ГлавнаяСовременная русская литератураГалина МаркусВсё рифмуется

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Галина Маркус
Всё рифмуется

Если…

Обязуйся – ходить в лес осенний и тихий,
и хранить его музыку-шорохи долго.
От одежд и колец никакого нет толку,
только слёзы пустые да память о лихе.

Сбереги лучше маленький шарик стеклянный
и усохшие ягоды горькой рябины,
что казалось по росту, а стало – по чину,
не трагедий финал, а антракт мелодрамы.

Не надумай достоинств, которых-то, честно,
положа руку на сердце, было немного.
только ты их не знал… Ну, не хмурься, ей-Богу,
я терпеть не могу пафос лживый и пресный!

Помнишь, как муравьи в нашу обувь залезли,
как боялась мышей, не умела готовить?
Прочитай, наконец, мою старую повесть
и скажи: «Всё равно мне не нравится!»
если…

2006

Разговор

Пусть себя откровенно, безжалостно выдам…
Долгожданный провал очевиден, но тих.
Я целую твой голос – на вдох и на выдох, —
он дрожит от неловких касаний моих.

Хрупкий шар твоих пауз поймаю дыханьем,
не давая упасть… В искривлённый туннель
запускаю, мобильным назло вертухаям,
волны связи иной, без настроек извне.

Спутник, радио, скайп и тем более провод —
всё не нужно, не шли мне сухих смс.
Кто и что изобрёл? Я – один только повод.
Ноу-хау. Возможно, и это – прогресс…

Не молчи, не скажи ничего наносного…
Неуклюже-нежна, дотянусь до мембран
и дотронусь до космоса. В каждое слово
поцелую тебя, каждой ноте воздам, —

– этой, низкой – особенно… есть же пределы!
Закрываю глаза… ожидаю – ответь…
«Извини, не пойму. Ты чего-то хотела?»
…На ушах твоих, милый, топтался медведь.

2011

Елена Юшина, к роману Г. Маркус «Ноктюрн для капитана, или Меня зовут Оса», графпланшет

Август

Август в самом деле нынче август,
и тактично осень не спешит.
мягко, соблюдая аккуратность,
тронет только краешек души.

Дерево всего два-три листочка
пожелтевших прячет, застыдясь.
словно ничего не зная точно,
лето чуть прореживает вязь.

Лето-осень… В августе их встреча
не горька ещё, но ждёт разлук.
Да и я прощалась в этот вечер,
не задумав горечи и мук.

Боль ещё нахлынет, пожелтеет
каждый лист. Всю зелень оборвав,
осень скинет маску. Перед нею
души обнажатся для расправ.

Праведен вердикт – пора в изгнанье!
Хватит баламутить! Из простуд
и дождей – назначит наказанье,
наведёт без спроса чистоту.

…Было или не было то лето?
Жизнь корнями в осень проросла…
Ты не жди – я больше не приеду,
в мире без того хватает зла.

Сделка

Охальник ветер птицей золотой¹
гоняет лист по мокрым тротуарам.
А мне сегодня всё даётся даром:
твой долгий взгляд, мой призрачный покой.
Не плачу! И не жди, не заплачу.
На сдачу у тебя – одни разлуки
и мелочь ссор. Отдамся на поруки
надежде – тонко лгущему врачу.

Идёшь – как глупо! – сразу напролом.
Но ветер переменится, наверно.
Он бросит, наигравшись, олух скверный,
ту птицу – с переломанным крылом.
Как ловкий вор, уходит от расплат
скиталец, обходящийся без крова.
Он жертвою своей не очарован,
в беде её ничуть не виноват.

Ты хочешь отомстить мне: боль за боль! —
И, жадный, не смиряешься с убытком.
А листик тонкий – птица-инвалидка,
безжалостно растоптанный тобой,
лежит в грязи. Тому, кто о цене
готов забыть – урок. Увы, напрасный.
Послушай… Я на всё давно согласна.
Но что ты предложить посмеешь мне?

2007

Опечатка

У встреч случайных – сложные мотивы,
и скользкий смысл, и снов обманный вкус.
Судьба моя – хитрюга-воротила,
твоя – мошенник, ябеда и трус.
Вдвоём они отправились на дело:
пусть красть грешно, но – жизнь, мол, это жизнь.
Кривую закруглили неумело,
С наваром пустяковым разошлись.

Моя судьба – до щедрости богата,
твоя – тряслась над каждым пятачком.
Одна из них призналась: «Виновата»,
другая отреклась: «Я ни при чём».
И, золота отсыпав напоследок,
да попросив полстрочки написать,
моя ушла по собственному следу,
твоя – кралась и пряталась, как тать.

У встреч случайных – странные задачи.
Ляп, клякса, опечатка? Вырван лист…
Но если нота сыграна иначе —
сфальшивил не рояль, а пианист.
Чтоб люди не заметили – быстрее
по клавишам персты его бегут…
Ты – первый уходи. Я не умею
с брезгливостью вымарывать судьбу.

2009

Елена Юшина, к роману Г. Маркус «Непреодолимая сила», пастель

Сказание об эльфе

отрывок из поэмы «Найленир. Эльфийская баллада»

Что есть преграда, что – предел?
Где – лишь обычай, где – закон?
За сто ветров ты разглядел
звезды звенящей дивный сон.

На белой башне вековой
всей мыслью устремляясь вслед,
она стояла подо тьмой
ночных небес и страшных лет.

Твой острый взгляд её нашёл…
Не в силах повернуть коня,
как уезжал ты тяжело,
на битву счастье променяв!

Слова с её сорвались губ…
но далеко твой конь уже,
он мчит на зов военных труб
на пограничном рубеже.

Как точен глаз и быстр лук!
Посадка как твоя легка!
Прикосновенье тёплых рук
хранит разящая рука…

«Наш друг, не стоит хмурить лоб!
Забудь о деве роковой.
Пей за победу без забот,
ужель тебе дороже боль?»

Но звонок голос, полный слёз.
Вы не равны… Но тем сильней
и крепче связь. Ты что, всерьёз,
встал на колени перед ней?!

Безумный эльф! Даёшь обет…
Цена? Она не высока:
Вдвоём – десятки кратких лет,
и одиночества – века.

Беспечно родичи поют —
что им бегущие года?
А ты обрёк себя на труд,
её ждёт тлен, тебя – беда.

Но лучший миг – недолгий миг.
И смерти нет, и тлен – пустяк!
Ты радость тайную постиг,
а эльфы… пусть тебя простят.

2006

Вернись из чужих снов

На музыку песни «Where The Wild Roses Grow» (Ник Кэйв для альбома `Murder Ballads’).

Припев:
Вернись из чужих снов.
Покидай мир слепых теней.
Если слышишь далекий мой зов
отзовись на него скорей.

Он:
В лабиринтах судьбы потерялся опять,
и твой голос звучит все слабей и слабей.
Сквозь дремотный туман снова просишь не спать,
но как сладко мне в мире цветных миражей…

Она:
Угадаю тебя, разгляжу в темноте
тонкий профиль, отчаянный взмах твоих рук.
Только лживость зеркал предлагает не тех,
умножая число наших бед и разлук…

Припев.

Он:
Был суровым твой взгляд, беспощадною – речь,
я забыл, что такое и радость, и свет.
Не суметь одному общий сон уберечь…
позовешь – но, возможно, меня больше нет.

Она:
Эхо песню вдали переврет, повторит,
слов простых исказив настоящую суть.
Ты блуждаешь среди своих темных обид,
Неужели нам рай никогда не вернуть?

Припев.

Она:
Средь бесчисленных звезд зажигаю одну,
Подавая в ночи ожидания знак.
Но погаснет она, если только засну.
Почему ты не хочешь мой голос узнать?

Он:
Вот, над миром горит чей-то яркий огонь,
Маяком в глубине темно-синих небес.
Может, надо идти на него, на него?
Вдруг ты рядом и ждешь, где-то здесь, где-то здесь…

Припев:
Вернись из чужих снов.
Покидай мир слепых теней.
Если слышишь далекий мой зов
Отзовись на него скорей…
Покинь мир слепых теней…
Отзовись, возвратись скорей…

Примечание: Текст победил в 2008 г. на «Конкурсе одной песни» сайта Литсовет. Песня была исполнена профессиональными исполнителями. Звуковой файл можно найти на сайте автора http://galinamarkus.ru/pesni-na-stihi-avtora

Кленовые письма

Я пишу тебе письма – на каждом листке,
отправляю их в каждую новую осень.
Почтальон прилетает ко мне налегке
и всю стаю к тебе на крыльцо переносит.

И шуршат они там, и читаются вслух,
и трепещут, уснув на шершавом пороге,
но ты к шёпоту этому, видимо, глух
и, спускаясь, не смотришь, наверно, под ноги.

Как выходишь из дома, является он
– твой усталый двойник, – подметает ступени,
и ругает меня, и чихвостит сезон,
и стоит на подсвеченной золотом сцене,

подопрётся метлой и глядит далеко.
Там блуждает по городу странный прохожий,
и послания ищет – с моею строкой,
и найти их которую осень не может.

2016
/к картине Елены Юшиной «Кленовые письма», холст, масло/

Анкета

Нахальной клеткой сарафан
и в тон – серёжки из пластмассы.
Тетрадка тайная. Графа:
«Любимый цвет». Конечно, красный!

Давным-давно узнала ты
секрет притворства и успеха.
«Твои типичные черты?»
«Не плачу. Не жалею смеха».

А я – жалею и храню,
кому попало не вручаю,
я в солнечном живу краю,
и это – повод для печали.

Всё меньше яркая приязнь
к вещам, всё трепетней – к вещицам.
«Какая в жизни цель?» Лечась,
ни от чего не излечиться.

«Что для тебя любовь?» Ого…
Ты там зачёркиваешь что-то.
Всё просто: притворись нагой,
сними на пять минут заботу.

«А есть ли дружба»? Дружба есть.
Но как горька чужая чаша…
«Друг познаётся… это – честь!»
Нет-нет, скорее, степень фальши.

«Инициалы укажи
своей симпатии сердечной».
Какой уверенный нажим!
А это кто, кого ты – вечно?

Ты, с тонкой талией, вдали
маячить перестанешь скоро,
а всё, что у тебя болит,
меня теперь возьмёт измором.

Когда всё взыщут зеркала,
найдётся – красная тетрадка,
что ты когда-то завела,
а я – писала в ней украдкой.

2011

*** (смотрите, как…)

«Смотрите, как стесняется! Ну, что ты?
Ну, поцелуй скорей его, иди!
Глянь, убежала сразу… а с работы
лишь он войдёт, – летит всех впереди!

Она его – ну просто обожает,
а вот поцеловать – ну всё никак.
Вы знаете, тут гости приезжали,
он у неё не сходит с языка.

Ходили за рогаликом и булкой,
в кондитерской кассирша вышла в зал:
«Ой, шерстяная вязаная кукла!
Кто так тебя, малышка, обвязал?

Рейтузы, рукавички, шарфик, шапка!
Пальтишко – чудо! Ну и ну, дела…»
Так знаете? Она сказала: «Папа!» —
и гордо подбородок подняла.

«Ах, так, – смеялась я, – ну ты нахалка!
Пусть он тогда и вяжет, а не мать».
…Мой папа – самый лучший. Только жалко,
теперь уж не смогу поцеловать…

2013

*** (сценарий)

Ну вот, пожалуй, подытожим,
(пусть будет ямб, а не хорей):
теперь все девушки – моложе,
и только бабушки – старей.

Я позабыла время года
и перепутала листы:
работа, дом, метро, работа,
посты… да в соцсетях посты…

Из позабытого романа
леплю сценарий по ночам,
лечу придуманные раны,
пока свои кровоточат.

2014

Кастинг

Пригласи меня в дождь, как на праздник.
Вон танцует под струями лист,
все парадно блестит! Скоро кастинг.
Знаю, буду я новая Мисс.

Мисс дождя, Мисс – недлинные ноги,
Мисс простуженный голос, и Мисс
Старый зонтик. Не важно – пригоден
титул всякий. А ты – не плечист,

не спортсмен, не крутой, не начальник,
но на конкурсе этом – судья,
неподкупный, суровый, кристальный…
…Что ни год – прихожу только я.

ЗА НАДЕЖДОЙ

*** (я в платье длинном…)

Я в платье длинном, тёмно-синем,
рябины кисть в руке, как символ,
вхожу в осенний свет гостиной,
ступая в золото ковра,
и шлейф от талии струится,
в своих рисунках-небылицах
серебряным парчовым птицам
даря движение крыла.

Какая тайна в днях рожденья,
в их странных дато-совпаденьях,
ну, а особенно в осенних…
Со шлейфа птицы упорхнут,
усядутся почистить перья
в янтарно-изумрудных кельях,
среди возвышенных материй
найдя и пищу, и приют.

Я отпускаю их из плена
октябрь каждый неизменно.
И как же я несовременна,
но как – одновременна вам!
Я в платье длинном и немодном,
но небесам опять угодно,
чтоб я была одно-природной
рождённым осенью стихам.

В просторных залах, в этом виде
никто, я знаю, не обидит,
увидев отблески открытий
в прищуре ироничных глаз,
хранящих тайные подарки
и королевы, и товарки.
Я даже делаю ремарки
ей на полях – из этих фраз.

Вы говорите: «Где же платье?
Ну что за детское занятье?
Да и с какой, скажите, стати,
дарить тебе такой наряд?
Мы видим джинсы и ветровку,
и ты идёшь на остановку,
и как с такой экипировки
на ветки птицы полетят?»

Я промолчу, я не отвечу,
но чудо-ткань ласкает плечи,
и я уверена, конечно,
что знаю, как носить её.
Хоть выдают порой походка
и горделивость подбородка,
но я инкогнито, и ловко
скрываю звание моё.

2003

/картина Елены Юшиной, к стихотворению «Я в платье длинном…», холст, масло/

Дачные тени

Дачные тени. Мы завтра уедем.
Вьётся дымок с огорода соседей.
Светом янтарным ликует терраса,
столько прождавшая этого часа.
Кресло замерзло под выцветшим пледом.
Кто там маячит? Не бабушка ль с дедом?

Ходят, согнувшись, в саду собирая
яблоки-паданку. Пахнет сараем,
жухлой листвой и подвязанной розой,
мокрыми флоксами, детской глюкозой,
старым комодом и ветхой салфеткой.
Дед нам за лето проставил отметки —

всем по пятерке. Игрушки собрали.
Те, что остались, застыли в печали.
И, стариковски-неспешно, вслепую,
яблоки дед на крыльце сортирует.
Эти – в повидло, те – в лопнувший таз,
эти – ребятам.
Съешьте сейчас.

2016

«Прощание с дачей», Елена Юшина, холст, масло

Осеннее

Я напоить не в силах вас —
иссяк родник, пропали соки,
и только яда мой запас
на каждый день и каждый час
неисчерпаемо глубокий.

Вот, испарилась доброта.
Скребу по дну десертной ложкой,
но и десертная – пуста.
А там, на стенках, – маета,
да сострадания немножко.

Я отменяю ваш приход,
скорее приглашенья рвите —
вам не войти – не та, не тот…
Лишь ей, стоящей у ворот,
я открываю по наитью.

Пустой сосуд ей протяну,
она нальёт туда с избытком
победу, проигрыш, вину
и молодость – ещё одну…
И чуть помедлит у калитки.

2016

Небо

Грузное небо провисло
и насадилось на лес.
Разом обрушились листья,
клён потерял ирокез.

Вспоротым брюхом елозя,
серою мутью сочась,
небо лежит в коматозе
и у меня на плечах.

Ниже и ниже под небом
гнётся безвольно спина.
Мне прописали плацебо,
небу – предзимнего сна.

Мне бы поднять, а не бросить,
мне б дотащить до весны.
Скоро скукожится осень,
мир станет бело-простым,

Я предъявлю свою ношу,
мне подмахнут: проходи.
Небо, ты станешь хорошим.
спи у меня на груди.

2013

Акварель

экспромт к картине

Быт его давно несносен,
отколуплен, пылен, ржав.
Но он снова пишет осень,
охру с медью намешав.

Не скопил жене на отдых,
дочке не утёр слезу,
но он снова пишет воздух,
взявши кобальт и лазурь.

Ничего не будет после,
лишь прохожего зевок.
Но пока он пишет осень —
осень пишет про него.

2012

/«Художник», Наталия Маркус, акварель/

Должница

Прощальный круг – и тонут гуси

в воронке плачущих небес,

мешок бордово-жёлтой грусти

несёт усталый Репорез…

Хоть не подсчитаны цыплята,

и я, конечно, виновата,

что расточила прежний клад,

но, видно, время для расплат

не наступило. Вновь готова

Заревница палить листву

и, должников собрав к костру,

Отвесить самоцветов новых.

…Средь них найдётся невзначай

И умножающий печаль.

Полгода, как Змеевник вешний

минул, и выполз всякий гад,

и скорпионы мыли клешни,

а слово источало яд.

Но от наточенного жала

тогда, казалось, я сбежала.

Беспечный ветреник – прибой

волной заманивал рябой.

Но всё истрачено на взятки,

щедрот закончился запас,

и с горечью медовый Спас

взирал на жалкие остатки,

но, как заботливый отец,

Подал и мяту, и чабрец.

Теперь, беспомощность лелея,

я, не ломаясь, всё беру:

и мелочь медную с аллеи,

и дождь холодный поутру.

Напишет в воздухе прозрачном

решенье верное задачи

сам Златоуст… Примерзнёт лист.

По снегу путь и гол, и чист.

И ни намерений, ни планов…

Есть только звук, есть только миг.

И ангел мой прекраснолик,

в нём нет ни фальши, ни изъяна, —

– посланник, прибывший извне,

прикажет долг вернуть казне.

2010

*** (в день простылый)

В день простылый, призрачный и зябкий,

медленно ступая по листве,

я искала желудь, но со шляпкой,

а со шляпкой не было в Москве.

Ожидала осень кларнетиста,

тот был пьян, прийти никак не мог.

Я искала лист, но только чистый,

правильно-резной такой листок.

А потом, назад бредя уныло,

(что ни лист, то пятна – тлен и ржа),

я искала рифму к слову «силы»,

чтобы их хоть как-то поддержать.

В стороне от парковых дорожек

замелькал неверный силуэт, —

музыкант искал чего-то тоже,

может, свой утерянный кларнет?

На скамейке осень притулилась, —

кларнетист был спьяну очень груб.

А с небес вот-вот прольется милость.

На меня. На клен. На старый дуб.

2018

/картина Елены Юшиной «Под окном припарковалась осень», акварель, тушь/

Осенняя птица

Осенняя птица заходит в чужие дворы,
легко семенит по изъянам чужих тротуаров,
и есть у неё ещё пара несношенных крыл,
но птица не помнит, что смела летать и летала.

Не может представить, а как это? – город внизу,
квадратные шапки дворов застывают бетонно,
машины по кругу своих заключенных везут,
и чахло герани глядят из проёмов оконных.

Цепляясь за воздух, слепые деревья себе
карябают спины, шарахаясь к серым заборам,
и ищут проходы, и гнут сколиозный хребет,
и листья теряют, ведя бесполезные споры.

А сверху… наверно, по-разному, как повезёт:
бездонно и купольно, и восхитительно страшно,
но это полёт. Это долгий свободный полёт,
и это не каждый… Да, это сумеет не каждый!

…Осенняя птица сновала по мокрым дворам:
помойки, коты, столько сложного долгого дела…
Пока не услышала: «Хватит, подруга. Пора».
И птица очнулась. И вспомнила. И улетела.

2015

«Відпусти, я благаю, відпусти…», Елена Юшина, пастель

*** (затянулся этот день…)

Затянулся этот день,
затянул в слепые лужи.
Складки на земле утюжит
вечер – скучный телепень.
Мир внутри и мир снаружи
чаще сходятся теперь.

Завтра, угадаю – снег,
белым тестом всё слепляя,
ноты, провода, сараи,
щёлки между сонных век,
край вселенной с дома краем,
– снова выпадет – навек.

Все мы, знаешь, за окном,
кто внутри, а кто на ветке,
и у нас теперь не редки
снега ком и в горле ком…
От всего дают таблетки
в мире белом и простом.

Залетев в своё гнездо,
и укрывшись с головою,
слушаем, как ветер воет:
ми-ре-соль… соль-ля-си-до…
И живущая с живою
на два такта – заодно.

2013

*** (я вхожу неуверенно…)

Я вхожу – неуверенно, робко, смущённо.
Прикоснувшись едва, отступаю назад.
О, безжалостно мною сегодня прощённый,
вот и год миновал. Ты как будто не рад?

Принимал без меня и весёлых, и свежих,
нежных, жарких и страстных, и будешь о них
грезить в красочных снах – но всё реже и реже,
засыпая лишь в жгучих объятьях моих.

А они с каждым разом становятся крепче:
я всем телом прижмусь и губами прильну,
навалюсь на твои отдохнувшие плечи.
И ты примешь меня. И искупишь вину.

Пусть любовницы носят одежды цветные,
но невеста – простой чистоты образец.
Платье белое шьют мне прилежно портные,
не иссякнет запас драгоценных колец.

Ну, а будем женаты не день и не месяц —
отыщу свой замызганный серый халат,
то поплачу, то снова начну куролесить,
так начнётся привычный и долгий разлад.

А когда подвернётся хмельная шалава,
позабудешь опять – не мила, не нужна…
Но ты мой – если я на тебя подышала.
Помни, город, и жди. Я зима. Я жена.

Ангел первого снега

Я немного посижу и улечу…
В эту зиму – неподъёмная работа.
Хоть нам крылья и даются по плечу,
но сегодня тяжело плечам чего-то…

Обвисают крылья, мокнут, тянут вниз,
над обрывом мира – словно над порогом.
Первый снег… я повторю ещё на бис,
я взлечу… лишь посижу ещё немного.

2016

«Ангел первого снега», Е. Юшина, пастель

В поисках приюта

Ну что нам говорить – что грязь месить,
в сугробах пробираясь еле-еле…
Ведь зимние плоды уже созрели,
их держит только тоненькая нить.

Чуть-чуть ещё, и с ветки упадут,
рассыплется сухая мякоть снега,
и мы с тобою в поисках ночлега
отыщем кем-то брошенный приют.

Свечу зажжём, растопится камин.
Устроимся в уютных тёплых креслах,
и в этом уголке, таком прелестном,
остаться до конца зимы решим.

Пусть зимних звёзд холодный яркий свет
прольётся нам на пряничную крышу,
но мы и не увидим, не услышим
метелей, снегопадов и комет…

А если слишком сильный ураган
решит, что нам пора бы и наружу,
Ну что же? Мы немножечко потужим
и новый путь проложим по снегам.

2003

*** (снег)

Какой сегодня нежный снег,
слегка танцуя, он кружится,
касается ресниц и век,
целует без разбора лица.

А что за лица! На углу
старуха – просит при иконе,
я, как обычно, пробегу,
а снег – останется в ладони.

А девушка? Сдала зачёт,
одета в мини и не тужит.
Снег целится в воротничок
и забирается поглубже.

А этот господин в пальто —
начальник, видно, непреклонный,
авто в ремонте, но зато
на плечи падают погоны.

Лишь не собрать сегодня мне
столь редкий, драгоценно-белый…
Мы не сошлись опять в цене,
и я его рисую мелом.

2012

Снеговик

От окошка – пятно на снегу,
вот тебе и домашний очаг.
Я расстаться с тобой не могу,
и остаться снаружи – никак…

Обо мне беспокоишься ты,
прогоняешь – погреться в тепле.
Я, и правда, немного простыл
и прийти не смогу в феврале.

Как коротенькой встрече ты рад!
Не скучай, потерпи, хорошо?
Но внезапно случается март.
Я не знаю, куда ты ушёл…

2013
/к картине Елены Юшиной «До завтра», пастель/

Одуванчик

Я радость цвета первый принесу,
весёлый, яркий, свеженький, по маю.
Но жёлтый – лишь потеха, глубже суть
не сразу перед вами обнажаю.

Не наглой белой ватой тополей,
а нежностью былиночек прозрачных,
ранимых в эфемерности своей,
раскроюсь для поставленной задачи:

напоминая горестно о том,
что мир недолговечен, рай утерян —
быть странным одноразовым цветком,
развеяться от легких дуновений.

Создатель хрупкий нимб мне подарил
за то, что буду стоптан или сорван.
Среди творений дивных, знаю, мил
и я ему, простой, невзрачный, сорный…

…За то, что малым детям послужу
любимою игрушкой, и признанью
такому рад, и вовсе не стыжусь
отдаться их невинному дыханью.

…За то, что разлетаясь, раздаю
себя земле, пусть гол и неухожен
останусь. Да за то, что в честь мою
зовёте вы беспомощного «Божий…»