Галина Куликова
Не родись богатой, или Синдром бодливой коровы
4
Без четверти семь, с трудом пристроив машину возле «Московских новостей», она уже вертелась на Тверском и высматривала знакомую парочку. Ровно в назначенный час через улицу перебежал Аврунин, минут пять спустя с той же стороны появился усатый. На его лице застыло брезгливое выражение – будто, передвигаясь в толпе простых смертных, он ронял себя.
Лицо его слегка смягчилось, лишь когда он увидел человека-поросенка. Вероятно, его вдохновляла перспектива хоть немного, да поглумиться над ним. Усатый неторопливо пристал к Аврунину, словно большой пароход к маленькому причалу. Сцепившись в пару, коллеги принялись прогуливаться взад-вперед по бульвару. Настя следила за ними издали, решив, что с такого расстояния усатый вряд ли разглядит ее и уж тем более не узнает в ней Любочкину знакомую, которую мельком видел в ресторане. Но рисковать все же не стоит, и подбираться к усатому близко нельзя. Если же не подбираться, то как разнюхать, о чем пойдет разговор?
Тут взгляд Насти упал на молодого человека, который дремал на одной из лавочек, свесив голову на грудь. Масса мелочей свидетельствовала о том, что молодой человек находится под мухой. Был он при этом прилично одет и аккуратно стрижен, что заставляло надеяться на успех переговоров, в которые Настя собиралась с ним вступить. Конечно, если он вообще в состоянии разговаривать. Устроившись рядом, она покашляла, что не возымело на молодого человека ровно никакого действия.
– Уважаемый! – позвала она и ткнула его пальцем в плечо. Уважаемый повалился на лавку и, открыв глаза, непонимающе уставился в пустое небо.
Настя поспешила появиться в поле его зрения.
– Мне нужна ваша помощь, – сказала она, почти не веря в успех.
– А в рот тебе не плюнуть? – с неожиданной сварливостью ответил тот.
– За помощь я заплачу. – Настя поспешила завлечь его деньгами. – Дам сто рублей.
– Сто рублей?
Судя по всему, сумма подействовала на молодого человека отрезвляюще, потому что он принял вертикальное положение со скоростью грабель, на которые наступили. Вжик – и он уже смотрел на Настю покрасневшими, но чертовски внимательными глазами.
– Видите вон тех мужчин? – взяла она быка за рога. – Они сидят на лавочке и разговаривают.
– Ну?
– Мне надо знать – о чем они говорят. Сможете непринужденно пройтись мимо и подслушать? Хоть что-нибудь?
– Будь тут, – велел молодой человек и осторожно поднялся.
Ноги держали его не слишком хорошо. Путаясь в собственных коленях, он направился в сторону усатого и Аврунина. Дойдя до скамейки, где те расположились, притормозил и, присев, стал с увлечением перевязывать шнурок на ботинке.
Поначалу собеседники не обращали на него особого внимания. Но минуты через две усатый начал проявлять беспокойство. Он некоторое время пристально смотрел на незваного гостя, потом что-то сказал ему. Тот молча развернулся и поковылял в обратную сторону.
– Вас послали! – догадалась Настя и возмущенно добавила: – Вы бы еще на скамейку к ним сели!
– Не гони волну, – успокоил ее тот и уточнил: – Точно сто рублей?
– Да точно, точно!
– Будь здесь.
Молодой человек потрусил куда-то в сторону магазина «Армения» и смешался с толпой. «Пока он будет бегать, эти двое уже все обсудят!» – досадовала Настя, вытягивая шею в сторону мирно беседующей парочки. Впрочем, волновалась она напрасно. Буквально через две минуты молодой человек снова возник на горизонте. Теперь он шел прямо по газону с суровой важностью московского дворника. Был он одет в синий рабочий халат, а в руках держал палку с металлическим наконечником. Именно на такие палки дворники накалывают бумажный мусор.
Тыча ею в траву вокруг себя, находчивый Настин помощник в конце концов снова подобрался к усатому с Авруниным, только теперь уже с тыла. Остановившись, он достал из кармана горсть фантиков и широким жестом опылил газон. Фантики, гонимые ветром, разлетелись во все стороны. Тогда он принялся фанатично охотиться за ними и так увлекся, что забыл об осторожности. Усатый заметил его и, толкнув Аврунина, побудил перебраться на другую скамейку, стоявшую на противоположной стороне бульвара. Они совершенно явно не терпели ничьего общества.
Молодой человек с палкой наперевес отправился назад. Еще издали он успокоил Настю жестом и приказал:
– Будь здесь.
– Эй! – негромко окликнула она его. – Вас как зовут?
– Петров, – лаконично сообщил тот и быстро скрылся из виду.
Через пару минут он возвратился снова, но уже без маскарадного костюма, обозрел окрестности и направился к компании мальчишек, гонявших мяч на детской площадке. В последний раз усатый и Аврунин очень удачно пересели к площадке спиной.
Переговорив с детьми, неутомимый Петров вступил в игру. Повинуясь его подмигиваниям, дети часто промахивались, а он охотно и резво бегал за мячом, подолгу застревая возле скамейки.
Издали Настя не могла понять, раскусил ли усатый эту уловку, однако он опять поднялся на ноги, побуждая Аврунина следовать за ним. Они снова начали прогуливаться, но теперь уже постоянно озирались по сторонам и были похожи на заговорщиков.
Обнаруженный Петров тем временем блестящим взором следил за их передвижениями. Обещанные сто рублей активно стимулировали его серое вещество. Душа страждала, и мозг изо всех сил пытался ее ублажить. Настя про себя решила, что, исчерпав всю прозу, Петров поэтично пролетит над бульваром на самодельных крыльях.
Когда усатый и Аврунин отошли на приличное расстояние и снова уселись на лавку, Петров метнулся через улицу, к стоявшей неподалеку от «Мак-доналдса» «Газели» и, проведя короткие переговоры с шофером, вернулся обратно, неся в руках кусок брезента. Обойдя парочку по широкой дуге, он снова зашел ей в тыл и, накрывшись своей добычей, лег на траву, явно надеясь слиться с пейзажем. Время от времени брезент принимал очертания живого тела и перебегал на новое место, шелестя и хлопая складками.
В конце концов он снова был замечен и, судя по всему, опознан. Усатый наклонился к Аврунину и что-то сказал ему. Тот подхватился и стремглав помчался к магазину. Вернулся с большим пакетом и пластиковыми стаканчиками. Нетрудно было догадаться, что находится в пакете. Усатый встал и, ступив на газон, принялся что-то горячо говорить, обращаясь непосредственно к куску брезента. Настя обомлела.
Действительно: что такое сто рублей? Фантом по сравнению с совершенно конкретной бутылкой. «Сейчас он все им расскажет! – испугалась она. – И еще укажет на меня пальцем. Может быть, я и успею убежать, но усатый все равно насторожится. И если он хоть в чем-то виноват, уничтожит все улики! Надо убираться отсюда!» – решила она и, поднявшись, быстро зашагала прочь.
Итак, фокус не удался. Расстроенная Настя примерно полчаса просидела в машине, размышляя обо всем, что с ней произошло за день. Потом зашла в «Сабвей» и только тут поняла, насколько проголодалась. Набрав полный поднос съестного, она принялась заглатывать булочки с изюмом, которые нравились ей больше всего. Когда подошла очередь овощного бутерброда и двух кусков торта, кто-то справа от нее громко сказал:
– Не устаю поражаться матушке-природе.
Повернув голову, Настя увидела мужчину средних лет в больших очках, за которыми пряталось пресное лицо. Он сидел за соседним столиком, отделенный от нее низкой перегородкой.
– Моя бывшая жена питалась морковью, сдобренной семенами льна и клочками петрушки, и при этом постоянно жирела, словно в нее ежедневно высыпали пакетик сухих дрожжей. Вы же стройная, как тополь, а жрете, как домашняя свинья.
Настя перестала жевать и, с трудом проглотив очередной кусок, поспешно допила кофе и вышла на улицу. «Интересно, – подумала она. – Категория „дурак“ присуща обоим полам? Есть мужчина-дурак, и есть женщина-дура. А вот нишу придурков почти целиком заполняют мужчины. И, насколько я понимаю, они множатся, как элитная порода кроликов».
Не в силах просто так уехать домой, Настя нырнула в подземный переход, потом перешла улицу поверху и снова вышла на бульвар. Осторожно продвигаясь вперед, она внимательно глядела по сторонам и уже через пять минут обнаружила Петрова, который в размягченном виде сидел на скамейке, смежив вежды и вдавив подбородком в грудь верхнюю пуговицу рубашки.
Настя замерла. Петров сейчас был не просто Петров. Он был хвостиком того клубка, который ей страстно хотелось распутать. Впрочем, чтобы дернуть за этот хвостик, его необходимо привести в чувство.
– Петров! – позвала Настя, подсаживаясь к нему. – Вы меня слышите?
Петров ее не слышал. Когда Настя толкалась, сотрясая его сны, он мычал и чмокал губами, собирая на лбу младенческие складочки. Только сейчас она заметила, что он довольно смазлив. Черные ресницы оттеняли его гладкие, по-девичьи розовые щеки, а рот был большим и страстным.
– Что же мне делать с этим кладом? – пробормотала Настя.
Она не могла бросить его тут, ни о чем не спросив. Вполне возможно, этому типу удалось подслушать что-нибудь интересное. Но самое главное, необходимо выяснить, не разболтал ли он усатому с Авруниным о ней, Насте. Если так, ей стоит об этом знать.
Можно попытаться отрезвить Петрова прямо на бульваре, купив охлажденной минералки и устроив над его головой небольшую грозу. Есть и другой вариант: уговорить кого-нибудь донести сокровище до «Тойоты», транспортировать его до своего дома, там с помощью соседа-студента засунуть в лифт и дотащить до квартиры. Дождаться, пока сокровище проспится, и уж тогда с чувством, с толком, с расстановкой…
Настя выбрала более хлопотный, но более надежный второй вариант. Дело стало лишь за грузчиком. Она беспомощно огляделась по сторонам. Ее вниманием сразу же завладел человек, обходящий дозором бульварные урны. Был он деловит, собран и очень ответственно относился к избранному делу. С таким же выражением лица выходили на субботники большие руководители, чтобы лично поворошить граблями мусор социализма.
Собиратель бутылок обладал впечатляющими физическими данными. Глянув на большой пакет, доверху заполненный его добычей, Настя грешным делом подумала, что этот Геракл просто-напросто отбирает посуду у граждан, решивших на его глазах побаловаться пивом.
– Эй вы! – позвала она и пощелкала пальцами над головой. – Подите-ка сюда.
Геракл сплюнул и отвернулся. Настя хмыкнула и без колебаний пошла в его направлении.
– Хотите быстро заработать? – спросила она, покопавшись в кошельке и добыв из его шелковых недр сторублевку.
– А чего надо сделать? – заинтересовался Геракл и посмотрел на купюру боковым зрением, но зорко, словно воробей, заметивший корочку.
– Надо донести до машины одну вещь. Крупную.
– Где машина? – поинтересовался тот.
– Там, возле редакции «Московских новостей».
– А где вещь?
– Вот вещь, – сообщила Настя, махнув рукой на Петрова.
– Где? – тупо переспросил Геракл.
– Вот она сидит, – рассердилась та. – В итальянских ботинках и рубашке «поло».
Геракл привстал на цыпочки и спросил:
– Вы, наверное, имеете в виду вещь, которую потащили куда-то патлатые типы?
Настя подпрыгнула от неожиданности и резко обернулась назад. Петров больше не сидел на скамейке – он был переброшен через плечо жутко лохматого парня, который, словно снежный человек, какими-то дикими прыжками несся по бульвару. Зад похищенного Петрова подпрыгивал у него на плече, словно поплавок, сигналящий о поимке сумасшедшей рыбы. Рядом бежал еще один длинноволосый хомо сапиенс, только на пару размеров мельче.
– Караул! – закричала Настя. – Грабят!
Не помня себя от ярости, она бросилась в погоню, вопя, как торговка, уличенная в обвесе. Геракл, гремя бутылками, стремглав помчался за ней.
– Догоним! – ободрил он Настю. – Они груженые, а мы налегке.
Однако длинноволосые мастерски уходили от погони. Они успели перебежать на зеленый сигнал светофора и оставили бы преследователей щелкать зубами на другой стороне улицы, если бы Геракл не выскочил на середину дороги и не принялся размахивать мешком с бутылками у себя над головой. Надсадно гудя, машины медленно тронулись с места, однако дали-таки Насте перебежать дорогу.
– Вон они! – крикнул Геракл. – Нырнули во двор!
Когда Настя свернула за угол, у нее едва не подкосились ноги – патлатые засовывали Петрова в машину, усердно сгибая ему конечности, которые вяло распадались, словно ноги у дохлой курицы. Конечности категорически не лезли в салон автомобиля, желая остаться снаружи.
– Не успеем! – в отчаянии крикнула Настя. – Увезут!
И тут позади нее кто-то аккуратно нажал на клаксон. Один раз, потом второй. Обернувшись, она увидела возле себя «Волгу», за рулем которой сидел придурок из «Сабвея».
– Насколько я понял, у вас тут погоня? – спросил он, высовывая нос и очки в полуоткрытое окно.
– Гады, видишь, украли нашу вещь! – сообщил Геракл, мотнув подбородком на взревевший автомобиль, начиненный патлатыми и Петровым в придачу.
– Садитесь! – велел очкарик. – Я, конечно, не Шумахер, но постараюсь не ударить в грязь лицом.
– Кто такой Шумахер? – шепотом спросил Геракл у Насти, отчаянно дергавшей дверь.
– А какую вещь? – в свою очередь поинтересовался очкарик, помогая ей.
– Они утащили моего парня! – отрывисто бросила Настя, приплясывая на заднем сиденье. – Петрова. Вы могли видеть, как его засовывают в машину.
– Почему же вы сказали – вещь? – удивился очкарик.
– Он надрался, – сообщил Геракл, – и понимает сейчас не больше, чем стул.
– Ну-у… – протянул очкарик. – Не завидую я вашему стулу.
– Почему? – вопросила Настя.
– Потому что я знаю этих ребят. Они «голубые». Геракл крякнул, а опешившая Настя спросила:
– С чего это вы взяли?
– Я вхожу в интеллектуальную элиту города! – хвастливо заявил очкарик, разгоняясь и закладывая крутой вираж на повороте.
– Дуется по вечерам в шахматы на бульваре, – пояснил Геракл. – Только щас его вспомнил. Как тебя звать-то, академик?
– Вельямин, – гордо сообщил тот. – А эти, – он подбородком указал на удирающую «девятку», – тусуются возле общественного туалета, пристают к гуляющим студентам и вообще ведут себя на редкость агрессивно.
Геракл наклонился к Насте и хихикнул:
– Наверное, кто-нибудь из «этих» потрепал его по коленке.
– Никогда не слышала, чтобы «голубые» среди бела дня похищали людей! – сказала огорошенная Настя, хватаясь двумя руками за спинку переднего сиденья, опасаясь выдавить дверь и вывалиться на мостовую: Вельямин показывал настоящий класс.
Сама она разрумянилась, а волосы у нее стали дыбом. От встречного ветра, бьющего в лицо, Геракл раздухарился и стал громко кричать в окно:
– Гомики не уйдут! Держи каналий!
Вместо того чтобы сердиться, Вельямин громко хохотал и бил ладонью по клаксону. Настя подумала, что с такой компанией можно запросто загреметь либо в вытрезвитель, либо в сумасшедший дом. Впрочем, выбора у нее не было – не попадись эти двое ей под руку, Петров исчез бы безвозвратно.
Погоня закончилась так же внезапно, как и началась. «Девятка» нырнула в переулок, проскочила двор и, в последний раз рыкнув, воткнулась в бордюрный камень. Вельямин, намеревавшийся повторить ее маневр, был заловлен и прижат к тротуару материализовавшимся прямо из воздуха гибэдэ-дэшником.
– Ёшкин кот! – возопил Геракл. – Подсекли на вдохе!
Гибэдэдэшник с деланной неспешностью приближался к «Волге». Массивность его загривка и суровость лица явно не соответствовали пустячности нарушения.
– Куда летим? – спросил он, глядя на Вельямина из-под тяжелых век, которые разбухли на государственной службе, словно вареники в кипятке.
Настя, по глупости даже обрадовавшаяся вмешательству человека в форме, высунулась в окно и крикнула:
– Сержант! Там «голубые» человека похитили! А мы за ними гонимся!
Сержант посмотрел на нее без всякого выражения и снова обратил взор на Вельямина.
– Гонитесь, говоришь? «Формула один», говоришь? Документики, Шумахер!
Геракл повернулся к Насте и шепотом спросил:
– Откуда он знает его фамилию?
– Кого?
– Водителя нашего, Шумахера?
Настя несколько раз открыла и закрыла рот, после чего сообщила:
– Фамилию теперь на номерах пишут. Внизу. Мелким шрифтом.
– Я фигею, – пробормотал тот, погромыхивая бутылками, которые он все это время прижимал к животу. – И хрен ли мне в таком разе машину покупать? Чтоб меня каждая собака могла по фамилии окликнуть!
– Сержант! – строго сказала Настя, выбираясь из автомобиля и принимая позу колхозницы, на время опустившей серп, чтобы дать отдохнуть руке. Одно ее плечо воинственно выдвинулось вперед. – Мы сообщили вам о преступлении, между прочим!
– О каком? – равнодушно спросил тот, неспешно просматривая документы Вельямина.
– «Голубые» украли человека.
– Какая трагедия! – Сержант даже не усмехнулся.
Между тем Настя через его плечо увидела, как длинноволосые вытащили безжизненного Петрова из «девятки» и под руки повели к подъезду задрипанной пятиэтажки. Если бы существовал рейтинг домов-инвалидов, эта пятиэтажка, хрипя от напряжения, выбилась бы в лидеры. Ее фасад выглядел настолько отвратительно, будто последние несколько лет на него злонамеренно плевал каждый входящий и выходящий жилец.
– Вон они, смотрите! – закричала Настя и, схватив сержанта за плечи, попыталась силой развернуть его в нужную сторону.
– Но-но! – рявкнул тот. – Руки!
– При чем здесь руки? Разуйте же глаза! Видите, человека тащат, как дохлого кота!
– Расцениваю ваши действия как нападение на сотрудника милиции, находящегося при исполнении, – сурово заявил сержант, не обращая никакого внимания на похищенного Петрова.
– А! Да что с вами говорить! – очень по-женски возмутилась Настя и припустила за длинноволосыми.
Бросив бутылки на заднем сиденье, Геракл побежал за ней.
– А вы, гражданин, останьтесь, – велел сержант Вельямину, хотя тот не делал никаких резких движений.
Настя влетела в подъезд как раз в тот момент, когда за поворотом лестницы исчезли ботинки Петрова. Она рванула за ними, перепрыгивая через две ступеньки, но длинноволосые уже втащили свою добычу в квартиру на втором этаже и захлопнули дверь. На звонки они, естественно, отвечать не собирались.
– Извращенцы! – завопил подоспевший Геракл. – Ни дна вам ни покрышки!
Настя тоже выкрикнула пару оскорблений из скудного личного запаса ненормативной лексики. Пока они соревновались в придумывании бранных эпитетов, к подъезду подъехала машина с надписью «Телевидение», из которой вывалилась бойкая съемочная группа. Она тащила за собой камеру и наполняла пространство специфическими словечками. Юркий молодой человек в джинсовом жилете с заклепками забрался в палисадник и принялся топтаться там, выбирая нужную позицию. Когда Настя и Геракл вышли из подъезда, он как раз начал говорить в микрофон:
– Мы ведем свой репортаж из обычного московского дворика. Перед нами дом номер четырнадцать, жильцы которого вот уже пять лет не выходят на свои балконы, потому что те находятся в аварийном состоянии.
– Слушайте, здесь телевидение! – Настя толкнула Геракла локтем в бок. – Может быть, попробуем заинтересовать их киднепингом?
– А кто это? – с интересом спросил тот.
– Это не «кто», а похищение людей, – объяснила Настя, пристально глядя на оператора.
Тем временем телевизионщики втащили в палисадник потеющего толстячка в костюме и галстуке.
– За разъяснениями мы обратились к Николаю Николаевичу Бобрянцу, главному специалисту…
Вокруг съемочной группы тем временем стал собираться народ. Подтянулись игроки в домино, припозднившиеся старушки, караулившие подступы к своим подъездам, группы подростков с пивом и просто праздношатающиеся личности. Настя и Геракл, сами не заметив как, оказались в довольно густой толпе.
– Коррозия, происходящая из-за колебаний погоды, – тонким голосом говорил Бобрянец, переминаясь с ноги на ногу, – способствует разрушению арматуры. Только за одну зиму температура воздуха переходит через ноль более ста раз.
На первом этаже позади потеющего Бобрянца распахнулось окно, в котором появилась голова изумленной старухи.
– Чавой-то тут такое? – крикнула она своим товаркам, толпящимся возле палисадника.
– «Новости» снимают! – пояснил кто-то из толпы. – В телевизор попадешь.
Бобрянец закончил выступление и теперь, когда камера перестала пугать его, вытирал лоб огромным клетчатым платком.
– Граждане! – неожиданно звонким голосом крикнула Настя. – Вы знаете, кто живет на втором этаже? Вот в этом подъезде в квартире справа?
– Гомики! – ответил мужчина, одетый в тренировочный костюм и черные ботинки с пряжками.
– Может быть, журналистам будет интересно узнать, что они сегодня унесли с Тверского бульвара человека!
– Журналисты? – ахнул кто-то из толпы. – Креста на них нет!
Журналисты тем временем пытались снять общий план, радуясь оживлению в массовке.
– Правильно, как Ленин помер, так они стали церкви ломать! – коварным голосом заметила какая-то бабка, сноровисто лузгавшая семечки.
– Ленин-то здесь при чем? – спросил раздраженным тоном учительского вида молодой человек с круглым значком: «Внук Брежнева – надежда нации».
– Божественное возвращается в наш мир! – громко заявил мужик с перебитым носом. У него был дурной глаз и спина размером с дверцу холодильника. – Если вы не против, я прочту об этом стихи собственного сочинения.
Он перепрыгнул через низкую загородку и встал посреди вытоптанной корреспондентом и Бобрянцом площадки. Выбросил одну руку вперед и начал декламировать:
Ночь обронила бледный иней,
Она прозрачна и тиха.
И возвращаются богини
В розарии ВДНХ.
– ВВЦ! – поправил из толпы человек в круглых очках. Кто-то тут же ударил его свернутой газетой по затылку и грозно шикнул.
Поэт между тем продолжал с большим чувством:
С прелестной мухинской скульптуры
Начав экскурсионный тур,
Узрят величие культуры
В структуре парковых скульптур!
– По-моему, с этим домом явно не все в порядке! – шепнула Настя Гераклу.
– Гляди туда! – воскликнул тот, показывая пальцем на окна второго этажа. Настя задрала голову и увидела, что к стеклу прилипли две патлатых головы.
– Вон они! – крикнула Настя в полный голос. – Наблюдают за нами, гады!
В этот момент во двор медленно въехала черная «Волга», из которой торопливо вылезла какая-то «шишка» районного масштаба.
– Что здесь такое? – спросила «шишка», плохо среагировав на машину телевизионщиков. – По долгу службы я обязан знать, что происходит!
– Тут стихи читают, – пояснила какая-то тетка, которая не слышала почти ни одной графоманской строчки, потому что была мала ростом и чужие спины поглощали не только вид, но и звук.
Между тем оратор продолжал вещать, все больше заводясь от неослабевающего внимания публики:
Мы, помню, гнали их всем миром!
Они, поникнув головой,
Бродили, прячась по квартирам,
И гибли где-то под Москвой.
– Кого это он имеет в виду? – спросило районное начальство.
– Каких-то богинь, – обронил мужчина в спортивном костюме. – Не мешайте слушать.
Начальство тут же прижало к полыхающему уху сотовый и зашипело в него:
– Несанкционированный митинг. Диссиденты собрали народ! Да и телевидение уже тут!
Настя начала решительно проталкиваться к съемочной группе. Корреспондент между тем пытал представителя местного РЭУ.
– Нельзя ли нам, – спрашивал он, глядя на аварийный дом через прищуренный глаз, – войти в какую-нибудь квартиру и снять разгневанных жильцов и разрушающийся балкон, так сказать, изнутри?
– Можно попытаться, – неуверенно проблеял тот. – Правда, люди сейчас неохотно открывают двери посторонним…
– Вот самый опасный балкон! – громко сообщила Настя, показывая пальцем туда, где жили длинноволосые. – Если смотреть на него изнутри, это просто форменный ужас. Уверяю вас, там есть что поснимать.
– Просто срам! – выплюнула какая-то бабулька с криво приколотой к голове косицей. Вероятно, она уже разбиралась ко сну, когда во дворе начались интересные события. – Нашли, чаво снимать! Притон у них там наркоманский.
– А какой раздолбанный балкон! – подхватила Настя. – Не в каждом притоне такой увидишь.
– Что ж, давайте попробуем туда подняться, – неожиданно согласился корреспондент, мельком глянув на Настю, и махнул рукой оператору. Тот молча водрузил камеру на плечо и послушно зашагал к подъезду. Настя, Геракл и еще несколько человек из толпы потрусили следом. По дороге к ним присоединился одышливый участковый, которому кто-то из жильцов настучал о приезде телевидения.
Присутствие участкового, вероятно, и позволило решить дело положительным образом – длинноволосые, давно и хорошо с ним знакомые, открыли дверь. Это была их стратегическая ошибка. Вероятно, они рассчитывали на какие-то переговоры, но Геракл, завидев узкую щель, не раздумывая ринулся вперед, и они отступили, нервно вереща. Впрочем, их никто не слушал.
Любопытная толпа ввалилась в комнату, просвистела ее насквозь и вскрыла балконную дверь.
– Я же говорила, что вы увидите ужасное! – закричала Настя.
На балконе, прямо на полу лежало что-то длинное и живое, накрытое пледом. Геракл протянул лапищу и сдернул плед. Присутствующие увидели спящего Петрова с блаженной улыбкой на лице. Чело его было ясным, а верхняя губка конвертиком нависала над нижней.
– Кто это? – строго спросил участковый, и из-за спин тотчас же раздался тонкий голос с придыханием:
– Это мой брат!
– Врешь! – закричала Настя, резво оборачиваясь к патлатому, потому что это был, конечно, он. Тот, который покрупнее. Более невинной физиономии Настя в жизни своей не видела: нос картошкой, незабудковые глазки и мягкий подбородок с редкой белой щетинкой. – Вы с приятелем увезли его с Тверского бульвара! И вы бежали так, будто ваши пятки сам черт облизывал!
– Конечно! Мы ведь бежали от вас.
– Зачем бежали? – строго спросил участковый.
– Колька сказал, что задолжал одной стерве штуку баксов, теперь она его преследует.
– Вы что же, решили, что это я?! – возмутилась Настя и повернулась лицом ко всему честному народу: – Я похожа на стерву?
– Да! – хором сказали все женщины, затесавшиеся посмотреть на притон.
– Нет! – хором сказали все мужчины, включая оператора и «шишку» из администрации.
– В любом случае, – заявила «шишка», – вы не похожи на стерву, которая может дать взаймы штуку баксов.
– Это мой друг! – Настя пальцем показала на причмокивающего Петрова. – Он немножко перебрал, и я решила отвезти его домой. А его унесли прямо у меня из-под носа.
– Если это ваш друг, то побыстрее уберите его с балкона, на улице темнеет, нам придется ставить дополнительный свет, – раздосадовано заметил корреспондент.
Отчего-то его просьбу восприняли как руководство к действию почти все присутствующие и всем гуртом ломанулись на балкон.
– Стойте! – испуганно закричал патлатый и вытянул вперед руки с растопыренными пальцами.
В ту же секунду раздался отвратительный хруст, и балкон, дрогнув, начал медленно обрушиваться вниз, словно сухое ласточкино гнездо. Настя закричала и попятилась назад, потянув за собой Геракла. Оператор, восторженно ухая, снимал сцену «Гибель Помпеи», прыгая по скользкому паркету, словно фигурист, нутром чуящий олимпийское «золото».
– Вот и все, – грустно простонал патлатый, стоя посреди комнаты весь в белом. Черные носки, вкрапленные в образ его невинности, почему-то рассердили Настю.
– Если бы не ваша вопиющая трусость, ничего бы не случилось! – крикнула она по дороге к двери.
– Я проявил чудеса храбрости, спасая брата! – возмутился тот.
– И где теперь ваш брат? – уничтожила его Настя и устремилась на улицу.
Здесь стоял гвалт, как на птичьем базаре. Балкон, оказывается, не свалился вниз окончательно, а повис на одном «ушке», высыпав всех, кто на нем был, в тот самый палисадник, где начиналась съемка.
По странному стечению обстоятельств в этом же дворе обнаружился травмпункт, откуда граждане под руки привели поддатого дежурного врача. Он бродил в опасной зоне, словно турист среди величественных развалин, и время от времени восклицал:
– Какая драма!
К счастью, все пострадавшие остались живы. Даже «шишка» из местной администрации. Впрочем, сейчас «шишка» выглядела так, будто ее вылущила белка. Но самая большая неприятность случилась с Петровым. Плед, в который он был завернут, зацепился за кусок арматуры и повис над головами собравшихся, словно люлька со спеленутым младенцем. Пришедший в себя Петров лежал в этой люльке вниз лицом и тупо повторял:
– Господи, что я пил?
Спустя некоторое время, злобно воя, к месту происшествия подтянулись медицинские и пожарные машины. Когда Петрова спустили на землю, санитары сразу же протянули к нему свои большие равнодушные руки. Но тут вмешался Геракл.
– Я сам его донесу! – важно сказал он, оттолкнув плечом ближайший «халат». И добавил для Насти: – Вон наш Шумахер, дуем к нему.
Спасенный Петров обнял Геракла за шею и доверчиво прижался к его широкой груди.
– Слушай, зачем он тебе сдался? – брезгливо спросил тот, гулливерскими шагами двигаясь в направлении «Волги». – Настоящих мужиков, что ли, мало?
– Он интересует меня не как мужик, – ответила Настя. – У меня к нему дело совершенно другого рода.
Едва успев договорить, она тут же вспомнила, что нечто подобное сказала ей в свой последний вечер Любочка Мерлужина, имея в виду усатого. Что он интересует ее не как мужчина. Может быть, Любочка вовсе не врала? И ее с усатым объединяли какие-то общие дела?
– Ну, отвоевали свое сокровище? – спросил Вельямин, озирая Петрова с нескрываемым интересом. Тот забился на заднее сиденье и бессмысленным взглядом уставился на руки, сложенные на коленках.
– Сама не верю, – пробормотала Настя.
– Моя бывшая жена, – завел Вельямин старую песню, – никогда так за мной не бегала, как вы за этим типом.
– Он мне дико нравится, – мрачно сообщила Настя, чтобы не вдаваться в подробности. – Едем к «Московским новостям», я оставила там машину.
Когда они прибыли на место, Геракл сказал, охотно принимая щедрое вознаграждение:
– Если понадобится помощь – я по вечерам на бульваре! У меня там бизнес.
– Я денег не возьму, – категорически отказался Вельямин. – И телефончика у вас тоже просить не стану, – добавил он вызывающе.
– Что же вы мне помогали? – удивилась Настя. – Милиционеру штраф заплатили за превышение?
– Просто мне скучно жить! – признался тот. Настя вытащила смирного Петрова на улицу и повела к своей машине. Он шел за ней, словно козленок, разве что бубенцами не звенел.
– Сейчас поедем к моей подруге Люсе, – предупредила она. – Потому что одной мне, боюсь, с тобой, дружок, не справиться.
– Что я пил? – поинтересовался Петров, когда Настя, словно дитятю, пристегнула его ремнем безопасности.
– Вот уж не знаю! Но очень хочу узнать. Только не что пил, а с кем пил. Они тебе представились?
– Я ничего не помню.
– Это они тебе велели так говорить?
– Они? Меня что, украли инопланетяне? – с тоской в голосе спросил Петров. – Они высосали мои мозги?
