Галина Агеева
Соломенная вдова

Глава 3

Глава 7. Гениальный план

Тем же вечером Тая, прижав к себе сыновей и собрав всю волю в кулак, сказала им:

– Дети, телевизор нам нужно вернуть. Нам его давали на время. Мы и так столько мультиков и фильмов успели посмотреть…

Васятка только хотел пустить слезу, как его тут же толкнул локтем Миша:

– Эй, брат, перестань. Ты же не один хочешь мультики смотреть. Другие дети тоже хотят… Вот к ним и отнесут телевизор, пусть тоже смотрят. Помнишь, я тебе говорил про злого колдуна? Вот… он только и ждет, чтобы ты реветь начал, потом силу твою заберет… И кердык. А папу так и не расколдуют. Добрее нужно быть и о других заботиться. Забыл?

Васятка испуганно замер и тут же вытер успевшую просочиться на щеку коварную слезу.

– А я вовсе не плачу, – пробормотал он стыдливо, – это я нечаянно…

Он поспешно закивал головой:

– Другим детям тоже… нужны мультики. Пусть берут. Мне не жалко.

Таисия, скрывая слезы, обняла своих сыновей.

– Ну вот и замечательно, – прошептала она, – а вы рассказывайте друг другу те фильмы и сказки, что успели посмотреть по телевизору. Чтобы не забыть… А зимой у нас будет много свободного времени, и мы будем читать, много читать…

***

Катя жила от них далековато – на противоположном конце села, но раз в неделю старалась навестить подругу. Приходила она обычно с пятилетней дочкой Танюшкой. Когда Тая лежала в больнице, Миша с Васяткой жили у Кати и очень сдружились с ее дочкой.

Танюшка теперь всегда с радостью ходила к ним в гости. Особенно она любила заботливого Мишутку и все ворчала, обращаясь к маме: почему у нее нет такого старшего брата?

Вот и в эту субботу, управившись по дому, Катя спешила к Муромцевым, одной рукой крепко держа за руку дочку, а в другой несла в руках гостинцы от своей буренки – свежий творог, сметанку, молоко… Шла по улице, не особо глядя по сторонам, как вдруг ее окликнули:

– Что, Катерина, к подружайке торопишься?

Она оглянулась – неподалеку на скамейке сидели несколько женщин и болтали, лениво отмахиваясь от мошек ветками клена. Стоял жаркий полдень.

– Ага, – кивнула Катя, не замедляя шага.

– А не боишься? – заговорщическим тоном спросила Аксинья, та самая, что гнала домой Толика. Все сразу оживились, сонный вид улетучился.

Катя остановилась, как вкопанная.

– А ну-ка, Танюш, беги сама к тете Тае, вон уже ее домик виднеется. Вот она обрадуется, – сказала она дочке довольно громко, и та, радостно хлопнув в ладоши, поскакала вприпрыжку.

Катя подошла к сплетницам ближе, поставила сумку на край скамьи, те подвинулись.

– И чего я должна бояться? – сдвинув брови домиком, поинтересовалась она.

– Ну как же, – хмыкнула Аксинья, – а если дочка научится у них воровать? Ведь это может генами передаваться.

– Дура ты, Аксинья, – рассердилась Катя, – гены тут причем? Ты же сама, еще недавно, расхваливала на всех перекрестках Мишку и радовалась, что твой сын с ним дружит. Ну… пусть теперь с бандой Петьки Белоусова свяжется, самогонку начнет пробовать, чужие огороды обчищать, драться… Посмотрим, как ты потом запоешь.

Аксинья побледнела:

– Что ты такое болтаешь?

– А что? – ухмыльнулась Катя, – когда детям что-то запрещают, они начинают что попало делать… назло. Так что это ТЕБЕ надо бояться…

И подхватив сумки, Катя невозмутимо отправилась дальше.

Аксинья тоже подхватилась, сославшись на неотложные дела…

***

Подруги сидели на веранде и пили чай. Тая вздохнула:

– Боюсь я, Катя…

– Чего?

– Школа на носу. Как Мишку там примут? Все на нас волками смотрят…

– Не переживай заранее. Как говорится, решай проблемы по мере их поступления. Народ у нас не такой уж и злой. Просто испугались они. Не было еще такого в нашей маленькой деревне, чтоб такая крупная растрата. Мелкие кражи бывали, а чтоб так по-крупному… Да, кстати! У меня к тебе просьба: садик закрыли на месяц на ремонт. Можно я Танюшку к тебе водить буду? У стариков ей скучно, а у вас – раздолье. Продукты я буду приносить…

– Обижаешь, подруга, – улыбнулась Тая, – мои сколько у тебя жили… Да и что я тарелку супа или каши для Танюшки не найду?

Катя улыбнулась:

– Вот и ладненько…

Она лукавила: Танюшке было вовсе не скучно у Катиных родителей, детей там хватало в округе, да и каждый день собирать дочку и вести в такую даль – то еще удовольствие. Но как иначе поддержать приунывшую подругу?

Зато план ее удался буквально сразу. На следующий же день в их двор ворвался ликующий Толик: мамка отпустила! А уже через неделю в палисаднике Муромцевых, как обычно, толпилась ребятня – шум, визг, детский смех…

Тая никак не могла поверить в такое чудо. И только счастливые лица ее детей были тому подтверждением.

Глава 8. Цыгане

Гришка Муромцев был для совхоза палочкой-выручалочкой. Умел он находить нужные связи, был вхож в любые двери. Начальство его ценило, полностью полагаясь на него в плане обеспечения нужными деталями и запчастями. И все шло хорошо, пока однажды в их село не нагрянул цыганский табор.

Самый главный из них вальяжной походкой направился в контору. И, видимо, по чьему-то злому умыслу, прямо в конторских дверях он столкнулся с выбегающим Григорием.

– Начальник, здравствуй, – учтиво поздоровался цыган, – можно тебя на минуточку?

Такая учтивость, да еще и обращение "начальник" сделали свое коварное дело, и Гришка притормозил на секунду.

– Что хотел? – кивнул он головой.

– Мы тут… запчастей дефицитных привезли, – понизив голос, и выразительно кося глазом куда-то в сторону, затараторил цыган, – продадим в три раза дешевле закупочной.

Гришка замер, сердце его учащенно забилось.

– Что у тебя есть? – шепотом спросил он.

– Все, – выдохнул цыган, – все, что твоей душеньке угодно. Поехали в наш табор, покажу. Мы вон там, за селом обосновались, – мотнул он головой, потом показал на привязанную неподалеку лошадь с телегой.

– А поменять… можно на другие запчасти? – оживился Гришка.

– А какие у тебя есть? – поинтересовался цыган, тот назвал.

– Без проблем! – воскликнул новый знакомый и, сверкая своими жгучими очами, стал называть детали, которые Гришке были просто позарез важны.

Дело в том, что в последнюю поездку он на свой страх и риск привез целую кучу одинаковых запчастей на кругленькую сумму.

Столько их было совершенно не нужно совхозу, и он намеревался их поменять на более нужные в других хозяйствах, как он это частенько делал ранее. Но к его ужасу, выяснилось, что другие совхозы тоже затарились этими же запчастями. Все застопорилось, время поджимало, и Гришка жутко нервничал. А тут такое… везение!

– Едем, прямо сейчас! – радостно крикнул Гришка.

– Запчасти захвати, – напомнил цыган.

– Э… нет, сначала покажи, знаю я вашего брата!

– Обижаешь, начальник, – нахмурился цыган и сделал обиженное лицо, – не хочешь, как хочешь. Ну я поехал…

– Ладно, постой, – остановил его Гришка, чувствуя, что теряет единственную возможность. – Ишь, обидчивый какой, щас я подъеду к вам, загружусь только и подъеду.

Цыган осклабился, обнажив белые зубы, и закивал:

– Не пожалеешь, начальник, в три раза дешевле тебе отдадим.

– Договорились!

Когда Григорий явился в табор, там царило оживление, на костре вовсю булькал кипящий котелок, источая дивные ароматы. Он вдруг почувствовал, как сильно проголодался, замотавшись по делам. И даже невольно сглотнул слюну. Его тут же окружили цыганки с детьми, приветливо улыбаясь.

– Пообедай с нами, дорогой, – пожилая цыганка в яркой, длинной до пят юбке, словно прочитав мысли, уже протягивала ему дымящуюся миску с варевом, – поди проголодался?

– Потом, – попытался отмахнуться Григорий, – запчасти сначала покажите.

– Э… дорогой, – зацокала цыганка, качая головой, – негоже нас так обижать отказом. Отведай угощения, окажи нам милость. Это же так вкусно.

И Гришка, махнув рукой, взялся за ложку.

– Вот присядь сюда, – цыганка усадила его на постеленный прямо на траве тканый ковер. Он сел, принявшись за еду. Горячая похлебка обжигала рот, но он торопился, время поджимало.

Ему тут же поднесли рюмочку, но он отрицательно покачал головой.

– Не могу, на работе, – словно оправдываясь, ответил он. Рюмку унесли.

– Роза, – крикнула цыганка и хлопнула в ладоши. И тут, откуда ни возьмись, появилась молоденькая цыганка с распущенными волосами до самых пят. Звякнув кастаньетами, она пустилась в пляс, закружившись в бешенном вихре.

Голова у Гришки пошла кругом, а красавица все ближе подбиралась к нему, сладострастно улыбаясь и касаясь его лица рукой. Прикосновения были такими воздушными и мимолетными, но такими волнующими, что у Гришки все внутри вспыхнуло от необъяснимых чувств. Голова закружилась еще сильнее, а в глазах вдруг потемнело. Он отложил миску и принялся руками тереть глаза, чтобы вернуть им ясность, но руки вдруг стали ватными. А потом сознание и вовсе померкло…

Очнулся он оттого, что его кто-то усиленно тряс за плечи и хлопал по щекам. Веки медленно поднялись, явив свету озадаченное лицо совхозного конюха Игнатьича.

– Гришка, – услышал он, словно сквозь вату, – Гришка, ну слава Богу очухался… Живой! А я еду мимо, смотрю, твоя машина, кажись, стоит в этих зарослях. Хотел мимо проехать, потом вспомнил, что тебя в бухгалтерии потеряли, хотел тебе передать. Смотрю – валяешься… Если б тебя не знал, подумал бы, что пьяный…

Гришка наконец очухался, потряс головой, словно что-то вспоминая, потом вскочил на ноги, озираясь по сторонам.

– А где… цыгане? – пробормотал он.

– Какие еще цыгане? – недоуменно переспросил Игнатьич, глядя со страхом на перекосившееся лицо Гришки.

Тот кинулся к своей машине, открыл заднюю дверь… В его глазах застыл ужас.

Глава 9. Шут гороховый

Жизнь потекла своим чередом. Осенью Миша пошел во второй класс. За лето он вытянулся, и Тая с огорчением заметила, что нужно покупать новую одежду и обувь. Пришлось продать единственного поросенка.

– Ничего, у нас еще есть куры и гуси, – утешала она себя, – без мяса не останемся. Свои овощи. Да и много ли нам надо? Вот куплю еще мешок муки и мешок сахара… И переживем зиму.

К чести Якова Афанасьевича, слово свое он сдержал, – привез им угля и дров на зиму. Уголь Тая перетаскала в сараюшку, а вот с дровами было гораздо хуже. Топор она никогда не держала в руках, благодаря мужу, все-таки всю мужскую работу делал он. Только сейчас она оценила его отсутствие. Обливаясь потом и слезами, она неумело пыталась расколоть чурки. За час работы – только небольшая кучка расколотых дров. В бессилии Тая опустила топор, тяжело дыша, как вдруг услышала чей-то голос:

– Бог в помощь, хозяюшка. Может, помочь?

Она вздрогнула и оглянулась: за калиткой стоял ее одноклассник Петька Шутов.

– Шут-ов? А т-ты… как здесь? – растерянно произнесла она. По имени она его никогда не называла.

– Да вот… услышал о твоей беде, – ответил он с неизменной усмешкой, которую она терпеть не могла, – подумал: а вдруг тебе помощь нужна?

Он решительно зашел в ограду и взял топор из ее рук. Она безропотно отошла в сторону. Опустилась на скамеечку, медленно приходя в себя. Вот кого-кого, а Петьку она даже в кошмарном сне не могла представить в роли своего помощника. А теперь сидела и, раскрыв рот, смотрела на его слаженные движения.

Он поймал ее взгляд и снова усмехнулся, но как-то по-другому.

– Сто лет не колол дрова, а гляди-ка руки помнят!– пробормотал он, берясь за очередную чурку.

С Петькой в школе у них были "особые" отношения. Он выделял ее из всех девчонок – постоянно дергал за косы, прятал портфель, приклеивал ее к стулу за партой, придумывал смешные обидные клички.

– Шут гороховый! – отвечала Тая. Пыталась дать ему отпор, но обязательно попадалась, и учительница "позорила" ее перед всем классом, вызывала родителей в школу за недостойное поведение.

Тая плакала в бессилии, а мама невозмутимо говорила ей:

– Да он просто неравнодушен к тебе!

– А я ненавижу его! – кричала в ответ Тая.

Петька был сыном директора школы, поэтому ему многое прощалось. А мама с тех пор стала все чаще спрашивать дочь об их отношениях, чем выводила ее из себя.

– Он дурак, шут гороховый. Что ты все время о нем спрашиваешь? – сердилась Тая, – да будь он последним мужчиной на земле, я бы все равно на него не посмотрела.

– Зря психуешь, – пожимала мать плечами, – я тебе плохого не посоветую. Сейчас он выучится, карьеру сделает. Самым завидным женихом будет, а ты будешь локти кусать.

– Не буду! – горячилась Тая, – сто лет он мне не нужен! Я сама выучусь и сделаю карьеру.

Но после школы Тая выскочила замуж, о карьере пришлось забыть. А Петька, закончив школу с золотой медалью, поступил в престижный Московский ВУЗ. Его отца перевели в райцентр – директором школы.

С тех пор она Петьку не видела. Катя рассказывала, что он живет в райцентре, работает заместителем начальника железной дороги.

– Говорят, неженат! – она лукаво посмотрела на Таю и рассмеялась.

– Чего ты смеешься? – Тая притворно надула губы.

– Да вспомнила вашу с Петькой вражду-любовь в школе.

– Какую еще любовь? – вытаращила глаза Тая, – он же меня гнобил по-черному, этот шут гороховый, а ты еще издеваешься!

Но Катя вдруг сделала серьезный вид:

– Слепая ты, подруга, он же в лице менялся, когда тебя видел… Просто внимание тебе оказывал так неумело, по-дурацки… А ты ничего не замечала. А как Гришку своего встретила, так вообще крышу снесло. В школе так классно училась, могла бы в техникум или даже институт поступить, а ты… замуж за него выскочила.

Тая нахмурилась, а Катя резко сменила тему, вспомнив из-за чего они тогда перестали дружить.

Таисия тогда впервые задумалась о Петьке. Неужели она и вправду не видела очевидного? Детская обида застила глаза.

Теперь все чаще, лежа ночами без сна, она пыталась переоценить свою жизнь и упущенные возможности и беззвучно плакала, уткнувшись в подушку. Постепенно она осознала, что никогда не любила Гришку, а ее внезапное замужество было желанием обрести семью. Особенно после того, как потеряла родительский дом.

Ей было так жаль себя, но вспомнив любимые глаза своих детей, она шептала себе:

– Не зря! Так видно угодно Богу. Дети – это мое счастье! Мое спасение.

И вот сейчас, глядя на бывшего одноклассника, Тая стряхнула с себя навязчивые воспоминания, резко встала и пошла складывать дрова, которых Петька уже успел наколоть целую гору.