Галина Полынская
Час ночи

Глава 5

Синие глаза моментально налились кровью, зрачки сузились вертикальными иглами, в углах рта выступила розоватая пена. Феликс дернулся, словно его ударило током, но из нижней части кресла, из подлокотников, из самой спинки мгновенно выскочили металлические фиксаторы рук, ног, груди и с глухими щелчками обездвижили вампира. Сознание Феликса раздвоилось: одна часть осознавала самое себя, позволяла слышать звуки, видеть окружающее пространство, другая же стремительно разливалась чернильной мутью, ослепляя и вырываясь надсадным хрипом из гортани. Затем все померкло перед глазами, остались лишь звуки – хлопанье крыльев и встревоженный птичий клекот. Тут Феликсу показалось, что его стало затягивать в бездонную липкую воронку, раскручивая при этом на бешеной центрифуге. Частью сознания, не залитой чернильной тьмой, он цеплялся за угасающую реальность, осознавал – нечто происходит вокруг, непосредственно с ним самим, но не понимал, что именно.

Проваливался он в беспамятство или нет, Феликс тоже не смог понять, лишь в один момент ощутил, как стало замедляться вращение бешеной центрифуги, а сам он начал подниматься из липкой воронки все выше и выше, к её широкому жерлу.

Когда темнота рассеялась, Феликс увидел склонившихся над ним Петра и Павла. Они были частично трансформированы – за плечами виднелись серебристые крылья, вместо светлых волос головы покрывали перья, а кисти рук походили на когтистые птичьи лапы.

Феликс хотел что-то сказать, но из сухого горла вырвался лишь хриплый стон. Петр наклонился и откуда-то снизу поднял прозрачный стеклянный сосуд, напоминающий лабораторную колбу. Сосуд наполняла непрозрачная жидкость оранжевого цвета. Петр поднес колбу к губам Феликса, стеклянный край стукнулся о зубы, и в глотку пролилась густая, прохладная, сладковатая жидкость с отчетливым привкусом крови.

В пару глотков осушив колбу, Феликс перевел дух и ощутил мгновенный прилив сил. Словно изнутри его озарило ослепительное сияние и золотистыми своими переливами очистило рассудок, сделав его ясным до абсолютной прозрачности.

– Скажите что-нибудь, – произнес Петр.

– Вы не до конца оборотились, – ответил Феликс.

Петр с Павлом посмотрели друг на друга и словно только сейчас заметили крылья, перья и когти. Они отошли в сторону и стали подпрыгивать на месте, словно разминались перед пробежкой. Прыжки становились все выше и выше, оборотни пару раз зависли в воздухе, и вокруг их крылатых фигур возникли легкие, но непрозрачные белые облачка.

Когда Петр с Павлом опустились на пол, а дымка рассеялась, они снова выглядели симпатичными русоволосыми молодыми мужчинами с серыми глазами и открытыми белозубыми улыбками. На первый взгляд они казались близнецами, но один был все-таки старше.

Они оба склонились над Феликсом, пристально вглядываясь в беломраморное лицо с электрически-синими глазами.

– Что со мной было? – Феликс попробовал пошевелиться, но фиксаторы все еще удерживали его.

– Сами пока толком не поняли. Но уже взяли вашу кровь – сегодня же проведем анализ, выясним, что дало такую мощную обратную реакцию.

– Обратную реакцию? Я что, моментально начал становиться прежним?

– Ну, не все так буквально и однозначно, – уклончиво ответил Павел, – но нечто похожее было, да.

– На солнце теперь лучше не выходить?

– Нет-нет! Сейчас все в порядке, живите как жили! Возможно, нахлест инъекций получился слишком большой. Надо провести пару экспериментов…

– Я так люблю, когда надо мной ставят эксперименты, – произнес Феликс, каким-то образом умудряясь смотреть им обоим в глаза одновременно. – Конечно, проводите, я всеми руками за.

–Феликс, мы ничего не можем поделать в данном случае, – сказал Петр. – Вы знаете, что препарат экспериментальный, тестировать его на ком-то другом было невозможно, и никто не знает, какие еще могут быть побочные эффекты, сколько времени понадобится для его усовершенствования…

– Я все это уже десять раз слышал. То есть препарат довольно непредсказуем и то время, что я его принимаю, вовсе не показатель стабильности? В любой момент может начаться обратная реакция?

– Понадеемся, что нет. Мы постоянно работаем над препаратом, изучаем его, стараемся сделать лучше…

– Не перестарайтесь только, – сухо отрезал Феликс и снова попытался пошевелиться. – Не хотите меня отстегнуть? Я уже вроде в своем уме и опасности не представляю.

– Ах да, простите!

Ни Петр, ни Павел не прикоснулись к креслу, металлические фиксаторы сами собой раскрылись и ушли внутрь кресла.

– Любопытная конструкция.– Феликс встал на ноги, опустил рукав рубашки и принялся застегивать манжету. – Инквизицию напоминает.

– Ну что вы! – чересчур радостно и дружно засмеялись Петр с Павлом. – Какие могут быть аналогии!

– Самые прямые. Всё, могу идти?

– Да-да! Если что, звоните…

– …в любое время дня и ночи, – закончив на ходу фразу, Феликс снял пиджак со спинки кресла и вышел на лестницу.

Глава 6

Покинув особняк компании «Gnosis», Феликс обнаружил, что на улице уже темно, и посмотрел на циферблат наручных часов – восемь вечера. Перейдя через дорогу, он направился к своей машине, сел за руль и бросил пиджак на сидение рядом. Самочувствие было отменным, даже чересчур хорошим, отчего распирала какая-то веселая азартная злость – почти позабытое чувство, в прежние времена сопутствовавшее охоте на людей.

«Ауди S8» цвета «Амулет» рванула с места, стремительно исчезая в потоке машин. Четкими до автоматизма движениями Феликс вел машину, глядя в лобовое стекло взглядом отстраненным и пустым. Казалось, он видит перед собой совершенно иные картины, не имеющие ничего общего с магистралью.

Приехав домой, Феликс прошел к лифтовой, против обыкновения не поздоровавшись с охранником Алексеем, лишь коротко кивнул ему.

Поднявшись в квартиру, он сразу прошел на кухню. Не испытывая ни малейших признаков голода, он тем не менее смешал кровезаменяющий напиток: немного кокосового молока и много вина. Поставив бокал на стол, мужчина сел лицом к окну и стал смотреть, как в стекле плывет и подрагивает уличная иллюминация.

Вскоре на кухонном пороге возник маленький черный силуэт.

– О, Феликс, дорогой, ты уже дома? А почему в темноте сидишь?

– Мне хватает света.

– Что-то случилось? – Дон Вито прошмыгнул мимо его ног и забрался на соседний стул. – Почему ты такой мрачный?

– Просто устал.

– Не хочешь рассказывать?

– Просто устал. Где Паблито?

–Полетел размяться, заодно и посмотреть, спокойно ли в нашей округе.

– Что может быть в нашей округе беспокойного?

– Мало ли. На всякий случай мы следим.

Феликс молча кивнул и снова стал смотреть в окно.

Забравшись на деревянный подлокотник стула с резной спинкой, место которому скорее было в католическом соборе, нежели на кухне, крыс коснулся рукава рубашки.

– Ты не переоделся как обычно.

– И пиджак в машине оставил.

– Что же могло случиться за сегодняшний день? – Дон Вито пару раз провел лапкой по ткани рукава, словно разглаживал ее. – Неизвестность хуже пытки, так ведь, да?

– Все в порядке. Просто я был на инъекции в «Gnosis»и немного нехорошо себя чувствую.

– Новые побочные эффекты обнаружились? – немедленно всполошился крыс.

– Вот, лучше бы не рассказывал. Теперь ты посеешь панику и Паблито окончательно сведет всех с ума своими истериками. Все в порядке, говорю, отдохнуть мне надо.

Так и не прикоснувшись к бокалу с напитком, мужчина встал из-за стола и пошел в гардеробную переодеваться, после – в ванную.

Вода в этот раз шумела дольше обычного, причем лилась так, словно кран открыли, но под душ не встали. Крыс сидел под дверью, шевелил ушами, улавливая малейшие движения и звуки, и страстно желал, чтобы домой сейчас не заявился Паблито.

Когда вода, наконец, стихла и мужчина вышел, то он не обратил внимания на сидящего у порога крыса и сразу направился в спальню. Феликс по-прежнему нигде не включал свет, квартира оставалась погруженной во тьму, и у Дона Вито создалось ощущение, будто они прячутся от кого-то.

Заглянув в спальню, крыс увидел, что мужчина лежит на кровати, подложив ладонь под голову, и смотрит в потолок, а не как обычно – на коллекцию холодного оружия, занимавшего всю противоположную стену от пола до потолка.

Цепляясь за край простыни, свисающей к самому полу, Дон Вито забрался на постель и уселся у правого плеча Феликса.

Какое-то время они оба молчали, затем крыс тихонько произнес:

– Феликс, ты любил кого-нибудь? Встречались тебе женщины, заставлявшие тебя терять рассудок от страсти?

– Случалось увлекаться, – ответил он, ничуть не удивившись вопросу, – но чтобы любить до потери рассудка… Наверное, нет. Я не мог себе этого позволить – в моем-то положении.

– А можешь рассказать хоть о ком-нибудь, кем ты был увлечен? Может, вспомнится кто-то?

– Я их всех помню, так или иначе. Кто-то остался четким портретом, кто-то практически живой, осязаемой фигурой, кто-то зыбким наброском, а от кого-то остался смех, или запах волос, или манера одеваться, или пристрастие к кокаину.

– А все же расскажи о ком-то конкретном.

– О ком-то конкретном… Мы встретились в тысяча шестьсот восемьдесят шестом году в Париже. Ее звали Луиза де Монжар, и она была одной из первых певиц, вышедших на сцену. Еще каких-то четверть века до этого появление женщины на театральной сцене означало скандал и эпатаж. Актерами были только мужчины. Талант Луизы де Монжар заметил и огранил очень известный в те времена Жан Батист Люлли, грубо говоря, этот человек все решал в сфере музыкального искусства и, по сути, создал французскую оперу. Он вывел Луизу на сцену театра, который теперь называется «Гранд Опера». Я был восхищен ее красотой и талантом, а когда мы познакомились и сблизились, она к тому же оказалась незаурядной личностью.

Наши отношения продолжались два года, хотя лучше сказать – всего год, до момента смерти Люлли. Его уход стал для Луизы страшным ударом, на нервной почве она начала терять голос. На сцену она больше выходить не могла, а без оперы не видела смысла жизни, к тому же её стала преследовать навязчивая мысль, что теперь, когда она утратила свой талант, я непременно потеряю к ней всякий интерес. В конце концов, Луиза довела себя до полнейшего нервного истощения и попросила ее убить. Как истовая католичка, она не могла совершить такой страшный грех, как самоубийство.

Феликс замолчал. Немного помедлив, крыс поинтересовался:

– И что? Что ты сделал?

– Выполнил просьбу Луизы. Я её убил.

Он произнес это таким спокойным будничным тоном, словно говорил о вполне обыденных вещах. А после добавил:

– Давай спать, Вито. Поздно уже.

Глава 7

Проснувшись еще затемно, Феликс долго лежал с закрытыми глазами, слушая, как под боком похрапывает крыс, а на спинке кровати посвистывает во сне ворон. Когда Паблито вернулся, они с Доном Вито не слышали – в спальню ворон прокрался на удивление тихо.

Феликс встал с кровати так, что никто из крепко спящих даже не шелохнулся. Он словно исчез из постели, лишь чуть шелохнулись простыни.

Зайдя в ванную, Феликс закрыл дверь и пару минут просто стоял у порога, обводя отсутствующим взглядом пространство: стены и пол одной гаммы – винно-красной, черная каменная чаша на бронзовых лапах с душевой панелью, раковина с полочкой, где в безупречном порядке расставлены бритвенные принадлежности, которыми никогда не пользовались, флакон туалетной воды из толстого стекла, с выдавленной на стенке буквой «F», и вместо зеркала – небольшой портрет под стеклом. На мгновение Феликсу показалось, что молодой человек с четырехсотлетнего холста перевел на него взгляд.

– Ты отвернулся, если бы мог, да? – вслух произнес Феликс. – Но нет, мы и дальше будем смотреть друг на друга.

Включив душевую панель, он перешагнул каменный бортик, но не встал под мелкие струи, неизменно отрегулированные на одну и ту же интенсивность распыления, а лег на дно ванной. Ощущая спиной, затылком, всем телом холод постепенно намокающего черного мрамора, Феликс продолжал смотреть на картину, висящую над раковиной. Ему там было чуть больше двадцати, на этом портрете, но прямой, пристальный взгляд глубоких синих глаз делал его старше— так говорили сестры. Отчего-то Ракель и Леокадии обеим не нравился именно этот портрет.

Опустив веки, Феликс глубоко вдохнул, сосредотачиваясь на звуке льющейся воды и мраморной прохладе.

Когда, наконец, соизволили проснуться Паблито с Доном Вито, Феликс уже сидел на кухне за столом – в сером костюме с черной рубашкой, с гладко зачесанными и собранными в хвост под золотой зажим ещё немного влажными волосами. На столе перед ним стоял бокал кокосового молока, едва подкрашенного сухим вином.

– Доброе утро, дорогой! – пропищал крыс, забегая на кухню. За ним, лениво переваливаясь с лапы на лапу, плелся сонный ворон. – Надо же, мы и не услышали, как ты встал, так бы и спали, думая, что ты тоже…

Взгляд Дона Вито упал на настенные часы— стрелки показывали половину девятого.

– Тебе не надо сегодня ехать в агентство?

– Надо.

– Что же не едешь?

– Сейчас поеду.

Голос Феликса звучал ровно и глухо, а взгляд был устремлен куда-то в пространство, хотя вроде бы он и смотрел на крыса. Замерев в метре от стола, Дон Вито поводил чутким носиком, словно настороженно принюхался к чему-то.

– Дорогой… всё в порядке? Ты себя хорошо чувствуешь?

– Да, всё в порядке.

Феликс залпом выпил молоко, встал из-за стола, поставил бокал в раковину и вышел из кухни. Через полминуты хлопнула входная дверь.

– Чего это с ним? – удивленно проскрипел ворон.

– Ничего. Ты же слышал – всё в порядке.

Дон Вито поспешил к стоявшей на полу вазе с широким горлом, которую наполняли орехи, цукаты и сухофрукты.

– Он бокал оставил в раковине! Не вымыл его! Просто оставил и ушел! И ты будешь мне заливать, что все в порядке? Да я даже не представляю, что могло случиться, чтобы Феликс оставил грязный бокал! Быстро говори, что там за дела такие?

– Я не знаю.– Сидя на стеклянном краю, крыс дотянулся до кусочка засахаренного манго. – Честное слово.

– Какое может быть у крысы честное слово? Говори, кому говорю! А то я сейчас…

Дон Вито тяжело вздохнул, бросил манго обратно в вазу и сказал:

– Он был вчера в «Гнозис» на инъекции, и что-то там пошло не так.

– Что – не так? – Паблито даже крылья растопырил, что говорило о сильнейшем волнении, охватившем птицу.

– Сказал, что нехорошо себя почувствовал. И всё, больше ничего. Подробностей не знаю, клянусь. Просил тебе не рассказывать, чтобы ты своими истериками всех с ума не свел.

– А-а-а… Вот как. Что ж, понятно. Спасибо за доверие.

Ворон опустил крылья и поковылял к кухонной двери. Перепрыгнув через порог, он скрылся в коридоре.

У ограды особняка агентства уже стояли машины сотрудников – синий «Опель» Германа и недавно приобретенная бордовая «Тойота» Алевтины. Феликс припарковался почти у самой калитки и вышел из салона. С беспросветно-серого неба сыпал мелкий снег, порывы сырого ветра налетали неожиданно и резко. Войдя на территорию, Феликс поднялся по ступенькам, привычно бросив взгляд на вывеску над входом: «Агентство “ЭФ”. Частный розыск. Помощь в беде», толкнул дверь и вошел в секретарскую. Против обыкновения, помещение пустовало. Из кухни лился кофейный аромат, доносился звон посуды да голос старика Никанора, насвистывающего какой-то простенький мотивчик.

Заглянув на кухню, Феликс увидел секретаря, намывающего посуду, поздоровался и поинтересовался:

– А где народ?

– В главном офисе! – торжественно ответил Никанор Потапович, ставя на сушилку очередную вымытую чашку.

– И что они там делают?

– Как что? – вскинул старик кустистые брови и с еще большей торжественностью добавил: – Работают!

– Ну да. Что же еще. Пойду погляжу, что они там наработали.

Главный офис встретил директора картиной, которую он желал увидеть с момента открытия агентства, но дождался только сейчас: все сотрудники сидели на своих местах перед компьютерами. Гера что-то писал, быстро шурша клавиатурой, Алевтина с Сабуркиным с одинаково завороженными лицами смотрели в мониторы, изредка щелкая мышкой, Арина что-то помечала карандашом на листе бумаги, поглядывая в экран. А на центральном столе для посетителей, словно специально положенная на самое видное место, красовалась ядовито-желтая пластиковая папка, подписанная крупным каллиграфическим почерком секретаря: «Дело № 5. Изменившаяся Карина».

– Карина изменившимся лицом бежит пруду… – на выдохе пробормотал Феликс и сказал громче: – Ваш директор приветствует вас, товарищи детективы.

«Товарищи детективы» выглянули из-за мониторов, поздоровались и снова уткнулись в компьютеры.

– Что ж, вижу, вы заняты, не буду мешать. Если понадоблюсь – я в кабинете. – И, толкнув дверь с бронзовой табличкой «Нежинский Феликс Эдуардович. Директор», скрылся из вида.

Как только за директором захлопнулась дверь, сотрудники оторвались от экранов и переглянулись.

– Кажется, он нами доволен, – шепотом произнесла Аля.

– Сто процентов, – кивнул Валентин. – Кстати, кто-нибудь нашел что-нибудь стоящее?

– Ерунда пока что всякая, – ответил Гера. – В соцсетях у Карины в основном кулинарные рецепты, перепосты клипов и статей о красоте-здоровье. Событий из жизни практически никаких.

– Но мы же только взялись! – так же шепотом воскликнула Арина. – Главное – понять, с чего начинать, как к этой девушке подступиться!

– Может, карты на нее раскину? – предложила Алевтина.

– Если Феликс узнает, что мы свое расследование начали с карточного гадания… – засомневался Герман, а Сабуркин перебил:

–А нечего ему про это знать! Без разницы, как дело размотаем, главное – успех!

– Поддерживаем единогласно, – закивала Арина. – Давай, Алечка, раскидывай!

Глава 8

Стоя у окна, Феликс смотрел, как мелкий снег постепенно превращается в дождь и струится тонкими нервными ручейками по мутному стеклу. Асфальтово-серые тучи, казалось, гнали такой же серый ветер, превращающий пейзаж за окном в старую черно-белую фотографию.

Ни мыслей, ни чувств, ни желаний – лишь отчетливое ощущение, что порывам ветра нет препятствий, он легко проходит сквозь окна и стены и продувает насквозь, закручиваясь тугими вихрями где-то в межреберном пространстве. Феликс чувствовал взгляд. Взгляд золотисто-зеленых глаз, смотрящих ему в спину с фотографии на письменном столе. И непонятно, что больше тяготило – ветер, воющий в грудной клетке, или этот пристальный взгляд.

Во внутреннем кармане пиджака ожил мобильный телефон. Феликс взял аппарат и, не глядя, принял вызов:

– Слушаю.

– Утро доброе, – произнес голос Павла. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально.

– Никаких перепадов?

– Нет.

– Побочные эффекты, беспокоившие в начале приема препарата, не вернулись?

– Нет.

– В ближайшие пару дней вы могли бы хотя бы тричетыре раза в день сообщать о своем самочувствии, не упуская подробностей, даже самых, казалось бы, незначительных изменений?

– Мог бы.

– Все силы сейчас брошены, чтобы выяснить причину сбоя, – торопливо заговорил Павел, словно скупые, односложные ответы Феликса вызвали в нем чувство вины. – Рассчитываем в кратчайшее время найти причину, возможно, это даже поможет нам усовершенствовать препарат…

– Почему я так и не стал отражаться в зеркалах? Возникали ведь в самом начале пусть смутные, пусть рваные, но все-таки контуры. Была надежда, что вот-вот появится четкая картинка. Но она так и не появилась. В чем причина?

Трубка помолчала немного и вздохнула:

– Конкретно на этом пункте мы особо не фокусировались, посчитав его малозначительным. Но опять же, мы высказывали предположения, что как только вы начнете есть обычную пищу, хотя бы в малых количествах, появится и отражение.

– Как это связано? С приемом пищи я стану более материальным? Нынешней моей материальности не хватает для получения отражения?

– Мы можем лишь предполагать…

– Понятно. Тему еды мы с вами уже обсуждали, я говорил, что не знаю, как съесть хоть что-то из того, что вижу на прилавках. Это не имеет никакого отношения к продуктам, которые я ел при жизни – ни по цвету, ни по запаху, ни по составу. Не исключено, что обычный кусок хлеба просто убьет меня, и закончится на этом весь эксперимент. И вы обещали…

– Да-да! Мы обещали подумать над этим вопросом, и поверьте – думаем! Скажу больше – мы работаем над этим!

– Так пожалуйста, как доработаете – съем, что предложите. Я же всегда открыт для новых опытов.

На бледных губах мужчины возникла кривая улыбка, больше похожая на гримасу.

–Вот и превосходно, значит, договорились! И в ближайшие пару дней вы прозваниваете нам…

– Три-четыре раза, – кивнул Феликс суетливым ручейкам на стекле. – Могу и по ночам звонить, если заснуть не получится.

– Договорились! В любое время суток!

Нажав на отбой, Феликс сунул телефон в карман пиджака, и в этот момент в дверь постучали.

– Да! – сказал директор, оборачиваясь.

Дверь приоткрылась, показался Герман.

– Феликс, там Дмитрий зашел к нам кофе выпить.

– И что? Пусть пьет.

– А ты не выйдешь? Он с тобой пообщаться хочет.

Феликс потер переносицу, словно у него болела голова, и кивнул.

Капитан Мухин уже расположился на гостевом диване с кофейной кружкой, когда в секретарскую явился директор. Они пожали друг другу руки, поговорили о том, о сем, и Дмитрий принялся сокрушенно вздыхать, что несомненно указывало на то, что районному участковому опять что-то понадобилось от агентства «ЭФ». И Феликс помог поскорее перейти к делу:

– Что у тебя случилось?

– Да у меня-то ничего.– Мухин шумно вздохнул, и его курносое веснушчатое лицо сделалось загадочным и кислым одновременно.

– У лейтенанта Пестимеева проблемы появились?

– Ай, да нет! – отмахнулся он. – У Пестимеева вообще все прекрасно: какой-то родственник у него помер, дачу у озера в Подмосковье ему оставил. Сейчас тепла дождется, ремонт сделает, и будем на рыбалку к нему ездить.

– Рад за Пестимеева. Так в чем печаль-кручина?

Дмитрий сделал маленький глоточек кофе и поставил кружку на стол.

– Кореш мой из следственного отдела – Слава Семенихин, неделю уже ходит к нам коньяк пить. А я на прошлых выходных портвейном отравился, прям смотреть не могу на тот коньяк. И главное – непонятно, почему так не пошло! Хороший ведь портвейн, из Испании в подарок привезли, и вдруг такое.

– Наверное, все дело в количестве. Или у тебя индивидуальная непереносимость портвейна. Пусть с Пестимеевым выпивает, тоже компания.

– Не пьет Пестимеев на работе, – снова тяжело вздохнул Мухин. – Семенихину одному приходится.

– Сочувствую Семенихину. А проблема-то в чем?

–Проблема в том, что он мучается! – Дмитрий многозначительно поднял вверх указательный палец.

– Семенихин?

– Да.

– Сам расскажешь, что его мучает, или так и будем играть в вопрос-ответ?

– Расскажу, конечно.– Мухин откинулся на спинку дивана, вытягивая ноги, и Феликс заподозрил, что он пришел надолго. – На участке нашем за полгода три смертельных случая, которые ни я, ни Семенихин понять не можем, – две женщины, один мужчина. Все трое умерли от асфиксии, но при этом никаких следов удушения. Вскрытие показало, что все здоровы, признаков насильственной смерти тоже нет, в квартире находились одни. Складывается впечатление, что они просто взяли и задохнулись ни с того, ни с сего. Слава говорит, что нутром чувствует – что-то тут не так, а зацепиться не может. Люди все приличные, не маргиналы, у всех семьи, убитые горем родственники, наседают на меня, на Семенихина, даже Пестимееву достается, требуют разобраться, а мы ничего сделать не можем. Нет криминала.

– На патологоанатомов пусть наседают, значит, они что-то проглядели при вскрытии.

– На них тоже наседают, но врачи только руками разводят. Странное дело, да?

– Возможно, – пожал плечами Феликс. – Только смертельные случаи не в компетенции нашего агентства, сам знаешь. Наше поле деятельности – неверные супруги да сбежавшие от бабушек коты. Так что, товарищи полицейские, выкручивайтесь сами. К тому же, думаю, врачи все-таки смогут найти причину, наверняка вся загвоздка в проблемах со здоровьем. Сейчас такая экология, что внезапно могут выстреливать болезни, которые раньше о себе никак не заявляли.

– Ну, это да.– Мухин взял со столика кружку, заглянул внутрь и поставил обратно. – Экология нынче дрянь. Главное, знаешь еще, люди эти разных возрастов и…

– Дим, это не наша сфера, извини. Я бы рад помочь тебе, Семенихину, Пестимееву— всем, но деятельность детективного агентства не предполагает расследования летальных случаев. И мы соблюдаем законы.

– Да понятно все, понятно, – с еще более кислым видом вздохнул участковый. Взяв с дивана фуражку, он водрузил ее на макушку и нехотя стал подниматься. – Ладно, я пойду тогда, а то как раз обед подходит, Слава и придет. С коньяком опять. Все ждет, когда меня воспоминания о портвейне отпустят. А они всё никак. Не отпускают.

– Молока попей.

– Да пил уже. Не помогает.

Махнув рукой, участковый поплыл на выход, так больше и не притронувшись к кофе

Когда за участковым захлопнулась дверь, Феликс вернулся в главный офис, где за компьютерами продолжали сидеть сотрудники с очень сосредоточенным видом.

– У вас тут как дела? Движутся?

– Конечно! – ответил Гера, не отрывая взгляда от монитора. – Мы уже выработали стратегию!

– Молодцы, дерзайте.

Директор ушел в свой кабинет, а сотрудники немедленно выскочили из-за компьютеров и столпились вокруг стола Алевтины. Из верхнего ящика она достала основательно потрепанные карты и, глядя на фотографию миловидной черноглазой девушки с темно-каштановыми волосами на экране компьютера, принялась перемешивать колоду.

– Так, девочка у нас молоденькая, значит, быть ей дамочкой бубновой.– Аля достала нужную карту, положила на стол рядом с клавиатурой и снова стала перемешивать колоду. – Ну-ка, посмотрим, посмотрим…

Вдруг несколько карт выпали из колоды на пол, еще несколько зацепились друг за друга и вылезли вверх. Алевтина нахмурилась, собрала их, снова взялась перемешивать и карты посыпались опять.

– Сноровку растеряла без практики? – посочувствовал Валентин.

– Не в сноровке дело, тут может быть что-то другое.

– Что?

– Погоди, поглядим сейчас.

Алевтина начала раскладывать карты вокруг бубновой дамы и с каждой новой картой, выходящей из колоды, хмурилась все сильнее. Наконец, она произнесла:

– Похоже, информация закрыта, не хотят карты отвечать.

– Как? Почему? Где ты это видишь? – Гера, Арина и Сабуркин склонились над раскладом, словно ближе получилось бы рассмотреть нечто принципиально новое.

– Смотрите, – женщина ткнула пальцем в трефовую даму, – эта карта никак не «играет» с соседними, она выпадает и выпадает словно сама по себе и путает весь расклад— верный знак, что карты дают ложную информацию. И то, что они вылетали из колоды, это такой же знак.

– И что теперь?

– Сейчас еще попробуем.

Алевтина собрала карты, открыла ящик стола, сунула их внутрь, а взамен достала колоду карт Таро. Затаив дыхание, троица наблюдала, как Аля перемешивает колоду. Ни одна карта не упала. В такой же напряженной тишине она начала расклад. И вскоре развела руками:

– Здесь такая же картина. Белая карта выпала – это значит…

– Что кина не будет? – догадался Валя.

– Именно.

– А с чем это может быть связано? – поинтересовался Гера.

– Да много может быть причин.– Алевтина собрала карты и убрала обратно в стол. – Так сходу и не скажешь.

– И что будем делать? – спросила Арина.

– Предлагаю пойти самым простым и очевидным расследовательским путем, – сказал Сабуркин. – Сегодня пятница, значит, объект на работе, потом пойдет домой отдыхать. А завтра выходные начинаются, свободное время. Вот и посмотрим, чем она занимается, куда ходит, с кем встречается.

– Предлагаешь просто следить за ней? – уточнил Гера.

– Ну да. Все детективы так делают.