Галина Куликова
Шоколадное убийство. Рукопашная с Мендельсоном
Отряд несколько часов пробивался сквозь джунгли. Никаких дорог не было в помине – только тропы, которые мог разглядеть лишь их проводник. Ловкий, проворный, он уверенно вел их через дебри. Время от времени они делали короткие остановки, чтобы зафиксировать на картах изменения маршрута.
В какой-то момент Вячеслав заметил, что в зарослях виднеются высокие каменные столбы, врытые в землю. Они покосились от времени и заросли мхом, но выглядели величественно. Кажется, экспедиция приближалась к цели.
Вскоре проводник, издав короткий выкрик, остановился. Все сгрудились вокруг него. Индеец быстро заговорил, беспокойно оглядываясь по сторонам. Альварес, хорошо понимавший здешнее наречие, стал переводить на испанский, а Паша, втиснувшись между Аленочкиным и Железякиным, транслировал то же самое по-русски.
– Он говорит, мы дошли до старой дороги, которая ведет в город.
Вячеслав опустил глаза и увидел, что они действительно стоят на мощеной дороге. Камни глубоко ушли в землю и во многих местах были едва различимы, но когда-то здесь явно проходил большой и широкий тракт.
– Дальше он провести нас не может, – продолжал Бочкин. – Существует что-то вроде табу… Им запрещено приближаться к городу. И он пытается предостеречь нас… – Паша на секунду замолчал, прислушиваясь. – Если мы нарушим запрет и войдем в город, мы столкнемся со злой силой, которая наверняка нас погубит. Больше он ничего рассказать не может, потому что им не разрешается даже говорить об этом городе.
– А куда нам дальше идти, он не собирается объяснить? – спросил Аленочкин раздраженно. Мистический флер вокруг развалин начал ему надоедать.
– Вот сейчас как раз объясняет, – ответил Паша и замер в напряженной позе. – Уверяет, что эта дорога выведет нас прямиком к городу. Он сделал все, что было в его силах, и теперь возвращается домой, чтобы не навлечь беду на себя и своих близких.
Сказав что-то на прощание, индеец махнул рукой и исчез в зарослях.
Начальник экспедиции отдал команду, и отряд двинулся дальше по дороге. Люди выглядели подавленными. Конечно, научных работников тяжело испугать легендами, но все же туманные намеки проводника и неподдельная тревога на его лице подпортили настроение. Аленочкин был едва ли не единственным человеком, который испытывал не огорчение, а злость. Еще бы, какой-то индеец со своими суевериями не довел их до города. А вдруг они заблудятся?
– Паша, – окликнул Вячеслав переводчика, который шел немного впереди. Тот притормозил, дав шефу возможность поравняться с ним.
– Да?
– Хотел у тебя спросить. Проводник этот все время повторял «дьябло» или что-то в этом роде.
– Дьябло. Дьявол по-испански, соответственно.
– А к чему он это говорил? Ругался? – улыбнулся Вячеслав.
– Нет. Дело в том, что это место вообще-то называют Город художников, но местные именуют его не иначе, как Дом зла или Обитель дьявола. Ну, или что-то в этом роде.
Разговор угас, а спустя некоторое время экспедиция подошла к огромным каменным воротам, от одного вида которых захватывало дух. На самом верху находился барельеф, изображавший свирепый лик неведомого божества. Аленочкину хватило одного взгляда на него, чтобы понять – аборигены выбрали правильное определение.
* * *
Подогнать сюда машины было невозможно, поэтому пришлось разбить второй лагерь, в котором участники экспедиции собирались обосноваться на ближайшее время. Аленочкина их планы не особенно интересовали. Он собирался разыскать здесь то уникальное дерево, за которым, собственно, и забрался в такую даль. Действовать приходилось крайне осторожно, чтобы не привлечь внимание любознательных ученых.
В первый день ему с помощниками пришлось поучаствовать в коллективном осмотре города. Все было точно так, как описано в отчете первой и единственной экспедиции, только в реальности руины выглядели куда более устрашающими. Хаотические росписи, странные по исполнению и пугающие по содержанию, жутковатые барельефы, огромные здания, сверху донизу испещренные полустертыми изображениями и непонятными знаками, производили гнетущее впечатление. «Неудивительно, что отсюда все ушли», – подумал Аленочкин, проходя вслед за начальником экспедиции по широкой мощеной улице. Они вышли на центральную площадь… и Вячеслав замер на месте от неожиданности, хоть и догадывался, что увидит здесь. Посреди площади находился большой каменный бассейн, в центре которого возвышалась каменная же статуя – точная копия его деревянной статуэтки. Он завороженно смотрел на изваяние, пока его не окликнул Заваров.
После этого потянулись на удивление однообразные дни. Ученые копошились среди камней, а Аленочкин с Железякиным методично прочесывали окрестности в поисках шоколадного дерева. Между ними, то появляясь, то исчезая, метался Бочкин. Бизнесмен не стал скрывать от биолога, что является владельцем кондитерской фабрики, и наплел ему всякой ерунды про контракты, сорта и планы, когда объяснял, для чего ему необходимо найти на территории Города художников шоколадные деревья. Впрочем, Железякин не особо интересовался причинами.
Поначалу все трое москвичей изрядно нервничали, шастая по лесу, но постепенно привыкли, и джунгли уже не вызывали у них ни любопытства, ни страха. Охотничий азарт Аленочкина подстегивал их, они обшаривали глухие заросли, пробирались в самые непроходимые места. Интуиция подсказывала, что предмет поисков где-то здесь, совсем рядом, и надо приложить еще немного усилий, чтобы до него добраться.
Наконец им повезло. Маршруты своих путешествий они отмечали на специальной карте, но Аленочкин прекрасно помнил это место безо всяких карт – они проходили здесь почти каждый день. Дотошный биолог на всякий случай поглядывал вокруг, заранее зная, что здесь им ничего не найти. Паша, не имевший представления о том, как выглядит какао, с беззаботным видом шел за шефом. Тут Железякин споткнулся о какой-то корень и полетел носом в заросли.
– Семен, вы в порядке? – крикнул Аленочкин.
– Да, в полном, – раздраженно отозвался биолог. – Порвал куртку, испачкался в чьем-то помете, и еще меня укусили. А все из-за какао, которого тут нет… Есть!!!
* * *
Повозившись немного в импровизированной лаборатории, устроенной в лагере, биолог подтвердил – они нашли то, что искали. Теперь дело было за малым – превратить дикие заросли в сырье, что, кстати, требовало немалых усилий.
Теоретически он представлял, как можно организовать сбор какао-бобов, у него даже брошюрка соответствующая была с собой. Но вот на практике…
Приходилось импровизировать. Вечером Вячеслав вкратце объяснил переводчику свой план, и на следующее утро они уже покинули древний город, направляясь назад, к основному лагерю. Теперь, когда авантюрный проект обрел материальную базу, Аленочкин не чувствовал ни усталости, ни напряжения. Он испытывал знакомый прилив сил – так бывало всякий раз, когда победа достигалась через преодоление серьезных препятствий.
Добравшись до основного лагеря, они выяснили, что в радиусе десяти километров есть еще две индейские деревни, до которых относительно легко добраться на машине. Позаимствовав экспедиционный внедорожник, они отправились в путь.
Общение с аборигенами, центральной фигурой которого стал Бочкин, дало ожидаемый результат: к вечеру у Вячеслава уже была команда из нескольких человек, готовая, невзирая на табу, отправиться в джунгли и приступить к работе. И дело тут было не в том, что они меньше других боялись проклятого места. Просто плата, предложенная Аленочкиным, была по их меркам просто фантастическая.
* * *
Вячеслав стоял рядом с небольшим деревянным ящиком и не мог скрыть довольной улыбки. Вот он, плод его усилий, детище его предприимчивости, энергии и интеллекта. Какао уникального сорта – собранное, ферментированное и готовое к отправке в Москву. Две недели он неусыпно следил за рабочими, собиравшими бобы прямо под носом у экспедиции. Никто так ничего и не заметил: индейцы добирались до места по другой дороге, шедшей в обход древнего города.
– В этих местах много лет назад пытались устроить вырубку леса, – пересказывал Паша информацию, полученную от индейцев майя. – Начали, а потом внезапно бросили. В джунглях с тех времен еще остались просеки. Они не отмечены на картах, но все окрестные жители о них знают.
Аленочкин хотел как можно скорее переправить какао домой, чтобы специалисты на фабрике могли, наконец, начать работу над новым сортом шоколада. Тем временем рабочие продолжат сбор урожая, и следующая поставка будет куда серьезнее.
Вячеслав достал телефон и набрал номер Майского.
– Саша, здравствуй! – сказал он бодро.
– Вячеслав! – обрадовался собеседник. – Ну как, все нормально, проблем нет?
– Все отлично, спасибо тебе, – искренне поблагодарил Аленочкин.
– А я пытался до тебя дозвониться, но у меня ничего не получилось…
– Да, со связью тут неважно, – быстро сказал Вячеслав. – Слушай, я уже закончил свои дела, скоро возвращаюсь. Заваров собирается послезавтра отправлять машину в Мехико. Хочет передать в фонд первые результаты, он считает, что они произведут фурор.
– Вот как? Ну, будем надеяться.
– Это, конечно, замечательно, но дело в том, что на машине приедут мои ребята с грузом. Наша договоренность еще в силе? – уточнил он. – Ты сможешь помочь с переправкой?
– Не беспокойся, – заверил его Майский. – Считай, все сделано. Пусть привозят на наш склад. А сам когда возвращаешься?
– Через два дня уже буду в Москве, билеты мне забронировали. Прибытие в три часа дня, так что созвонимся.
– Сообщи свой рейс, я тебя встречу.
– Не стоит, сам доберусь. Не беспокойся.
Попрощавшись и повесив трубку, он погрузился в раздумья. «Если удастся наладить поставки через фонд, – рассуждал он, – тогда можно будет считать, что дело пошло». Он потратил столько сил, охотясь за этим какао, и теперь осталось совсем немного до того заветного мига, когда можно будет поздравить себя с триумфом.
Глава 12
Душевные страдания нетрезвого оперативника.
Любовные посредники: Труфальдино, Тристан и тетя Вера.
Сильвестр и Майя спешат на помощь
Ужинать с Геннадием Усковым Майя не пошла. То есть не то чтобы отказалась совсем. Он позвонил на следующий день и предложил сходить вечером в какое-нибудь уютное кафе, чтобы поболтать и познакомиться поближе. Майя сначала встрепенулась, а потом неожиданно скисла. И сказала, что с удовольствием примет приглашение, только… потом. Позже.
Вера Витальевна, которая подслушивала их телефонный разговор под дверью, насупилась. Экая несправедливость: обаятельная девушка, и до сих пор одна, как та птичка, которую заперли в клетке именно потому, что она хороша во всех отношениях – и поет, и скачет, и взор услаждает.
На лестничной площадке в это время как раз начался митинг. Лидеры из числа жильцов, имевших несчастье быть прописанными в квартирах, непосредственно примыкавших к жилищу пенсионера Чепукина, требовали принятия немедленных и решительных мер вплоть до штурма и общественного суда в прилегающем сквере. Майю позвали тоже, и она вышла, набросив на плечи кофточку.
Вера Витальевна решила воспользоваться моментом. Движимая чувством глубокой уверенности в том, что всякому ростку любви нужно помочь пробиться сквозь асфальт непонимания, она вошла в комнату Майи и отыскала в секретере ее записную книжку. Имя того старшего лейтенанта, по которому сохла бедная девочка, тетя Вера запомнила отлично. Стас Половцев. Тетя Вера обнаружила на нужной страничке не только телефон, но и адрес. А также аккуратную схему, на которой крестиками был помечен дом Сильвестра и самый короткий путь от него до дома Половцева. Выходит, старший лейтенант живет где-то здесь, совсем рядом!
Тете Вере это показалось знаком судьбы. Говорить с человеком о нежных чувствах лучше с глазу на глаз, а не по телефону. Тем более, по всему выходило, что эти двое между собой до сих пор еще так и не объяснились. Задачка предстояла непростая. Легче мирить рассорившихся влюбленных, чем сводить тех, кто не осознал своего счастья. Однако оставить все как есть было бы неправильным. Как все подвижники, Вера Витальевна решила: «Если не я, то кто же?» Майя так и будет ждать этого типа, орошая слезами подушку. А тот будет думать, что он ей не нужен или еще какую-нибудь глупость. Если верить Сильвестру, Половцев положил на его помощницу глаз. А не верить Сильвестру просто нельзя! Значит, дело это правое, даже сомневаться нечего.
Вера Витальевна дождалась вечера, того самого часа, когда оперативники, по ее представлениям, возвращаются домой. Майе и Сильвестру она сказала, что отправляется на прогулку по супермаркетам – искать немецкий маргарин, который сделает ее кексы еще более рассыпчатыми. Возражать никто из них не посмел, и она улизнула, прихватив с собой бумажку с перерисованной схемой.
Дверь в квартиру Половцева оказалась светлой, с красивой металлической ручкой. Прежде чем позвонить, Вера Витальевна приложила к ней ухо и прислушалась. Внутри было тихо. Не раздумывая больше, она нажала на кнопку звонка. Долгое время ничего не происходило, так что визитерша подумала, будто номер не удался. Однако затем совершенно для нее неожиданно раздался щелчок замка, дверь распахнулась, и на пороге возник довольно нетрезвый тип в драных джинсах. Кроме джинсов, на нем больше ничего не было, и тетя Вера смогла по достоинству оценить его физические данные. Они были более чем приемлемыми.
Зато физиономия претендента на сердце Майи выглядела никуда не годной. Небритая, опухшая, мрачная. Впрочем, Сильвестр предупреждал, что старший лейтенант пьет. Однако Вера Витальевна решила, что если этот парень все еще ходит на работу, значит, особой трагедии в этом нет. Главное – вырастить в его сердце цветок любви, а остальное как-нибудь наладится.
Половцев, разумеется, понятия не имел, что в его сердце задумали что-то растить. А тетка, которую он увидел на пороге, показалась ему чудной. Она была маленького роста, в юбке и в кедах. Кроме того, у нее был такой воинственный вид, как будто она собиралась немедленно напасть на хозяина квартиры.
– Кто вы? – спросил Половцев замогильным голосом. – Что вам нужно?
– Мне нужно войти, – ответила та барским тоном, который Стас ненавидел. И еще ручкой махнула.
– Мало ли что вам нужно, – заплетающимся языком парировал он и сделал шаг вперед, готовый защищать свои рубежи от набега.
Вернее, он хотел сделать шаг, но земля внезапно качнулась, притиснув его к косяку.
– Мне необходимо с вами поговорить по очень важному делу, – строго сказала гостья и неожиданно сильной рукой отпихнула Стаса в сторону. Проскользнула мимо него и очутилась в коридоре.
– Да кто вы такая?! – вознегодовал тот, расстраиваясь, что никак не может сконцентрироваться.
– Не волнуйтесь, все нормально. Я – друг вашего друга.
Половцев надолго задумался, тяжело сопя. Потом серьезно потребовал:
– Поясните.
– Вы знакомы с Сильвестром Бессоновым?
– А-а-а… – обреченно протянул Стас. – Это вон оно кто такое…
Он был пьян, но так привык к этому состоянию, что посторонний человек не мог понять, до какой степени он вышел из строя. Со стороны казалось, будто он вполне связно мыслит и говорит. На самом деле Стас говорил и делал совсем не то, что хотел.
– Так вот. У Сильвестра Бессонова в молодости был друг. А я – его тетя.
– Тетя? – тупо переспросил тот и пробормотал себе под нос: – Тетя… Тетя Мотя…
– Не Мотя, а Вера Витальевна, – наставительно сказала та. – Теперь ваша очередь представиться.
– Стас Половцев, – поразмыслив, ответил хозяин квартиры.
– Вы знаете, что пить вредно?
– Лучше б я не знал, – с чувством ответил Половцев и посмотрел на себя в зеркало, висевшее на стене. Потом оттянул нижние веки вниз и исторг из груди вздох. – Грехи мои тяжкие…
Квартира была полупустой и прокуренной. Но отнюдь не запущенной. В коридоре даже стояла вазочка с искусственными цветами. Вера Витальевна спросила:
– Можно я войду в комнату? – И не дожидаясь ответа, быстро заглянула в спальню.
Окинула взглядом обстановку, оценила люстру, тюлевые занавески и ковер. Кровать была готова к тому, чтобы принять хозяина в свои объятия. Постельное белье выглядело чистым, и это решило дело. Вера Витальевна поняла, что с объектом можно работать.
– Вот что, – сказала она твердо. – Нам с вами нужно поговорить.
– Мы уже… того… говорим, – напомнил Стас, глядя на нее из-под нахмуренных бровей. – Значит, вас Сильвестр… прислал? Местная командировка…
– Не совсем, – призналась Вера Витальевна. – Не предложите мне чаю?
– Предложу, – пообещал Половцев, пробурчав: – Как не предложить такой приятной даме?
Шатаясь, он побрел на кухню. С первого взгляда становилось ясно, что принадлежит она холостяку, который режет хлеб прямо на столе и редко моет хоть что-нибудь, кроме тарелок. Вера Витальевна отстранила хозяина квартиры от плиты и сама поставила чайник на огонь. Принесла две чашки и взгромоздилась на табурет. Устроилась капитально, как будто собиралась сидеть здесь целую вечность.
– Ну? – спросил Половцев, вперив в нее мутный взор.
– Не стану ходить вокруг да около, – решительно сказала тетя Вера и хлопнула руками по столу. – Скажу все как на духу.
– Валяйте, – разрешил он.
– Сначала я задам вам вопрос. Только – чур! – отвечать искренне.
Половцев хрюкнул. В глубине души он понимал, что зря впустил тетку в квартиру, что сейчас она начнет его волновать и будоражить. А вот как раз именно этого он особенно не любил – когда его волновали и будоражили. С другой стороны, ему было любопытно, чего ей надо. Отвечать искренне? Половцев ухмыльнулся. Давно прошли те времена, когда он был искренним с кем бы то ни было. Но знать ей это ни к чему.
– Клянусь, – сказал он, мужественно сдержав отрыжку.
– Скажите, дорогой Стас, – паточным голосом спросила Вера Витальевна, – вы влюблены?
– Я?! – Половцев так изумился, что чуть не свалился с табуретки, на которой кое-как утвердился, прислонившись плечом к стене. – Я… чего?
Он несколько раз моргнул, потом повернул голову и посмотрел на чайник, из носика которого уже вырывалась мощная струя пара. Вероятно, воды там было как раз на пару чашек.
Вера Витальевна тоже посмотрела на чайник, проворно встала и в минуту наполнила обе чашки кипятком. Опустила в них по мятому пакетику заварки, а Половцеву, не спрашивая, положила вдобавок три ложки песку с верхом и размешала ложкой. Он поднял чашку за маленькую ручку, поднес ко рту и проглотил половину содержимого, не обратив внимания на то, что пьет почти кипяток.
– Какая-то хрень, – выдавил он из себя, неаккуратно облизав губы. – Что это на вас нашло?
– А разве… – Тетя Вера сделала многозначительную паузу, после чего вкрадчиво закончила: – …Майя совершенно вам безразлична?
У гостьи был такой проникновенный вид, которому мог бы позавидовать любой психотерапевт. Перед мысленным взором Стаса появилась помощница Сильвестра, какой он обычно привык видеть ее – строгая и неприступная.
– Зеленоглазая, – пробормотал он, внезапно охваченный теплым чувством. – Я таких глаз в жизни не встречал!
Тетя Вера задрала брови и строго спросила:
– И?
– Что – и? И все.
Алкоголь шумел в его голове, словно ураган, нахватавший с земли всякого хлама. Внутри то и дело раздавался треск и происходили какие-то столкновения. Истинная степень его опьянения оставалась тайной для тети Веры, которая вела с ним свою интеллектуальную игру, не подозревая, что имеет дело с мешком костей, озаренных лишь искрой разума.
– Вот и плохо, что все, – сказала она и похлопала его по руке своей маленькой птичьей лапкой, в которой таилась мощь носорога. – Так жить нельзя.
Стас тоже знал, что так, как живет он, жить нельзя. Это была не жизнь, а сплошная оперативная работа – чудовищная, захватывающая и привычная, сменяющаяся периодами черной усталости, алкогольных провалов и чугунного сна. Душа, о которой Стас иногда вспоминал, лежа в постели с очередной не важной для него женщиной, жила какой-то своей параллельной жизнью. Она, словно заброшенная псина, боролась за существование, питаясь теми крохами человеческих эмоций и поступков, которые ее хозяин иной раз все еще испытывал и совершал.
– Вам нужна жена, – резюмировала Вера Витальевна и постаралась поймать взгляд собеседника, чтобы передать ему силу своей убежденности. – Женщина, которая каждый вечер будет ждать вас дома, любить и жалеть. И прощать, конечно, за все ваши глупости.
– Фигня, – сказал Половцев, который силой воли заставил себя сосредоточиться и уловить смысл сказанного. Он знал наверняка, что такой женщины не существует.
Вера Витальевна возразила, что никакая это не фигня и что если он любит Майю, он должен с ней объясниться. Причем не откладывая дела в долгий ящик, иначе все это затянется на годы, и вместо вина любви он будет тянуть жиденький компот быстро проходящих удовольствий.
Столь сложная метафора прошла мимо сознания Половцева, однако насчет любви и Майи он все понял правильно и мрачно поинтересовался:
– Это Сильвестр сказал?
Вера Витальевна твердо выдержала его взгляд, но ничего не ответила. Поэтому Стас решил, что, разумеется, Сильвестр. Спорить с Сильвестром ему не хотелось, к этому типу он относился с уважением и даже опаской, поэтому посчитал правильным со всем согласиться.
– Ну, допустим, я объяснюсь…
– Зачем – допустим? Нужно просто взять – и решить этот вопрос одним махом! – Маленькая женщина рубанула воздух ладонью, едва не опрокинув на себя чашку. Ойкнула, поднесла ее ко рту и жадно выпила чай маленькими глотками. – Нужно написать Майе письмо. В нем вы во всем признаетесь.
– Думаете, стоит? – засомневался Половцев, удивляясь про себя, куда это у них ушел разговор. – Зачем мне это надо?
Вера Витальевна тяжело вздохнула и ответила вопросом на вопрос:
– Вы принимаете витамины?
Половцев ничего не понял про витамины и смотрел на нее тупо, как козел, которому вместо морковки предложили старую тряпку.
– Так я и думала. Мужчина, который пьет витамины, имеет более насыщенный цвет лица. Если бы у вас была жена, она бы заботилась о вашем здоровье.
– Но я никогда не писал писем… – вяло запротестовал Половцев. Его тело как раз перешло в какое-то новое состояние, когда в голове ненадолго проясняется и все становится таким легким и понятным.
– Вам и не нужно писать письма. Жизнь – это конверт с одним-единственным любовным посланием. У вас есть почтовый набор?
– Почтовый… кто??
– Неважно, я все принесла.
Она действительно извлекла из сумки небольшую коробку, в которой лежали конверты, изукрашенные цветами, и листы бумаги с узорчатой каймой. Ручку она тоже притащила с собой и теперь положила все это добро перед Половцевым.
– Вот, – сказала она. – Не нужно никаких длиннот. Напишите коротко и внятно все, что вы чувствуете.
– А что… я чувствую? – с неподдельным любопытством спросил Половцев.
Все-таки он был симпатичным парнем, невзирая на щетину и помятую физиономию. Поэтому Вера Витальевна была с ним терпелива, как хорошо оплачиваемая нянька.
– Вы напишете, что пришла пора объясниться, и попросите немедленного свидания для того, чтобы сказать о своей любви. Если вы решили жениться на женщине, не стоит тянуть и смущаться, верно? Пообещайте мне, что вы будете искренним и честным.
Половцев пообещал и выставил ее из кухни, потому что отнесся к предстоящему делу с удивительной серьезностью. Он взял ручку, занес ее над листом бумаги и задумался. Слова тети Веры о жизни и любви прорвались через укрепленные позиции Стаса и теперь разбойничали в его голове. И еще перед его мысленным взором стояла Майя – в своем любимом воздушном сарафанчике, с босыми ногами, растрепанная и чудесная. Он представил, как она будет встречать его на пороге вот этой самой квартиры, обнимать за шею и прижиматься маленьким горячим ртом к его губам. Она не разрешит ему пить водку натощак и станет кормить яичницей с луком. А потом, ночью, он будет любить ее, страстно, как не любил ни одну женщину до нее.
Он будет приносить ей ромашки по праздникам и выходным, а она выберет в аптеке коробочку с витаминами и положит ему в карман, чтобы Стас напитывался здоровьем и никогда не болел.
Витамины прочно засели у него в голове, и слова тети Веры о том, что ему нужна жена, которая станет о нем заботиться, и то, что необходимо потребовать немедленной встречи, чтобы сказать все это своими словами.
С сильным нажимом, крупным, уверенным, но очень пьяным почерком Стас написал через весь лист: «Майя! Приходите немедленно. Мы должны поговорить о витаминах. Половцев». Сложил лист пополам и втиснул в конверт, замяв один угол. Впрочем, разве это имело значение? Облизав ободок конверта языком, он приклеил хвостик и громко позвал:
– Эй! Как вас там? Мотя… Все готово.
– Меня зовут Вера Витальевна, – напомнила посланница Сильвестра, впорхнув в кухню на ангельских крылышках.
Увидев, что конверт запечатан, она искренне расстроилась, потому что собиралась прочитать написанное, однако делать было нечего. Накинув на себя жакет, она похлопала Половцева по плечу, как боевого товарища, пообещала ему неземное счастье в самом скором времени и слиняла, захлопнув за собой дверь.
Оставшись один, Стас некоторое время сидел оглушенный собственным откровенно дурацким поступком, о котором он, как ни странно, ни чуточки не жалел. Потом достал из шкафчика початую бутылку водки и налил себе стопку. Дядька, который приезжал иногда к Стасу в гости из далекого зауральского городка, обнаруживая в его доме недопитые бутылки, всегда говорил: «Выглядишь как алкоголик, но раз не досасываешь пузырь до конца, считай, что еще на коне». Стас пожимал плечами. Он просто запивал свою работу и свое одиночество, вот и все.
Стас махнул рюмку, и приятное тепло разлилось по его телу. Руки и ноги стали тяжелыми, он добрел до кровати и повалился на нее, не выключив свет.
* * *
Тем временем Вера Витальевна решала сложный вопрос – прочитать письмо или нет? Можно было разорвать конверт, на котором Половцев размашисто начертал: «Майе», изучить послание и потом запечатать его в другой, чистый. Однако ей не хотелось останавливаться и искать для этого подходящее место. На улице накрапывал дождь, а в подъезде постоянно роились жильцы, озверевшие от Чепукина, который давал концерты на баяне практически без антрактов.
На лестничной площадке действительно оказалось людно. Вера Витальевна была немедленно втянута в революционную борьбу и через некоторое время объявлена лидером движения античепукинцев. У нее оказалась куча идей и предложений, которые соратники не только обсуждали, но и пытались претворить в жизнь. Незаметно прошло несколько часов, и Вера Витальевна не сразу сообразила, насколько она увлеклась и забылась. Когда уставшие соседи, наконец, выпустили ее на волю, она с трудом переключилась обратно на проблемы Майи и Половцева.
Позвонив в квартиру Сильвестра, Вера Витальевна соорудила на лице подходящее случаю невинное выражение и, когда Майя отворила дверь, радостно сообщила:
– А вам тут письмо, знаете ли. Личное. Его кто-то прямо на ручку пристроил, глядите!
Удивленная Майя взяла конверт, на котором было написано ее имя. Уже сто лет как она не получала писем, написанных от руки. Поэтому сразу же разволновалась и пошла в свою комнату, на ходу разрывая конверт. Развернула вложенную в него записку и прочитала: «Майя! Приходите немедленно. Мы должны поговорить о витаминах. Половцев».
Некоторое время Майя стояла, изумленно глядя на это творение рук человеческих и пытаясь постичь суть написанного. Половцев прислал ей письмо. Половцев! Мало того, он не отправил его по почте. Неужели сам приходил? Или… Неожиданно страшная мысль посетила Майю и толкнула ее прямо в сердце. Что, если Стас в беде? И эта странная записка – крик о помощи? «Приходите немедленно…»
Она бросилась в кабинет Сильвестра и постучала в дверь. Когда он буркнул «Можно!», она вошла, пытаясь проглотить комок, застрявший в горле. Сильвестр отстукивал очередную рецензию, обложившись развернутыми журналами и альбомами с фотографиями звезд. Он обожал вставлять в свои статьи пассажи о внешности и манерах актеров и делал это с блеском знатока, чуткого к деталям.
– Босс! – шепотом позвала Майя.
Тот мгновенно обернулся и увидел ее стоящей возле двери с листком бумаги, прижатым к груди. Глаза ее были расширены, точно у маленькой девочки, отломавшей голову у новой куклы.
– Что? – с тревогой спросил он. – Тетя Вера отравилась немецким маргарином?
Майя отрицательно помотала головой. Подошла и протянула Сильвестру листок.
– Вот, – сказала она дрожащим голосом. – Лежало возле нашей двери.
Сильвестр схватил письмо, бросил на него один взгляд, потом озадаченно поднял брови и вчитался как следует.
– Действительно странно. – Сильвестр нажал пальцами на глаза, стараясь сосредоточиться. – «Мы должны поговорить о витаминах». Если Половцев что и пьет, то уж точно не витамины. Позвони ему.
– Я звонила, – призналась Майя, зардевшись. – Он не берет трубку.
– Может, просто не в состоянии?
Майя смотрела на босса с тревожной надеждой. Тот почесал затылок и сам у себя спросил вслух:
– Не идти же к нему на ночь глядя? – Посмотрел на свою помощницу и обреченно добавил: – Надо идти.
С чувством выполненного долга Вера Витальевна сладко спала перед телевизором в гостиной, уронив голову на грудь. На нижней губе надувался и опадал пузырек слюны. Майя и Сильвестр вышли, осторожно прикрыв за собой дверь. Пенсионер Чепукин как раз закончил свое выступление, точно зная, до какого часа по закону он может петь и плясать в собственной квартире. Толпа «фанатов» только что разошлась, оставив на месте сбора растоптанные окурки. Чтобы не надышаться дыма, Сильвестр пулей пронесся к лифту.
– Пойдемте быстрее, – торопила его Майя, когда они очутились на улице.
Дождь закончился, успев наплакать большие лужи. Но ни Сильвестр, ни его помощница этого не замечали, работая ногами. По дороге почти не разговаривали. Благо идти было всего ничего.
На первые несколько звонков Половцев не открыл. Сильвестр, который еще внизу заметил, что в квартире горит свет, вознамерился звонить дежурным по городу, но Майя принялась плакать, и тогда он решил на свой страх и риск ломать дверь. Разбежался и изо всех сил стукнул ногой в замок. Дверь содрогнулась, и немедленно из глубины квартиры послышался рев проснувшегося медведя:
– Ща я тебе как стукну!
Сильвестр вполголоса выругался, а Майя схватила его за рукав, потрясла и с изумленной радостью воскликнула:
– Он жив!
Половцев действительно был жив. Он лежал на постели в джинсах, одурманенный последней рюмкой водки, которая оказала на его организм поистине волшебное действие, смотрел в потолок и плыл по волнам своих личных галлюцинаций. Когда начали звонить в дверь, сумбурные, но прекрасные картины в его голове смешались, и он недовольно прислушался. Вот звонки затихли, но потом неожиданно раздался громкий стук. Дверь задрожала. Мозг старшего лейтенанта воспринял это как сигнал опасности.
