Граф же пожал ему руку и представил гостям:
– Наш молодой друг, господин Георг, не совсем чужой вам!
Генеральша поклонилась, дочка чуть было не протянула ему руку.
– Так это наш господин Георг! – сказал генерал. – Как же, мы старые знакомые, соседями были! Charmant!
– Вы совсем превратились в итальянца! – заметила генеральша. – И верно говорите по-итальянски, как уроженец Италии?
Сама генеральша – заметил генерал – только пела по-итальянски, а не говорила.
За столом Георг сидел по правую руку Эмилии. Вёл же её к столу сам генерал, а граф вёл генеральшу.
Господин Георг вёл беседу, рассказывал, и прекрасно рассказывал. Он был душой всего общества, хотя граф тоже мог бы постоять за себя в этом отношении. Эмилия молчала, вся превратившись в слух, а глаза её так и блестели.
После обеда она и Георг очутились на террасе; высокие кусты роз скрывали их от взоров остального общества. Георг заговорил первый.
– Позвольте поблагодарить вас за ваше дружеское отношение к моей матери! – начал он. – Я знаю, что в ночь смерти моего отца вы не оставляли её, пока он не закрыл глаза. Благодарю вас!
И он взял ручку Эмилии и поцеловал. Что ж, это было вполне кстати. Девушка вся вспыхнула, но всё-таки пожала в ответ его руку и взглянула на него своими славными голубыми глазами.
– Ваша матушка была такая милая! Как она любила вас! Она давала мне читать все ваши письма, так что я, пожалуй, немножко знаю вас!.. Как вы были добры ко мне в детстве, дарили мне картинки!..
– А вы их рвали! – подхватил Георг.
– Нет, «мой замок» ещё цел! – ответила она.
– Теперь я могу построить вам настоящий! – сказал Георг с увлечением.
Генерал и генеральша разговаривали в своей комнате о сыне привратника. Как он умел держать себя, как говорил, какие приобрёл познания!
– Он мог бы быть «информатором»[4]! – сказал генерал.
– Гений! – сказала генеральша и больше не прибавила ни слова.
Хорошее выдалось лето! Господин Георг был в графском замке частым и желанным гостем. О нём скучали, если он не являлся.
– Как щедро одарил вас Господь в сравнении с нами, бедными! – говорила ему Эмилия. – А цените ли вы это, как следует?
Георгу очень льстил такой взгляд, и он сам считал прелестную молодую девушку необыкновенно даровитою натурою.
А генерал всё больше и больше убеждался в том, что Георг не мог быть такого низкого происхождения.
– Но, конечно, мать его была женщина вполне почтенная! – прибавлял он. – Надо отдать справедливость её могиле!
Лето прошло, наступила зима, и господин Георг опять заставил о себе говорить. Он был принят в лучших домах, у самых знатных особ. Генерал встретил его даже на придворном балу. Для Эмилии тоже предполагали сделать бал. Пригласить ли на него Георга?
– Кого приглашает король, может пригласить и генерал! – сказал генерал и выпрямился так, что вырос на целый вершок.
Георга пригласили, и он был на балу. Были там и принцы, и графы. Один танцевал лучше другого, но Эмилии удалось протанцевать только первый танец: она как-то неловко ступила на ногу и, хотя повредила её не опасно, должна была всё-таки поберечься и не танцевать больше. Пришлось сидеть да любоваться на других. Она и сидела и любовалась, а господин архитектор стоял возле.
– Вы, пожалуй, распишите ей весь собор Св. Петра! – сказал генерал, проходя мимо и благосклонно улыбаясь.
С тою же благосклонною улыбкою принял он господина Георга и несколько дней спустя. Молодой человек явился, разумеется, поблагодарить за приглашение на бал, а то зачем же? Но… о, ужас, о, безумие! Генерал не верил своим ушам. Господин Георг ударился в «высшую декламацию», просьба его была неслыханная! Он просил руки Эмилии!
– Молодой человек! – сказал генерал, покраснев, как рак. – Я вас не понимаю!.. Что вы говорите?.. Чего вы хотите?.. Я вас не знаю!.. Господин!.. Молодой человек!.. Вы врываетесь в мой дом!.. Я здесь хозяин или вы?.. Куда мне деться?..
И он, пятясь, дошёл до дверей своей спальни, переступил порог и запер за собою дверь на ключ, оставив Георга одного. Молодой человек постоял с минуту, потом повернулся и ушёл. В коридоре его встретила Эмилия.
– Что он сказал? – спросила она дрожащим голосом.
Георг пожал ей руку:
– Он убежал от меня! Но будем надеяться на лучшие времена!
У Эмилии выступили на глазах слёзы; в глазах же молодого человека светились уверенность и мужество. А солнышко озаряло обоих, словно благословляя их.
Генерал сидел в своей комнате, точно ошпаренный. В груди у него так и клокотало ещё. «Безумие! Привратницкое сумасшествие!..»
Не прошло и часа, как генеральша узнала от супруга обо всём, позвала Эмилию и усадила её возле себя.
– Бедное дитя! Так оскорбить тебя! Оскорбить нас! Ты тоже плачешь!.. Слёзы так идут к тебе! Ты прелестна в слезах! Ты похожа на меня в день моей свадьбы! Плачь, плачь, моя дорогая!
– И буду плакать, – ответила Эмилия: – если вы с папой не дадите своего согласия!
– Дитя! – воскликнула генеральша. – Ты нездорова! Ты бредишь! Ах, у меня опять разболится голова! Этот удар!.. Не заставь свою мать умереть с горя, Эмилия! Тогда у тебя не будет матери!
И у генеральши навернулись слёзы, – она совсем не выносила мысли о своей смерти.
В газетах было опубликовано о разных назначениях, между прочим и о назначении профессором и возведении в чин пятого класса архитектора Георга.
– Жалко, что родители его уж в могиле и не могут прочесть этого! – сказали новые привратник и привратница, жившие в подвале под генералом. Они знали, что профессор увидел свет в их каморке.
– Теперь его занесут в табель о рангах, и ему придётся платить налог! – продолжала жена. – Да, это много значит для сына таких бедняков!
– Восемнадцать талеров в год! – сказал муж. – Конечно, деньги не малые.
– Нет, я не о том, я насчёт почёта! – возразила жена. – Что ему эти деньги! Он их заработает много раз в год! И уж, конечно, возьмёт богатую невесту. Будь у нас дети, муженёк, наш сын тоже бы мог стать архитектором и профессором!
Хорошо отзывались о Георге в подвале; хорошо отзывались о нём и в бельэтаже; там это позволил себе старый граф.
Поводом послужили детские рисунки архитектора. Почему же о них зашёл разговор? Да вот, заговорили о России, о Москве, ну, дошли и до Кремля, который когда-то нарисовал и подарил Эмилии Георг. Он дарил ей много картинок, но из них особенно запечатлелась в памяти у графа одна: «Эмилиин замок», с комнатами, где «она спала», «танцевала» и «играла в гости». И вот, граф высказал, что профессор одарён большим талантом и наверно умрёт в высоком чине. В этом нет ничего невозможного! Так почему ж бы ему и в самом деле не построить замка для молодой девицы?