Галина Кузичкина
КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены
«Истина – дочь времени, а не авторитета».
Ф. Бэкон
© Галина Кокосова, 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Книга «Inside the KGB. Myth and Reality» была издана в Великобритании в 1990-м. Рукопись на русском языке пролежала у меня больше 20 лет. Володя прислал мне ее, надеясь, что я смогу опубликовать его книгу, и неоднократно в телефонных разговорах говорил, что мне нужно написать свою личную историю.
Побудительной причиной и стимулом сделать это сейчас послужила замечательная книга Жанны Голубицкой «Тегеран-1360» (Лондон, 2020), в которой рассказывается об этих же событиях в Иране, но увиденных глазами 10-летней девочки. Книга «Тегеран-1360» собрала вокруг автора много людей, являющихся свидетелями происходящего в Иране в те годы. И оказалось, что это интересно до сих пор.
Многих героев книги «КГБ. Миф и реальность» уже нет, события сорокалетней давности, казалось бы, никого не должны интересовать, но история многому учит; все циклично и может повториться в том или ином виде. Используя книгу Кузичкина в качестве «канвы», я взяла на себя смелость добавить свои личные впечатления от людей и событий, никоим образом не претендуя на знание оперативной работы мужа, резидентуры и КГБ в целом.
В течение одиннадцати лет я была женой Владимира Кузичкина, поэтому почти все то, о чем он пишет «я», было «мы». Прошу прощения у тех, кого может задеть данная Владимиром оценка некоторых персон, но это его мнение, и я оставила все так, как он написал.
Г. КОКОСОВА-КУЗИЧКИНА
* * *
В 1984 году Центральный комитет Коммунистической партии Великобритании направил в Болгарию журналиста своего печатного издания газеты «Морнинг Стар» Грема Аткинсона для освещения пресс-конференции по делу Сергея Антонова, обвиняемого итальянскими властями в участии в покушении на жизнь Папы Римского Иоанна Павла II. В Софии «неожиданно» в контакт с Аткинсоном вступил болгарин, назвавшийся Энчо Митовым. Без особых церемоний Митов предложил Аткинсону оказать помощь в поисках майора Владимира Кузичкина, сбежавшего в Англию из Тегерана, для того, чтобы «или похитить его, или убить». В случае успеха операции Митов пообещал, что Аткинсону будет выплачена сумма в сто тысяч американских долларов. Аткинсон принял это предложение, после чего Митов назвал ему имя руководителя операции – первого секретаря Посольства Болгарии в Лондоне Радослава Цанчева. Вступать в прямой контакт с Цанчевым Аткинсону не разрешалось. В качестве связного болгары дали ему англичанина, видного деятеля компартии Великобритании, руководителя англо-болгарского профсоюза и Общества дружбы Лена Доусона. Был также отработан и запасной вариант. В случае отсутствия Доусона Аткинсон должен был передать свое донесение Цанчеву, оставив запечатанный конверт на его имя в представительстве «Балкан Эйрлайн» в Лондоне.
Вернувшись домой и, видимо, поразмыслив, Аткинсон решил, что подобного рода коммунистическая деятельность не для него. Однако финансовая сторона этой истории была настолько привлекательна, что упустить возможность сделать деньги было бы просто глупо, и Аткинсон продал «Историю своего приключения» четвертому каналу АЙ ТИ ЭН. В результате в апреле 1986 года в эфир вышла программа «20/20 Вижен», и таким образом всем стало известно о заговоре.
То, что меня пытаются найти, новостью не было. Каждый офицер КГБ, ушедший на Запад, заочно приговаривается к смертной казни. КГБ обычно предпринимает меры для того, чтобы найти перебежчика, но поиски осуществляются только средствами самого КГБ. А средства эти и возможности не очень-то и велики. Фотография перебежчика направляется в местную резидентуру и с ней знакомят работающих в стране нелегалов. К поискам могут быть подключены особо доверенные агенты. Вот, пожалуй, и все.
В описываемом же случае к операции были привлечены члены Коммунистической партии Великобритании, что ясно указывает на то, что КГБ играет в этом деле второстепенную роль. Главная же роль принадлежит ЦК Коммунистической партии Советского Союза.
Каждому разведчику КГБ известно, что ЦК КПСС категорически запрещает КГБ даже близко подходить к членам коммунистических партий, не говоря уже об использовании их в операциях подобного рода. Только ЦК КПСС мог дать указание КПВ направить своего члена в Болгарию и только с благословения того же ЦК болгары могли начать эту операцию.
За последние лет двадцать про КГБ написано очень много, но значительная часть этой информации является фантазией авторов. КГБ представляется огромным монстром, терроризирующим весь Советский Союз, включая и «бедное» Политбюро, и другие страны мира. Западная общественность загипнотизирована всесилием КГБ в их странах, выходящим за рамки всякой логики.
Но правда ли все это? Действительно ли во всем, что происходит в СССР, виноват КГБ? Действительно ли так уж всесилен КГБ за рубежом? Кому может быть выгодна вся эта шумиха вокруг КГБ по всему миру и почему?
Правда известна только офицерам этой организации. И реальный образ КГБ настолько отличается от выдуманного, что многим это может показаться невероятным. Но, как это всегда и бывает, правда оказывается невероятнее, чем самые досужие выдумки.
Основное содержание этой книги посвящено событиям и активности КГБ в Иране в период с 1977 по 1982 год, свидетелем и участником которых был автор. Иранские события широко переплетаются с тем, что происходило в Советском Союзе, Афганистане и других странах мира в этот период.
В этой книге я ничего не говорю о своей семье и не упоминаю имен родственников и друзей. Все они остались в СССР и до сих пор находятся под контролем властей.
В. КУЗИЧКИН
Пролог
Всегда, когда в жизни что-то заканчивается, то обязательно начинается нечто новое, не плохое или хорошее, а совершенно другое. 2 июня 1982 года мой муж Владимир Андреевич Кузичкин шагнул в это другое, в неизвестность, а меня туда швырнут, или, точнее, катапультируют, тремя днями позже – 5 июня.
После разговора с мужем по телефону утром 2 июня я была спокойна и счастлива. Начало лета, впереди приезд Володи, отпуск, отдых, что-то приятное и радостное. А пока собираемся с мамой на дачу, сумки упакованы, вызываем такси. Звонит телефон. Голос узнаю сразу – начальник Володи Исмаил, мы знакомы семьями. «Галя, с тобой хочет поговорить руководство, я сейчас за тобой заеду». Звонок не вызвал во мне никакой тревоги, ничего особенного, это, наверное, о работе, ведь я работала какое-то время в резидентуре, и только жена моего брата, услышав этот разговор, сказала: «Что-то случилось…»
Черная служебная «Волга» приехала моментально. И доехали мы быстро, у водителя явно был карт-бланш на соблюдение правил дорожного движения и скорость. Мы чуть не заплатили за это – на повороте машину занесло и закрутило, на асфальте было большое масляное пятно. Но все обошлось. Суббота, машин рядом не было. Москва 1982 года очень отличается от Москвы 2022-го.
Не помню, через какой подъезд здания на Лубянке мы вошли. Коридоры мне знакомы, я уже была здесь; впечатления остались ужасные, все тогда было обшарпанным: полы, двери, столы, стулья.
Комната небольшая. Окно выходит на улицу Кирова. На стене портрет Дзержинского, выполненный инкрустацией по дереву.
Двое мужчин. Один худой, почти голый череп. Второй более плотный, в очках. Теперь я знаю, что это были Юрий Иванович Дроздов и Вадим Алексеевич Кирпиченко. Начальник Управления нелегальной разведки и первый заместитель начальника ПГУ. Говорил Дроздов, а Кирпиченко внимательно смотрел на меня, видимо, оценивая мою реакцию на задаваемые вопросы.
«Ваш муж вышел с территории посольства в среду 2 июня и не вернулся». Остальной разговор я помню плохо. Вопросы были всякие. Например: «Почему в квартире в Тегеране мало ваших вещей?» Отвечаю, что ехала в межсезонье, пришлось брать почти все. «О чем вы говорили по телефону 2 июня и зачем звонили в этот день в Тегеран?» Из Москвы в посольство можно было звонить только на номер телефона, установленного на проходной посольства, то есть все разговоры были абсолютно публичными, все знали – кому, когда, кто звонил и о чем беседовали.
А почему позвонила? Да потому, что уже поняла, что мне незаслуженно повезло быть женой необыкновенного мужчины и любить его: умного, талантливого, доброго, смелого, очень привлекательного внешне и (о счастье, о чудо!) любящего меня. И я захотела услышать его голос, хотя бы так побыть рядом с ним.
* * *
…Сейчас это называют «тормозом», вот и я чувствовала себя полным «тормозом». Конечно, поняла я это значительно позже. А тогда, осенью 1970 года, я ничего о себе не знала. Я была очень грустной и одинокой 22-летней девушкой; я не была ни в кого влюблена, особо близких подруг и друзей не было, после ухода папы все в моей жизни пошло по почти катастрофическому сценарию. Период с 1965 года, когда умер папа, и до встречи с Володей – самые печальные годы моего существования.
Октябрь, идет дождь, на улице не очень приятно. Поэтому мой сосед и бывший одноклассник Олег со своей девушкой пришли ко мне. Сидим, болтаем о пустяках. И когда позвонила наша с Олегом одноклассница и позвала меня к себе, я сказала, что сейчас приеду. Подумала – дойдем до метро, я сделаю вид, что еду на Кутузовский, а сама вернусь домой. Но так не получилось, от нечего делать они решили проводить меня прямо до дома Ирки, а где она живет, Олег прекрасно знал – рядом с нашей школой. Мы же одноклассники!
Старый дом сталинской постройки. Комната в коммунальной квартире, соседи не живут. Ира успела побывать замужем и развестись. Хотя я тоже уже многое пережила, она все равно увереннее и смелее. Вхожу в комнату и вижу двух совсем не трезвых молодцев. Пытаются со мной о чем-то беседовать; мне абсолютно не интересны ни их разговоры, ни они сами. Как потом вспоминал Володя, чем-то я его заинтересовала («пришло что-то мелкое и злое») и он решил срочно протрезветь. Для этого ушел в ванную и долго там находился.
Когда мы расходились, номер моего телефона попросил не Володя, а его приятель Жора. Они учились на одном курсе. Курс был первый, язык они учили разный, но уже успели подружиться, и Володя пригласил Жору жить к себе, так как тот был иногородним. Поэтому приглашение Жоры прийти в гости одновременно было и приглашением прийти к Володе. Именно тогда и там я впервые узнала о рок-группах. Услышала «Роллинг Стоунз», слушала «Битлз». Я не знала ни названий, ни музыки. А Володя и Жора любили рок. И еще часто работала какая-нибудь англоговорящая или на фарси говорящая радиостанция, это помогало в изучении языка. Они оба относились к учебе очень серьезно.
Новый, 1971 год я встречала в больнице. Сколько раз моему мужу пришлось навещать меня в больницах, переживать из-за меня на расстоянии! Но это будет потом. Праздник приближался, полно посетителей, все несут в больницу самое вкусное, надо же поддержать близких. Я лежу в отдельной палате, больница ведомственная, вход через проходную по предварительной заявке. Поговорила с Володей по телефону, телефон-автомат на этаже есть, и даже нет очереди. Сессия, времени нет, они не приедут. И вдруг в палате появляется Жора, с цветами и шоколадом. Сияет и лезет ко мне целоваться. Он прошел по заранее заказанному мной пропуску. Володе о намерении меня навестить он ничего не сказал.
Жора был на нашей свадьбе. Он успешно окончил ИСАА и стал журналистом-международником, я видела его репортажи.
Февраль, сессия позади, и к Володе в гости из Ленинграда приезжает его армейский товарищ Юра Венедиктов. Удивительный человек, верный, скромный и преданный друг. Его не стало в ноябре 2020-го, и все эти годы у меня были самые теплые отношения с ним и его женой Раей. Я называла его символом стабильности – с того далекого дня нашего знакомства у него не поменялся ни адрес, ни номер домашнего телефона, только улице вернули название Гороховая, вместо Дзержинского, самый центр Петербурга. Юра – коренной ленинградец, его мама, будучи совсем молодой девушкой, во время блокады дежурила на крыше и тушила зажигательные бомбы, была ранена.
Гуляем по Москве. Популярный в то время пивной бар на углу Пушкинской и Столешникова переулка. Мне скучно, я не пью пиво, сижу и слушаю бесконечные армейские воспоминания о трех годах службы в ГДР. И вдруг Юра говорит: «Ребята, а почему бы вам не пожениться?»
Мне пора домой. Володя порывается отвезти меня на такси, но я отказываюсь и сажусь в троллейбус, который не довозит меня прямо до дома, а надо идти одну остановку пешком. Я иду. Вхожу в свой подъезд, за мной входит мужчина, пытается вырвать сумку у меня из рук. Денег там нет вообще, но сумка кожаная, дорогая, и я вцепилась. По лицу получила удар такой силы, что отлетела в стену и в голове зазвенело. Он вырывает сумку и убегает.
Когда вошла в квартиру и зазвонил телефон, моя испуганная мама почему-то решила, что это звонит грабитель, и закричала: «Не бери трубку!» Звонил Володя, он хотел узнать, как я добралась. Он примчался к нам, и моя мама впервые увидела своего будущего зятя.
Ночь. Время от времени милиция подвозит к нашему дому одиноких мужичков и меня спрашивают: «Он?» Володя договорился с милиционерами, что сначала «поговорит» с напавшим на меня сам, а потом уж они. Не поймали.
Утро. Лицо болит и опухло. На щеке образовалась гематома, пришлось обращаться к врачам и лечить. Я никогда не была писаной красавицей, а в то утро после бессонной ночи и с перекошенной физиономией, наверное, была особенно хороша. Через много-много лет Володя скажет мне об этом так: «Когда я утром увидел тебя, ты была такая страшная и несчастная, что я решил обязательно на тебе жениться».
Так он и сделал. Мы поженились 7 мая 1971 года. Расписались во Дворце бракосочетания на Ленинградском проспекте, а отмечали событие в самом модном тогда ресторане «Арбат» на Калининском проспекте. Но запомнился следующий день.
Было в Москве в то время такое заповедное место, о существовании которого знали и посещать которое могли только избранные, – «стекляшка» в Измайловском парке с громким именем ресторан «Лесной». Попали мы туда благодаря моим школьным друзьям, вхожим в это заведение. Ресторан работал всю ночь, в зале было много иностранцев, особенно итальянцев. И всю ночь пел неподражаемый Леонид Бергер. Он и по сей день сохранил голос, а тогда вокал был выше всяких похвал, как и репертуар. Лёня пел на русском, английском и итальянском. Все подпевали и танцевали. Настроение у всех было отличное, праздник удался!
Часть первая. Подготовка
Глава 1
В конце ноября 1973 года я, студент исторического факультета Института стран Азии и Африки при Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова, готовился к отъезду на преддипломную практику в Иран.
Моими основными дисциплинами в ИСАА были история Ирана и персидский язык. Но, кроме того, студенты изучают еще и массу других предметов: история СССР, Всемирная история – первобытный строй, Египет, Греция, Рим, Средневековье, новая и новейшая история мира. Отдельно читалась нам история Востока в полном объеме. Еще приходилось изучать диалектический материализм, классическую философию, марксистско-ленинскую философию и политическую экономию. В языковом плане одного восточного языка недостаточно, чтобы быть вполне подготовленным востоковедом. Нужно иметь возможность читать западные источники, для чего необходимо владеть одним из западных языков. Студенты ИСАА изучают английский или французский в зависимости от колониального прошлого той или иной страны. В моем случае это был английский язык. Но чтобы не быть специалистом только по одной стране Востока, а по региону в целом, необходимо знать еще второй восточный язык. Мне достался арабский. Неудивительно, что срок обучения в ИСАА 5 лет, а с заграничной практикой 6 лет. Но жаловаться не приходилось. Академическая подготовка в нашем институте была лучшей в стране.
На каждой кафедре был один преподаватель, который отвечал за практику студентов. Не было у них много работы, так как почти все студенты, кому предлагали выезд за границу, имели свои собственные подготовленные каналы. Так было и в моем случае. Ответственный за практику с моей кафедры сказал, что принято решение направить меня в Иран, и спросил, есть ли у меня собственные возможности. Свои возможности я подготовил заранее. Предложение поехать в Иран не застало меня врасплох. Политически я считался благонадежным. Успеваемость у меня была хорошая, три года я был старостой курса и членом партийного бюро института. К тому же, будучи москвичом, жил я у себя дома, а не в университетском общежитии. Это значит, что моя личная жизнь не была под надзором стукачей. Вот с учетом всего этого с начала 4-го курса я начал искать свой канал и вскоре нашел. По совету одного из наших студентов со старшего курса, который уже успел побывать в Иране, я обратился во внешнеторговое объединение «Тяжпромэкспорт» Государственного комитета по внешнеэкономическим связям (ГКЭС), которое строило металлургические предприятия и другие объекты в развивающихся странах. В Иране по их линии работали тысячи специалистов, и, естественно, им нужны были переводчики.
И вот как только в ИСАА мне предложили поехать в Иран, я схватил письмо из деканата в командирующую организацию, отнес его в «Тяжпромэкспорт», и колесо оформления закрутилось.
Вскоре мне позвонили из ГКЭС и сказали, что решение ЦК о моем командировании в Иран получено и они планируют отправить меня где-то в начале декабря. Хорошая новость! И я бегал по институту, утрясая последние проблемы и сочувствуя своим сокурсникам, которым предстояла зимняя сессия.
Вдруг меня вызвали в деканат и сказали, что со мной хотят переговорить. Кто и о чем, мне не сказали.
– Да некогда мне, – говорю, – мне за билетами идти нужно и чемодан укладывать.
– Ничего, это быстро, – говорит декан и хитровато улыбается.
Перед одной из комнат деканата стояла группа студентов с моего курса. Я спросил их, о чем с нами собираются говорить. Никто не имел ни малейшего понятия. Я попросил пропустить меня без очереди, так как очень спешил за билетами на самолет. Возражений не было, все с пониманием относятся к отъезжающим за границу. В этот момент дверь открылась и вышел наш студент. Глаза в пол, красный как рак.
– О чем там говорят, Костя? – спросил я.
– Сам узнаешь! – ответил он глухим голосом и заспешил вниз по лестнице. Позже я узнал, что Костя ответил «нет».
Я вошел. В комнате налево от двери за столом сидел молодой человек лет 30, приятной наружности, в добротном сером костюме. Лицо его имело строгое, но доброжелательное выражение. Поздоровавшись, он предложил мне сесть.
– Я из Комитета государственной безопасности, – сказал он и развернул передо мной удостоверение в красном переплете. Внутри я увидел его фотографию и успел прочитать имя – Николай Васильевич.
– Мы вас знаем, – продолжал он, строго глядя на меня, – и вы нам подходите. Мы предлагаем вам после окончания университета поступить в разведку. Вы можете подумать над нашим предложением несколько дней и потом дать ответ. Вот мой номер телефона, – он протянул мне листок бумаги. – Я хочу вас попросить ни с кем не говорить о нашей беседе, кроме ваших ближайших родственников. С ними вы можете обсудить наше предложение. Мы знаем, что вы уезжаете в Иран и времени у вас мало, но будьте так добры выкроить пару часов и заполнить наши анкеты, если, конечно, решите принять наше предложение, – он улыбнулся.
Я взял анкеты и, попрощавшись, вышел из комнаты.
Нужно сказать, что беседа с Николаем Васильевичем произвела на меня приятное впечатление. Все было очень пристойно: никакого хамского панибратства, не было покровительственного тона, не было сверлящего взгляда в упор и запугивания тем, что ИМ про меня все известно, не было угроз, что, мол, «в случае разглашения… у нас длинные руки» и прочее. Ничего из того, что обычно сообщается «сведущими» людьми о беседах подобного рода. Само же предложение поступить в разведку мне очень польстило.
Разведка – это почетная, трудная, романтическая работа на благо нашей Родины. Туда принимают только наиболее способных и кристально чистых людей. Работа разведки воспевается и восхваляется в книгах и кинофильмах, которые пользуются огромной популярностью. Честь попасть в члены этой элиты интеллектуалов выпадает не каждому. Так думают люди.
Так думал и я после разговора с сотрудником КГБ. Размышляя таким образом, я решил принять предложение стать разведчиком, заполнил все необходимые анкеты и позвонил Николаю Васильевичу. Мы встретились на улице Кузнецкий Мост, где в доме № 27 располагается отдел кадров КГБ. Николай Васильевич предложил мне пройти медицинскую комиссию перед отъездом, но я отказался, так как до отъезда у меня оставалось всего несколько дней. Он не настаивал. Перед тем как расстаться, он сказал:
– В Иране ты будешь переводчиком в постоянном контакте с иностранцами. Тебя, несомненно, постарается завербовать контрразведка местной резидентуры КГБ. Наша инструкция тебе – с ними в контакт не вступай, от их предложений сотрудничать вежливо отказывайся, и о наших отношениях они знать не должны. Мы не хотим тебя засветить на их грязных делах. Если нашим людям нужно будет вступить с тобой в контакт, то тебе передадут привет от Николая Васильевича.
Что такое контрразведка, резидентура, какими такими грязными делами она занимается и кто такие «наши люди», я не имел ни малейшего представления; понял одно: что имею дело с очень серьезной организацией и что она уже начала беспокоиться о моей безопасности. Это еще раз убедило меня в том, что выбор сделан правильный.
Вылетал я в Тегеран 6 декабря 1973 года из Международного аэропорта Шереметьево. Полет занял три с половиной часа. К Тегерану мы подлетали близко к полуночи. Это было захватывающее зрелище! Тегеран лежал внизу морем ярких, разноцветных мигающих огней, как на иллюминации. Трудно было поверить, что это обычное освещение. А ведь так оно и было.
Самолет приземляется в аэропорту Мехрабад. На улице в нос сразу же бьет запах керосина и солярки, обычный запах зимнего Тегерана. К трапу подают автобус. Еще в салоне самолета обращаю внимание на пару лет пятидесяти. Он явно восточный человек, а она европейка. Но не их внешность меня заинтересовала, а меховой капор и шуба. Куда они собрались? Мы-то летим в Иран, там должна быть жара, моя самая «зимняя» вещь – плащ! Капор?! Шуба?! Через неделю зима в пустыне Деште-Лут заставит нас носить казенные куртки, из тех, что выдавались всем рабочим рудника, и мерзнуть в абсолютно бесснежную и сухую, но холодную погоду декабря и января.
Итак, садимся в автобус. Пара в «мехах» сидит впереди нас, они и из автобуса выходят первыми. Несколько шагов до здания аэропорта. У дамы из кармана шубы падает кошелек, она ничего не замечает, и они идут дальше. Володя поднимает кошелек, мы ускоряемся, догоняем, отдаем находку. Мужчина заговорил на английском и перешел на фарси, только когда на фарси ему ответил Володя. Я ничего не поняла на персидском, но из английских слов успела понять, что нас благодарят и приглашают в гости.
Так на следующий день мы оказались в особняке министра шахиншахского правительства. Он занимался Каспием. Наверное, именно поэтому такого качества и в таком количестве черной икры на столе я больше никогда и нигде не видела. Супруга министра была из Канады. Поблагодарить и познакомиться с нами пришел их сын с женой и ребенком.
Кто из нас в благодарность за поднятый кошелек пригласит к себе в дом пусть даже не иностранца, а соплеменника? В Иране доброту и гостеприимность людей мы испытывали на себе неоднократно.
Молодой подтянутый офицер иммиграционной службы, едва взглянув на мой паспорт, поставил в него въездной штамп, и я оказался в таможенном зале. Там нас встретил переводчик из ГКЭС, и мы, получив свой багаж, направились к выходу. К моему удивлению, никто наши чемоданы не проверял, да и таможенников нигде видно не было. Все происходило настолько быстро, что, не успев опомниться, я с другими советскими специалистами оказался в автобусе, и мы поехали по направлению к центру города.
Первое, что я увидел, был освещенный множеством прожекторов монумент, воздвигнутый в честь 2500-летия Ирана, которое отмечалось летом 1973 года. Его название «Шахяд» («Памяти шахов»), и его построили чехи по заказу иранцев.
Иранский национализм переживал период необычайного подъема. Еще бы, 2500 лет беспрерывной государственности. Не всякая страна может таким похвастаться. С начала 4 века до нашей эры в Иране сложилось сильное государство во главе с династией Ахеменидов. Территория этого государства простиралась от Египта до Индии. С этого времени и до наших дней Иран ни разу не терял своей государственности. Он существовал наряду с Египтом, Грецией, Римом. Его покорили арабские мусульманские племена в начале 7 века нашей эры, навязали исламскую религию, но и только. Арабы были на очень низкой ступени развития, и иранская культура поглотила их полностью. Арабы просто посадили на трон своих правителей, вся же государственная машина, приводимая в движение иранцами, продолжала работать по-прежнему. То же случилось и с племенами татар в 13 веке. Даже в начале 20 века, в период колониальных владений, Иран не превратился в колонию, а находился хоть под сильным, но лишь влиянием России и Великобритании. И даже Сталину пришлось убраться из Ирана в 1947 году, хотя всем хорошо известно, как он не любил это делать.
А иранская культура: философия, астрономия, математика, поэзия. Иран дал миру таких величайших поэтов-философов, как Фирдоуси, Саади, Хафиз, Хайям и др. Многие отождествляют иранцев с арабами, но это в корне неверно. Язык Ирана фарси принадлежит к индо-европейской группе языков, тогда как арабский – к семитской.
Мы остановились в гостинице «Надери», расположенной на улице с одноименным названием.
Несмотря на то что время уже было за полночь, на улице еще кипела жизнь и даже некоторые магазины были открыты, не говоря уже о ресторанах. Я смертельно устал с дороги и сразу завалился спать.
На следующее утро первым делом нужно было представиться кадровику в ГКЭС и получить подъемные деньги. После завтрака я спустился в холл гостиницы и по-персидски спросил метрдотеля, как мне пройти в ГКЭС. Он улыбнулся и на прекрасном русском языке указал мне дорогу.
– Вы что, советский? – удивленно спросил я.
– Нет, – ответил он, – я иранец, армянин. Мои родители, как и многие местные армяне, – выходцы из России. Традиционно мы сохраняем русский язык и учим ему наших детей в армянских школах. Мы не хотим терять связь с великой русской культурой. Кстати, в Тегеране много и настоящих русских, белых русских, как мы их называем.
О белых русских я знал из истории. Это были остатки разбитой в Гражданской войне белой армии, которые ушли в Иран, и часть их там осела. Но вот об армянах из России нам ничего в университете не говорили. Позже из разговоров с местными армянами я узнал, что произошло. До революции северные районы Ирана находились под влиянием России и передвижение из одной страны в другую не составляло проблем для населения. Поэтому многие иранские подданные армянской национальности предпочитали жить и работать в России. Они жили в основном на Кавказе и в районах южной Волги. Царское правительство этому не препятствовало. В 30-е годы Сталин начал вводить паспортную систему, и для этого была проведена перепись населения. Вот здесь-то и выявились живущие уже в СССР иностранцы. Им было предложено или принять советское гражданство, или покинуть страну. Принять советское гражданство означало превратиться в рабов системы. К тому времени это уже было очевидно. Покинуть СССР? Но ведь эта страна была уже их Родиной. Третьи и четвертые поколения уже жили на территории России. Некоторые решили принять советское гражданство, некоторые все раздумывали. Но пока они так раздумывали, Сталин принял новое и, как всегда, радикальное решение. Было приказано всех не принявших советское гражданство арестовать и насильственно выслать из страны. Забрать с собой им разрешили только личные вещи, все остальное досталось Сталину. И вот все армяне, ассирийцы, евреи с иранским подданством были на кораблях доставлены в Иран и выброшены на берег в порту Пехлеви. Дальнейшая их судьба советские власти не интересовала. И после всего этого ведь не затаили они злобы на русских, прекрасно понимая, что русский народ, может быть, больше, чем любой другой, страдает от советской власти. Мудрый народ – армяне.
Закончив все формальности, я оказался за стенами советского представительства. У меня было два свободных дня, и я решил посмотреть Тегеран, о котором так много знал по книгам. Проигнорировав предупреждение о том, что по городу можно ходить только группами, я отправился бродить один. И вот здесь только впервые с момента приезда я обратил внимание на персидский язык. На улицах много народа, и все говорят на прекрасном тегеранском диалекте. Чтобы услышать разговор, не нужно особо прислушиваться. Иранцы ведут беседы громко, не стесняясь окружения. Удивительным было то, что я почти все понимал. Каждому студенту-лингвисту известно, что в самые первые дни в стране изучаемого языка основной проблемой является понимание местного диалекта. Для меня, как оказалось, этой проблемы не существовало, и, слушая певучую иранскую речь, я в душе сказал спасибо моим преподавателям персидского языка за прекрасную подготовку.
На улице Надери множество магазинов. Они занимают все первые этажи зданий по обеим сторонам улицы. Магазины, магазины, магазины! Я решил купить себе джинсовый костюм и пока больше ничего. С ума сходить не нужно. Наткнулся я на магазины, торгующие джинсами, на улице Эстамбули. Джинсами были завалены полки магазинов от пола до потолка. И каких там только марок не было. Перебрав все магазины и примерив десятка два штанов, я так ничего и не выбрал, вконец обозлился и под вечер вернулся в гостиницу, проклиная изобилие капиталистического рынка и Карла Маркса с его теорией законов свободной торговли. Только на следующий день, отойдя от шока изобилия, я приобрел джинсовую пару Wrangler и на этом успокоился. Хватит с меня магазинов, решил я, и провел остаток дня, осматривая достопримечательности Тегерана. На следующий день мне предстояло отправиться в Бафк.
Летим из Тегерана дальше, в Йезд. Об этом городе можно рассказать много, он один из древнейших городов Ирана, ему больше 3000 лет. Уникальный глинобитный город, духовный центр зороастризма. Огнепоклонники в Йезде сохранили самый древний огонь в мире, который не гаснет более 1500 лет. Володя побывал у этого огня, помогли попасть туда персы с рудника, и жрецы ему дали маленький пакетик священной для поклонников Заратустры золы от негасимого пламени. В то время он, по-моему, был первым советским гражданином, посетившим такое уникальное место.