Галия Мавлютова
Звездное ожерелье
Елене Ивановне Калининой – о наших Женщинах и о нашем Городе
Да, совершенству не нужна хвала,
Но ты ни слов, ни красок не жалей,
Чтоб в славе красота пережила
Свой золотом покрытый мавзолей.
Нетронутым – таким, как в наши дни,
Прекрасный образ миру сохрани!
У. Шекспир
Глава 1
– Пойдем вечером на тусовку? – приятельница неохотно обратилась к Завадской. По каким-то неопределенным ноткам в голосе было понятно, что ей не хотелось приглашать подругу, но и одной идти «в высокий свет» было неловко. Мужчины у приятельницы не было. Ни мужа, ни любовника, даже захудаленького дружка не имелось.
Завадская внимательно посмотрела на приятельницу. Зачем она ее приглашает? Вдвоем они выглядят довольно нелепо: приятельница – пышная блондинка, Завадская – тощая, жилистая, манерная… Зрелище не для нервных!
– Не знаю, – вяло протянула Галина Сергеевна, – я очень устала за эту тошную зиму, никуда не хочется идти. Лень!
– Да брось ты! – вдруг раздухарилась подруга. – Там интересно будет. Показ мод, дефиле, всякие красотки будут вертеть задницами. Опять-таки, угощение обещали.
– Да, – оживилась Завадская, – а угощение какое?
– Угощение изысканное: тарталетки, сыр, канапе, профитроли и фрукты. Естественно, будет шампанское!
– Шампанское – это актуально! – развеселилась Завадская. – А мужики-то там будут?
– Насчет мужиков не знаю, не интересовалась, – обиделась подруга, – я не настолько озабоченная.
– А зря! – Завадская рассмеялась. – Как раз мужиками и надо интересоваться в первую очередь. Чтобы окончательно не феминизироваться! – подумав, добавила она.
– У тебя одни мужики на уме, – констатировала приятельница, подчеркнув свою отрешенность от вселенской проблемы.
– Милочка моя, я же пошутила! – воскликнула Завадская. – Просто я не люблю бабские тусовки, когда собираются якобы светские женщины и «по-взрослому» рассуждают о мировой революции. А у каждой на уме только одно – где бы бедного мужичка подловить и окрутить его как барана. Опутать путами, привязать и никуда не выпускать!
– Ну, пошло-поехало! – раздраженно отозвалась подруга. – Я тебя хочу вытащить на люди. Ты же нигде не бываешь, только работа и дом. Не надоело?
– Знаешь, не надоело. Я люблю быть одна. Читаю, думаю, мечтаю…
– Нечего мечтать и фантазировать. Решено – идем! – приятельница положила пригласительный билет на столик.
Обе дамы находились в кафе «Марко» на Невском проспекте. Кафе только что открылось и радовало избалованных петербурженок изысканными салатами и десертами. В кафе было чисто и уютно, как бывает в только что открывшихся заведениях.
Через полгода эти заведения уже не так чисты и уютны, уже нет того первозданного изыска и роскоши. Завадская откинулась на спинку стула и задумчиво уставилась на билет. Брать или не брать? Вот всегда так! Извечная проблема выбора…
Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь… Перевела взгляд на приятельницу. Идти с ней куда-либо активно не хотелось. Вечные ревность и соперничество: в весе – это самая болезненная проблема, в интеллекте (ну, это не такая уж болезненная проблема, но все-таки…), в прическе, в костюме, короче, тоска!
Не так поглядела, не то сказала! Какие-то немыслимые обиды, выкопанные и добытые каким-то изощренным женским комплексом. Завадская вздохнула и взяла билет.
– Ну хорошо, я приду! – в глубине души решив, что никуда она не пойдет с завистливой блондинкой. И почему бы в конце концов Завадской не изводиться ревностью к костюмам и заработкам блондинки? Так нет же! Завидуют ей, хотя и заработки меньше, и костюмы дешевле!
– Ну и ладушки! – обрадовалась приятельница. – Ты с работы пойдешь?
– А как же! Разумеется, с работы! У меня «Вихрь-Антитеррор», между прочим, седьмой по счету! Двенадцать часов отсидеть надо. Меня уже тошнит!
– Ты не каждый день посещаешь дефиле! Можешь и отпроситься у начальства.
– Договорились! – Галина Сергеевна поднялась и встряхнула головой. Было что-то гордое в осанке и взмахе темноволосой головы. Короткая стрижка, черный костюм, длинное пальто – ничего лишнего! Все в одежде и прическе подчинено какому-то незримому ритму жизни, бьющему изнутри этой хрупкой и изящной женщины. Блондинка тяжело поднялась из-за стола, со скрытой завистью наблюдая за осиной стройностью своей подруги.
– Я из клуба не вылезаю, каждый день после работы туда ползу. Истязаю себя занятиями и диетой, – Завадская заметила ревнивый взгляд подруги.
– Неужели каждый день? – удивилась приятельница. – Ну, ты же у нас волевая девушка!
– Действительно, девушка – слегка за сорок! – рассмеялась Завадская. – Идем, светская дама!
Женщины, не торопясь, плавно вышли на Невский проспект. Щедрое весеннее солнце заливало ярким непривычным светом призрачный город.
Горожане, за суровую зиму уставшие от судорожного и пронизывающего холода, впитывали солнечный свет всем нутром, вздрагивая от солнечных лучей, пробирающихся за шиворот и заставляющих расстегивать пальто и куртки.
Девчонки щеголяли в узких и коротких юбках и в топиках без бретелек. Прохожие удивленно шарахались от топ-девчонок и испуганно запахивали расстегнутые было одежки.
Кое-кто еще брел в зимней шубе, кругом пестрели кожаные пальто с обрыдлыми всем капюшонами, опушенными непонятным мехом. Самая пестрая пора в славном городе Санкт-Петербурге!
Обе дамы выделялись из толпы прохожих Невского проспекта. Обе щеголяли в дорогих и модных пальто: блондинка в светло-бежевом, шатенка в черном.
Одного роста и возраста, но разные по фактуре и ярлыку, обе явно не страдали от кровной родственности душ. Так себе знакомство, общепринятое и поддерживаемое лишь из сословных соображений.
Обе из одного круга, обе с претензиями на должностную значимость. А уж потом на женскую значимость. Все перепуталось в этом мире! Встречные мужчины жадно вглядывались в глаза обеих дам, но те были погружены в глубинные мысли.
Каждая думала о своей работе, ожидавшей ее и жаждущей забрать ее душу полностью и бесповоротно.
Страшна судьба женщины, сделавшей саму себя, то есть сделавшей карьеру мужчины, полностью повторившей путь мужчины.
– Пока-пока! – Завадская приветливо помахала рукой своей приятельнице. «Век бы тебя не видеть!» – весело подумала она и летящей походкой помчалась на любимую работу.
Через несколько дней приятельница позвонила.
– Ну, ты идешь?
– Не могу, дорогая, с работы не отпускают. Иди одна, повеселишься, расслабишься, – Галина Сергеевна твердо решила не выбиваться из графика.
Дома ждал верный друг-компьютер, вечером – спортивные занятия.
Если пойдешь на тусовку, там соблазны, шампанское, канапе, полетит к черту вся диета, а с ней заодно стройная фигура и вся правильная жизнь. Нет уж, режим есть режим!
– Жаль, – ворчливо откликнулась приятельница и повесила трубку.
В спортивном клубе царил непривычный полумрак. Завадская рассеянно щурилась в гардеробе. Сняла пальто и направилась в спортзал.
– Галина Сергеевна, у нас сегодня нет горячей воды, – она остановилась. К ней обращалась Маша, девушка из администрации.
– Машенька, я ради вашего клуба не пошла на модное супер-дефиле, – огорченно ответила Завадская.
– Так и идите на ваше дефиле, наш клуб никуда не денется, – Маша искренне позавидовала Завадской. Уж Маша-то с удовольствием бы поскакала смотреть дефиле вместо нудного сидения за «рецепшн».
– Да… – Завадская покачала головой. Идти домой не хотелось. Действительно, а не пойти ли на дефиле? Время еще есть… Она набрала номер телефона.
– Дорогая, меня отпустили с работы. Я иду с тобой развлекаться.
– Сейчас пришлю за тобой машину, – приветливо отозвалась приятельница.
«Как я плохо думаю о людях, да еще и нагло вру», – совсем расстроилась Галина Сергеевна.
– Не хлопочи, я приеду на служебном автомобиле, – врать стыдно, особенно в присутствии юной Машеньки.
Подъезжая в такси к дорогому ресторану «Ла клуб», Завадская решила, что уйдет раньше, чем закончится мероприятие. Развеяться необходимо, надо на люди показываться. Хотя бы изредка. В конце концов от жизни не спрячешься. Даже в спортивном клубе…
У входа ее ждала приятельница, разряженная в пух и прах. Шелковые брюки напоминали почему-то запорожцев, пишущих письмо турецкому султану.
Завадская одернула себя: хватит уже изливаться желчью, пора переключиться. Пусть этот день станет праздником в череде унылых будней твоей серой службы.
В холле ресторана пахло вкусной едой и духами. Толпились женщины, щеголяя нарядами от Парфёновой, Котеговой и Цветковой. Драгоценности, меха и декольте, все сияло и сверкало.
Завадская придирчиво посмотрела на себя в зеркало: да, видочек еще тот. Серый строгий костюм, белая блуза, никаких украшений…
Солдат, а не женщина! Только лицо разительно отличалось от строгости одежды, веселое и открытое, готовое к шутке и любым превратностям судьбы. «Хорошо, что очки не забыла, надо закрыться от людей за диоптриями. Меньше будет разочарований».
Гости прошли в зал. Официанты разносили бокалы с шампанским и «Божоле». На подносах выстроились блюда с огромным количеством канапе и фруктов. «Если съесть много-много канапе, то ужин не понадобится», – окончательно развеселилась Завадская.
– Столько красивых женщин на одного сексопатолога! – пошутила она, обращаясь к приятельнице. Модный сексопатолог, сделавший карьеру на основном инстинкте, дефилировал по залу в окружении свиты. Свита состояла исключительно из мужчин. Приятельница уткнулась в один из многочисленных журналов, заботливо подсунутых организаторами мероприятия.
– Тебе принести шампанского? – Завадская потеребила приятельницу.
– Здесь обслуживают, сейчас принесут, – приятельница играла в светскую даму. Строгую и благопристойную.
Галина Сергеевна покрутила носом и окинула взглядом зал. Интересно, кто эти женщины? Где и кем они работают? Как живут в этом быстро меняющемся мире? Как приспосабливаются? Что у них в душе? Сжигает ли их зависть?
Зависть – это вечная женская язва, не дающая женщинам развиваться и плодоносить. Завадская поправила очки. Наверное, все акулы и хищницы. Сожрут вместе с очками, если на пути им попадешься.
Знакомиться с женщинами сразу расхотелось. Зря она пошла на дефиле. Мода ее не интересует, шампанское пить вредно в такое время суток… Тем более завтра вставать в семь утра.
– Черт, я же дежурю завтра! – Галина Сергеевна не заметила, как выругалась вслух.
– Дежуришь завтра? – приятельница сочувственно посмотрела на Завадскую.
– Да, совсем забыла. Так тяжело переношу дежурство, вообще-то, женщине ночью спать надо! – Завадская поморщилась. Дежурить она не любила. Даже те «отсыпные», которые ей полагались после дежурства, не восстанавливали полностью силы.
Музыка набирала силу, разговоры стали стихать, так как дамы начинали перекрикивать друг друга. На подиуме появились девушки, высокие и стройные, в немыслимых нарядах. В таких нарядах невозможно жить в этом городе, нельзя проехать в троллейбусе, нельзя даже пройти из парадной до автомобиля.
Такие наряды придумывают модельеры для подиумов, а женщины упорно одеваются в удобную одежду.
Развевались широкие юбки и подолы, просвечивая с ног до головы. Девушки были словно голые, только тоненькие ниточки вместо трусиков изредка мелькали в полетах юбок.
Завадская заскучала и притихла. Она укуталась в кокон своей придуманной жизни, и ее фантазии заструились, как широченные легкие юбки топ-моделей на подиуме.
Вместе с фантазиями исчез зал вместе с расфранченными дамами, шампанским и «Божоле», канапе и фруктами. Исчез сексопатолог вместе со своей свитой.
Если спросить Галину Сергеевну, где витают, в каких вселенных и галактиках, ее фантазии, она не смогла бы толком ответить. Она умела улетучиваться из обыденной повседневности. Даже если эта повседневность была модным мероприятием под модным названием «дефиле».
– Ты совсем заскучала, пойдем, уже все закончилось, – Завадская очнулась от легкого толчка в плечо. Подруга улыбалась. Ей понравилось мероприятие.
– Пойдем, – они вышли в холл. Небольшие столики и низкие кресла были заняты дамами. Все курили и пили кофе. Некоторые пили коньяк и вино. Было странно видеть огромный холл, заполненный женщинами. Ни одного мужчины.
– Феминизация общества, – констатировала Завадская, – дорогая, давай посидим и покурим. Потом поедем.
– Я спешу, меня сын ждет, – недовольно откликнулась приятельница.
– Тогда поспеши, а я все-таки покурю, – Галина Сергеевна присела за небольшой столик, потеснив маленькую красивую шатенку. Шатенка с готовностью уступила краешек дивана.
– Простите за неудобство, – Завадская посмотрела на шатенку. «Приятная дамочка, интересно, кто она. Надо бы спросить, я все-таки милиционер по профессии, должна уметь придраться к фонарному столбу».
– Какую женскую организацию вы представляете? – Завадская сладко затянулась сигаретой.
– Я представляю «Клуб замечательных женщин», – шатенка весело засмеялась.
– Да что вы! Я непременно должна стать членом вашего Клуба. Совершенно точно я являюсь самой замечательной женщиной не только в Санкт-Петербурге, но и в Ленинградской области, – пошутила Завадская.
– А кто вы? – шатенка с любопытством посмотрела на Галину Сергеевну.
– Я? Я – самый «крутой» милиционер в нашем прекрасном городе!
– Как это? – шатенка округлила глаза.
– Может, не самый «крутой», но самый известный – это точно, – подтвердила приятельница Завадской. Она уже не спешила, отпивала кофе маленькими глоточками и при этом не курила. Настоящая леди!
– Расскажите о себе! – потребовала шатенка.
– Сначала вы расскажите о вашем Клубе, а я еще подумаю, вступать мне в ваши члены или нет, – продолжала шутить Завадская.
– Я – Надежда Смирнова. Президент Клуба, – шатенка достала визитную карточку.
Галина Сергеевна внимательно прочитала координаты случайной соседки.
– Вы – управляющий огромного торгового центра? Такая маленькая и хрупкая? – Завадская сделала удивленные глаза.
– Да, такая маленькая и хрупкая, – Смирнова ловко подладилась под тон Завадской. «Наверное, хороший психолог, разбирается в людях, умеет попасть в настроение человека», – мысленно сделала оценку Смирновой Галина Сергеевна.
– Ну, я поехала, – приятельница Завадской решительно поднялась и жеманно поцеловала свою неверную подругу.
– Дорогая, я еще порелаксируюсь малость, – извиняющимся голосом произнесла Завадская, – видишь, компания нашлась подходящая.
– Оставайся, созвонимся, прощай!
– Пока-пока! – помахала ручкой и почмокала губками Завадская. Она изображала таким образом безмерную любовь и преданность своей приятельнице. Заодно благодарность.
– Надюша, расскажите мне подробнее о вашем Клубе, – попросила она новую знакомую. – Какие цели и задачи вы ставите перед собой, для чего вы объединились в Клуб, кто эти женщины? – она обвела рукой зал. Зал гудел, как пчелиный рой. Женщины смеялись и разговаривали, разрумяненные и разгоряченные.
– Наш Клуб ставит своей целью сделать наш город культурной столицей. Ведь Петербург всегда был законодателем моды и культурной жизни России. Вот мы и хотим воссоздать прежний образ города. Надоело, что жизнь проходит в криминальной столице. Хочется вернуть ей прежнее предназначение.
– Короче, стараетесь изо всех ваших слабых женских сил? – Завадской по-прежнему хотелось юморить.
– Не такие они уже и слабые, я имею в виду наши силы. Если мы объединимся, мы будем значительной армией.
– Когда я бываю на феминистских мероприятиях, я всегда вспоминаю знаменитый батальон Керенского, помните?
Смирнова недовольно поморщилась. Галина Сергеевна смутилась. Вечно ты со своими боцманскими шутками и приколами… Незнакомая дама, вдруг неправильно поймет. Но Смирнова справилась с недовольством и по-прежнему приветливо обратила свой взгляд на собеседницу.
– Мы хотим вернуть городу прежний, присущий только ему облик, – Смирнова улыбалась.
– Какой же это облик? Город жутко грязный, не убирается и не подметается в нем со времен царя Гороха, что очень заметно, – Завадская ехидно сжала губы.
– Мы хотим превратить город в восхитительную витрину российской культуры, превратить его в жемчужину международного уровня.
– Понятно! Сияние звезд и так далее… Галантные мужчины танцуют с тонкими и изящными дамами, затем герои совершают великие поступки, меняющие ход российской истории. А куда же вы мусор денете?
– Ну что вы все о мусоре! Мы хотим решать глобальные проблемы! – Смирнова разгорячилась.
– Не сердитесь. Я поддерживаю вашу идею. А кто же является членами вашего движения? Вы, я так понимаю, председатель. А кто простые члены? – Галина Сергеевна искренне любопытствовала. Но по ее тону невозможно было понять, шутит она или говорит серьезно.
– Познакомьтесь, пожалуйста: Тамара Львовна Вашутина, салон «Адмирал».
Завадская повернулась в ту сторону, куда указывала Смирнова. Перед ней сидела дама в черной широкополой шляпе с буквой «А» в самом центре, с немыслимыми бирюльками в ушах, на руках, на запястьях, на шее.
Белые перчатки были унизаны кольцами и перстнями. Белый пиджак вышит блестками и мишурой. Женщина вся светилась и сверкала. Завадская недовольно поморщилась: «Не женщина, а ожерелье!» Вслух же произнесла:
– Вы так экстравагантны! Мне непривычно видеть столько блесток и украшений на одной женщине. Я бы не рискнула все это надеть на себя. Никогда не представляла чужие наряды и украшения на себе, никогда не примеряла чужую жизнь на себя. Слишком люблю свою. Но на сей раз изменила своим привычкам. Я примеряю на себя весь ваш наряд. И мне не по себе. Слишком экстравагантно!
– Вам пойдет! Примерьте, пожалуйста, мою шляпу! – Тамара Львовна ловко набросила шляпу на Завадскую. – Вы преобразились! Это и есть красота! Женщина – символ красоты! Неважно, каким способом она добивается достижения идеала – шляпой, мишурой или бриллиантами. Главное, что женщина – олицетворение красоты!
– Я скорее всего ассоциирую женщину с природой. Так мне легче переносить тяготы жизни. Но это спорная точка зрения. Согласна, что я абсолютно не разбираюсь в красоте. И во всем этом, – Завадская махнула головой на перстни и кольца Ватутиной.
– Почему? – мило улыбнулась Тамара Львовна.
– Не знаю. Всю жизнь работала, по натуре я – человек суровый, главное, внутри суровый. Мне чуждо все блестящее и яркое. Люблю блеклые и сумеречные тона в одежде, наверное, чтобы меньше привлекать внимания к своей особе.
– А вы страдаете от повышенного внимания к вам? – Тамара Львовна с любопытством разглядывала Завадскую.
– Да, страдаю. Кажется иногда, что это внимание особенное и моими поступками не вызванное. Тем не менее… Но дело не в этом. Я прожила трудную жизнь, не раскрашенную красками, скорее, политую горькими слезами. Поэтому у меня сложное отношение с украшениями. Я даже макияж не делаю, считаю, что в битву с жизнью легче вступать со своим собственным лицом. Без всяких красок и украшений. Вот такая правда жизни! Суровая правда! Я не претендую при этом на массовость такой суровой правды. Это всего лишь моя жизнь!
– Я не согласна с вами! В прошлом веке у петербургских женщин тоже была не простая жизнь. И город не блистал особой чистотой. Но женщины ходили в чистых платьях по этой городской грязи, всегда вычищенные и ухоженные. Они считали своим христианским долгом содержать свое тело и платье в чистоте.
– Да, да, заодно и душу. Я все понимаю: шлейфы, шали, боа… Как это все далеко от меня и моей работы! Все ваши показы мод не для такой женщины, как я. А ведь я не одинока! Основная масса женщин занята бытовыми проблемами и показы мод, дефиле и прочую лабуду воспринимает как театральное зрелище, не более. Они даже не примеряют это все на себя, имею в виду, мысленно. Так что не знаю, для кого это все, – Завадская сердито обвела рукой зал.
– Нет, категорически с вами не согласна. Вы не должны говорить от имени всех наших женщин. Я думаю, что мысленно любая может примерить что-нибудь на себя, взяв за идею модель с подиума.
– Не спорю. Я ведь солдат в душе. Чувствуете, как я говорю. Не солдатка, а солдат! Мужского рода… Неопределенного рода… Это не плохо и не хорошо. Так получилось в моей жизни. Я на работу иду как на войну. И так всю свою сознательную жизнь. Я не живу – я отвоевываю пространство для своей души, для своей жизни. Маленькой, но собственной жизни. Чтобы ощущать чувство собственного достоинства. И мне легче его отвоевывать, это самое чувство собственного достоинства, в строгом костюме, без украшений и макияжа. Вам понятна моя точка зрения? – Завадская зло посмотрела на Ватутину.
Странно, но Ватутина не смутилась. Она внимательно разглядывала лицо Завадской, словно примеряя на него макияж и украшения. Галина Сергеевна поняла, что Тамара Львовна создает образ, но другой, непривычный для Завадской. С тенями для век, помадой и клипсами… Завадская вздохнула.«Черт, все-таки Санкт-Петербург – мистический город! Кстати, с нерешенными бытовыми проблемами. Если бы в спортивном клубе сегодня не отключили горячую воду, она бы никогда не встретилась с этими женщинами. Они прошли бы мимо нее, мимо ее жизни, со всеми их клипсами, перстнями и шляпами. С их идеалами красоты и идеями о культурном возрождении города.
Какая странная женщина эта Ватутина! Ничего не странная, просто ты никогда не встречалась с дамами из их круга. В принципе, с кем ты общаешься?
Работа у тебя мужская, окружают тебя одни мужики, у тебя даже подруг не осталось. Есть приятельница, и та не понимает твою тонкую нервную душу. Или это так тебе кажется, что не понимает. Может, это ты ее не понимаешь… Женщин ты совсем не знаешь, не знаешь, как они живут, что чувствуют за этими вот шляпами с широкими полями, под перчатками с перстнями.
В конце концов ты никогда не встречала женщину-ожерелье. Сияющую и блистающую! Благодари Бога, что он подарил тебе эту редкую встречу!
И пусть в твоей памяти останется этот образ из другой, непонятной тебе жизни! Где нет суточных дежурств, докладных записок, рапортов и прочей лабуды, той, что называется «тянуть лямку» нудной и надоевшей службы. Пусть этот образ светит тебе в тот момент, когда тебе окончательно опостылеет работа и ты вспомнишь, что есть женщины, сверкающие и сияющие, как ожерелье».
С этими мыслями Завадская покинула дорогой ресторан «Ла клуба» и пешком потащилась домой, на Адмиралтейскую набережную, проклиная тот миг, когда отключили горячую воду в спортивном клубе.
На улице моросило и было зябко. Завадская куталась в свое пальто и мысленно ругалась, давая себе слово никогда не встречаться с женщинами из другой, красивой и непонятной, жизни, чуждой ей и ее суровым будням.
Так и выветрился бы из головы образ сияющей женщины, ослабевая в памяти и улетучиваясь, как образ, навеянный романтическими грезами, если бы не надоевшая и обрыдшая служба. В один из солнечных дней, неожиданно до одури жарких, что весьма непривычно и тяжело для жителей города Санкт-Петербурга, Завадская сидела в кабинете и тупо глядела в окно.
Никаких эмоций, никаких чувств – все съела служба. Скучно и мерзко на душе. «Надо что-нибудь этакое сотворить! – решила она. – „Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!“». Перебирая визитные карточки, она долго вспоминала, кто же такая Смирнова Надежда Павловна. Торговый центр «Светлановский»… «Ах да, да… «Лa клуб», дефиле, женщина-ожерелье, мечты светских дам о возрождении столицы российской культуры… Надо позвонить – интересна реакция светских дам на случайные знакомства!»
– Позовите Надежду Павловну!
– Как вас представить?
– Галина Сергеевна.
– Я вас слушаю. Приезжайте к нам в «Светлановский» вечером, после работы, поболтаем, вы посмотрите модную одежду. Вам понравится, – голос Смирновой был приветлив и лишен суетной раздражительности, так присущей в наше время многим деловым женщинам. Завадской захотелось в другой мир, в мир красоты и модной одежды, в мир ярких и красивых женщин.
– Надежда Павловна, благодарю за приглашение, обязательно буду. Как раз заканчиваю работу, с удовольствием приеду, но с условием, что не буду в тягость.
– Приезжайте!
Завадская купила цветы у метро «Лесная» и довольно быстро добралась до универмага. «Ух ты, как в Америке! Я даже не слышала, что у нас открылся такой современный магазин одежды. Кафетерии, пальмы, дизайн! Я от своей работы с ума сойду, это точно! Ничего не вижу, ничего не знаю! Люди давно живут по другим законам, а я все при социализме обретаюсь…»
Она нашла нужный офис и уже через несколько минут пила кофе с Надеждой Павловной. Они весело болтали и смотрели на проходящих по лестнице покупателей. В универмаге было прохладно и уютно.
К столику подошла грустная женщина с меланхолическим выражением глаз, со скромной прической и совершенно без макияжа. Неуловимый, ускользающий образ… Смирнова о чем-то стала разговаривать с женщиной, а Завадская, не слушая их, молча курила и расслаблялась от тяжелого и суетного рабочего дня.
– Галина Сергеевна, не узнаете Тамару Львовну? – Смирнова смеялась и глядела на задумавшуюся Завадскую.
– Нет, не узнаю, – запинаясь, произнесла Галина Сергеевна.
– Я вас тоже не узнала, – улыбнулась Ватутина.
– Но вы совершенно в ином обличье. Другой образ… – Завадская окончательно растерялась.
– А вы думали, что я ежедневно сияю и блистаю? Нет, разумеется, – Ватутина опять мило улыбнулась. – Я – нормальный человек.
– Нет, нет, я так не думала, просто… – Галина Сергеевна опять запнулась.
– Что «просто»?
– Просто у меня сформировался совершенно иной образ, мало того что он сформировался, он еще и зацементировался и основался в прочный монолит. И вдруг… Совершенно другое выражение глаз, другое настроение, другая женщина… Я растеряна… Не люблю ничего непонятного! – Завадская искренне огорчилась.
Она и впрямь не любила ничего непонятного. Женщина-ожерелье прочно поселилась в ее сердце, как далекий и случайный образ незнакомки.
Но сейчас перед ней сидела другая женщина, из другого мира, не блистающего и яркого, а из страдающего и более привычного Завадской, чем мир в «Ла клубе». Оказывается, мир прекрасных женщин может страдать, а значит, жить!
«Да, да, богатые тоже плачут! Да нет, это нечто иное! В этой новой женщине чувствуются какие-то блоковские нотки, загадочные и неповторимые. Женщина-загадка! Кто же она?
Для чего ей украшения? Защитить себя, свой внутренний мир? От кого? От жизни? От быта? От любви?
К сожалению, от любви тоже можно скрываться за яркими украшениями, – Завадская вспомнила недавно прочитанное эссе из дамского журнала – цвет одежды и изящные вещицы могут многое поведать о самой женщине. – Ведь украшения не несут никакой практической нагрузки, но раскрывают внутренний мир женщины. Существуют четыре мотива, побуждающие женщину носить украшения: это – стремление к защищенности, к престижу, к красоте и призыв к противоположному полу. У Тамары Львовны не чувствуется стремления к престижу, она не похожа на выставку бриллиантов. Пожалуй, стремление к защищенности и красоте. Хотя, может быть, я и ошибаюсь, – подумала Завадская. – Мягкая и не защищенная в своей открытости женщина, закрывает себя украшениями, как восточная женщина скрывает под паранджой свои прелести. Все внимание окружающих приковывается к блесткам и бусам, а это означает, что лица не видно, имеется в виду, настоящего лица.
Как сказали бы в народе, – «от сглаза». В любом случае душа такой женщины стремится к гармонии и эстетическому совершенству.
Ну хорошо, а ты? Ты почему никогда не носила украшений? – Завадская усмехнулась. – Хотелось, чтобы ценили прежде всего личность, без лишних аксессуаров.
Не хотела отвлекаться от работы, да и возможности таковой не имелось. Хороша бы я была в таких украшениях в засаде на промороженной лестнице.»
Завадская зябко передернула плечами, вспомнив, как однажды уснула на лестничной ступеньке, сидя в ожидании, пока откроется дверь в притоне наркоманов. Проснулась от громкого, свистящего шепота взбешенного коллеги: «Галька, кончай храпеть!» Завадская никогда не имела привычки храпеть, а тут, видно от усталости и напряжения, случился грех… Вспомнилась многолетняя работа – вечная спешка, вечная гонка за незримым врагом, иногда придуманным. Какие тут, к черту, макияж и бусы?
– Галина Сергеевна, мы с Надеждой Павловной приглашаем вас на открытие нашего женского клуба. Мероприятие состоится в «Олимпии». Придете? – Тамара Львовна ласково тронула Завадскую за руку.
– Н-не знаю, – неуверенно произнесла Галина Сергеевна, – нам, в общем-то, нельзя по таким злачным местам болтаться. Тем более мне. Я на виду в моем Департаменте, вечные слухи, сплетни…
– В свете нужно бывать обязательно, – убежденно проговорила Смирнова, – иначе зачем все эти наряды, украшения?
– Да у меня и украшений нет вовсе, просто не люблю такие балы, редко посещаю, – Завадская уже хотела пойти в «Олимпию». А уж если ей захочется…
– Приходите – слухов не нужно бояться, – Вашутина улыбнулась и посмотрела в глаза Завадской.
«Глаза у нее бездонные, словно океан. Только непонятно, какой это океан – океан страданий или, наоборот, счастья…
Наверное, хлебнула горя на своем веку, – Галина Сергеевна твердо решила выйти в свет. Посмотреть на Тамару Львовну еще раз, может быть, она разгадает ее.
Это профессиональная привычка, не может успокоиться, пока не найдет истину. – Профессия живет в тебе, и не видно ей конца. Ведь думала – уйду с работы и закончится этот вечный поиск истины во всем. В конце концов это против Бога – искать истину. Есть нечто дьявольское в этом неистребимом желании – искать истину…
В женщине нет истины! Это закон! Женщине нужно все прощать, вот – истина. Ой, всели нужно прощать?»
У Завадской было сложное отношение к женскому вопросу. Отработав много лет с женщинами криминогенной направленности, она была уверена, что все знает о них. И вот – вышел казус! Оказывается, не все знает.
«Мир не состоит из криминогенных женщин, есть женщины другие, тебе непонятные. То есть загадочные? Да, загадочные…
И чем скорее ты разгадаешь их, тем легче тебе будет жить. Ведь все порочные и преступные женщины продолжают жить в тебе, в твоей душе.
России необходим феминизм как таковой. Женщины должны осознать свое место в обществе и обрести чувство собственного достоинства. Тогда их мужья не будут алкоголиками, убийцами, ворами и наркоманами.
Может быть, существование таких клубов в этом странном и холодном городе разбудит в остальных женщинах стремление к другой, яркой и красивой, жизни, где нет пороков и грязи, а взамен яркие украшения.
И неважно, какими мотивами будут руководствоваться женщины, чтобы носить эти украшения, – пусть это будет призыв к противоположному полу, пусть стремление к престижу, к красоте, к защищенности…»
