Галина Львовна Романова
Надежда

– Аскольд? Но это… Аристарх!

Крепко сбитая шатенка медленно поднялась со своей койки, сделала шаг. Обернулась на чей-то смех. Это хихикала миниатюрная брюнетка с такими длинными волосами, что Надежда почувствовала зависть. Они окутывали ее фигурку, как пышное черное облако.

– Похоже, – отсмеявшись, промолвила она, – у этого типа много имен. Я знала его под именем Александра!

– А как, – Надежда обернулась к мужчине, – тебя зовут на самом деле?

В горле что-то болело и неприятно царапало при каждом слове, и говорить она старалась потише, так что боялась, что ее шепот не разберут, но мужчина ее понял.

– Асер, – коротко ответил тот. – Но это не играет роли.

– Почему? Если ты…

– Потому, что это не важно.

Его окликнули из коридора – явно не на унилингве, поскольку транслятор не справился с переводом, – и Аскольд-Аристарх-Александр-Асер буквально вылетел за порог. Дверь захлопнулась. Мигнула лампочка сигнализации.

В зале повисла тишина.

– Вот, девочки, мы и попали, – сказал кто-то. – И что теперь с нами будет?

– А то вы не знаете, – горько вздохнула девушка, которая опознала в Аскольде Аристарха. – Нас продадут.

– Как? Когда? Почему? – послышались со всех сторон голоса. Девушки придвинулись ближе. Некоторые выбрались из своих закутков. – Откуда ты знаешь?

– Подслушала. Кто-то из них буркнул – мол, хорошая партия. Качественный товар, можно неплохой куш сорвать.

– Продать, – повторила рыжая. – Как рабынь, да? Но ведь рабства не существует…

– На Земле. А мы, если ты не заметила, тут. Неизвестно, где! И здесь может быть, что угодно.

– Мы – рабыни? – брюнетка содрогнулась, крепко обхватив себя руками за плечи. – Еще чего не хватало! Чтобы я – и стала рабыней? Чтобы меня – и продали? Какому-то старому развратному старикашке? Да я его…Да он у меня…

– Зачем обязательно старому? – с непонятной интонацией протянула рыжеволосая соседка Надежды. – Может быть, он будет молодой. Высокий, красивый… благородный… вы разве не заметили, как тут с нами обращались? Осторожно! Значит, мы представляем определенную ценность…Значит, мы можем диктовать свои условия! Мы же женщины! А женщины испокон веков правили миром… и мужчинами. В конце концов, Роксолана тоже сначала была рабыней. А потом стала повелительницей целого мира!

– Мечтаешь о том же? – усмехнулась брюнетка.

– А что? Мечтать не вредно! Вредно не мечтать!

Она выпрямилась, расправив плечи, и сверху вниз посмотрела на своих товарок по несчастью. Несмотря на худощавое телосложение, рыжая выглядела эффектно. «Такую фигуру только на подиум», – отстраненно подумала Надежда. Сама она не считала себя уродиной, сколько помнила, лишь в подростковом возрасте ее пугала собственная внешность – особенно когда лоб, нос и подбородок были усеяны прыщами. Но потом они сошли, и преобразившаяся фигура яснее ясного дала понять – ее обладательница красива. Но эта рыжая… Да и все они тут, если посмотреть, были красавицами. Ни одной сколько-нибудь серенькой мышки. Да, у кого-то из местных похитителей отменный вкус.

«У Аскольда или Асера, как его зовут на самом деле, – подсказала память. – Судя по всему, он всех нас так… обрабатывал!»

– А вот я ни за что не покорюсь какому-то инопланетянину, – воинственно заявила брюнетка. – Пусть даже не мечтает! Пусть только попробует – сразу узнает, где раки зимуют! Я ему покажу. Я им всем покажу, как меня похищать! Я – свободный человек. У меня есть достоинство… есть чувства, в конце концов! Я…

Голос ее сорвался. Девушка схватилась за горло, в темно-карих глазах ее мелькнул страх. То, что случилось с блондинкой, еще было свежо в памяти остальных. Тем более что вот она, лежала рядом, не вступая в разговор, вытянувшись во весь рост и даже, кажется, не моргая.

Понемногу разговор увял. Пленницы переглядывались, перебрасываясь короткими словами. Разговаривать никому не хотелось. На все лады повторялся один и тот же вопрос: «Что с нами будет?» Надежда помалкивала.

– Как тебя зовут? – окликнула ее рыжая соседка. – Меня – Ярославна, – вскинула она голову. – Что? Красивое русское имя. Старинное. «Плач Ярославны» знаешь? Вот меня в честь той княгини и назвали… Что улыбаешься?

– «Ярославна» не имя. Это отчество, – сказала Надежда. – Твои родители что-то напутали.

– Много ты понимаешь, – фыркнула девушка со странным именем. Отвернулась с гордым видом, но тут же решила сменить гнев на милость: – А тебя как зовут?

– Надежда.

– Тебя нам и не хватало, – понимающе усмехнулась она.

– Ты откуда?

– Из Москвы.

– Это понятно. А поточнее?

– Химки. Это теперь имеет какое-нибудь значение?

Надежда отвернулась. Разговаривать не хотелось. Ею овладела тревога и страх. А еще – обреченность. Она одна, в незнакомом мире, вместе с такими же, как она, похищенными для неизвестных целей землянками. Сейчас не важно, кто из них откуда привезен. Прошлое прошло. А впереди…

– У тебя дома кто-нибудь остался?

Она помотала головой, внезапно с острой болью подумав, что никому, в сущности, не было до нее никакого дела. Родственники далеко и за полгода после смерти мамы практически не напоминали о своем существовании – почти не звонили, очень редко приглашали в гости на семейные торжества, сами не навещали. Бывший муж после тесного общения с участковым тоже прекратил посещения, родня с мужниной стороны тем более. Соседи? Но Надежда сама так боялась общения с ними – еще, чего доброго, приревнуют одинокую женщину, уверенные в том, что она спит и видит заполучить чужого мужа в свою постель! – что ограничивалась дежурными приветствиями на лестничной площадке. Разве что на работе… Но сколько прошло времени? Ее отсутствие на заводе наверняка заметили. Попытались связаться, выяснили, что она исчезла и… Махнули рукой? Выругались, дескать, сбежала, даже не предупредив об этом, и уволили задним числом? Или как там положено поступать? У них в бригаде был случай, когда мужчина на выходных, поехав на рыбалку за город, перебрал, полез купаться пьяным и утонул. На завод пришла бумага, его уволили. Задним числом, чтобы не портил статистику. Наверное, так же поступят и с нею? Но по какой статье? Она ведь жива. Только…

Только никто не знает, где она и что с нею. И никому до нее нет никакого дела.

Слезы сами навернулись на глаза, и Надежда отвернулась ото всех. Хотелось уснуть, а проснуться у себя дома с похмелья и с облегчением узнать, что все это сон. Когда-то она пробовала читать любовные романы, где героиню похищают. Обычно страдания девушки сами собой прекращались в тот миг, когда она впервые видела похитителя. Тот, как всегда в романах, был высок, строен, мужественен и старался доказать свою любовь, приручив дикарку. Пленница начинала ему доверять, привыкала и потом, постепенно, страниц через сто, ощущала зарождение ответного чувства. Прямо не романы, а пособие «Что делать, если вас похитили и пытаются соблазнить». Рыжая Ярославна явно собиралась претворить вычитанные знания в жизнь! Но она-то не Ярославна! Она – другая.

С одной из коек доносился сдавленный плач. Золотисто-русая девушка рыдала в подушку, сжавшись в комочек. Соседки старательно отводили взгляд, кусая губы и явно пытаясь не замечать происходящего. Надежда тихо поднялась, подошла, присев на край койки. Погладила девушку по плечу.

– Мама, – срывающимся шепотом причитала та. – Я к маме хочу. Моя мама… она будет волноваться. Она меня ждет, переживает, а я… туу-у-ут… мамочка… мамочка моя…

Прикосновения Надежды только усилили потоки слез. Не прошло и минуты, как золотистоволосая девушка плакала навзрыд, обнимая утешительницу за шею. На вид ей было не больше семнадцати лет. Наверное, только-только школу закончила. Поступила в институт, возвращалась домой с занятий и…Господи, как это чудовищно! Ладно – она, по большому счету, о ней некому переживать. Но этой девочке-то за что такие страдания?

Не без труда Надежде удалось как-то отцепить от себя судорожно цеплявшиеся за ее шею руки. Обессилевшая от слез, вся погруженная в свое отчаяние, девушка скорчилась на койке, закрыв лицо руками. Надежда тихо встала. Ноги сами понесли ее к двери, в то время как понемногу все взгляды буквально прилипли к ее спине.

Остановившись на пороге, Надежда окинула дверь взглядом. Ни ручки, ни щели замка, ни смотрового окошечка. Просто прямоугольник с глазками камер наблюдения над верхним косяком. Как в тюрьме – внутренних запоров тут нет. Помедлив – если камеры есть, они должны ее уже заметить – женщина подняла руку и тихо постучала.

Тишина. Неужели похитителям все равно?

Но только она решила повторить попытку, как дверь все-таки бесшумно отъехала в сторону. На пороге стояли двое. По виду – земляне, разве что волосы и кожа странного красно-лилового оттенка.

– Чего надо?

Механический голос переводчика сработал с опозданием, полностью убрав интонации. Надежда отступила на шаг.

– Послушайте. Я все понимаю… то есть, не знаю… это ваши обычаи, они в этом мире… здесь и сейчас так, наверное, и надо поступать, но… ведь вы же тоже люди… или… ну… у вас должны же быть какие-то чувства! – говорить было больно, каждое слово царапало горло, и женщина волновалась, пытаясь подобрать нужные слова. – Девочке больно. Девочка плачет, – она указала на койку, где золотоволосая девушка уже не плакала, а просто стонала и вздыхала в тоске. – Ей надо домой. К маме. У нее семья, понимаете? Она не может быть… как мы… как все. Послушайте, может быть, можно что-нибудь сделать? Для нее?

Она осеклась. Мужчины – работорговцы? – смотрели сверху вниз.

– Что?

– Я не знаю. Но что-то же можно сделать! Отправьте ее домой. Она тут не выживет. Пожалуйста…

Не дослушав, мужчины развернулись и вышли.

Ненадолго. Через четверть часа спустя они вернулись вместе с каким-то кремовокожим карликом. Все еще всхлипывающую девушку подхватили под руки и куда-то увели.

Больше здесь ее никто не видел.

Пшемыньски смотрел на Шохха. За минувшие несколько дней змеелюда словно подменили. Его бледная отудловатая кожа словно подсохла и плотнее охватывала череп. Она стала чуть темнее, и на ней проступали извилистые линии узора – по этим «картинкам» змеелюды и отличали друг друга, поскольку узоры на коже черепа могли рассказать об их носителе больше, чем паспортная карточка. Перестали слезиться глазницы. Губы натянулись, открывая мелкие зубки. Будь Шохх человеком, Пшемыньски сказал бы, что тот сделал подтяжку. Но в данном случае эти перемена обозначала одно – воротиле теневого бизнеса каким-то чудом удалось приостановить неминуемую линьку и связанный с этим процесс закукливания. Вот что значит, сила денег! Она заставляет отступать даже необратимые физиологические процессы.

– Работа идет полным ходом, – сказал он. – Практически вся партия уже готова. Мы заканчиваем обработку и исследования. Негоже предлагать покупателям непроверенный товар. Все должно быть идеально.

– И все будет идеально, – кивнул человек. – Я всегда имею дело только с качественным товаром.

– Это заметно, – Шохх пошевелил гибкими руками-щупальцами. – С тобой работать одно удовольствие…

– Ага. А не работать – другое!

– Ты прав, человек, прав, – Шохх забулькал, что должно было означать смех. – Ради тебя я вынужден был приостановить линьку, а это чревато различными осложнениями в будущем. Но что не сделаешь ради старинного друга! Даже рискнешь здоровьем…Вы, люди, счастливые. У вас не бывает линек…

– Мы вообще самая удачливая раса в Галактике, – усмехнулся Пшемыньски, но тут же посерьезнел: – Ближе к делу, Шохх. Когда назначен аукцион?

Змеелюд нервно зашевелил ручками-щупальцами.

– С-скорее всего, – он стал пришепетывать, что выдавало его волнение, – он с-состоится в вос-семнадцатый день Молодой Луны.

На каждой планете был свой календарь и свое исчисление времени. Николу Пшемыньски понадобилось около минуты, чтобы высчитать точную дату.

– Слишком долго ждать! – резюмировал он. – Я потерял одного «Шершня» возле Старой Земли. Если Интаргалакпол его перехватил, они могут выйти на меня. Да, космос меня побери, они ведь могут уже идти по моему следу! Нам надо торопиться и сбыть товар с рук до того, как нам эти самые руки отрубят! Десятый день – крайний срок.

– Неприемлемо, – процедил змеелюд. – Мы уже разос-слали приглашения. Некоторые важные клиенты еще не отпис-сались… Мы ждем ответа со дня на день. Перенос-сить дату аукциона – дурной тон. Можно потерять клиентов!

– Глупости! – если бы не разделявшее их расстояние – «Краковяк» по-прежнему болтался на орбите, а Шохх сидел на планете – человек не отказал бы себе в удовольствии немного придушить проклятого червяка. – Десятого числа – и дудки! Это мое последнее слово! Или я одиннадцатого забираю товар. Там, внизу, мои парни. Мне достаточно только свистнуть, и вся партия будет у меня! А, поскольку они уже обработаны, я могу их продать в любой момент и по любой цене! Минуя посредников!

Шохх зашипел так, что раздувшийся горловой мешок почти скрыл его морду от собеседника. Какое-то время с экрана неслось только шипение и невнятное бульканье.

– Ш-шантаж! Не имееш-шь права…

– Груз мой! Я сказал! – Пшемыньски грохнул кулаком по пульту.

– Но как же клиенты! – воздел все свои ручки вверх змеелюд. – Я рассчитывал на них! Кому мы теперь продадим твоих землянок?

– Да кому угодно. Хоть выставим в открытую распродажу. Оформим как бракованную партию перепрошитых киборгов, чтобы налоговики не слишком цеплялись. С руками оторвут. Даже с твоими культяпками! Это я гарантирую.

Шохх хрипел, шипел, плевался и булькал горловым мешком, призывая на человека кары всех темных сил Галактики оптом и в розницу, мешая Интергалакпол с демонами Ада. Но Никол Пшемыньски оставался глух и слеп к его угрозам и пантомиме. Он уже знал, что, пошумев и выпустив пары, змеелюд поступит так, как хочется ему.

– А, вот и новобранец! – приветствовали его.

Гурий сделал шаг вперед, расправляя плечи. Надо было как-то отреагировать, но юноша все еще пребывал в шоке.

Он сам не ожидал, что его бредовая мечта может стать реальностью. Дядя пошумел, постучал кулаком по столу, погрозил, но все-таки подписал его сгоряча поданный рапорт. Мать устраивала скандалы и истерики, отец наотрез отказался общаться «с этим ненормальным», сослуживцы только что пальцем у виска не крутили – мол, зачем тебе это надо? Все равно ничего не получится.

Получилось. Получилось, несмотря ни на что. Правда, для этого пришлось сменить гражданство и получить новый паспорт, где в графе «место рождения» стояло «Планета Марс». Ибо урожденные земляне считались невыездными. Им дозволялось покидать Солнечную систему лишь в качестве туристов, при этом ни один круизный лайнер землян никогда не приземлялся на других планетах. В лучшем случае, делались «технические» остановки где-нибудь в необжитых мирах, туристам разрешалось походить по поверхности неосвоенной планеты в скафандрах, сделать пару снимков экзотических пейзажей – и отправляться восвояси.

Гурию повезло. По документам он перестал быть уроженцем планеты Земля и мог открыть для себя глубокий космос.

– Так точно, – отрапортовал он, отмирая. – Прибыл для прохождения практики.

– Давайте ваши документы!

Пластиковый файл скользнул в щель считывающего устройства.

– Ого, Марс! – сразу заметил его новый начальник ярко-красный штамп. – Далековато забрались, стажер! И как там, на Марсе?

– Нормально, – пожал плечами Гурий. – Живет…

На самом деле на Марсе он за всю свою жизнь провел едва ли трое суток, из них два – в школе, когда их всем классом возили на экскурсию в пустыни Красной Планеты, и еще один, последний день провел там, когда получал новый паспорт и заказывал место на пассажирском транспортнике, уходящем в глубокий космос.

– И что вы у нас забыли, стажер… Хват-оф? – начальник, с заметным малиново-лиловым загаром, который можно приобрести только в космосе, даже прищурился, считывая его фамилию.

– Так точно. Хватов. Хват.

– Хват, – повторил начальник. – Что ж. Хват – так Хват. Так почему именно к нам? На Марсе дела не нашлось?

– Никак нет, – что-что, а ответ на этот вопрос у Гурия был готов давным-давно. – Я как раз и подал рапорт о переводе потому, что мечтаю о настоящем деле. Всю жизнь хотел служить в галактической полиции… бороться с пиратством и… контрабандистами.

– Бороться, значит, – начальник вышел из-за стола-пульта, и стало заметно, что одна нога у него заменена весьма некачественным протезом. Это было странно – то ли не хватило денег вырастить новую биопластовую конечность, то ли кое-как задрапированная штаниной металлическая конструкция была напоминанием о чем-то сугубо личном. К тому же она слегка поскрипывала при ходьбе. – Гоняться за преступниками, значит? Романтика дальних странствий? Ох, молодость, молодость… Когда-то я и сам был таким…пока – вот… – он похлопал по конструкции. – Это как напоминание о том, что реальность далека от мечты. Прежним, стажер, ты уже не будешь никогда. Можно себя обманывать, но вот нужно ли?

Гурий стоял навытяжку, не зная, как реагировать на это внезапное откровение. Начальник тем временем обошел его кругом, осматривая и разве что не похлопав по плечам и спине, как породистого коня, после чего прохромал к столу и занялся оформлением документации – скопировал данные стажера Хвата в память системы, заполнил анкету, распечатал новое удостоверение и, пока машина оформляла остальное, нажал кнопку селекторной связи:

– Капитана Крокуса ко мне… если свободен… А ты, стажер, расслабься. Люди нам нужны. Вроде везде автоматика, а поди же ты… есть такие места, где ни один киборг, ни одна машина человека не заменит! Ну, – он извлек из щели новенькое, еще липкое от краски, удостоверение, протянул юноше, – добро пожаловать на работу. Ваши новые обязанности вам объяснит капитан Крокус, ваш непосредственный начальник.

С этими словами юноша был вытолкнут в коридор, по которому не далее как несколько минут назад прошел, чеканя шаг. М-да, не так представлял он себе прием на работу! Хотя, прежде он судил только по книгам и поведению дядюшки-таможенника. А тут – глубокий космос, настоящее дело…

В противоположном конце коридора отъехала в сторону дверная панель, и из лифта шагнул высоченный тип, едва не достававший макушкой до потолка. Громко топая, так, что сотрясались светильники, он устремился к замершему от неожиданности Гурию.

– Хо! Это ты тот новичок, которого мне старик подбросил? – прогремел раскатистый бас. Юноша невольно поморщился, но изо всех сил постарался держаться молодцом.

– Так точно, капитан…

– Крокус, – его ладонь вместе с новым удостоверением буквально утонула в широкой лапище полицейского. – Капитан Крокус. Для тебя просто – «капитан». А ты…

– Лейтенант Хватов. Гурий Хват…

– Можно просто «хват»? – его слегка пихнули локтем в бок. Удар вышел мягким, но таким сильным, что, не придерживая его капитан за руку, юноша отлетел бы к противоположной стене.

– Так…э-э…

– Да брось этот официоз, хват, – почему-то юноше показалось, что его фамилию произнесли именно с маленькой буквы. – Не на плацу. А в глубоком космосе вообще порой не до субординации. Когда третью внутреннюю неделю болтаешься в глубоком внеземелье, как то самое в этом самом, а вокруг – ничегошеньки… Ладно, стажер, сходишь с нами в патруль, попробуешь глубокого космоса, сам поймешь. Пошли.

– Куда?

– Как – «куда»? Знакомиться с кораблем. Мы как раз в рейд должны выйти.

– В рейд? – услышав магическое слово, Гурий встрепенулся и без сопротивления позволил увлечь себя в лифт.

– Ага. В сектор 24-А/8 Лямбды Таракана, будь он неладен, – и капитан выдал парочку слов, которые стеснялся поизносить даже его дядюшка.

– Э-э… там много пиратов и контрабандистов? – рискнул предположить он.

– Хуже, – его впихнули в коробку лифта. – Там ничего нет. Весь этот хренов Таракан – одна сплошная дыра, так ее и разэдак. Шесть звезд, – капитан Крокус растопырил пальцы свободной руки. – И на всю шестерку только десять планет. Из них четыре – голые камни и только на трех что-то шевелится. Ну, еще на трех колонии, но это не наши, это ксеносы, к ним без крайней нужды лучше не соваться. Только если с техникой проблемы, а до ближайшей станции не дотянем. Да и то на двух без скафандра полной защиты делать нечего. Метан и кислотные дожди, – капитан сплюнул, чудом не попав на ботинок Гурия.

Лифт стремительно ринулся вниз, и с такой же скоростью, если не быстрее, упало настроение юноши.

– Но тогда зачем мы туда летим, если там все настолько…э-э… – залепетал он.

– Бесперспективно, хочешь сказать? А потому, что мы же Интер-галакпол. Там в паре парсеков от Лямбды три межгалактические трассы проходят. И ксеносы летают. А вдруг у них проблемы? Вдруг чего случится? А тут – мы.

– Сидим и ждем, как бы чего не случилось?

– Вижу, ты схватываешь на лету. Сработаемся!

Его опять хлопнули по плечу, и на сей раз он ударился о стенку лифта. Тот остановился как раз в эту секунду, так что силой инерции Гурия швырнуло прямо на капитана. Тот успел отстраниться, и юноша едва удержался на ногах, вываливаясь из кабины и озираясь по сторонам.

Это был вовсе не первый этаж местного отделения Интергалакпола, куда он явился час тому назад по направлению. Судя по всему, лифт затормозил в подвальном помещении – голые стены, лишенные окон, ряды светильников под потолком, несколько разноцветных стрелок на полу и десятка полтора дверей в трех расходящихся по все стороны коридорах. И – ни души, хотя откуда-то доносились звуки музыки и, время от времени, какие-то бухающие удары и щелчки.

– Стоять, стажер! И топай. Нам еще тебя на довольствие ставить, комбез выписать, оружие там, то-се, а времени в обрез! Сегодня ночевать уже будешь на новом месте!

Юноша кивнул и трусцой поспешил за широко шагавшим капитаном.

– Но погодите, – вспомнилось ему, – а как же наша главная обязанность? Ловить пиратов и…

Капитан затормозил так резко, что Гурий чуть не расквасил нос о его нагрудные нашивки.

– Пиратов ловить? – сверху вниз глянул он. – Преступников космических? Будут тебе пираты, стажер. Обязательно будут. Потом. Если доживешь!

И что-то подсказало Гурию, что уточнять, что новое начальство имеет в виду, сейчас не стоит.