Габриэль Коста
Моя дорогая Оли…
– Оливия, ты не можешь просто так взять и уехать! Не можешь!
– Конард, – взгляд подруги потемнел то ли от набегающего на город вечера, то ли от злобы. – Я могу делать со своей жизнью все, что мне захочется. Ясно? И никто, слышишь, никто не имеет права мне указывать! – она взяла паузу, Даже ты. И уж тем более мой отец, который… – Оливия резко замолчала, и повисла неловкая, гнетущая тишина.
– Я не то хотел сказать! Как мы тут без тебя? Посмотри! Наша жизнь прочно связана с тобой! Мы просто не сможем без тебя! Оливия! Ты наша лучшая подруга! Да ты лучшая подруга всего города, – Конард попытался оправдаться за свои слова. – Давай обсудим это, не руби с плеча. Мы должны разбираться в проблемах, а не сбегать от них. Именно ты научила меня этому. Как же так, Оливия… – Конард не заметил, как встал с кресла во время этой речи, а сейчас чуть не упал, присаживаясь обратно. – Тогда… тогда, когда я сбежал, я потерял целых два месяца, скитался и не решал своих проблем. Оливия… Убегать из Парижа даже для тебя звучит безумно. Моя судьба… я бежал… я…
– Ты сбежал от своей судьбы, а я от своей прячусь, Конард.
Она прикрыла лицо руками, пытаясь спрятаться, но не получалось. Она дрожала и чувствовала, как медленно, но верно подходит к своему пределу. Еще чуть-чуть – и у нее случится нервный срыв. Она не могла… пока не могла сказать Конарду правду, почему убегала из города, словно за ней гонятся. Он вряд ли понял бы ее, да и не осталось сил, чтобы выворачивать душу наизнанку. Купить билеты куда-то за океан намного проще, чем говорить с лучшим другом на неизвестном ему языке. Она начала прокручивать в голове банальные мантры, пытаясь успокоиться. Это помогало раньше, поможет и сейчас. Дрожь прекратилась, сердце наконец-то перестало стучать в висках, мысли замедлились, и она нашла силы поднять голову и посмотреть на Конарда. На его лице читались страх и тревога. Он услышал совсем мало об ее переживаниях, не зная самых страшных тайн, а уже сидел бледнее листа бумаги. Оливия потратила последние силы, чтобы натянуть вымученную улыбку, отчего стала выглядеть еще безумнее.
Конард покачал головой, не соглашаясь с ее решением. У нее остался один способ убедить его, и, вероятно, он будет не в восторге.
– Оливия, тебе нужно подождать! Давай… – но закончить ему не дали.
– Какого цвета мои волосы? – ровным голосом спросила Оливия. – Конард, какой мой настоящий цвет волос?
– Я… Ну, ты блондинка. Я никогда не видел тебя с другим цветом волос, – Конард прищурился, пытаясь рассмотреть корни ее волос. Все без изменений. Оливия оставалась блондинкой, ровно как и двенадцать лет назад. Он не мог понять, в чем уловка. – Зачем ты меня дуришь, Оливия! Это уже не смешно!
– Они темно-русые, Конард, темно-русые, – и в этот раз ей даже не пришлось давить из себя улыбку. Сочувствующая и в то же время понимающая, она расцвела на ее лице. – Не смешно то, что мой лучший друг не знает этого факта, – она выдохнула. – И то, что я покидаю Париж, тоже не смешно, Конард. Шутки закончились.
Они молчали долгие пять минут, переваривая все сказанное.
– Неужели это действительно все? – спросил Конард у Оливии, которая не отводила глаз от своих кроссовок.
Она подняла голову, расправила плечи, готовясь к новому сражению, но обомлела от выражения лица друга: он улыбался искренне и по-доброму.
– Ну-ну, Оливия, не надо выцарапывать мне глаза! Я не собираюсь брать меч и щит. Я… я бесконечно сожалею, – Конард слегка наклонил голову. – Знаешь… мы с Отисом предполагали такой исход событий. Я говорил, что однажды ты просто возьмешь и уедешь. Нет, не бросишь нас, но отправишься по своему пути, и уже никто не сможет тебя остановить. Никому и не захочется вставать у тебя на пути. Я искренне сожалению. К кому же я буду приходить и жаловаться на весь мир? Ты – неотъемлемая часть этого мира. Только подумай! Нам тридцать три года. Это уже не университетские заварушки, появилась работа, у Рин вон дети есть. Невероятно… Возможно, в каких-то полутонах твоей истории я вижу тьму, и, видимо, единственное, что я могу сделать, – это оставить тебя в покое.
– Что? – Оливия прошептала, не веря словам друга.
– А что? Ты не ожидала такого быстрого ответа? Или такого вразумительного монолога? Вечно ты всех недооцениваешь – и в первую очередь саму себя, – Конард покачал головой, устремляя взгляд добрых глаз на ошарашенную подругу. – Думаешь, ты одна препарируешь людские головы? Нет, моя дорогая, в вальсе два танцора. И может, я не так хорош в бальных танцах, но учиться я умею, – он отвел взгляд в сторону. – Оливия, ты несчастна. И никакие блестки этого не скроют. Даже сейчас вместо того, чтобы выложить все на стол, ты убегаешь из Парижа. Меня успокаивает лишь одно… Ты наизусть знаешь мой номер, и, в случае чего, я смогу забрать тебя из рук сатаны.
– Я не собираюсь в Ватикан! – она усмехнулась. Удивительно, но прямо сейчас с ее шеи упал один камень, а это значило, что она все делает правильно. – Знаешь, я не на тот свет собралась, так что не надо меня отправлять к сатане. Мне просто нужно попутешествовать и поискать смысл жизни по углам других городов, Париж я весь излазила.
– Что верно, то верно, – Конард прокрутился на стуле. – И куда же ты направляешься? Мне интересно, куда покупать билеты в случае чего.
– Пока не знаю, – она улыбнулась. – Дома решу. Неважно куда, главное – начать двигаться. Надеюсь, ты не поедешь крышей без моих консультаций. После той истерики из-за отца у меня полголовы поседело. И это не фигура речи.
– Все хорошо, я понимаю – накопилось, – Конард выдохнул. – Я смотрю на тебя – такую храбрую и своенравную – и завидую. Мне до сих пор не хватает сил коснуться последнего потайного сундука в подсознании. А ты решила выломать двери в собственном мозгу, – он закатил глаза. – Хотя, я подозреваю, их там и не было. Хочу стать таким же сильным.
– Обстоятельства всегда сильнее человека, Конард. Нужно просто уметь приспосабливаться и ставить парус по ветру, вот и все, – она откинулась на кресле и наконец-то расслабилась. – Ты никогда не задумывался, что есть вещи, которые от нас не зависят? Обруби птице крылья, и она уже не поднимется в небо, как ее ни уговаривай. Ты должен понять, что единственный человек, способный дать тебе свободу, – это ты сам. Тогда в университете именно ты сделал первый шаг. Без участия пациента улучшений добиться тяжело и, как правило, невозможно. Сегодня, сейчас я даю сама себе шанс быть свободной. И тебе пора, Конард. Пора.
– Будет страшно.
– Уже. Но ты справишься, верю в тебя. Не как врач, как твоя лучшая подруга, – она встала. – А теперь мне пора уходить. Боюсь, я смогу попрощаться только с тобой, поэтому прошу – обними всех за меня. Не думаю, что переживу подобные разговоры с кем-либо еще, – она покачала головой. – Особенно с Отисом… Он точно найдет способ убедить меня остаться. Скажи, что я их всех люблю, обнадежь, что я вернусь, поверь в это сам. Хорошо?
– Ты сказала не хоронить тебя! А сама говоришь так, будто собираешься покупать гроб, – он фыркнул.
– Так, шутки про гробы – это не ко мне. По крайней мере сейчас, дорогой, – она улыбнулась и откинула волосы назад. – Время говорить «прощай», Конард.
– Я против. Это время никогда не настанет.
Конард, не говоря ни слова больше, поднялся с кресла и направился к подруге. Он сжал ее в такие крепкие объятия, что услышал тихое попискивание. Даже несмотря на заброшенный в магистратуре спорт, он оставался крепким и высоким парнем, хотя и Оливия была не промах. Слезы размазали ее блестки, превращая сдержанный макияж в буйство красок. Так она казалась роднее и ближе, чем пять минут назад.
Конард не мог дать название буре эмоций, как только осознал слово «прощай». За эти десять лет он повторял его много раз. Дружба не могла исчезнуть просто так, однако время стирает воспоминания, накладывает отпечаток старости и переносит в коробку с вещами, которую жаль выкидывать. Конард пообещал себе ни за что не забывать Оливию и всегда ждать ее возвращения домой. Они никогда ее не забудут. Он подозревал – путь ее простым не будет.
За окном все еще падал снег. В здании головного офиса компании «Аслан» прощались два дорогих друг другу человека. Время в очередной раз стало вершителем судеб. Телефон Оливии зажужжал и призывал бежать, пока не поздно.
– Ну ты и даешь! – Конард рассмеялся и отступил.
– Я боялась, что ты найдешь аргументы и уговоришь меня остаться. Как видишь, зря боялась, – она опустила глаза вниз. – Конард, а почему ты в домашних шортах и тапочках?
– Ну так за столом моих ног не видно, а обычно я даже за кофе не встаю, лень, – он зевнул. – Возьму-ка я выходной на сегодня. Кажется, у меня, правда, высокий риск инсульта. И он точно случится, если мексиканец опять на ломаном английском будет просить меня попробовать чуррос. Клянусь Буддой, я за себя не ручаюсь.
– Пробовать новое не так уж и плохо. Чуррос вкусные, – Оливия направилась к выходу. – Не следи за мной. Я обещаю звонить минимум раз в две недели. Не позвоню – можешь смело поднимать весь мир на мои поиски.
Пока она уходила, Конард стоял и пялился на ее спину.
– Прощай, Конард Легран! Еще увидимся!
Она открыла дверь и хотела выйти, но друг ее окликнул:
– Оливия! Так у тебя и правда темно-русые волосы?
Оливия посмотрела на Конарда. В тапочках-львятах и рваных шортах он выглядел очень комично. Она же замерла в дверях, явно обдумывая ответ, а через секунду развернулась к Конарду, широко улыбнулась и сказала:
– Нет, всегда была блондинкой, дурак.
И захлопнула дверь.
– Я так и знал, что она мне врет! Повелся как мальчишка, а!
Конард захлопнул дверь и гордо вскинул подбородок. Он прошествовал до своего дивана и с обиженным видом сел на него, хватаясь за джойстик, но игра не пошла. Он то и дело возвращался к разговору с Оливией. Ей вновь удалось обрушить на него водопад новостей и переживаний.
Сколько бы лет ни прошло, но Оливия всегда влияла на них. Она была талантливым психотерапевтом и отличной подругой: доброй, заботливой и внимательной.
Без нее, конечно, их жизнь не развалится на куски. Таково правило взрослой жизни: всех людей можно заменить. Но как долго ты будешь лезть на стенку от боли после ухода человека?
Конард задумался: насколько хорошо они все знали прошлое Оливии? Она влезала своим любопытным носом не в одну историю, то оставаясь безразличной, то, напротив, становясь навязчивой. Но никому не было известно ни о ее детстве, ни о взрослении, ни о настоящих отношениях с отцом. Что стало с мамой Оливии? Почему в тридцать три года Оливия с таким количеством знакомых и связей оставалась одинокой? Ее вопрос про волосы – очередной трюк, но в нем она скрыла печальное послание: «Никто меня не знает. И, возможно, даже я сама». Конарда пугали собственные слепота и глупость. Любовь, а затем и размеренная, но счастливая жизнь вскружили ему голову. Все они шли дальше, развивались, не замечая, что за их спинами Оливия сбавляла шаг, и ее голос из крика превратился в шепот.
Конард выдохнул и встал с дивана. Он подошел к окну. Снег прекратился. Можно ли разглядеть маленького человека с тридцать третьего этажа? Конард не смог разглядеть человека, даже глядя на него в упор… Осталась ли надежда? Его телефон завибрировал.
– Да? Не надо только сейчас обсуждать наш последний разговор, – Конард слушал ответ по телефону и не успевал закатывать глаза от бессмысленных аргументов на том конце провода. – Давай потом? Оливия приходила, – он переложил трубку из одной руки в другую. – Да, она живая, но ты уже не доберешься до нее. Она решила попутешествовать. Назначила в клинике управляющих и отправилась искать себя, – Конард внимательно слушал ответ в телефонной трубке. – Да, я тоже подумал, что это в ее стиле и держать ее бессмысленно. Я не знаю, куда она собралась. Может, на край света, а может, и в деревню под Парижем. Это же Оливия.
Конард задержал дыхание и взял паузу.
– Знаешь… разговор с ней выбил меня из колеи. Я сегодня вернусь домой пораньше, – в трубке молчали. – Я внезапно осознал, что совсем ее не знаю. Что, если на самом деле Оливия совсем другая, понимаешь? – Конард усмехнулся. – Даже уходя, она смогла подтолкнуть меня в сторону правильного решения, – он провел пальцем по запотевшему от дыхания стеклу. – Я готов поговорить с ней… Думаю, время пришло и бежать уже бессмысленно. Время идет, и не только дата в паспорте требует взрослых решений, но и логика. Не тараторь, пожалуйста. Да, я собираюсь…
Конард закрыл глаза.
– Я собираюсь написать своей матери.
* * *
Возможно, Конард и не смог разглядеть Оливию с высоты, зато она точно знала его месторасположение. Перед тем, как зайти к нему на разговор, она стояла под снегом не меньше часа и сверлила взглядом все окна. Все прошло намного лучше, чем она предполагала. Смерть Виолетт, которая пошла на поправку за пару дней до этого события, выбила почву из-под ее ног, заставила двигаться и биться за саму себя и свое будущее.
Сидя в своей маленькой квартире и перечитывая в сотый раз работы Сартра, Оливия рисковала превратить ее в склеп. Она раз за разом прокручивала в голове выводы и записи лечащего врача Виолетт: «Много плакала. Истерики. Просьбы написать хотя бы письмо Отису. Полное отсутствие желания жить» и многое другое. Только-только начавшая вырываться из клетки безумия, Виолетт загнала себя в новую. Именно тогда Оливия поняла: либо она прямо сейчас выбрасывает Сартра в окно, либо через пару месяцев она выбросится из него сама.
Экзистенциалисты – тема, которую стоит избегать.
Она шагала по заснеженному тротуару, попутно ловя такси, а мимо нее по дороге промчались скорая помощь и наряд полицейских машин. Яркие цвета ослепили и заставили отступить на пару шагов назад. Грудь сковал страх, в голову полезла паническая мысль бежать в противоположную сторону. Она попыталась успокоить дыхание, сжала руки в кулаки, но не могла оторвать взгляда от мигалок. Они полностью захватили ее внимание и крюками потащили в события не столь далекие: в ее последнюю ссору с отцом и по совместительству последнюю их встречу.
Снег таял под ногами, кровь в висках шумела, и шум этот сливался с шумом проезжающих машин. В затуманенных глазах Оливии читался один-единственный вопрос: «Как это все могло произойти?»
За плечами Париж
– Объявлен рейс до Гавайских островов, просьба всем пройти к выходу G17. Повторяю, объявлен рейс до Гавайев, просьба всем пройти к выходу G17, – громкий голос полетел по аэропорту Орли в Париже.
– Прекрасно! Нужно было купить билеты до Гавайев! Почему мне так не везет с моим первым рейсом? – Оливия посмотрела на огромное табло, выискивая номер своего самолета. – Задержка на два часа, а я, как дура, чуть ли не летела сюда. Ладно уж, подожду, – она выдохнула и посмотрела по сторонам в поиске свободного стула.
Она выбрала не самое удачное время для путешествия до Нью-Йорка. После девятого января людей в аэропорту увеличилось в десять раз. Кто летел в теплые края, кто, наоборот, уже возвращался, поэтому аэропорт напоминал улей.
Оливия покатила чемодан вдоль занятых мест в надежде найти хоть одно свободное. Пока люди сидели, уставившись в телефоны, у нее появилась возможность рассмотреть каждого и поставить пару предположительных диагнозов.
Ее путешествие – это передышка, смена наскучивших видов, небольшой побег от проблем. Уж самой себе Оливия решила не врать. По этой самой причине она не взяла с собой много вещей, ограничившись небольшим чемоданом. Все же она собралась в Нью-Йорк, а не в тропические джунгли Бразилии. Она найдет, где купить там пару штанов, футболок и солнечных очков. Свободное место нашлось спустя десять минут, правда, пришлось ради этого последить за одной пожилой парой. Как только они ушли, Оливия бегом кинулась к освободившимся местам. Она услышала, как что-то в чемодане хрустнуло.
– Черт, колесикам пришел конец, а я его купила только вчера! Вот халтурщики, лишь бы на людях наживаться, – она фыркнула и гордо села на место. Рядом с ней опустилась тучная женщина.
Стоило ей присесть, как в голове завертелись десятки пугающих мыслей. И самая противная была связана с ее спонтанным путешествием. Не перегнула ли она палку, когда временно оставила работу в клинике, бросила все и всех и умотала в другой город, в другую страну. Это уже не первая ее попытка сбежать из Парижа, но одна из самых успешных. Сейчас у нее появилась реальная причина покинуть страну, а уверенность вдруг куда-то подевалась. Оливия развернулась к окну и задержала дыхание. Снег медленно кружился за окном, шесть часов утра, ее невероятно клонило в сон. Восемь часов перелета, она успеет еще выспаться и пересмотреть пару серий какого-нибудь ситкома. Как только она поднимется на трап самолета, дороги назад уже не будет. Гордость не позволит ей вернуться, пока дело не будет выполнено. Жаль только, она сама толком не понимала, что именно должна сделать для достижения цели – стать счастливой и свободной.
– Судьба будто хочет испытать меня, – она покачала головой и посмотрела на экран телефона. Оливия уже была готова подняться в небо, а небо еще не готово было принять ее. – Ничего, это просто еще одна проверка моей выдержки и целеустремленности. Я и не с таким справлялась, не такое вытворяла.
– Почему ты разговариваешь сама с собой?
От тихого вопроса, донесшегося справа, Оливия чуть не подпрыгнула на месте.
– Потому что… – она, не поворачивая голову, продолжила смотреть на снег. Простой вопрос, простой ответ, а мыслей столько, сколько снежинок за окном. – Потому что рядом со мной никого нет…
– Обычно в этих случаях люди молчат, – ответил все тот же тихий голос справа.
– Не все в жизни «обычно», – передразнила Оливия.
Она наконец-то оторвалась от однообразного пейзажа из самолетов и снега за окном, повернулась в сторону, откуда звучал вопрос, однако не нашла никого, хоть отдаленно похожего на бородатого профессора философских наук. Там сидел мальчик лет десяти, читавший толстую книгу. Оливия оказалась не в восторге от того, что какой-то школьник решил поучить ее жизни, но все же уняла раздражение и вновь повернулась к табло. Прошло тринадцать минут. Всего тринадцать минут, а она уже захотела в туалет, за соком, едой, кофе и влажными салфетками. Вот только стоило ей направиться хоть за чем-то из этого списка, как дорога доведет ее до квартиры, а жизнь – до ручки. Она сжала зубы и посмотрела на свои колени. Несколько прядей упало из наспех сделанного с утра пучка. Оливия напряглась, собиралась уже встать и пойти купить кофе, как мальчик с книгой вдруг произнес:
– Если захочешь, можешь поговорить со мной, чтобы не выглядеть чокнутой, я не против. Моя бабушка уснула, а нам идти к выходу минут через двадцать. Книгу я дочитал, больше мне делать нечего. Неизвестно, когда выйдет заключительная часть.
– А что ты читаешь? – он указал ей на рекламный стенд впереди, потом еще на один и еще один. Она настолько ушла в свои мысли, что и не замечала их до этого момента. На них активно призывали читать новую книгу Ричарда Альвареса «Тайны великанов», которая стала предпоследней в большом цикле.
Оливия огляделась по сторонам и с удивлением обнаружила еще пару человек, читающих эту же книгу. Возможно, те, кто не читал бумажную, читали электронную. Оливия не могла назвать себя любителем художественной литературы, но все равно удивились, что творчество популярного автора прошло мимо нее. Она впервые услышала о Ричарде Альваресе и с ужасом поняла, что жизнь действительно обходит ее стороной. Это укрепило ее желание улететь в Нью-Йорк и уже самой догнать эту самую жизнь и вытрясти все ей причитающееся.
– Мне казалось, что все в мире знают Ричарда Альвареса и его цикл! Я вот оторваться не мог от книг! Купил пять штук месяц назад и читал все время. Ни одна история не захватывала меня так же сильно, как эта. Попробуй почитать. Я бы дал тебе первую книгу, да мы сдали остальные в багаж.
– Спасибо, я обязательно прочитаю ее, – Оливия улыбнулась. – Знаешь, а ведь мы еще не представились друг другу! Меня зовут Оливия, и я лечу в Нью-Йорк. А ты куда?
– Меня зовут Билли, и я лечу в Мехико, – он улыбнулся. – Весь полет буду смотреть фильмы по прочитанным книгам. По этой, – он поднял увесистый том вверх, – только снимают. Я решил сначала прочесть.
– И правильно сделал, будешь теперь сравнивать, – она не переставала улыбаться. – Спасибо, Билли, я теперь не похожа на городскую сумасшедшую: у меня нашелся отличный собеседник! Нам обоим предстоит долгая дорога…
– Да, лететь целую вечность!
Оливия посмотрела перед собой. Она имела в виду совсем другое, хоть и не могла не согласиться с Билли.
Она протянула руку к книге, а Билли охотно отдал ее, а сам взял в руки телефон. Оливия коснулась мягкой обложки, пробежала глазами по названию, полистала внутри, почитала аннотацию, в итоге вернулась к имени писателя. Знал ли он с детства, кем хочет стать и почему? Доволен ли он своей жизнью и какова вообще жизнь у столь популярных людей? Судя по небольшой биографии, напечатанной на обороте книги, он младше ее на несколько лет, и, вероятно, такие вопросы ему уже не раз задавали.
Оливия прикрыла глаза и не обнаружила в своей душе сомнений. Невероятно, но отчего-то теперь ее не волновало, куда и зачем она направлялась. Суть пути в самом пути. Она пообещала себе делать шаг за шагом, изучать мир и собственные ощущения. И самое главное, наконец-то задала себе самый важный вопрос: «Что может сделать ее счастливой и научить не бояться туманного завтра?»
– Если ты не знаешь, кто такой Ричард Альварес, то советую почитать его книжки! А еще биографию! – Билли улыбнулся. – У него есть три лучших друга. Один из них стал самой яркой звездой Бродвея за последние десять лет, другой получил степень доктора в астрофизике, а третий – один из самых результативных игроков в сборной США. А, о! Еще жена того, что астрофизик, как же его… Джек… Джери… его жена – одна из ведущих модельеров. Их называют фантастической пятеркой. Классные истории! Мечтаю познакомиться с кем-то из них. Хотя бы с Ричардом Альваресом!
– А кем хочешь стать ты, Билли? – Оливия не могла сдержать улыбку. – У тебя есть мечта? Своя. Сокровенная. Мне можешь рассказать! Я никому не разболтаю! Обещаю!
– А я и не скрываю, – он ухмыльнулся. – Хочу стать как мой папа – летчиком. Он – мой пример для подражания.
Оливию поразил ответ Билли. Она не ожидала услышать нечто такое… знакомое. Мир действительно жил и развивался по одному и тому же сценарию. Она невольно вспомнила свою жизнь, свое детство и поняла, что так же, как и этот мальчик, увлекалась популярными на тот момент книгами, мультфильмами, да и просто много смотрела телевизор. А еще мечтала пойти по стопам отца. Ее многочисленные статьи, диплом и практика подтверждали: у нее получилось. Осталось лишь понять, а стоило ли оно того?
Чем она отличалась от Ричарда Альвареса? Заслуживала ли счастья?
– Объявляется посадка на рейс R17 до Мехико. Повторяю! Объявляется посадка на рейс R17 до Мехико. Просьба всех пассажиров пройти к выходу.
Голос Билли снова вырвал Оливию из раздумий.
– Ну, вот нам и пора, – Билли снова пожал плечами. – Надо как-то разбудить бабушку, иначе мы не улетим. Это наша третья попытка, – он улыбнулся и проследил, куда смотрит Оливия. – Хочешь, я подарю тебе эту книгу? Мне не жалко!
– Что? Ты уверен, что готов с ней расстаться? Ты же так любишь этого писателя, – Оливия внимательно смотрела на Билли. – Тем более она шестая в серии… Есть ли смысл начинать читать с нее?
– Есть. Некоторые истории начинаются с конца. Пока, Оливия! Приятно было познакомиться, не разговаривай больше сама с собой на людях, – он помахал ее рукой. – А еще у тебя крутые цветные пряди, хоть они и потускнели. Красиво.
Оливия прижала книгу к груди.
– А мне пора!
Билли попытался разбудить бабушку. Со второго раза у него получилось, и старушка, забормотав что-то себе под нос, поднялась и проверила сумку. Потом они медленно пошли к нужному выходу, и только после того, как странный мальчик и его бабушка окончательно растворились в толпе, Оливия позволила себе вновь посмотреть на табло. Осталось чуть больше часа до ее рейса – и ни одной тяжелой мысли. Она взяла книгу, еще раз пробежалась взглядом по названию, имени автора и открыла. На форзаце она нашла надпись: «Это книга Билли. Если вы нашли ее где-то в автобусе, позвоните по номеру, указанному на нахзаце». Когда она прочтет весь цикл, обязательно наберет этому мальчику.
Удивительно, но желание выпить кофе и купить еды пропало. Не захотела она и сидеть в телефоне. Ей хотелось запомнить образ Парижа, когда Оливия покидала его. Она не знала, куда приведет дорога, когда голос объявил посадку на ее рейс. Кто в курсе событий следующего дня? Никто.
Оливия отдыхала в Нью-Йорке десять лет тому назад и уже не помнила город, да и не было смысла его вспоминать – изменения мазнули кистью по городу искусства и порока. Впрочем, она не обманывалась слухами о нем. Про Париж всегда говорили, что это город любви, но что-то Оливия сама этого не заметила.
На прощание с ним у нее ушли пара минут, пока она шла в самолет по трапу. Ей хотелось расстаться с городом на хорошей ноте. Она должна двигаться вперед и на время оставить старого друга.
– Удивительно, мир не треснул пополам, – она пожала плечами и покатила скудный багаж вперед.
Пока Оливия сидела около иллюминатора и смотрела, как родной город, по мере взлета самолета, отдалялся от нее, почтальон закинул в ее ящик очередную порцию писем. Но увидеть их, в частности и то, что с гербом полиции, она уже не смогла.
Оливия летела за океан и думала о Билли и его серьезных планах на жизнь. Она не ответила ему на вопрос, чем же так увлеклась, раз не слышала про Ричарда Альвареса. Не очень стройные мысли потянули ее в воспоминания о детстве. Их Оливия старалась держать в сундуке под сотней замков. Но сейчас все же вспомнила и о маме, которая всегда повторяла, что торопиться жить бессмысленно, важно оставаться ребенком как можно дольше.
И вот спустя много лет до Оливии дошел смысл ее слов. Ей потребовалось двадцать четыре года, чтобы их понять…
Она вновь посмотрела за окно и улыбнулась. Рассвет и не думал заниматься, лишь слегка окрашивая черное небо в лазурные цвета. Конард бы с легкостью изобразил мазками всю красоту и многогранность природы, всю полноту небес. А у нее с детства не ладилось с рисунками. Она портила много листов, чтобы выполнить задания в школе. Кто знает, если бы она не бросила это, на первый взгляд, гиблое занятие, может, сейчас она бы смогла изобразить красоту мира за окном и дать этой картине название: «Прощай».
Туман обнял их самолет. Стоило ему набрать высоту, как Оливия уткнулась в книгу…
* * *
За окном стояла замечательная погода, солнце спряталось за облаками, легкий ветерок обдувал раскидистый клен около дома, покачивая привязанные к нему качели. Но Оливия не отвлекалась ни на секунду: игнорировала и детей, играющих на подъездной дорожке, и няню, и собственную усталость от рисования. Она сидела на розовом стуле и усердно выводила человечков. Итоги трудов скорее походили на разноцветные макароны, чем на ее одноклассников. Она изрисовала уже сотню листов, без устали корпя над заданием ее любимой учительницы, мадам Моррис. Ей хотелось удивить и поразить не только ее, но и ребят. Она старалась дружить со всеми и не обращать внимания на глупые прозвища одноклассников, как учила мама.
В конце концов она откинулась на спинку стула и устало выдохнула, стерев пот со лба. На ее плечо легла рука и несильно сжала. Оливия дернула головой и посмотрела вверх.
– Мне кажется, вариант триста шестидесятый – лучший, Оли… – женщина, чьей копией была Оливия, смотрела на девочку и широко улыбалась. – Я люблю Регину, но больше она с тобой сидеть не будет.
– Мама, да все хорошо у нас с мадам Региной! Она устала бегать за мной днем, вот и свалилась без сил! – Оливия улыбнулась и взглянула под другим углом на свое творение. Ей казалось, что работа до сих пор ужасна, но, раз маме нравится, значит, все не так уж и плохо. – Ты сегодня рано! Мы пойдем гулять?! А есть? Я ужасно хочу есть! Творчество – такой затратный процесс! – Оливия откинула косу за плечо и вздернула нос, хватая рисунок. – Повешу на холодильник, чтобы папа заметил.
– Пару женщин перенесли записи, и меня отпустили пораньше, – мама Оливии стерла пот с лица. – На улице прохладно, но в комнате у тебя душно. Открой окно, иначе к вечеру станет совсем нечем дышать. В нашей мастерской так и не починили кондиционер, поэтому мы с девочками в каком-то аду. Ощущаю себя свиньей на вертеле, пока кручусь над клиентом. Еще и вентиляция еле работает.
– Мама, пойдем есть, мне кажется, я сейчас съем свои рисунки с яблоками.
Мирабель посмотрела на кружочки, закрашенные разными цветами. Хорошо – пусть будут яблоки…
– Будем будить мадам Регину? Или пусть храпит дальше? – уточнила Оливия.
– Нельзя так говорить о гостях, – шикнула на нее мама и посмотрела на няню, которая скрючилась на детской кровати и мирно посапывала.
Оливия могла загнать и быка на родео, поэтому Регине можно было только посочувствовать. Редко случалось так, чтобы они с мужем пропадали на работе во время выходных.
– Думаю, мы дадим мадам Регине отдохнуть столько, сколько ей потребуется. Видит бог, я не плачу ей достаточно, чтобы она стойко выносила твой характер.
– Мама, а если она твоя лучшая подруга, почему ты ей платишь? Я вот в школе помогаю всем бесплатно! – Оливия слезла со стула, держа рисунок в одной руке, а другой хватаясь за руку мамы. – Когда мальчики курили в туалете, я ничего не рассказала мадам Моррис!
Мама вылупила глаза.
– Ой…
Мирабель с интересом посмотрела на дочь, которая сразу отвела глаза в сторону. То, что Оливия покрывала своих одноклассников, – это еще бог с ним. А вот то, что она вела с ними всякого рода воспитательные беседы, устраивая этим самым психиатрические отделения в стенах школы, было не очень. Почему-то Оливия обожала говорить с одноклассниками по душам в школьных туалетах. Мама в свою очередь решила не обострять тему, надеясь, что Оливия уяснила намек.
– Так, сделаю вид, что я этого не слышала, – мама помотала головой. – Каждый труд должен быть оплачен. Как раз то, что я плачу ей за работу няни, и говорит, насколько сильно я ее уважаю. Я ценю ее время и понимаю, что мадам Регина могла спать в удобной кровати под кондиционером, а не летать за тобой по всему дому. Хорошая работа – хорошие деньги, – она подняла указательный палец вверх. – И чтобы я больше не слышала, как ты покрываешь мальчиков. Курение вредно, и они больше не вырастут. Это не круто.
