Галина Ергужина
Арчи
Адай был тогда маленьким и только закончил четвёртый класс, когда впервые увидел Арчи. Маленький щенок лабрадора молочно-кремового цвета, ему всего лишь было два месяца, с печальным отсутствующим взглядом, пухляк с висячими мягкими ушами и чёрной пуговицей носа, он сразу понравился мальчику. Адай тогда даже расплакался от счастья, когда получил его в подарок от деда Есена.
– Если сможешь с ним подружиться и сохранишь эту дружбу навсегда, – сказал дедушка, – тогда не бойся жить на свете. Собака сделает тебя сильным и мудрым, Адай.
«Глупость какая! – подумал тогда Адай, – Разве собака может кого-то сделать сильным? Тем более мудрым!». Ведь сильными становятся на тренировках, когда поднимают штангу или крутятся по сто раз на турнике. А мудрость что? Адай не хотел быть мудрым.
– Быть мудрым, это наверное, быть старым и занудливым, – ответил он старику, – а я не хочу быть занудой!
И мальчик потащил щенка в комнату, чтобы остаться с ним наедине. И дед тихонько рассмеялся. Дулат нервно следил за ситуацией, не решаясь при сыне заговорить с дедом о главном.
– Эх, придётся мне за ним ухаживать! – обреченно сказала тогда Жания, глядя, как сын закрывает за собой дверь своей комнаты.
Дулат в этих словах даже и не усомнился. А дед подбодрил:
– Сначала помоги ему, а потом пусть сам ухаживает, дочка. А то толку не будет.
И Дулат выпалил, желая срочно перевести тему.
– Времени у меня мало, отец, – обратился он к деду Есену, – по делам надо. Хотел тебе сказать кое-что важное.
Жания опустила голову.
Старик прищурил свои и без того узкие выцветшие глаза:
– Что, Дулат? Разводиться решили? – догадался он и вопросительно взглянул на Жанию.
Она не смотрела на старика, отведя глаза в сторону и тихо попросила:
– Только не надо это громко обсуждать, папа, я не хочу, чтобы Адай слышал.
– Так он всё равно завтра-послезавтра услышит и увидит, – сердито сказал дед и с укором посмотрел на своего сына.
А щенок тыкался в грудь Адая мокрым носом, от него хорошо пахло чем-то тёплым и мягким, и Адай заливался от смеха, когда щенок случайно попадал носом ему в губы. Мальчишка положил щенка себе на кровать и долго ёрзал перед ним, садясь то рядом, то на колени перед кроватью, чтобы поближе смотреть на него. Потом взял его на руки и спустил на ковёр, видя, что щенок тоже беспокойно ёрзает на месте. Теперь щенок и вовсе заскулил. Тогда Адай схватил его на руки и вынес в гостиную, где дед пил чай, Жания ухаживала за отцом, сидя за столом, а Дулат не находил себе места, не зная, как побыстрее уйти из дома.
– Мама, он плачет, – беспомощно обратился Адай к матери и та встала из -за стола.
Щенок и правда скулил, пока невысокая, но проворная женщина не подхватила его на руки и не вынесла в прихожую.
– Мама! – испуганно вскрикнул Адай и побежал следом.
Но мать усадила щенка на приготовленную для него пеленку в прихожей и легонько стала удерживать щенка ладонью. Малыш вдруг замер и под ним на пелёнке появилась небольшая лужица.
– Когда беспокоится, – сказала мама, – то это три причины: или хочет кушать, или хочет в туалет, или что-то болит. Запомни это, Адай.
Щенок спрыгнул с пелёнки и стал с любопытством рассматривать комнату, в которой он оказался.
– Дай ему осмотреться и привыкнуть к новому дому, балам, – улыбаясь, сказал отец, – садись с нами попей чай, и оставь щенка на время в покое. Лучше давайте придумаем ему имя.
Дед шумно пил чай и сердито ломал руками лепешку. Мама ушла на кухню, чтобы принести горячее. А отец погладил мальчика по голове и дождался, когда тот, наконец, уселся.
– Я назову его Арчи, – сказал Адай, отправляя в рот кусочек мягкой лепёшки и запивая её чаем.
– Отличное имя, – кивая, одобрил дед Есен.
– Арчи, бродяга! Ко мне! – попробовал отец позвать щенка, но тому было всё равно.
Он, трясясь на слабых ногах обнюхивал пол, кружа вокруг стола и снова беспокоился.
– Беспокоится! – громко подметил Адай, перестав жевать и глядя на отца.
– Так, – ожидающе протянул отец и стал ждать догадки сына.
– Кушать! – воскликнул мальчик, – Арчи хочет, чтобы его покормили!
Дед покачал головой и посмотрел на сына, как бы вопрошая, корм -то купили щенку?
И пока отец с сыном возились с кормом, насыпая его в миску и решая, где будет стоять миска, Арчи прилежно ждал и рассматривал свою новую семью. Дулат был высоким, черноголовым, с красивыми крупными чертами лица. Руки его были большими, но он не слишком размахивал ими и поэтому не вызывал у Арчи страха. Дед был маленьким, худощавым и очень старым. Но его морщинистое лицо было очень добрым, особенно, когда он улыбался и тихонько посмеивался. И в обоих этих мужчинах Арчи чувствовал что-то не ладное. От молодого пахло чувством вины, а от старого тяжёлой болезнью. А вот мальчик ему понравился. Может быть, потому что ему тоже было неуютно среди этих напряжённых людей в этих больших, как лабиринты комнатах.
– Я поеду, сынок, а к вечеру договорюсь с дрессировщиком, чтобы он приехал к вам, – сказал Дулат, так и не присев за стол.
Арчи поднял голову, почувствовав, как напряжение в комнате усилилось и стал смотреть на людей, пытаясь угадать, что с ними со всеми происходит. Адай вопросительно смотрел на отца. Дед, не поднимая головы, снова шумно втянул чай.
– Собаку обязательно нужно обучать, Адай, – оправдывался отец, не глядя на сына и надевая пиджак, который он незадолго до всего этого повесил на спинку стула.
– А ты не можешь позвонить дрессировщику и никуда не уходить? – спросил Адай в надежде, что отцу понравится эта идея.
Но Дулат сгрёб со стола ключи и свои два телефона и направился к выходу, перешагнув через Арчи. Щенок с любопытством посмотрел на высокого человека, от которого пахло бегством и, покачнувшись на неуклюжих лапах, растянулся на полу. Адай шумно и резко вскочил с места. И Арчи вздрогнул.
– Папа! – Адай обнял отца, который услышав сына, тут же схватил его в свои большие руки и крепко прижал к груди.
– Прости, – очень горько прошептал Дулат, – мне пора, Адай.
– Арчи! – будто безразличный ко всему происходящему, позвал щенка дед, протянув ему размоченный в чае кусок лепёшки.
Арчи ни слова не понимал на языке этих людей, но увидев в руках старика что-то очень вкусно пахнущее, с удовольствием подошёл и принюхался.
– Арчи! – ласково приговаривал старик, не торопясь отдать щенку кусочек.
Щенок доверчиво водил носом за лепёшкой и, не выдержав, наконец выхватил размоченный хлеб из его костлявых пальцев. И дед тихонько и грустно рассмеялся. А мальчик вернулся за стол и безразлично посмотрел на щенка. В прихожей громко щёлкнул замок в двери. И все звуки стихли. Арчи съел лепёшку и с ожиданием посмотрел на старого человека.
– Папа, нельзя собаке давать хлеб, – строго сказала Жания, войдя в комнату с небольшим блюдом, от которого вкусно пахло мясом.
Арчи поднял голову. Пожалуй, этот человек с длинными волосами, стянутыми в тугой хвост на затылке был очень даже приятен. Жания поставила блюдо на стол и мельком взглянула на сына. Тот сидел, демонстративно отстранившись от стола и надув свои толстые губы, почти достав ими до ноздрей.
– Отчего это нельзя? – добродушно спросил дед Есен, – Мы своих собак на пастбищах так часто кормим. Размочишь им хлеба в миску, так только успей поставить, сразу сметут.
Он снова тихонько рассмеялся, пытаясь развеселить своего внука. Но Адай был неподвижен. Жания села на стул перед столом и, будто очень устав, вдруг сгорбилась вся и тяжело вздохнула.
– Этих собак так не кормят, папа, – тихо ответила она старику и снова беспомощно посмотрела на сына.
– А не пойти ли тебе, Адай, на улицу? – вдруг весело предложил дед, – Иди и покажи друзьям своего питомца. Вот, обрадуются ребятишки! Просить будут: дай погладить, Адай? А как его зовут, Адай? Повеселись, балам. А потом отец привезёт дрессировщика и ты увидишь, как это интересно, учить собаку!
Адай оживился, представив, как сейчас удивятся все ребята во дворе, увидев его собаку. Он вскочил с места и схватил щенка на руки. Арчи с сожалением посмотрел на миску, которую он не успел опустошить, но радостно лизнул Адая в нос. Потому что от Адая сейчас пахло чем-то очень хорошим, очень весёлым, как от его братьев перед тем, как они станут играть с ним. И Арчи не ошибся. Солнце брызнуло щенку на его мокрый нос и свежий воздух дал возможность на время забыть о голоде. А потом десяток детских рук, гладивших его и трогающих за уши вызвал у Арчи незабываемое чувство любви к этим существам. Особенно к мальчику, которого все громко звали, повторяя бесконечно: