bannerbannerbanner
Деревенская рапсодия

Галина Одинцова
Деревенская рапсодия

Полная версия

Глава 3.

Нина в ловушке

Нина не могла понять, где она и что с ней. Было темно и душно. Болела голова, ныла поясница, лицо, ныли скулы, как будто падала лицом вниз. Что с ней?

«Мама, мамочка, где ты? Почему я не послушала тебя? Почему ты не остановила меня? Доченьки… мои доченьки! Простите меня… Простите!»

За стеной кто-то стонал. Протяжно и громко. Затем послышались мужские голоса и грохот. Стон прекратился, но за дверью послышались шаги. Щёлкнул замок, и яркий свет ослепил Нину. Двое мужчин занесли женщину, бросили на матрац в углу комнаты, не говоря ни слова, отряхнули руки, вышли, закрыли дверь на ключ. Нина подползла к женщине, взяла её руку, нащупала пульс. Женщина была жива, но без сознания.

Нина села рядом, опёрлась на холодную шершавую стену, прикрыла глаза и попыталась вспомнить, что же произошло вчера. Как она попала сюда? И кто эта девушка? В темноте лица не разглядеть. Её волосы и одежда были мокрыми, видимо приводили девчонку в чувства, поливая водой.

Нина была в ловушке, и не могла понять, какое сейчас время суток, сколько времени она провела в этой комнате. Хотелось пить. Она подползла к двери, стала стучать. Сил было мало, руки болели. Но её услышали. Щёлкнул дверной замок. Дверь приоткрылась, и яркий свет проник в щель.

– Что надо?

– Пить.

Дверь захлопнулась, через несколько минут дверь снова приоткрылась и чья-то рука закинула бутылку воды. Бутылка покатилась внутрь комнаты, и её не стало видно. Нина, шаря руками по полу, искала спасительную жидкость. А когда нашла, то долго мучилась, пока открыла её. Руки не слушались, зубы болели, было впечатление, что они вывалятся вместе с пробкой изо рта.

Нина напилась, подползла к незнакомке и влила ей в рот несколько капель воды. Но соседка по камере даже не шелохнулась. Нина схватила её за руку, но пульс нащупать уже не смогла. Её охватил страх!

– Помогите! Помогите! Эй, кто там!

– Что надо?

– Она умерла! Умерла!

Дверь захлопнулась. И Нина потеряла сознание. Она уже не видела, как открылась дверь, как вошли два амбала, схватили её за руки и за ноги, вынесли из загородного дома, закинули в багажник и увезли в неизвестном направлении. Короткие вспышки сознания тут же исчезали от адской боли во всём теле. Очнулась она от холода. И снова потеряла сознание.

Глава 4.

Пелагея ждёт Диану…

Пелагея всю ночь ждала Диану, но та так и не явилась. Павлик проголодался, капризничал, кормить его было нечем. Сцеженное молоко кончилось ещё ночью. Люсенька спала. А Павлик никак не засыпал. Пелагея достала из шкафа простынь, порвала её на куски, сделала пелёнки. Обмыла парня чистой водой, запеленала в чистое, дала напиться воды.

Стрелка часов неумолимо двигалась вперёд, а Дианы всё не было. Идти к Анке, так это на другом конце села, куда с детьми? Павлик успокоился, напившись воды, уснул. Но Пелагея понимала, что это ненадолго. Её не отпускала тревога. Она вышла на крыльцо. И не понимала, что делать дальше! Подошла к воротам. Улица была пуста. Её охватил страх!

Она вернулась в дом. Дети спали. Пелагея достала литровую банку из шкафа и, забыв, что у неё болят ноги, помчалась к бабке Вере. Она единственная на её улице держала корову.

Вера уже подоила свою Зорьку и цедила тёплое молоко из ведра в банку.

– Вера, выручай, только не тяни время, налей молока! Дитя накормить надо.

Вера налила молока, насыпала в чашку творога:

– Что это ты, Пелагея, как с цепи сорвалась. Запыхалась. Гнал кто?

– Да Люська спит, боюсь проснётся, испугается.

– Ну да, ну да! А малой, ведь тоже у тебя? Лидка с утра сплетничала, что у Анки компания большая была. И Динку твою видели там. Шумели уж больно! Песни орали.

– Да, Павлик тоже у меня, Динки нет ещё, переживаю.

– Придёт! Куда тут деться. Беги уже!

– Вера, спасибо тебе! Если что узнаешь, прибеги, расскажи, ради бога!

– Прибегу, до магазина сейчас пойду, бабы обязательно что-нибудь расскажут.

Пелагея уже и не слушала соседку, бежала к воротам. Дети ещё спали. Пелагея вскипятила молоко, развела его кипячёной водой, налила в бутылочку, сварила манную кашу, кастрюльку завернула в полотенце, села напротив детей и стала ждать. В голове крутились разные мысли. Чего только не думалось ей. Какие картины только не рисовались в её воображении. И ни одной позитивной.

Первым проснулся Павлик. Он смотрел в потолок и терпеливо ждал, причмокивая, свою маму. Пелагея взяла малыша на руки, прижала к себе.

– Где ж мамка твоя, малыш? Куда она подевалась, горемычная. Не попала бы в беду, лихих людей хватает, не обидели бы…

Глава 5.

Прынц пугает Ираклия

Ираклий любил ранним утром прогуляться со своей собакой Принцем по парку. И каждый день у них происходил один и тот же разговор. Конечно, говорил только старик, но шпиц, в котором души не чаял хозяин, прекрасно понимал, о чём шла речь. Он то и дело поднимал свою хитрую мордочку вверх, как бы выражая своё согласие с хозяином.

–Прынц, не скачите как жэрэбэц, ходите рядом! Угомоните свои таланты, кабель. Пугаете прохожих. Не портите мне своё воспитание!

Конечно, Принц соглашался с хозяином, но в ту же минуту забывал эти наставления. Его больше интересовали кустики, цветочки и разные предметы, брошенные посетителями парка. Он носился кругами, принюхивался, поднимал заднюю лапу и помечал весь свой замысловатый собачий путь. Ираклий привычно ворчал, размахивал поводком, но особо действий Принца не ограничивал.

И в этот день как всегда старик приобрёл в киоске парка утреннюю газету, прошёл от ворот до центра аллеи и сел на лавочку. Принц тут же заскочил туда же и прилёг рядом, опустив передние лапы вниз. Было такое впечатление, что он готов в любую секунду сорваться с места и мчаться вперёд.

Старик углубился в чтение новостей и не сразу заметил, что Принца нет рядом.

– Прынц, Прынц! Ко мне! Шо за фортеля вы мне выкинули! Прынц!

Но Принц не откликался и на призывы хозяина не реагировал. Его просто нигде не было видно.

– Мужчина, вы собаку не видели? Только шо была тут. А вы не видели? Прынц! Прынц!

Старик носился по аллее, не убегая далеко от скамейки, на своих полусогнутых старческих ногах, хватаясь за грудь в районе сердца.

Вдруг где-то из-за лавки, в глубине сквера, послышался знакомый лай.

– Прынц! Ко мне! Ко мне!

Но шпиц не появился на призыв хозяина.

Старик, путаясь в траве и еле перебирая ногами, поспешил на лай своего любимца. Принц выскочил навстречу хозяину и тут же ринулся назад, к кустам. Старик, не раздумывая, побежал за собакой. Если можно его размахивания руками и трусцой назвать бегом.

– Прынц! Фу! Фу, Прынц, ко мне!

То, что он увидел за кустом, лишило его дара речи и разума. Голая женщина лежала вниз лицом, а Принц лизал и лизал её лицо, ухо, которое облепили мухи. И вдруг старик услышал, что женщина стонет! Он схватил собаку за поводок и, что есть старческой мочи, поспешил к аллее парка.

Аллея была пуста. Он повернул к киоску с прессой.

– Там… Там… Держите меня за руки, иначе я упаду в обморок!

– Ираклий! Что с вами? Что так вас взволновало!

– Там в кустах, за лавкой, лежит женщина!

– Тю… так то часто тут женщины лежат. И мужчины тоже. Алкашня разная с вечера по кустам разбредётся…

– Не, не, Изольда Карловна! Это другая, не из тех, сразу видно! Эта битая, вся в синяках и кровь там! Зовите милицию, Изольда Карловна, я не добегу до поста!

– Сидите тут, Ираклий. Сторожите прессу. Особенно сигареты. Подростки воруют. Я побежала.

Сверкая пятками из-под длинной юбки, Изольда Карловна пустилась к посту милиции, который стоял на входе в парк. Буквально через пять минут она бежала назад, опережая грузного милиционера, и показывая пальцем на Ираклия. Старик Ираклий разволновался и встал со стула, на котором восседал в роли охранника прессы. Принц рвался с поводка, так громко лаял, что невозможно было разобрать ничьих слов.

– Заткните собаку, а то пристрелю!– скомандовал милиционер и Принц тут же замолк.

– Там, там…

– Что там? И тебя пристрелить, чтобы внятно говорить начал, старик?

Милиционер расстегнул кобуру, достал пистолет.

– Шо ты мне начинаешь, старшина. Не видишь, трясусь от страха!

– Говори быстро, я пост оставил!

– Вон за тем кустом голая женщина. Стонет…

Старшина, ни минуты не медля, держа наготове оружие, помчался в кусты. Тут же выскочил и приказал:

– Стоять здесь! Никуда не двигаться! Я за подмогой.

– Оставьте меня жить… Оно мне надо? Прынц, кто вас туда гнал? Пили бы уже кофэ с пышной булкой…

– Ираклий, вы теперь свидетель. Затаскают вас. Не завидую.– Ехидно заметила продавщица прессой и сигаретами.

– А вас, Изольда Карловна? Идите уже до своей прэссы. А то растащут ваши сигарэты. Нечем будет выручку делать.

– Ираклий, вы же видите, что никого всё утро сегодня. Выходной, все спят ещё.

– Хорошо, составлю вам компанию. Вы делаете меня смеяться, Изольда Карловна! Какой я свидетель? Тю-у-у… Прынц свидетель, его понесло в кусты, а не меня.

– Уважаемый Ираклий! Не несите чепухи в народ! Не забудьте свою газету, когда вас повезут в милицию на допрос…

– Не дождётесь, уважаемая Изольда Карловна, вы со мной в одной связке. Не отвяжетесь.

По аллее бежали милиционер, люди в гражданской одежде и медики с носилками. Такой оперативности Ираклий не ожидал. Принц тоже. Он рвал поводок, лаял так, что даже Ираклий не ожидал наличие такого диапазона голоса у своей собаки. Следователь записал данные свидетелей. Медики унесли девушку. Ираклий даже успел разглядеть её лицо. И руку, свисающую с носилок. И так ему стала жалко эту руку, что он чуть не заплакал! Шпиц притих, его трясло.

 

– Куда повезли эту девушку, старшина?

– В третью. В реанимацию. Жива, слава Богу! Спасибо, дед!

– Какой я тебе дед, лейтенант… мне и шестьдесят не скоро. А вот Прынц герой! Получит свою сосиску в награду!

Глава 6.

Участковый Петька при исполнении

Пелагея накормила детей молоком и манной кашей. Люська не отходила от малыша, пыталась его поцеловать, но бабушка не разрешала:

– Мал Павлик ещё целоваться, не лезь к нему, Люська. Просто сиди и любуйся!

– Это наше?

– Наше, наше, чьё ж ещё!

– Мы его никому не отдадим, да, баба?

– Да кому ж мы его отдадим… кому он нужен? Мамка и та сбежала. Кто там? Кого там принесло! Открыто!

Пелагея прошла в коридор, открыла дверь, но гостя в дом запускать не стала. Так и держала его на пороге, закрыв собой дверное пространство.

– Чего тебе, Петька? Нечистая носит тебя по домам, людей тревожишь только.

– Тётка Пелагея, не ругайся, я при исполнении. Дина Павловна возвращалась домой вчера?

– Не-е-ет…

У Пелагеи уже обмякли ноги при виде участкового. А после вопроса и того хуже стало! Она вцепилась за ручку двери так, что и не оторвать уже руку от неё, разве что вместе с ручкой.

– Успокойтесь, не надо мне тут бледнеть и глаза закатывать. Я вам не доктор, тётка Пелагея. Просто получил задание задать вам несколько вопросов. Значит, Дарья Павловна и сегодня не возвращалась?

– Да нет же! Где она?

– Ищем. А Анна Семёновна? Не забегала к вам?

– Нет, не забегала. А где она?

– Ищем. А Толик, брат её…

– Да не было никого! Петька, ты мне скажи, где они все? Дитя брошено, сиська нужна, мать нужна дитю! Дристать начал от коровьего молока ребёнок!

– Тётка Пелагея, не повышай голос. Я при исполнении. Ищем. До свидания.

– Почему ищите-то? Скажи, Петька!

– Я вам не Петька. Я сейчас товарищ милиционер.

– Какой ты милиционер, если ничего не знаешь! Где Динка?

Пелагея схватила милиционера за китель, да так крепко, что он никак не смог расцепить её пальцы.

– Отцепись, Пелагея, а то применю силу!

– Говори всё, что знаешь, Петька, иначе помру на месте.

– Вот привязалась! Ладно! Сообщаю: вчера компания из пяти человек покинула посёлок в час ночи на машине городского гостя. Анатолий время помнит плохо, он уже спал. Но слышал, что покидали дом и садились в машину.

– И Динка?

– И Дина Павловна, и Анна Семёновна, и гости приезжие.

– Вот дурында! О ребёнке не помнила, что ли. Ведь обещала же! Что за девки такие…

– Не рыдайте! Ищем.

В доме заплакали дети. Пелагея кое-как оторвалась от милиционера и побрела в дом. Люська стояла посреди комнаты и держала на руках голого Павлика. Его головка трепыхалась в разные стороны, а ножки почти доставали пола.

Пелагея схватила ребёнка, прижала к себе и зарыдала ещё громче. Дети затихли. Люська легла на кровать, поджала ножки, свернулась калачиком, приняв позу эмбриона, и тут же уснула. Павлик, насосавшись воды, уснул на руках у Пелагеи. А она ещё долго сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник… Разговор с милиционером Петькой не давал ей покоя.

Глава 7.

Покойница без имени

– Наконец-то, очухалась! Ох, напугала всех, девка, думали так и не придёшь в себя!

– Где я?

– В больнице, где ж ещё!

– Как в больнице… в какой больнице?

– Лежи тихо, доктор сейчас придёт, спросишь его. Как звать то тебя?

– Звать? Как меня звать? Как?

– Тихо-тихо-тихо… как звать, так и звать. Найдём имя твоё, найдём! Потеряла где-то его, а мы найдём!

– А ребёнок? Где мой ребёнок?

– Тихо-тихо-тихо… Валерий Петрович, шумит наша покойница.

– Сильно шумит?

– Сильно, ищет кого-то!

– Это хорошо. Ну, как дела?

– … не знаю.

– Кто ж тебя так бил-то? А?

– Никто не бил. Я спала.

– Угу… спала – это хорошо. Здесь болит?

– Ой!

– Значит болит. Это плохо. Кто там, Мария?

– Тут хотят вопросы задать.

– Пусть зададут, пока не поздно, пусть заходят.

В палату вошли два милиционера. Доктор встал и тот, что выше, уселся на его место, стул заскрипел, но выдержал тяжёлый груз.

– Не упаду?

– Не упадёте, если ёрзать не будете.

– Везде одно и то же… что за мебель в медучреждениях! Приступим.

– Недолго! У вас три минуты!

– Везде одно и то же… что за порядки в этих больницах! Девушка, имя своё назовите.

– …

– Вопрос понятен? Как вас звать?

– Как?

– Что как? Кто бил тебя? Вся синяя…

– Я спала.

– Так. Всё, капитан, заканчивайте, она ничего не помнит. Пусть время пройдёт.

– Какое время! Там ещё два трупа! У них тоже не спросишь. Одна компания, или нет… непонятно. Все голые! Звоните, как что-то прояснится. Везде одно и то же, куда не придёшь!

– Хорошо! До свидания. Выход налево! Вам налево!

– Везде одно и то же, лейтенант, не тупи, сказали же – налево! Вот так!

Следователи, громко переговариваясь, ушли.

– Мария, смотри за ней. Если что, зови.

– Хорошо, Егор Петрович.

Доктор долго смотрел на молодую пациентку. Послушал пульс. Ещё раз посмотрел зрачки. Похлопал девушку по руке и вышел из палаты.

Мария сделала больной укол, поправила простынь, взяла девушку за руку:

– Спи, девонька, спи. Сон лечит. Вот что приснится тебе, то и расскажешь нам…

Глава 8.

Артистка без зрителей

Анка очнулась от адской боли. Эта нестерпимая боль рвала тело на части. Она не могла понять, куда попала и что с ней. Руки и ноги крепко привязаны к кровати. Анка повертела головой, но ничего не смогла разглядеть. Непроизвольное движение вызвало новый приступ невыносимой боли. И она закричала во всё своё лужёное горло. Словно иерихонская труба.

А голос-то у девицы таким и был сильным: она славилась в посёлке своим звонким голосом, оттого и была солисткой в небольшом ансамбле при Доме Культуры и Отдыха. На крики никто не отозвался. Никто не пришёл на помощь. Тусклый жёлтый свет скупо пробивался сквозь матовую штору, отделившую её неподвижное тело от всего мира. Анка рвалась туда всем своим существом, абсолютно не понимая, почему её привязали и бросили здесь одну. У неё началась истерика. Громкая, мерзкая, стягивающая в узел всё её неподвижное тело, начались судороги. Они выкручивали ноги, кисти рук, не хватало воздуха, чтобы набрать его в лёгкие и кричать ещё сильнее и громче… Безысходность. Жадная, не отпускающая, терзающая душу.

Спустя некоторое время, зевая и потягиваясь, со шприцем в одной руке и ватным тампоном в другой, явился взлохмаченный толстый коротышка в белом халате. Он молча откинул простыню с Анкиной ягодицы, мазнул по ней влажной ваткой, воткнул иглу в онемевшее тело, резко поднял руку со шприцем вверх, уверенно-артистично, снова мазнул влажной ваткой по бесчувственной коже Анкиного неподвижного тела и ушёл восвояси, равнодушно промямлив на ходу:

– Спи, давай, дура горластая! Ночь глыбокая на дворе, кричишь тут, как недорезанная! Спи, сказал…

Анка попыталась возмутиться, задергала ногами, пробуя освободиться из плена, но её вдруг закружило, завертело, понесло…

– Меня пыта… пыта… пы… – кричала она одними губами, проваливаясь в чёрную яму, и понеслась… понеслась её душа в бездну!

Глава 9.

Пелагея ищет Диану

– Тётя Пелагея, ты дома?

– Чего вопишь, тише ты, заходи, чего надо?

– Бабушка молока передала. А можно маленького посмотреть?

– А что его смотреть, дитя, да и всё.

– Я никогда маленьких не видела. Можно, а?

– Заходи, Юлька. Тихо только! Не шаркай тапками своими. Сымай обувки!

Соседская девчушка шустро скинула летние сандалии, отдала Пелагее банку с тёплым парным молоком и на цыпочках пробралась в комнату.

– Дети спят. Ты сиди тихо и смотри. Не трогай никого. Хорошо?

– Хорошо. А вы куда?

– А я сбегаю тут по делу. Недалеко. Только не трогай их руками, просто смотри. И не шуми.

– Хорошо, тётка Пелагея. Беги. Я буду сидеть тихо. Я не буду их трогать. Хорошенькие такие! Особенно пацанчик.

– Особенно пацанчика и не трогай, Юлька. Просто смотри и всё.

Пелагея, переваливаясь с ноги на ногу, понеслась в конец деревни к дому Анки. Никаких новостей ни от кого! Что ты будешь делать! Как в воду все канули!

– Куда несёшься, тётка Пелагея?

– К Буракиным. Бегу, дети одни дома, обернуться надо скорее.

– Садись, подвезу.

– Не, на мотоцикле не поеду! Носишься по деревне, как чёрт.

– Садись в люльку! Не опрокину, не боись!

Деваться некуда, и Пелагея, кряхтя, влезла в коляску мотоцикла. Ванька, сын соседей, рванул с места так, что с головы пассажирки слетел платок и был таков. Пелагея даже ахнуть не успела, а мотоцикл уже стоял у ворот Буракиных. Рядом с воротами, на лавке, сидел Толик и грыз семечки. И тут же скучала кошка, прижавшись к Толькиной ноге всем телом. При виде гостей, тут же соскочила с лавки и нырнула под забор. Толик даже головы не повернул в сторону прибывших односельчан.

– Толька, что морду воротишь? Анка дома?

– Нету Анки. И Динки вашей нету! Никого нету!

– Где они, отвечай, ирод! Ты собрал их в компашку свою. Куды дел всех?

– Уехали они. Кататься на машине и не вернулись. Третий день ни слуху, ни духу…

– А ты что с ними не поехал?

– Пьяный был. Спал уже!

– Зачем Динку увезли? Дитя там голодное какой день!

– Динка домой рвалась, помню! Но уговаривали они её. Это помню. Не спрашивай меня ни о чем, тётка Пелагея. Сам грущу. Пьяный был сильно…

– Грустит он! Там дитя без молока, а он грустит!

– Значит мать такая, что дитё бросила. Не приставай, голова болит. Похмелиться нечем… муки мучительные у меня. Горе!

– Горе у него! Что б вас…

Пелагея снова забралась в люльку и Ванька, развернувшись так, что люлька на повороте взлетела в воздух. Пелагея в обмороке не могла и звука извлечь из своего перепуганного организма.

По дороге Иван остановился, снял с дерева платок, вернул его пассажирке и снова с визгом тронул с места свой транспорт.

– Не переживай, тётка Пелагея. Что с Толика взять. Никто ничего не знает. Говорят, машину разбитую на трассе нашли. Всех найдут. Не переживай. Говори, что надо, привезу!

Пелагея тихо вошла в дом. Все дети спали. И Юлька, стоя на коленках у кровати, спала, уткнувшись в одеяло, которым был укрыт Павлик. Пелагея подняла няньку, уложила поперёк кровати, вылила молоко из банки в кастрюльку, поставила его кипятить. По её щекам текли огромные гроздья слёз…

Глава 10.

Митяй остолбенел…

Шумный весенний ветер беспардонно ворвался в открытое окно, взметнул вверх лёгкие тюлевые шторы, поднял тетрадные листочки со стола и разметал их по комнате.

– Мои рисунки! – закричала Анка, собирая с пола листочки с рисунками модных платьев. Она любила рисовать девушек в красивых платьях, придуманных ею, мечтая когда-нибудь сшить себе одно из них.

Окоченевшие пальцы не слушались, руки адски болели и висли, как плети. Она пыталась собрать рисунки с пола, но у неё никак не получалось, пальцы её не слушались.

– Холодно! Почему так холодно! Мама! Мама! Мне холодно…– кричала девочка. Мама крепко обняла её, прижала к себе так, что она стала задыхаться, затем затрясла дочь изо всех сил и стала бить по щекам.

– Мама! Мама! Не надо! Мама! Я больше не буду! Мама! Не бей меня… не бей меня, мама… – истошно кричала измученная Анка. Боль пронзала все её тело, собрав последние силы, она дралась с мамой и отбивалась от неё.

– Ну вот… очнулась, слава те… А дерется ещё… дурында. Чаво дралась-то, люди её спасают, а она – кулаки в ход… Придурошная какая-то… Ирка! Ирка! Иди на кровать сгрузим тело, а то уж больно широка девка! Да и бешеная! Ирка! Ну, идёшь ты или не…

Совсем тощая, словно палка, Ирка, схватила цепкими руками Анку за ноги:

– Раз… два… ну, давай Машка!

Машка ухнула, подсунула свои руки под мышки Анки. Та не успела ахнуть и её грузное тело, как мешок, свалилось на железную кровать с растянутой сеткой, словно в гамак.

– Да… доски надо было б подложить… Совсем девка на полу лежит. А ну, Машка, Митяя с поддоном зови, переложим заново.

– Митяй! Тащы паддон, грузная тута, подложку надыть… Ох, девица, разъелась же ты. Лежи, не трэпищи, и не вздумай орать, наслушались тебя, никому спать не дала. Пока Петяй не воткнул запретный укол. Не всем такая редкость выпадает, только самым безнадёжным.

Доктор разрешил. Ему звонили ночью. Доктор у нас золотой. Повезло тебе, деваха, ох повезло…

 

Минут через десять Митяй, пыхтя, протиснулся в дверь с деревянным поддоном.

– Бери за зад бабу, Митяй. Подмоги малость. Туды ешо ничего было, а обратно не потянем удвоем с Иркой. Ну! Ать, двать… Митька! Ну! Ну! Ложи ее! Ложи! На каталку ложи, Митяй! Чаво вцепился ей в зад, кидай на каталку! Да не ори ты, больная! Вишь, аж надрываемся утроём… Ирка, связывай руки ей, раз не разумеет!

Анка, не понимая, что с ней делают, кричала и отбивалась, теряя сознание от боли. Митяй вытер со лба обильный пот рукавом халата, скинул с кровати матрас, положил доски, вернул матрас на место, ловко подправил простыню.

– Ну! Ще ррраз, взяли! Да не дрыгайся ты! Уроним жа на пол, не подымем жа! Ишь, разъелась, а мы тута надрывайся над ней! Швы разлезутся, снова шить начнуть, шас уколы будуть, полегчает малость, лежи и не дрыгайся! – орала раскрасневшаяся Машка. Ирка молчала. Её цепкие сильные руки крепко держали ноги. Митяй, нечаянно задев грудь больной, ещё больше раскраснелся, одёрнув руки, как ошпаренный от крепкой молодой груди девахи. Так и стоял, растопырив их в разные стороны.

– Чаго остолбенел, Митяй, девок не трогал? Давай, топай отседова.

Недовольно бубня про себя что-то, долговязый медбрат двинулся на выход. Следом, громыхая каталкой, шумно шаркая ногами в растоптанных тапках, двинулась Машка. Ирка накрыла Анку застиранной простынкой, поправила подушку.

– Не плачь, девка, не реви, молодая ещё, доктор у нас хороший, не таких на ноги ставил. Терпи. Бог терпел и нам велел… Ох ты, досталось же девахе, чудом спасли… – обратилась она к женщине, сидевшей всё это время молча на кровати напротив.

– Присмотри за ней, Клаша, буйная уж очень, наркоз действует ещё, что ли! Кабы не подскочила на ноги. Сейчас медсестру позову, укольчик поставит и всё будет хорошо, девонька, потерпи, горемыка…

– Где я?– сквозь слезы, чуть слышно спросила Анка, повернув голову к Клаше.

– Как где… в больничке… не помнишь ничего, что ли?

– Не… ничего не помню. Что со мной?..

– Да лучше и не знать тебе ничего! Молись, что жива осталась!

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru