как настоящий церемониймейстер, Карл выставил позади себя в полном составе свою свиту и церковников, трубачей и знаменосцев со штандартами с изображениями дракона и креста. Не будучи уверенным в собственном величии, он предпочел подстраховаться чужой пышностью и великолепием.
И потом, на Клодиевой дороге, в какой-то деревушке вдоль обочины стояли толпы народа, приветствуя Карла. Римские воины потрясали своими копьями, церковные прислужники размахивали пальмовыми ветвями, и хор мальчиков пел: «Дорогу королевскому штандарту…»
Бок о бок с ним ехали церковники с флагами. При виде такой пышности и великолепия сердце Карла распирало от гордости. Спешившись с лошади, он продолжил свой путь пешком. Никогда прежде ни один франкский король не обозревал Священный город в пределах его стен.
Карл продолжал неторопливо ехать дальше и внимательно следил за тем, чтобы его подчиненные сохраняли строй и порядок. В этот момент его тихо отвлекли в сторону.
– Это триумфальное шествие, – объяснили ему, – и не будет ли ваша милость, король франков, следовать ему – этому древнему пути победоносных цезарей?
Таким способом его отвлекли от собора Святого Петра. Счастливый, Карл продолжал шествовать, и в его ушах звучали гимны, слагаемые в его честь, и звучали они куда приятнее заунывных рулад франкских монахов.
Адриан решил не пускать его в город.
Если верить его биографу, Адриан при получении известия о прибытии Карла удивился. На самом деле папа римский был просто потрясен.
Адриан был знатного рода, обладал выдержкой, силой воли и мало походил на своих предшественников. Будучи опытным и сильным политиком, он предотвратил зловещий заговор в Риме, в одиночку противостоял козням Дезидерия и в то же время мечтал о восстановлении своего пришедшего в упадок города. Адриан был редким человеком – дипломатом с очень сильным характером.
Проблема, с которой он столкнулся, казалась абсолютно неразрешимой. Отрезанный от восточного владыки в Константинополе, этот священник, по традиции унаследовавший престол Святого Петра, волею случая стал единоличным правителем буйного и нищего Рима, города, которым управляли его знаменитые предшественники. Этот город с трудом обеспечивал себя едой и деньгами, еле-еле выкачивая их из соседних княжеств. Адриан сам оставался последним осколком Римской империи. В качестве такового он существовал благодаря долготерпению лангобардов, которые, на худой конец, были все-таки более утонченными и серьезными, чем другие варварские короли. Чтобы поддержать свой разваливающийся город, Адриан нуждался в более обширной территории, на которую он претендовал как на церковную собственность храма Святого Петра. И эту территорию не могли захватить ни жадный Дезидерий, ни далекий император в Константинополе, ни буйная местная знать. Поэтому в полном отчаянии Адриан собирался защищать стены Рима с помощью попов, городских стражников и паломников. И в этот момент Карл со своим войском перешел Альпы и снял угрозу со стороны лангобардов.
Но этим дело не закончилось. Захват Карлом Вероны вынудил южных лангобардских герцогов пойти на примирение с самим папой Адрианом. Со всех концов Италии, из Беневента, Сполето и других городов они поспешили в собор Святого Петра, чтобы там сбрить бороды и остричь волосы и присягнуть на верность папе римскому. Эти дворяне неожиданно явились в Рим в качестве преданных и покорных паломников, и Адриан уже обозревал ту местность, которой собирался владеть, как вдруг неожиданно свалился этот дикарь франк.
Будучи образованным человеком, хоть и плохо разбирающимся в латыни, Адриан мог бы вспомнить знаменитую басню сирийского раба Эзопа о лягушках, променявших цаплю на аиста. С приближением Дезидерия он намеревался защищать свой город всеми силами, но осторожно, поскольку не знал, на что тот способен. В соответствии с этим Адриан призвал своих стражей и охранников для того, чтобы они благополучно препроводили грозных франков за пределы площади Нерона.
Итак, с рассветом Адриан с беспокойством ожидал нашествия франкского войска. И туда ворвался Карл, блистая золотом рукояти меча и браслета. С трудом неся груз своего тела, Адриан опустился на колени и помолился. Карл поцеловал руку, которую ему протянул Адриан, и произнес:
– Благословен будет тот, кто выступает от имени Господа.
Карл сиял от счастья, слушая пение монахов. Он испытывал такие чувства, словно его ввели в пышный и роскошный храм. Сжимая руку Адриана, король франков прошел через атриум и, войдя в церковный неф, прошел прямо к алтарю, где горело 100 свечей. Никогда в жизни Карлу не представлялось такое зрелище.
Он застенчиво произнес молитву на исповеди, украдкой бросив взгляд на Хильдегарду и стоявшего поодаль Пипина. Адриан слышал голос Карла, излагавший то, как он рубил головы своих врагов и верой и правдой служил святому Петру. Интересно, чем он собирался заняться в Риме?
Карл пробормотал, что хотел бы за четыре дня Пасхи осмотреть гробницы, а потом уехать. Адриан не был готов в это поверить. Он вел себя с Карлом как добрый хозяин с непрошеным гостем.
Откровенно он попросил Карла поклясться ему в верности и заключить с ним мир и дружбу. После этого Карл приказал всем своим дворянам сделать то же самое. Адриан был удовлетворен, но продолжал держаться стороны грозного франка.
– Веселый у тебя вышел поход, – произнес он, прощаясь у ворот.
Карл не возражал против того, чтобы спать на свежем воздухе на площади Нерона. Все пасхальное воскресенье огромный франк ходил как оглушенный. Римские судьи и знатные дворяне, собравшиеся вместе в церкви Святой Марии Маджори, а также толпа народа восторженными криками приветствовали Карла. Он входил не просто в Священный город, а в могущественную метрополию всего мира, где паломники из Африки и острова Британии, расталкивая друг друга локтями, пробивали себе дорогу к храмам, сверялись со списком «чудес», которые необходимо посетить, и покупали крошечные крестики, а иногда церковные мощи везде, где только могли. Карла охватило нестерпимое желание привезти мощи святого Павла и даже святого Петра к алтарям святых Мартина и Дени. Когда же Адриан показал Карлу внутреннее помещение, заполненное книгами, лежавшими на полках, король закричал в изумлении и стал упрашивать разрешения взять с собой на родину несколько этих священных символов, так роскошно переписанных и раскрашенных.
В течение трех дней Адриан размышлял над загадкой этого человека с нетерпеливым умом мальчика, который мог стать либо властителем, либо защитником Рима. В Карле он ощущал железную волю и характер, готовый взять на себя ответственность. У франка была привычка поднимать своего калеку сына, чтобы показать мальчику все, что ему нравилось. Впоследствии Адриан всегда интересовался, совершит ли Карл какое-либо действие, если мог бы этого никогда не делать; папа попросил скорее защиты от врагов, нежели помощи самому себе.
Наблюдательный Адриан вплотную приблизился к разгадке тайны личности Карла. Но эту тайну грозный варвар хранил глубоко в себе, потому что происходила она от мучившего его и тщательно подавляемого страха. А страх для Карла был вещью крайне постыдной, и он всячески боролся с тем, чтобы этот страх как-то обнаружить.
Адриан молча удивлялся тому, как Карл любил места священного поклонения – темницу, где был заключен Петр, камни апостольской исповедальни, золотые ковчеги для мощей. Ни один из обычных паломников не испытывал желания взять с собой каменный обломок. Кроме того, радость переполняла Карла, когда он втискивал свое массивное тело в крохотную исповедальню. Он веселился, чувствуя облегчение. Время от времени Адриан задавал себе вопрос, не пытается ли франк физически спастись от какого-то воображаемого преследования. Но это казалось невозможным.
После трехдневной мессы у Святого Петра за городскими стенами франки собрались уходить. Но прежде чем на четвертый день они смогли уйти, Адриан, понимая теперь, что Карл никогда не любил находиться вдали от своей семьи и вассалов, попросил франков снова встретиться у алтаря Святого Петра. И там спокойно он напомнил Карлу об обещании, которое его отец Пипин дал блаженной памяти Стефану на земле франков, – обещании передавать определенные города и земли святому Петру и его наместникам. В заключение он спросил Карла, собирается ли тот вместе со своими сеньорами выполнить его.
Карл с готовностью согласился. Разве он не пересек Альпы, чтобы исполнить эту самую клятву?
Потом секретарь Адриана по пунктам зачитал список даров Пипина. Карл не мог слишком хорошо поспевать за быстрой певучей латынью.
«…От острова Корсика… оттуда до горы Барда и Пармы… далее до Мантуи и горы Силицис вместе со всей… Равенной, как это было в старые времена, и провинции Венеции с Истрией… и весь Сполето и Беневент».
Большинство из этих названий было неизвестно Карлу. Он знал только дороги, по которым ходил в Италии. Он никогда в жизни не смотрел на карту. А соответственно и не мог осознать, что перечисленные области занимают две трети Италии.
Но, поняв, что именно этим Адриан хотел вознаградить себя, Карл охотно согласился. Очевидцы этого события утверждают, что Карл приказал своему капеллану сделать две копии и одну из них собственноручно вложил в Евангелие, находившееся рядом с мощами святого Петра, другую увез с собой.
Решительному папе римскому Адриану обещали больше, чем он сам рассчитывал получить.
Со своей стороны, Карл забрал с собой римского священника, чтобы тот научил местных святых отцов грамотно читать проповеди, и ученого доктора Петра Пизанского, чтобы он обучал короля грамматике и правописанию. Более того, Карл увез с собой страстное желание обладать библиотеками, основами цивилизации. Он неожиданно почувствовал в душе огромное облегчение от посещения римских храмов.
После этого его чаша счастья переполнилась. Хильдегарда подарила ему дочь, а в начале июня Павия сдалась под натиском голода и лишений. Дезидерий вышел вместе с семьей, чтобы отдаться на милость победителю. На поверку он оказался полным угрюмым маленьким человечком, смертельно боявшимся Карла, который при виде такой боязни от души расхохотался. Анза, жена Дезидерия, была очень привлекательной женщиной.
Вслед за своими воинами Карл въехал в городские ворота как победитель, восхищенно озирая длинные колоннады и теплые весенние бани этого города дворцов. Дезире, на которой он когда-то был женат, умерла, а Павия принадлежала ему. Настроенный добродушно, Карл разглядывал восстановленные сокровища и тут же приказывал раздать их целиком и полностью своим верным вассалам, так долго штурмовавшим стены города. Восхищенные солдаты громкими криками превозносили щедрость Карла и его удачу, которая принесла ему столько богатства при таких малых потерях. Отныне Карл стал именоваться «Карл, милостию Божией король франков, лангобардов и римский патриций».
Дезидерия и Анзу он под охраной отослал во Францию, где заставил принять постриг в монастыре Корби. На население Ломбардии король франков не наложил никакой дани, не заставил побежденных платить никаких податей и лично для себя не стал требовать земель или городов в качестве выкупа. Он был просто «королем лангобардов», а не властителем их страны. Сами же лангобарды могли жить по тем же законам, что и раньше.
После этого Карл стремительно отправился на родину. По пути, когда они преодолевали высоты ледника Роны, умер ребенок Хильдегарды.
Знатным лангобардам, брошенным их повелителем, подобное беззаботное милосердие казалось немыслимым. Один из них записал: «Король франков, который мог лишить нас всех наших владений, выказал милосердие и снисходительность».
