Галина Агеева
Таежная колдунья Сестры-знахарки
Глава 6. Гармонист из прошлого
Варя прислушалась к сонному дыханию Танюшки, ей вдруг показалось, что она давным-давно знает эту девочку, и у них очень много общего. Она снова погрузилась в воспоминания…
Случилось это сразу после войны. Поселок Кедровка ждал возвращения своих мужиков с фронта. Тяжелое это было время – почти каждая семья получила похоронку и не одну. Поэтому каждого вернувшегося с фронта встречали, как героя, всем поселком. Нет, даже больше – как родного человека.
У тетки Василины из пятерых ушедших на войну сыновей – вернулся только младшенький Андрейка. Муж Игнат тоже сложил голову где-то на Смоленщине. Сколько слез пролила несчастная женщина, трудно описать словами. Андрейка оставался ее последней надеждой и единственной радостью. Когда он вошел в дом и бросился в ее объятия – она почувствовала себя самой счастливой женщиной на свете…
Несмотря на суровые будни войны и ранения, он вырос, возмужал, а рубцы на лице от осколков делали лицо более мужественным. А еще на войне он приобрел очень ценную вещь – гармошку, которая досталась ему от погибшего друга Гришки. Тот и научил его играть на этой замысловатой вещице. А петь Андрейка умел сызмальства, как никто другой. Затянет, бывало, песню на всю околотку, глядишь, со всех концов подтягивается народ, чтобы послушать его диковинный голос…
Всем девчатам в округе он нравился – высокий, симпатичный, звонкоголосый. Но он никому не отдавал предпочтения, со всеми дружил на равных. Ему только исполнилось 18, как грянула война, так что не до гулянок было…
Тетка Василина, вне себя от счастья, пригласила на семейный праздник все село. Угощать особо было нечем, но односельчане молодцы, каждый с собой принес незамысловатую еду – кто картошки вареной, еще горячей, кто рыбы копченой, кто капустки квашеной… Прямо во дворе раскинули над ветвями деревьев плащ-палатки, которые пособирали со всех дворов, соседи натащили столов и лавок. Так в селах обычно свадьбы праздновали, а сейчас встречали героев-фронтовиков.
Вот так, все миром, и чествовали Андрейку. А он весь вечер радовал их песнями под гармонь. В те годы ни в одной семье не было такой роскоши, для них услышать песни под музыку было настоящей диковинкой. А он им пел песни про войну – про боль потери и радость победы, про любовь сквозь все ужасы, про веру и верность… Все плакали, не скрывая слез.
Его бывшие подружки, девушки на выданье, все смотрели на него с восхищением, у каждой в глазах читалась надежда – а вдруг Он ее судьба. Василина тоже мечтала о хорошей доброй снохе, о внуках. Ее сердце трепетало в предвкушении предстоящего семейного счастья! Эх, столько горя пережито, но надо жить! К счастью, у нее сын, а не девчонка. И она с жалостью оглядела собравшихся девчат. Как им сейчас трудно сердобольным – их много, а женихов – раз-два и обчелся. Зато у Андрейки теперь выбор богат. Эта мысль радостно взволновала Василину, она с любовью взглянула на сына, пытаясь по его взглядам понять, кто же из девчат ему больше всего люб… И к своему ужасу, вдруг заметила, что он не сводит глаз с соседки Любавы, молодой красавицы-вдовы с тремя детьми, которая лет на восемь его старше.
Мать в напряжении перевела взгляд на Любаву, та тоже не сводила завороженных глаз с Андрейки, поглощенная его песнями. Но и весь собравшийся люд не отрывал от него зачарованных глаз. Василина снова взглянула на сына, на этот раз он пел, вперив свой задумчивый взгляд куда-то в пространство.
– Показалось, – облегченно вздохнула Василина, но на душе остался осадок.
– У меня есть тост-предложение, – вдруг поднялся со своего места председатель колхоза, потерявший на войне руку Степан Кузьмич.
Все с интересом примолкли.
– Выпьем за нашего талантливого земляка-самородка. Все знают, что к осени мы должны достроить сельский клуб. А заведующего мы еще не определили. Так вот, я тут подумал, что Андрей лучше всего подойдет на эту должность.
Все радостно загудели, чокаясь друг с другом гранеными стаканами.
– Ну а теперь веселиться! – радостно воскликнула самая красивая девушка на селе Ульянка. Она томно повела своими темными большими очами, гордо откинула назад свою шикарную русую косу и крикнула:
– Гармонист, танцевать хотим! Хватит, настрадалися!
И над поселком понеслась залихватская плясовая…
Глава 7. Роковая любовь
Всю ночь, до утра, гулял народ в Кедровке. И только к рассвету все стали расходиться.
– Знаешь, сынок, – поделилась впечатлениями Василина, – ты сегодня всех наших девок влюбил в себя, любая за тебя пойдет…
– Да уж, – отозвался с грустью Андрейка, – не моя в том заслуга, просто нету мужиков – отобрала война, тут уж за любого пойдешь…
– Не прибедняйся, – шутливо хлопнула его по плечу мать, – ты у меня настоящий орел. Мы тебе самую лучшую невесту выберем. А Ульянка-то как на тебя смотрела. Только попробуй сказать, что не заметил…
– Не заметил, – устало улыбнулся Андрейка, – а давай-ка лучше спать. Сейчас сон как-то предпочтительнее невест.
Жизнь снова стала входить в свое русло. Андрейка все дни напролет проводил на стройке клуба и его благоустройстве. А вечерами приводил в порядок свою усадьбу – ремонтировал сарайки, чинил забор…
И еще стала замечать Василина, что все чаще он заглядывает во двор к Любаве – то одно ей поможет, то другое. Вдова вроде и не напрашивается – в войну женщины всему научились. Но только она возьмет в руки топор, он тут как тут – подойдет, отберет у нее и сам доделает.
– Ничего-ничего, – успокаивала себя Василина, – он просто очень заботливый, это еще ничего не значит.
Вечерами девчата заглядывали к ним во двор целой компанией, идут нарядные, песни поют, кличут его:
– Пойдем, Андрейка, с нами, бери свою гармошку!
– Ой, спасибо, девчата, да работа еще не вся переделана…
И проходят они, погрустневшие, мимо. А у матери только сердце тоскливо защемит.
Незаметно приблизилась осень, открыли новый клуб. Андрейка пропадал там допоздна. Однажды мать напекла ему свежих пирожков, ждала-ждала и, не дождавшись, понесла ему в клуб. Заходит и чуть в обморок не упала – а у него Любава сидит. И так мило воркуют голубки, что даже не заметили ее прихода.
– Так вот, значит, сынок, чем занимаешься здесь допоздна, – подала она голос с порога.
Они вздрогнули. Любава быстро вскочила и, прошептав сконфуженно: "Здрасьте", -протиснулась между Василиной и дверью. И убежала.
Мать молча смотрела на сына, ожидая, что он будет оправдываться. А он не стал. Спокойно, по-мужски, взглянул на мать и сказал:
– Я люблю ее, давно, с той самой минуты, как она вышла замуж за Семена и стала жить с нами по соседству.
– Так тебе же всего лет десять было, – изумленно взглянула на него мать.
– Ну и что? Вот с тех самых пор и люблю, – упрямо повторил Андрейка, – я жениться на ней хочу.
Василина почувствовала, как оборвалось ее сердце и медленно куда-то покатилось, ноги ее подкосились, и если бы не подоспевший Андрейка, она бы рухнула на пол.
– Я не позволю тебе, – слабо прошептала она, пытаясь выпрямиться на дрожащих ногах, – не позволю тебе ломать свою жизнь… Кругом голод, нищета, а ты троих детей-голодранцев себе на шею хочешь посадить? Не позволю, – срывающимся от слез голосом пригрозила она ему.
– Мам, это бесповоротно, – тихо, но твердо сказал Андрейка, – иди домой, я скоро…
Три дня Василина не находила себе места, любая работа валилась из рук. А потом она не выдержала и отправилась к Любаве. Та как раз пришла с работы и бегала у себя в ограде, управляясь с хозяйством.
– Люба, пойди себя, на минуточку, – кликнула ее Василина, облокотившись на ограду.
Люба, увидев ее, покраснела, стушевалась, но все же подошла. Была она женщиной скромной, по-соседски они всегда ладили с Василиной, ну а тут, честно говоря, она не знала, как себя вести.
– Ты вот что, – глядя ей прямо в глаза, жестко проговорила Василина, – оставь моего Андрейку в покое, не морочь парню голову, не ломай ему жизнь.
Любава покраснела еще больше, но вдруг гордо подняла голову и с вызовом произнесла:
– А может, я люблю его?
– А "может", – передразнила Василина, окинув ее тяжелым презрительным взглядом, – бесстыдница! Не успела мужа похоронить… Короче, отстань от него, не то плохо тебе будет…
– Плохо? – красивые большие глаза Любавы расширись, а потом сузились в язвительной усмешке, – что вы мне сделаете? Побьете? Андрей меня защитит. Я замуж за него выхожу, вот и весь сказ.
И она звонко и оскорбительно рассмеялась в лицо будущей свекрови.
– Смотри, еще плакать будешь горючими слезами, и красота тебе в тягость будет, – глаза Василины словно полыхнули огнем, и у Любавы мороз пробежал по коже. С этими словами соседка повернулась и, сгорбившись, медленно пошла к себе домой.
А Любава еще долго смотрела ей вслед, не в силах сдвинуться с места…
Глава 8. Вещий сон
После случившегося разговора Андрейка буквально на следующий день перебрался жить к Любаве. Матери он сказал коротко:
– Если будешь лезть в нашу жизнь, мы уедем из поселка в другое место.
Сельские девчата, так нежданно получившие отворот поворот, именно оттуда, где меньше всего ждали конкуренции – оскорбились. В первую же ночь в отместку они выбили все окна в Любавиной избушке, выходившие на дорогу, и измазали навозом ворота.
Бедная Василина целую неделю все ночи напролет проплакала в подушку, было такое ощущение, словно она и последнего сына потеряла в ту проклятую войну. А через неделю, выплакав все слезы, она проснулась с принятым решением – собрала свой нехитрый скарб, попросила у председателя лошадь с повозкой и перебралась в старую заброшенную избушку на окраине поселка, где когда-то жила их бабка Лукерья, местная колдунья. Старушка уже много лет как отошла в мир иной, а дом стоял нетронутый, никто даже штакетинки не решился выдернуть из ограды.
Несладко пришлось влюбленным, но время лечит любые раны, хоронит в сердце обиды. Вскоре с фронта пришло еще пятеро мужиков, и все внимание сельчан переключилось на них.
Жизнь налаживалась. Трое Любавиных дочерей нового отца восприняли с радостью, сразу стали называть "папкой". И хмурое лицо Андрея оживало, когда его обнимали детские ручонки.
Так прошло несколько лет. Односельчане привыкли к их семье, только иногда перешептывались, что Бог не дает им совместное дитя, наверное, потому что не получили материнского благословения.
А однажды в одно раннее воскресное утро уехали молодые куда-то на целый день. И только соседке теть Мане шепнули, чтобы последила за детьми. Соседка тогда всем рассказала, что поехали они в соседнее село к местной знахарке.
Так или иначе было, но вскоре забеременела Любава, и в положенный срок родила еще одну дочь. Но вместо долгожданной отрады получили родители страшное наказание – все маленькое тельце ребенка было сплошь покрыто волдырями да язвами.
И начались мучения семьи. Новорожденная Варя от диких болей не спала все ночи напролет, заглушая весь дом отчаянными воплями. Никакие мази, никакие припарки, никакие знахарки и медики не могли помочь. Дети таяли на глазах от бессонных ночей и выматывающих криков. Они тоже постоянно плакали, жалуясь матери. Муж допоздна проводил на работе, а ночью тоже пытался укачивать дочь, но все бесполезно…
И однажды отчаявшаяся, потерявшая рассудок, измученная Любава прямо посреди ночи схватила орущего ребенка в охапку и кинулась бежать через все село к маленькому домику, где жила Василина. Когда заспанная свекровь открыла дверь, она в истерике и слезах сунула ей в руки младенца:
– Это ты, старая ведьма, виновата, это ты прокляла мою дочь. Вот теперь, что хочешь, то и делай, теперь это твое наказание.
И резко развернувшись, она убежала прочь, словно от чумы…
Василина занесла ребенка в дом. Варя затихла, словно получила наконец долгожданное облегчение и безмятежно заснула.
Василина завороженно смотрела на ребенка. Она не видела всех этих ужасающих язв, ее сердце вдруг затрепетало от радости, словно она наконец-то нашла единственную на свете, свою родную душу… Она уложила внучку рядом с собой и блаженно уснула, впервые за много лет.
И снится ей сон. Будто идет она по тайге, собирает грибы и ягоды, держа за руку маленькую девочку. Идут они сквозь дебри и чувствуют, что заблудились. И тут страшная гроза вдруг накрывает весь лес, все полыхает молниями, льет дождь, а они бегут сквозь все эти дебри вперед. Вдруг гроза вмиг окончилась, и они выходят на ясную полянку, всю покрытую цветами. Они видят древнюю избушку, стоящую под сенью густой ивы. Вдруг дверь избушки открывается и оттуда выходит, улыбаясь, бабушка Лукерья.
– Долго я тебя ждала, внученька, – ласково говорит она, – и наконец-то ты услышала мой зов. Здесь ваше спасение. Здесь вы и будете жить…
Глава 9. Внутренний голос.
Василину разбудила на рассвете гроза. Открыв глаза, она вдруг ясно и четко услышала чей-то голос: "Пора!" Она встрепенулась, взглянула на ребенка – девочка сладко и безмятежно спала, словно отсыпалась за все выпавшие ей тяжкие бессонные ночи.
"Пора!" – вдруг явственно повторил ей голос, словно прозвучавший из недр ее души. И она поверила ему безоговорочно. Быстро собрала старенький рюкзачок, сложила туда юбку и пару кофт, а также бутылку свежего молока и краюху хлеба.
Действовала быстро и споро, потому что знала: времени в обрез. И, перекрестившись на образа, она подхватила на руки ребенка, привязав его к шее стареньким полушалком. И вышла в едва светлеющий рассвет.
В этот момент в небе громыхнул гром и полыхнула молния, но она не вернулась обратно, а, напротив, с еще большей уверенностью прибавила шаг. Ее сердце вело в нужном направлении.
А когда Василина дошла до края леса и обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на свой дом, то остолбенела от ужаса – ее избушка полыхала жарким пламенем, и к ней со всех сторон бежали люди.
– Ну вот и все, – перекрестившись, промолвила Василина, – спасибо тебе, баба Лукерья, ты спасла нас. Видимо, ты знала, что этой ночью молния спалит нашу избушку…
Потом она рассмотрела вдалеке домик Андрея и Любавы и, перекрестив его, грустно сказала:
– Простите меня, дети, что взяла грех на душу – воспротивилась вашей любви, не благословила вас на счастливую семейную жизнь. Прости меня, Любава, что усомнилась в твоей искренности и преданности. Теперь вижу, как не права я была. Будьте счастливы. Я всегда буду молиться за вас. А Варенька, она тоже будет счастлива. У нее особая миссия – она хранительница и защитница нашего рода.
И с этими мыслями она уверенно ступила на таежную тропку…
***
Некоторое время спустя, Любава, сморенная сном, вдруг подскочила, как ужаленная, словно ей приснился кошмар. Дети и муж тоже крепко спали, обретя долгожданный спокойный сон. Она кинулась к мужу в панике и в слезах начала его тормошить:
– Андрейка, проснись, родимый… Господи, прости меня, что я натворила, я нашу Вареньку твоей матери ночью отнесла…
Андрей вскочил, продирая сонные глаза, не в силах понять происшедшего.
– Что случилось, милая?
– Я дочку нашу отдала, – рыдала она, – я отказалась от нее, нечистый меня попутал… А вдруг Бог меня не простит? И твоя мать не вернет ее?
Любава заливалась горючими слезами, валяясь на полу в ногах у мужа, вдруг осознав, что, быть может, натворила непоправимое. Что сегодня в минуту слабости самолично отказалась от родного ребенка, выпрошенного у Бога в мольбах и слезах.
– Пойдем скорее, – тормошила она Андрейку, – покаемся перед матерью, попросим у нее прощения. Виноваты мы перед ней, не выпросили ее благословения, не по-людски это как-то…
Но когда они подошли к избушке Василины, их встретили еще дымящиеся руины на пепелище. Дикий крик огласил окрестности поселка. Это несчастная Любава, упав на землю перед пепелищем, каталась по ней и выла, как подстреленная волчица…
– Прости нас, Василина, голубушка, прости, – голосила она. – Варенька, сердце мое, прости свою непутевую мать…
Андрейка, простояв в беспамятстве некоторое время, словно к чему-то прислушиваясь внутри себя, вдруг кинулся поднимать Любаву со словами:
– Любава, солнце мое, перестань так убиваться, она простила нас. У нас с ней очень хорошая связь, я всегда ее сердцем чувствовал, а она меня. Мое сердце сейчас спокойно, как никогда, значит они живы и в безопасности. Мы найдем их…
***
Долго ли, коротко ли шла Василина по лесу, потеряв счет времени. Варя мирно посапывала у нее на груди, придавая ей сил и решимости. Поначалу лес расступался перед ней, но потом все труднее стало продираться сквозь его дебри.
И когда она почти выбилась из сил, ее взору вдруг открылась живописная полянка с благоухающими цветами… А невдалеке увидела ту самую избушку, вросшую в землю своими бревенчатыми замшелыми стенами. Дверь скрипнула, и Василина тихонько в нее вошла.
– Ну вот, баба Лукерья, мы и пришли, – тихо промолвила она, оглядываясь по сторонам. И в этот момент солнечный лучик ворвался в маленькое оконце и нежно пригрелся на ее лице. Словно чей-то горячий и ласковый привет. Василина зажмурилась и рассмеялась. На душе у нее стало светло и радостно.
Глава 10. Тайна зеркала
Вся эта история, которую Варя рассказала Танюшке – с волком, принесшим козу, чтобы прокормить младенца, со старинным сундучком, появившимся чудесным образом – произошла, конечно же, с Василиной.
Но Варя все это отчетливо помнила по рассказам бабушки, как будто это произошло с ней только что, а не много-много лет назад, когда она появилась на этой лесной опушке еще младенцем…
Варя поспала всего пару часов, но проснулась с рассветом отдохнувшей и полной силой. Она встала, быстро оделась и на цыпочках, чтобы не разбудить девочку, вышла за дверь.
Утро занималось погожее – солнышко, пробиваясь сквозь крону сосен, едва позолотило полянку, отразившись миллионами бликов в капельках росы, пахло душистыми травами и ягодами. Кругом все звенело от птичьих трелей и стрекота кузнечиков.
Варя вздохнула всей грудью пьянящий хвойный воздух и со всех ног бросилась к реке. На бегу она быстро скинула сарафан и бултыхнулась в речку. Прохладная освежающая водичка тут же смыла все остатки сна.
– А вот ты где! – услышала она веселый голос Танюшки, и через минуту девушка с восторженным визгом присоединилась к ней. Они начали плавать наперегонки, дурачиться, нырять. На берег вышли счастливые и сияющие, как новенькие монетки.
– А ты мне обещала кое-что показать, – напомнила ей Танюшка, лукаво улыбаясь. – Я ночью плохо спала, все предвкушала.
– Всему свое время, – загадочно ответила Варя, – не торопи события… Пошли для начала я тебя кое с кем познакомлю.
Не успели они одеться после купания, как с ветки донеслось звонкое стрекотание. Сорока! Она сидела так низко и вертела своей любопытной головой, сверкая глазками-бусинками.
– Привет, Глафира, – весело поздоровалась с ней Варя.
Сорока тут же подлетела к ней и по-приятельски уселась на плечо.
– Смотри-ка, а у нее что-то в клюве блестит, – заметила Танюшка. Варя подставила руку к клюву птицы, и ей в ладонь упал блеснувший камушек размером с фасолину.
– Вот любительница всяких блестящих штучек, – рассмеялась Таня, она взяла камушек в руку и принялась рассматривать.
– Ого, тяжелый, – она потерла его пальцем и в ту же секунду восторженно закричала:
– Варя, это же золото, самородок!
– Я знаю, – кивнула, улыбнувшись Варя. – Знаешь, сколько она мне его уже натаскала, видимо река его где-то намывает, оно блестит, вот она его и хватает, и мне приносит.
– Умница моя, – погладила она сороку за хвостик, и та, взмахнув крыльями, перелетела на ветку и оглушительно застрекотала.
Варя вернулась в избушку и открыла перед Таней заветный сундучок, порывшись немного, достала оттуда старинное зеркальце с ручкой в серебряной оправе.
– Посмотрись в него, – протянула она его Тане.
Девочка со страхом протянула руку.
– Нет, не так, посмотри на себя с любовью. Вначале закрой глаза и внутренним взором загляни в свое сердце, а теперь наполни его любовью до краёв. Чувствуешь, как она переполняет тебя и разливается блаженным теплом?
Танюшка кивнула, умиротворенная улыбка разлилась по всему её существу.
– А теперь смотри, – приказала Варя, и Таня испуганно распахнула глаза.
Из глубины зеркального овала на нее с любопытством смотрели чудесные синие глаза, опушенные темными ресницами. Она зачарованно отвела зеркало подальше, собрав воедино прекрасный образ юной девушки.
– Неужели это я? – восторженно спросила Таня.
– Ты, – подтвердила Варя, – но только когда смотришь на себя любящими глазами. Запомни, дорогая, любовь все преображает, все делает прекрасным. Но если ты не будешь любить себя, тебе все будет казаться в уродливом свете. Природа не всегда одаривает нас совершенством. Но в наших силах отыскать в себе внутреннюю красоту.
Танюшка радостно улыбнулась, она почувствовала, как тёплая волна окутывает ее с ног до головы.
