Галина Полынская
Москва необетованная
Посвящается памяти Чернова Евгения Евгеньевича, писателя, преподавателя Литинститута им. Горького.
Все имена и действующие лица вымышленные,
любое сходство с реальными людьми
и событиями является случайным.
Эпизод 1
Петрушевич и сыновья
«Дилижанс – какое красивое слово!» – подумал Лев Петрушевич, перепрыгивая через большую лужу. Приземлился он на самый край асфальта и лишь слегка забрызгал грязной водой чистенькую обувь. «Жизнь прекрасна!» – радостно улыбнулся Лев своим мыслям. После энергично постучал ботинком о ботинок и поспешил к большому старому зданию, в подвале коего размещалась крошечная фабрика, а на первом этаже вполне процветал магазинчик, торговавший готовой продукцией. Дело являлось собственностью господина Петрушевича, о чем и сообщала вывеска, стилизованная под дореволюционную: «Петрушевичъ и сыновья. Светильники и люстры на любой вкусъ».
Лев имел трогательную слабость ко всему старинному и частенько сокрушался, что не родился в те времена, когда мог бы барином ездить на извозчике. Эта страсть была похожа на детскую неосуществленную мечту, глуповатую и милую.
Супруга Льва – Ида Яковлевна – дама с крепкой коммерческой жилкой, владела тремя мебельными магазинами и строительной фирмой, поэтому могла позволить дражайшему благоверному играться в какой угодно маленький бизнес. Ида Яковлевна любила уютного, чудаковатого, жизнерадостного мужа щедрой покровительственной любовью, сполна обеспечивала семью и вполне была довольна тем, что Лев занимается детьми, домом и в упор не замечает скоротечные и не особо тщательно скрываемые романы Идочки. Да и кто там будет обращать внимание на всех этих шоферов и фитнес-тренеров, где-то есть они там, далеко, ну и пёс бы с ними.
Младший сын Дмитрий обожал отца и его причуды, ему нравилось жить в придуманном мире Льва. А вот старший Никита стыдился отца и его фантазий, презирая, практически ненавидя всё связанное с фабрикой и магазинчиком.
Полюбовавшись на вывеску, Лев толкнул стеклянную дверь, звякнул колокольчик, и Петрушевич оказался в утреннем полумраке магазинчика. Никита стоял у окна, куря в форточку, Дмитрий сидел за прилавком и вертел в руках странную конструкцию непонятной формы.
– Доброе утречко, отроки мои! – поприветствовал Лев, расстегивая серое драповое пальто.
– Доброе, – вяло ответил старший, выпуская дым в окно.
– Привет, пап, – кивнул младший, не отрываясь от изучения странной штуковины.
– Опять у тетки ночевали, скоро дом совсем забудете. – Лев пристроил пальто на вешалку и одернул серый пиджак, ладно сидевший на круглом упитанном животике.
– Такое забудешь, как же! – ядовито усмехнулся Никита.
– Мы просто засиделись до темноты, пап, вот и решили у тети остаться. – Дмитрий посмотрел конструкцию на свет.
– Открываться пора. – Лев зажег свет и с удовольствием взглянул на развешенные под потолком светильники и люстры на любой вкус.
Вообще-то, вкус у покупателей должен был быть очень уж неприхотлив потому, что светильников имелось всего четыре вида, а люстр ни одной. Пройдясь веничком по полу и сухой тряпочкой по витрине, где красовались всё те же творения, что и под потолком, Лев занял свое место за прилавком.
Вскоре пришли рабочие фабрики – Саша и Тима, два тихих, застенчивых алкоголика, преданно любящих Льва за то, что в конце каждого дня он исправно выплачивал им небольшую денежку. Поздоровавшись, они скользнули в неприметную боковую дверку и тихонько спустились по лесенке в подвал.
– Дела идут отлично! – сказал Петрушевич, вдохновенно глядя в окно на промозглое мартовское утро.
Он произносил эту фразу ежедневно, как какое-нибудь магическое заклинание. И кто знает, может, рано или поздно этому заклинанию суждено было сработать.
Лев взял из ящичка под прилавком мягкую кисточку и принялся смахивать пыль со светильников на витрине. Эти фонари были сделаны из темно-серой пластмассы и украшены трудно прикрепляемыми завитушками. Называлось такое творение «Вечерняя элегия». Рядом стояла «Ночная элегия» – пластмасса была потемней, а завитушки чем-то напоминали шаловливые рожки.
– Пап, посмотри-ка, – Дмитрий подошел к отцу, – кажется, я новую форму светильника придумал.
Лев с интересом уставился на непонятную, явно очень хрупкую конструкцию.
– Я назвал его «Преломление судьбы», – вдохновенно произнес мальчик. – Здесь будут разноцветные стекла! Только я еще не придумал, куда вставить патрон.
Никита незамедлительно посоветовал, куда именно и, не слушая укоры отца, громко хлопнул неприметной дверью и прогрохотал по ступенькам в подвал.
– Не обращай на него внимания, пап, – сказал Дима, осторожно укладывая свое изобретение на прилавок, – у него сложный возраст.
Лев улыбнулся и погладил сына по светлым волосам. Колокольчик над входом звякнул, в магазин вошел первый покупатель.
– Доброе утро! – радостно воскликнул Петрушевич, думая о том, что на следующей неделе надо бы начать выпуск матовых плафонов, расписанных неподражаемыми цветами. Затем Лев поднял голову, взглянул на посетителя и остолбенел.
На пороге стоял высокий широкоплечий мужчина с таким странным лицом, что поначалу показалось, что это маска. Одет был гость в мокрый от дождя длинный черный плащ и черную шляпу. Должно быть, впервые Лев Петрушевич так растерялся, что только и мог, что молча таращиться на посетителя. А тот обвел медленным взглядом помещение и посмотрел на вход в подвал. В тот же миг дверь распахнулась и показался старший Никита. Не глядя по сторонам, хмурый молодой человек вышел на улицу, едва не задев посетителя. В окно было видно, как парень встал у двери и достал из кармана пачку сигарет. Ничего не сказав, мужчина в плаще вышел следом. Он остановился рядом с Никитой, протянул ему зажигалку и о чем-то с ним заговорил.
Эпизод 2
Лидия Семеновна Швах
Эта старая, высохшая, похожая на тщательно обструганный осиновый кол дама наводила суеверный ужас на всю округу. Ходили слухи, что Лидия Семеновна была потомственной аристократкой и никогда не опускалась до общения с остальным миром. Одевалась она в строгие блузки одного и того же фасона: глухой воротничок с маленькой оборочкой и огромная брошь. Казалось, украшение специально крепилось там, чтобы поддерживать острую птичью голову Лидии Семеновны, убери ее, и голова тут же отвалится, как давным-давно изъеденный изнутри жучками древесный сучок. Также Лидия Семеновна носила длинные узкие юбки черных или коричневых цветов и старомодные туфли на низком, аккуратно подбитом каблучке.
В любую погоду, утром, днем и вечером женщина выводила на прогулку свою собачку. Какой она была породы, никто не знал – напоминала собачка смесь французского бульдога с пекинесом и, несомненно, тоже являлась потомственной аристократкой. И имя у песика, конечно же, было более благозвучным, чем то, что слышалось гуляющим во дворе – то ли Водка, то ли Глотка.
Когда Лидия Семеновна прогуливалась у большой дворовой клумбы, вокруг нее, казалось, затихало всё – и крики детей, и голоса, и даже ветер с птицами. С застывшим выражением лица, бесцветными стеклянными глазами, женщина бесшумно ступала по дорожке так, словно в целом свете кроме нее никого не существовало. Сделав четыре круга, она возвращалась домой. С ее приближением смолкали и сидящие у подъезда старушки. Они провожали Лидию Семеновну настороженными взглядами и украдкой облегченно вздыхали, когда прямая спина исчезала в темноте подъезда. В душе они опасались, что однажды Лидия Семеновна остановится, что-нибудь скажет и сказанное ею, несомненно, станет пророчеством, которое исполнится незамедлительно. В том, что вокруг Лидии Семеновны днем и ночью кружат и веют темные силы, не сомневался никто, даже учитель физики из сорок девятой квартиры. Он же и утверждал, что Лидия Швах, презрев все известные человечеству законы, живет уже четыреста лет и наверняка – вампир.
Лидия Семеновна всегда медленно поднималась по лестнице на второй этаж и отпирала дверь своей трехкомнатной квартиры. Когда-то давным-давно вместе с нею проживало еще двое соседей, один умер, другой куда-то съехал, и Лидия Семеновна получила всю жилплощадь в собственность, но по-прежнему продолжала обитать в своей комнате, держа остальные закрытыми.
Войдя в квартиру, она запирала замок на два оборота и воцарялась тишина. Чем занималась Лидия Швах в свободное от прогулок время, было неизвестно, из ее апартаментов не доносилось ни звука. Соседи не сомневались, что она сразу же ложится в свой гроб, закрывает крышку и спит.
Только один человек относился к странной даме с тихим почтением – забитый потомственным отцом алкоголиком, неопределенного возраста парень Славик Бузыкин. Его сутулые плечи, склоненная голова и вечно испуганный взгляд, то и дело мелькали поблизости от неприступной, загадочной Лидии Семеновны. Если у Славика появлялись какие-то средства, он обязательно покупал всякие мелочи в ближайшем гастрономе, скребся в желтую облупившуюся дверь с цифрой тридцать восемь и молча просовывал свои подношения в узкую щель. Тонкие высохшие пальцы с тусклыми перстнями забирали пакетик и дверь захлопывалась. Славик топтался на лестничной площадке и пугливо озирался по сторонам, ожидая, когда дверь опять откроется. Спустя несколько минут в образовавшейся щели вновь появлялась рука, она протягивала Славику деньги и дверь затворялась. Ни разу Лидия Семеновна не отдала больше или меньше потраченной Славиком суммы и ни разу не произнесла ни слова.
Впрочем, во дворе к Лидии Семеновне вполне привыкли, как к антикварной кочерге, которая уже никогда ни для чего не сгодится, но всегда будет на видном месте, как редкая и, безусловно, когда-то полезная в хозяйстве вещь. И неизвестно, сколько бы еще жила Лидия Швах своей тихой загадочной жизнью, если бы не настырное желание Славика подружиться с нею. В очередной раз получив деньги за своё подношение, но не получив внимания, хотя бы одного слова, парень вышел во двор, сел на скамейку и опустил голову. Так он и сидел, пока к лавочке не подошел какой-то высокий мужчина в черном плаще и шляпе.
– Что, Славик, не получается дружба? – произнес незнакомец приятным тихим голосом.
Парень поднял взгляд, тяжело вздохнул и кивнул, даже не поинтересовавшись, откуда мужчине в плаще известны его печали.
– А это потому, что ей собачка дороже всех на свете, – продолжил незнакомец. – Убей собачку и всё внимание станет твоим, будет она тебя любить, больше некого.
– Как у-у-бить? – от растерянности Славик начал заикаться.
– Очень просто. Сейчас научу, – с улыбкой ответил незнакомец.
Эпизод Zеrо
Левушка и Заинька
С детства Левушка был тихим, ласковым мальчиком, росшим без отца. Из семьи у Левушки была только одна пламенно, самоотверженно любящая его мама. Окончив школу, техникум, Левушка выучился на старательного электрика, и всё шло бы хорошо, не встреть он однажды в трамвае Нату – хрупкую голубоглазую принцессу с пшеничными кудрями. Влюбился Левушка сразу и без памяти.
По характеру Ната (или Заинька) была доверчивым вечным ребенком, и в Левушке проснулся древний инстинкт защитника и воина. Ната слушала Левушкины речи с широко распахнутыми глазами, но однажды так некстати спросила, когда же рыцарь познакомит ее со своей мамой? Левушка осекся и побледнел, а на длинных ресницах Заиньки задрожали слезинки. Наточка была девушкой читающей, поэтому знала, что в приличных романах герой непременно должен представить свою избранницу маме с папой, если папы нет, то хотя бы маме. Если он от этого уклоняется, значит, жениться не собирается. Заинькиных слез Левушка выдержать не мог, он расправил плечи, поднял голову и срывающимся от ужаса голосом произнес:
– Идем!
По дороге от Наточкиного общежития до своего дома, Левушка держал избранницу за руку и набирался мужества. Будущим молодоженам катастрофически негде было жить: в общежитие Левушку не пускали, снимать квартиру было не на что, оставался только один вариант – двухкомнатная хрущоба Левушки и его мамы Ольги Петровны Небалуй. Убедить эту грузную женщину, педагога по литературе и русскому языку с копной пережженных завивкой рыжих кудрей в том, что у сына, кроме мамы, должна быть в жизни другая женщина, к примеру – жена, не взялся бы никто не свете. Ольга Петровна не допускала такой мысли. Когда она увидела на пороге своего дома решительного, бледного сыночка, а рядом голубые глаза и пшеничные кудри, с бедной мамой едва не случился удар.
– Познакомься, мама, это Наточка, моя жена! – выпалил Левушка, заслоняя «супругу» своим телом. Левушка не стал посвящать мамулю в то, что Заинька еще только невеста, дабы у Ольги Петровны не было ни малейшего шанса расстроить свадьбу.
Левушка с Заинькой расписались тайком, и начался их тихий семейный ад. Так как счастливый молодожен разрывался меж трех работ, а Заинька находилась в полном распоряжении свекрови, то Ольга Петровна сразу же наметила тактику уничтожения Наточки, и принялась за дело. Безропотная Наточка продержалась два месяца, похудела на восемь килограммов и стала вздрагивать от каждого звука.
Однажды ее терпение лопнуло, и молодая жена в красках поведала Левушке о психологическом насилии свекрови. Ничего не подозревавший супруг был потрясен рассказом Заиньки, он вышел из берегов и наговорил маме много страшного. Ольга Петровна долго, выразительно рыдала в соседней комнате и кляла неблагодарного сына, которому посвятила всю свою жизнь. Левушка запер на ключ дверь их с Заинькой комнатенки и долго ходил от стены к окну и обратно. Наточка молча сидела на кровати, изредка всхлипывая.
– Квартиру снимем! – наконец, изрек Левушка, решительно тряхнув головой. – Всё, хватит!
– Дорого, – прошептала Наточка.
– Ничего, выкрутимся, продам, займу и снимем! И не просто там какую-нибудь халупу, а в центре, с мебелью!
Что именно Левушка собирался продавать и у кого занимать, Наточка уточнять не стала. Она свято верила, что муж найдет выход из любой ситуации, ведь он у нее был самым сильным, умным и красивым на свете. Глядя в широко распахнутые глаза Наточки, Левушка немного поостыл, ведь толком он действительно не знал, что делать, но тут пришла спасительная идея – взять кредит под залог маминой квартиры. Тогда не только на жилье, но еще и на какой-нибудь свой, безусловно, успешный и прибыльный бизнес хватит. Такой простой и замечательный выход из положения обрадовал обоих, и молодые люди решили немного прогуляться, чтобы остыть и хорошенько обдумать свой план.
Спустившись на первый этаж, Наточка заметила в сумрачном углу подъезда здоровенного кота – черный, гладкий, со стоячими, острыми, как у добермана ушами, он смотрел на парочку горящими желтыми щелками глаз.
– Ого, какой огромный! – воскликнула девушка, показывая на кота. – Давай заберем? Я так долго мечтала завести питомца!
– Сейчас куда? – с сожалением ответил Левушка, на которого огромный кот тоже произвел впечатление. – Квартиру снимем и сразу заведем, может именно этот и станет нашим.
– Договорились, – улыбнулась Заинька.
И молодые люди вышли во двор, не сомневаясь, что впереди их ждет долгая и счастливая жизнь.
Эпизод 3
Курьер Виталик
За спиной Виталика Томпакова был короткий брак, сын, с которым он не виделся восемь лет и несколько попыток найти работу, где бы он продержался дольше испытательного срока. Виталик был, по сути своей, настолько творческим человеком, что весь этот быт с рамками социума душил, мучил его. И Томпаков выбрал свободу – жизнь в коммуналке и работу курьером с крошечной зарплатой, которой едва хватало на пиво и скромное питание. Зато у Виталика было такое необходимое время для творчества. Он рисовал тушью на картоне картины, которые не продавались, писал музыку, которую не хотели слушать, и книги, которые не интересовали издательства. Но Томпакова пренебрежение мира к его искусству не огорчало, он был уверен, что его время просто пока не пришло. Всё, что надо для плодотворной деятельности у него было – старенький компьютер, доступ в интернет и тихие соседи, которые всегда вежливо здоровались и на всякий случай сторонились творца. А еще Виталик был полон эротических фантазий, будучи к сорока годам мужчиной в самом расцвете сил. Он мечтал об упругих послушных красотках, бескорыстных и страстных. Вот только красоток плохо одетый курьер из коммуналки не интересовал ни в виде одноразовых встреч, ни в плане долгосрочных перспектив, а на жриц любви, хотя бы изредка, курьерской зарплаты катастрофически не хватало. Отсутствие плотских страстей заставляло Виталика глубочайше страдать, но он старался нести этот крест с надмирностью художника, переплавляя нерастраченный потенциал в творчество.
Однажды доставлять корреспонденцию пришлось на окраину Москвы. Дорога через весь город не внушала оптимизма, поэтому Виталик вышел на маршрут рано утром, чтобы выторговать у трудового дня драгоценное время на завершение повести.
Майское утро выдалось тихим, светло-серым. Небо закрывали легкие пепельные облака, природа замерла, как перед дождем, и эта тишина была так созвучна Виталику, что он даже решил сделать небольшой крюк, чтобы не сразу окунаться в транспортное мельтешение. Путь его лежал через бывшую промзону, ныне почти расчищенную под застройку очередным уродливым многоквартирным человейником.
Пробравшись на территорию, Виталик только собирался погрузиться в мир творческих фантазий среди пустыря, напоминавшего Землю после апокалипсиса, как вдруг увидел её. В канаве у самого забора лежала девушка. Ее красивую фигуру обтягивало блестящее платье, явно купленное для особого случая. Платье было смято и задрано выше колен, открывая стройные белоснежные ноги, такие белые, что казалось – они светятся в черной яме. Девушка лежала как сломанная кукла, разбросав руки и запрокинув голову с длинными светлыми волосами.
На негнущихся ногах Томпаков подошел к канаве и только вблизи рассмотрел полоску липкой ленты, кое-как намотанную на хрупкую шею девушки. В глазах Виталика сначала потемнело, затем какое-то неизвестное доселе озарение вдруг осветило всё кругом, превращая канаву с ее содержимым в самую прекрасную картину на свете. В ней разом соединились все грани искусства – музыка, живопись, литература, сверкнув перед изумленным Виталиком фантастической, неземной цветовой палитрой.
Вдруг чей-то тихий приятный голос произнес совсем рядом, практически над ухом:
– Красиво, да?
Томпаков не испугался, даже не удивился внезапному присутствию какого-то высокого мужчины в мокром черном плаще и шляпе. Напротив, незнакомец показался необходимой, завершающей деталью потрясающей картины.
– Очень, – шепотом ответил Виталик, опасаясь звуком собственного голоса разрушить чудо. – Это шедевр…
Мужчина в плаще понимающе улыбнулся и сказал:
– Теперь ты знаешь, что такое настоящее искусство. И можешь сам создавать подобные шедевры. Так много, сколько захочешь.
