Полная версия:
Галина Владимировна Романова Ангел мщения
- + Увеличить шрифт
- - Уменьшить шрифт
И он бы точно ушел, не ткни старик пальцем в его сторону.
– Она врет, парень. Все врет! И к Нинке Комаровой она убивцев направила. И журналисту все разболтала.
– Какому журналисту?! Какому журналисту, старый придурок! – с истеричным повизгиванием вскинулась Светлана Степановна и, подскочив ближе, смачно плюнула в сторону распахнутого окна первого этажа.
Рука деда со скрюченными пальцами заметалась в воздухе, как старая высохшая ветка. Он пытался дотянуться до обидчицы. А она, довольная собственной неуязвимостью, сыпала в его адрес проклятиями.
– Так, хватит! – рявкнул Арский, заставив пожилых людей замереть с открытыми ртами. – Хватит устраивать шоу, граждане!
– Никакого шоу, парень, – отозвался тут же дед с ворчанием. – Она врет, эта старая проститутка. Люди, которые Нинку замучили, к ней обращались за адресом. Не знали они, где она живет. У нее спросили, она как раз скамейку жопой плющила, она им и сказала, где Нинка-то живет.
Валера перевел взгляд на Светлану Степановну. Она отвернулась, успев хищно оскалиться в сторону деда.
– А потом журналист к ней подсел. Высокий такой, типа тебя, – сухая рука с болтавшимся на ней широким рукавом байковой рубашки указала на Валеру. – С карточкой на шее. Она ему и разболтала все про Инку. Трещала так, что у меня слуховой аппарат фонил.
Дед выругался, пару раз плюнул через подоконник. Смахнул с лысого черепа дождевые капли.
– Все, как сорока, выболтала. Про всю Инкину жисть. А у ней жисти-то той – кот наплакал. И знаешь, что я тебе скажу, парень, – дед пошамкал беззубым ртом, снова прошелся ладонью по лысине, приглаживая промокшие редкие прядки. – Никакой он не журналист, дядя этот.
– А кто же? – выпалили они одновременно.
– А черт его знает, кто он такой! – Дед чуть выпрямился, прячась от дождя в квартире, но от окна не отходил, продолжая размахивать рукой. – Но, скажи на милость, зачем журналисту Инку увозить? На кой черт она ему сдалась? Написал про нее и ладно. На кой черт ее спасать-то?
Его нижняя губа вяло вывернулась. Голова маетно закачалась.
– Незачем, – добавил он.
– Спасать? От кого спасать?
Валера нахмурился. Его слегка поколачивало. От холода уже сводило мизинцы на ногах. Плохой признак. Запросто следом могла накрыть простуда. В желудке урчало от голода. И уйти нельзя, и в кабинет свой на допрос не вызвать, кабинет за сотни верст.
– Так вернулись эти двое, которым эта старая проститутка адрес дала. Прям накануне того дня, как Инка вернулась, и они вернулись. И в квартиру Нинкину зашли. Эта-то ничего не перепутала. Дверь хлопала, моя старуха слепая совсем, но слышит за сто верст. И все замки в нашем подъезде узнает. Она сказала, Нинкин замок щелкнул. Они засели там. А потом и Инка обнаружилась. По двору по темноте кралась. Я слышу плохо, но вижу еще ого-го! В подъезд то она вошла, но до квартиры не дошла. Замок не открывался. Мы со старухой слушали нарочно. Дверь приоткрыли и слушали.
– Хорошо, а что было потом?
– А потом она с журналистом из подъезда выскочила. Бегом до его машины. И уехали. Так-то, парень. А теперь спроси меня: знаю я марку его машины или нет? – Дед ощерил щербатый рот в хитрой улыбке.
– Спрашиваю. Знаете марку его машины?
– Нет, – вздохнул дед. – Не знаю.
– Жаль. – Валера развел руками.
– А чего про номер не спросил? – будто даже с обидой протянул старик.
– Спрашиваю. Знаете ли вы номер его машины? И даже знаю ответ. Нет? Угадал?
– А вот и не угадал, – старик рассмеялся как ребенок. – Записал номер-то. В тот день, когда он эту дуру обрабатывал, я номер-то и записал. Это уши у меня, как у тетерева. А глаза еще ого-го! И ты это… – дед снова ткнул пальцем в сторону притихшей Светланы Степановны. – Держи эту курву за шиворот. Ща мы все вместе в наш околоток поедем. Рисовать.
– Чего?! – вскинулась женщина. – Я те ща как нарисую! Чего я рисовать буду, чего?
– А того, кого ты в Нинкину квартиру отправила. Я-то их видал, но со стороны. А ты-то рожи их хорошо видела. Улыбалась еще им, дура! Сообща картинку-то сочиним. Все вместе…
Глава 21
Съежившись в комок, она лежала на широкой кровати странного человека, приютившего ее из странной прихоти. Он так и не смог ей толком объяснить, почему решил ей помогать. Почему ей поверил. У него был колоссальный опыт в общении с преступниками. Он должен был понять, что ее совесть совсем не чиста. Что ее совесть запятнана. Но он будто не понимал. Будто настырничал сам с собой. Слушал ее длинные истории не перебивая. Делал какие-то пометки в толстой общей тетради. И странно – верил.
Она лежала на его широкой кровати, стоявшей по центру в маленькой комнате мансардного этажа, и слушала стук собственного сердца.
Оно хорошо стучало, ровно. Его стук не предвещал ранних инфарктов. У нее всегда было отменное здоровье. У мамы не было с ее здоровьем проблем с ее раннего детства. У мамы начались проблемы много позже. Когда ее дочь выросла и затащила ее в чудовищный переплет, стоивший ей жизни.
Инна судорожно втянула носом воздух, задержала его в себе, с силой выдохнула через рот. Сердце по-прежнему стучало ровно. Ровнее прежнего. Почему оно так? Так правильно работает? Почему не сбивается с ритма от горя, которое сидит у Инны глубоко внутри гнойным нарывом? Почему не разрывается от страха за будущее хозяйки? Может, потому что оно лучше ее мозга понимает, что будущего никакого у нее нет? Жизнь ее скоро закончится. И этот методичный ровный стук нечто иное, как обратный отсчет?
Скорее всего, скорее всего.
Инна выпрямилась, села на кровати. Нашарила теплые меховые тапки, которые купил ей Кузьмич. Она тайком про себя его именно так и называла. При общении называла дядей Сережей. Запахнулась в теплый длинный халат, который тоже он ей купил, и побрела к окну.
Сильный дождь, начавшийся еще ночью, смазал все краски заканчивающейся весны. Листья деревьев, трава, дальний край озера – все казалось серым. Как ее жизнь. Как ее внешность. Инна скосила взгляд на зеркальные дверцы одежного шкафа, приобретенного хозяином на какой-то барахолке.
Он утверждал, что шкаф старинный, сделанный рукой знаменитого мастера. Инне он показался просто старым. С растрескавшимся от старости лаком, почерневшими по углам зеркалами, скрипучими петлями. Вид его нагонял на нее еще большую тоску. И в зеркала она старалась не смотреться.
А сейчас вот посмотрела. И увидела среднего роста худенькую девушку, кутавшуюся в длинный теплый халат. С невыразительным лицом, опухшими от слез глазами. Волосы были чистыми, распущенными по плечам. Но и они не представляли никакой значимой ценности в ее облике. Странно, что Кузьмич находил ее внешность замечательной.
Может, он того – допился, в смысле? И в каждом чёрте ему видится ангел?
С первого этажа потянуло запахом жарившегося бекона. Инна поморщилась. Этот мужик гробил себя не только водкой. Он еще отвратительно неправильно питался. Все старался пережарить до хруста. Сильно посолить. Поперчить. Полить майонезом и кетчупом. На завтрак ничего, кроме жареного бекона и яиц, не употреблял.
– Вы так загнетесь лет через пять, – предрекла она ему вчера за ужином.
– Никто не знает, кто когда загнется, Инна, – произнес он с беспечной улыбкой.
Тут же понял, что сморозил что-то не то, и примолк. И доедал магазинные пельмени с майонезом уже молча. Сегодняшний завтрак будет обычным: жареный бекон, жареная картошка, маринованные покупные огурцы.
Желудок Инны протестующе заныл. Он не привык к такой еде. На завтрак он привык получать молочную кашку. И слабо заваренный чай. И здесь она уже несколько раз себе ее варила и даже пыталась накормить этим Кузьмича. Он капризничал и не ел.
Инна прошла в узкую дверь, за которой располагалась крохотная душевая, совмещенная с туалетом. Стены были непокрашенными. Пол просто залит бетоном. У хозяина так и не дошли руки доделать этот санузел. Но сантехника была установлена, причем не из дешевых.
Она приняла душ, почистила зубы, зачесала волосы высоко наверх, скрутив «бараночкой». Вернувшись в отведенную ей спальню, надела спортивный костюм – очередной подарок Кузьмича. Он категорически не брал у нее денег. И пошла вниз, в кухню.
– Доброе утро, – поздоровалась она, входя.
– Привет. – Он не повернулся от плиты, энергично вымешивая деревянной лопаткой жареный картофель. – Завтракать со мной будешь?
– Завтракать буду, но готовить буду сама.
Он потеснился у плиты. Она сняла с крючка маленькую кастрюльку, всыпала овсяных хлопьев, влила молока, поставила на свободную конфорку. Скосила взгляд в его сковороду. В самом центре картофельных долек плавился громадный кусок сливочного масла.
– Вы себя просто убиваете, – произнесла она со вздохом. – Разве так можно, дядя Сережа? Вы же умный человек, должны понимать.
– Понимаешь, Инна… – его рука с зажатой в ней деревянной лопаткой повисла в воздухе. – Если я так сразу, вдруг, посажу свой организм на правильное питание, лишу его канцерогенов и всякой другой дряни, он не выдержит. Он примется мне мстить. Водки его лишил! Так еще и пожрать не дам как следует! Он отомстит мне какой-нибудь страшной болезнью. А этого допустить никак нельзя. Будут, обещаю, будут и кашки и творог. И может, даже и йогурты, хотя я их ненавижу! Но потом. Когда-нибудь потом. Вот увидишь.
– Я? Увижу? – Она методично помешивала разбухающие в молоке овсяные хлопья. – Сомневаюсь.
– Почему? Ты куда-то собралась? Собралась меня бросить?
Он скосил на нее взгляд. Она почувствовала на своей макушке его дыхание. И на пару минут задумалась.
А хотела бы она остаться здесь – в его небольшом, не до конца обустроенном холостяцком доме? Доме, стоящем поодаль от другого жилья, почти на берегу старого озера, снабжающего округу полчищами комаров и развлекающего жителей лягушачьим хором? Смогла бы каждый день просыпаться в этом месте, засыпать? Даже не беря в расчет какие-то отношения между ними, которые со временем могли возникнуть. Просто, без отношений, просто в этом доме смогла бы остаться навсегда?
Странно, но ответ «да» всплыл слишком быстро. Он буквально выпрыгнул, как поплавок удочки из темной озерной воды.
Странно…
– Я не собираюсь вас бросать, дядя Сережа. Вы прекрасно знаете, что собираться мне как бы некуда, но…
– Но?
Он подхватил сковороду с огня, отнес ее на стол, поставил на деревянную подставку.
– Вы же умный человек, вы понимаете, что прятаться долго не получится. Они все равно найдут меня.
– Кто? – спросил он тихим голосом.
И она снова почувствовала на своей макушке его осторожное дыхание. Значит, он подошел слишком близко и замер за ее спиной, и рассматривает ее шею и уши. И она покраснела. Как бывало уже не раз, когда она вдруг замечала, что он смотрит на нее как на женщину, а не как на друга. Ее это не пугало. Ничуть. Ее это волновало. Это было запретным и…
– Не одни, так другие, – оборвала она свои неправильные, неуместные мысли. – Кто быстрее, не знаю. Но это вопрос времени. Вы же понимаете это? Моя участь предрешена. Приговор мне подписан.
– Инна.
Его голос сделался тихим-тихим, руки вдруг легли на ее худенькие плечи, а лоб уткнулся в ее макушку.
– Я не отдам им тебя! – прошептал он. И его дыхание защекотало ее шею. – Я не позволю им тебя у меня отобрать. Ты ни в чем не виновата. Ты жертва обстоятельств! Ты ничего не знала! В органах поймут.
– Я смогу это доказать?
Она выключила газ, прикрыла кастрюльку крышкой, повернулась к нему. Глянула в глаза, сохранившие невероятную ясность и чистоту радужки после стольких лет запоя. И повторила:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
