«Увидя группу людей, перегнувшихся через парапет и глядевших на пролегавшую внизу улицу, Ипполита остановилась и воскликнула:
– Там что-то случилось!
Она слегка вздохнула от испуга и невольно положила свою руку на руку Джиорджио, точно хотела удержать его…»
Неуловимыми всплесками пурпурной волны пульсации сердца, отчаянным ритмом следуя безмолвному приглашению на празднество великого торжества смерти, легко скользнуть за зыбкую черту воображения, застилая кровавым стаккато стеклянные глаза слепого сознания. И в таинственной тиши испив ядовитый кубок дьявольского эликсира чувств на троих, сладко растворяясь под кипящим апельсином книжного итальянского солнца рядом с опьяневшими героями страничной обители, так странно вдруг очнуться между двух половин расплеснувшейся с треском луны… И сумрак сердец тусклым потоком стекает водопадом строчек. И мутное молчание омывает лиловый подол ночи. Так убывает полнолуние души на безликом торжестве смерти.Джиорджио искал своё полнолуние на запутанных перекрёстках лабиринта жизни. В тщетных усилиях различить серебристый шлейф его волнистого сияния на призрачном горизонте, молодой человек ощущал удушливое головокружение безнадежных попыток духовного бессилия. Ведь в безумном порыве ему казалось, что блаженного полнолуния души возможно достичь, жадно прильнув губами к звёздному ожерелью, изящным украшением любви наброшенному ночью на душу Ипполиты – его желанной возлюбленной:Продолжительное счастье заключается только в одном: в полной и несокрушимой уверенности в обладании другим существом. Я ищу это счастье. Я хотел бы иметь право сказать: моя возлюбленная, вблизи ли или вдалеке от меня, живет только мыслью обо мне; она с радостью подчиняется всем моим желаниям. Моя воля – единственный закон для неё. Если бы я перестал любить её, она умерла бы и, умирая, жалела бы только о моей любви.Жутко звучит, не правда ли? Ведь разве любовь обладает ядрышком болеутоляющего вещества для чувствительной натуры, полностью раскусив плотную мякоть которого душа наполнится соками эдемовой гармонии? Не отравит ли саму сущность священного чувства животное обладание сокровенной тайной его бренного носителя? Полнолуние любви прекрасно волшебной поэзией недосказанности, где кружевную корону чарующего ореола окружают дымнокрылые тучи на прозовом небе неутоленного эгоизма. Каким грехом окрестить желание слиться с половиной душой любимого существа, лишая его собственного дыхания?Души невозможно передать, и ты не можешь дать мне свою душу. Даже в высшем опьянении чувств мы не сливаемся в одно, а остаемся всегда двумя отдельными, чужими существами, внутренне одинокими.В этих словах безумное отчаяние Джиорджио, сковывающее сознание бесплодными потугами к освобождению от безысходных страданий, пришпоривает кнут поиска полнолуния души внутри себя. В изнурительном метании духа Джиорджио пытается нащупать выход из лабиринта гнетущего ментального коллапса. Под влиянием извне, его душа стремится к романтизированному образу Бога, заветные истоки которого бережно хранимы под чистой гладью незыблемой народной веры. Но полнолуние души не достичь сознательным погружением под волны религиозного покрова… А врождённое малодушие всё сильнее порабощает волю мужчины, опутанного липкой паутиной чувственного влечения к любовнице, не соответствующей его воззрениям о достижении небесных глубин чистоты духа. Ведь Ипполита была всего лишь молодой женщиной из плоти, крови и души…Разрушить, чтобы обладать – нет другого средства для того, кто ищет в любви абсолютное.И щелчок в раскалённом небе разлился густой влагой предопределения, заслоняя горизонт, под которым Джиорджио приглашает любимую узреть вечное полнолуние души…Удивительный роман итальянского прозаика Габриэле д’Аннунцио разворачивает изысканное полотно экзистенциального кризиса человеческого духа. Облачённый в искусную рамку чувственной истории любви, он преподносит яркий образчик меланхоличного скитальчества смятенной души по сумеречным чертогам сознания. И герой, нежное дитя римской аристократии, олицетворяет суть мучительной незавершенности внутренней мелодии, которой для полнокровного звучания не достаёт нот, извлекаемых на свет белыми клавишами духа… Увы, но сочувствия он не вызывает. Да и должен ли? Его драма была возложена Провидением терновым венцом личности на невесомое чело индивидуальной души. Зачем же муки он ласково разделил с любимой? Да и любимой ли?.. Несовершенный дух, бессильный смотреться в мутное зеркало будущего, отказался от разбитого зеркала прошлого, предпочитая вспышку мгновения, озарившую его зыбкую суть пламенем порыва возрождения.Он понимал, наконец, что вместо того, чтобы стараться овладеть собой, он должен был отказаться от самого себя.Запечатлённый в моменте, Джиорджио обрёл желанное полнолуние души.