Ганс Христиан Андерсен
Дриада

* * *

Наконец, она почувствовала усталость, и усталость эта усиливалась с каждою минутою. Дриаду манило отдохнуть на мягких, разбросанных тут восточных подушках и коврах или спуститься вместе с плакучими ивами к самой воде и погрузиться в её глубину.

Но муха-подёнка не знает покоя. Сутки кончались через несколько мгновений.

Мысли её путались, она вся дрожала и бессильно опустилась на траву у журчащего источника.

– Ты вечно бьёшь из земли живою струёю! – сказала она воде. – Освежи же мой язык, утоли мою жажду!

– Я не живой родник! – ответила вода. – Меня приводит в движение машина.

– Поделись со мною своею свежестью, зелёная травка! – молила Дриада. – Дай мне хоть один из твоих душистых цветов!

– Мы умираем, если нас срывают! – ответили былинки и цветы.

– Поцелуй меня свежий ветер! Дай мне хоть один твой животворный поцелуй!

– Скоро солнце поцелует облака, и они вспыхнут ярким румянцем! – сказал ветер. – И тогда – конец тебе, как придёт в своё время конец и всему этому великолепию! Да, не минет и года, как я опять буду играть здесь, на площади, мягким, сыпучим песком, вздымать и крутить по земле пыль, прах! Всё становится пылью, прахом!

Дриаду охватил страх, как женщину, которая перерезала себе в ванне сонную артерию и уже истекает кровью, но вдруг вновь проникается жаждою жизни. Она поднялась, сделала несколько шагов вперёд и снова беспомощно опустилась на землю перед маленькою церковью. Дверь была открыта, на алтаре горели свечи, раздавались звуки органа.

Что за музыка! Ничего такого Дриада ещё не слыхивала, и всё же в этих звуках ей чудилось что-то родное, знакомое. Они выливались из глубины сердец всего сотворённого Богом. Дриада внимала в них и шелесту старого дуба, и голосу старого священника, который рассказывал о великих деяниях, называл великие имена, говорил о том, что могло, что должно дать грядущим поколениям Божье созданье, чтобы стяжать себе жизнь вечную!

Звуки органа росли, гудели, пели:

«Твоя тоска, твои желания вырвали тебя с корнем из родной почвы! И вот, ты погибла, бедная Дриада!»

Мягкие ласкающие звуки, рыдая, замерли в воздухе; занялась заря, ветер прошумел:

– Сгиньте, мёртвые призраки! Солнце встаёт!

Первый луч упал на Дриаду. Образ её загорелся радужным блеском, как мыльный пузырь, готовый лопнуть, исчезнуть, превратиться в каплю, слезу, упасть на землю и испариться!

Бедная Дриада! Она блеснула росинкою, скатилась слезою и исчезла!

* * *

Солнце осветило «Фату-Моргану» Марсова поля, огромный Париж, маленькую площадь, обсаженную деревьями, фонтан, высокие дома и каштановое деревцо – увы! увядшее, печально поникнувшее ветвями! А вчера ещё оно было так свежо, полно жизни, как сама весна!

«Оно погибло», говорили люди: «Дриада покинула его, исчезла как облако – неведомо куда!»

Сорванный, увядший каштановый цветок лежал на земле; его не вернула бы теперь к жизни никакая живая вода! И люди скоро втоптали его в прах.