Габриэль Ферри
Лесной бродяга. Т. 2
На берегу реки стоял индеец, тщательно раскрашенный как бы для битвы, и внимательно разглядывал останки бизона. Вряд ли он не заметил трех белых, а между тем не подавал и виду, что наблюдает за ними.
– Это, должно быть, и есть хозяин тайника, – шепнул Хосе. – Не попотчевать ли мне его из нового карабина и, кстати, испытать его дальнобойность?
– Упаси тебя Боже! Как бы ни был храбр этот индеец, но его спокойствие и это явное пренебрежение нашим присутствием показывает, что он не один!
В самом деле, индеец продолжал свой осмотр с таким хладнокровием, которое означало или его отчаянную храбрость, или происходило от сознания своего численного превосходства, висевший у него за спиной на ремне карабин служил, казалось, больше украшением, чем оружием.
– Да это же команч! – продолжал канадец. – Я узнаю его по прическе и по характерному рисунку украшений его плаща. Он – непримиримый враг апачей и теперь идет по тропе войны! Я окликну его, так как наше время слишком дорого, чтобы расточать его на хитрости: следует идти прямо к цели!
Прямодушный охотник тотчас же привел свое намерение в исполнение. Твердыми шагами он сошел к берегу, готовый, смотря по обстоятельствам, или вступить в бой, если бы индеец оказался врагом, или же заключить с ним союз, если он найдет в нем друга.
– Окликни его по-испански, Розбуа! – посоветовал Хосе. – Тогда мы скорее узнаем, чего нам ждать.
Пока индеец продолжал спокойно рассматривать труп бизона и следы около него, канадец поднял свой карабин прикладом вверх и произнес:
– Трое воинов умирали с голоду, когда Великий Дух послал к ним раненого бизона. Мой сын старается узнать, тот ли это самый, которого поразило его копье. Угодно ли ему взять часть, которую мы отложили для него? Этим он покажет белым охотникам, что он их друг.
Индеец поднял голову.
– Команч, – отвечал он, – друг не всякого белого, которого он встретит. Прежде чем он сядет к их огню, ему надо знать, откуда они идут, куда и как их звать.
– Карамба! – сказал вполголоса Хосе. – Этот молодец горд, как вождь!
– Мой сын говорит с благородною гордостью вождя! – продолжал канадец, повторяя слова своего друга, но только в более вежливой форме. – Несомненно, он одарен и его же мужеством. Хотя он и слишком молод, чтобы вести воинов по тропе войны, я отвечу ему, как если бы говорил с самим вождем. Мы только что пересекли область апачей и направляемся к Развилке Красной реки вслед за двумя пиратами. Этот вот – Хосе, а это – гамбусино, с которого апачи сняли скальп. Сам я лесной охотник из Нижней Канады!
Индеец степенно выслушал канадца.
– Мой отец, – отвечал он в свою очередь, – одарен мудростью вождя, равно как и его сединами. Но не в его власти сделать глаза воина из племени команчей слепыми, а уши глухими. Среди белых воинов есть двое, имена которых сохранила его память, и это не те имена, которые он только что слышал!
– Эге! – живо возразил канадец. – Иными словами, это означает, что я лгун, тогда как я никогда не умел лгать ни из дружбы, ни из страха! – И охотник продолжал гневным тоном: – Всякий, кто обвиняет Красного Карабина во лжи, становится его врагом. Ступай своей дорогой, команч, и пусть мои глаза не встречают тебя больше. Отныне пустыня слишком тесна для нас обоих!
С этими словами охотник угрожающе схватился за ружье. Однако индеец спокойно сделал знак рукой.
– Сверкающий Луч, – воскликнул он, гордо стукнув себя в грудь, – искал вдоль красной реки Орла Снежных Гор и Пересмешника, разыскивающих сына, которого у них похитили собаки апачи!
– Орла, Пересмешника? – в изумлении проговорил Розбуа. – И правда… Но скажи, во имя Великого Духа, – лихорадочно продолжал старый охотник, – видел ты моего Фабиана, дитя, которое я ищу?
И канадец, отбросив вдруг в сторону карабин, гигантскими шагами направился вброд через реку.
– Да, да! Орел и Пересмешник – это мы! Это имена, данные нам апачами, о чем я и позабыл, – продолжал охотник, ступая по воде и поднимая фонтаны брызг. – Стой, Сверкающий Луч, подожди! Я стану для тебя тем, чем железный наконечник для стрелы, клинок – для рукоятки, я буду твоим другом… на жизнь и смерть!
Индеец, улыбаясь, дожидался гиганта, который вскоре перешел реку и стал подниматься по берегу. Подойдя наконец к индейцу, старик протянул ему свою огромную ладонь, в которой рука команча исчезла точно в железных тисках.
– Значит, ты, – продолжал канадец, едва удержавшись от желания заключить молодого воина в свои объятия, – враг Кровавой Руки, метиса и всех их… Но кто же сообщил наши имена воину, которого так удачно прозвали Сверкающим Лучом, так как мой сын грозен, подобно огненным стрелам, выходящим из облаков?
– От президио Тубака и до Бизоньего озера, где Водяная Лилия любуется своим отражением, – отвечал индеец, намекая на донью Розариту, образ которой прочно запечатлелся в его сердце, – от Бизоньего озера и до Туманных гор, от Туманных гор и до того места, где закопана их добыча, Сверкающий Луч шел по следам тех, которые похитили его честь!
– А, так эти демоны… Но продолжай, пожалуйста, Сверкающий Луч!
– Похитители эти не имели никаких тайн от него. Руководясь их следами, Сверкающий Луч и узнал обоих белых воинов на Бизоньем острове. Так ли храбры они, как говорят об этом? – заключил индеец, устремив взоры на отдаленный горизонт.
– К чему этот вопрос? – сказал канадец со спокойной улыбкой, говорившей красноречивее всяких уверений.
– Я спрашиваю потому, – спокойно отвечал индеец, – что вижу отсюда на востоке дым костров Черной Птицы и его тридцати воинов, на западе – дым костра двух пиратов пустыни, на севере – дым костра десяти апачей: значит, бледнолицые находятся между тремя неприятельскими отрядами.
Взглянув на восток, канадец заметил вдали легкое облачко дыма, означавшее место индейского лагеря.
– Сверкающий Луч видел сына, которого похитили у его отца? – с беспокойством спросил канадец.
– Глаза Сверкающего Луча не видели молодого воина юга, – отвечал индеец, – но он видел его глазами одного команчского воина как пленника в лагере двух пиратов.
Слова команча возродили надежду в душе Розбуа.
Глава IX. По красной реке
Молодой команч взглянул на озабоченного Розбуа, пытавшегося разглядеть дымы костров пиратов и второго отряда апачей.
– Опасность еще не так близка, – сказал он, указывая пальцем на восток, где дым поднимался едва заметной струйкой. – Команч последует за своими новыми друзьями на Бизоний остров, где они зажгут огонь совета, чтобы решить, что делать. Идем!
Индеец и охотник перешли реку и присоединились к Хосе и гамбусино, ждавшим с тем большим нетерпением результатов их разговора, что они не могли слышать из него ни одного слова. Индеец церемонно дотронулся до рук обоих белых, после чего все четверо направились к костру, за которым еще недавно пировали наши друзья. Теперь они находились в совершенно ином настроении, чем недавно. Пища сообщила их ослабевшим членам силу и гибкость, а сознание того, что у них теперь есть оружие, вливало в их сердце энергию и уверенность в будущем.
Молодой команч спешно закусывал своею долей бизоньего горба, который, по его словам, был ранен апачем из шайки метиса. Канадец воспользовался этим временем, чтобы передать своим товарищам все то, что он только что узнал от их нового друга.
– Ситуация чертовски осложнилась! – сказал он в завершение. – Преследовать врага, когда он сам гонится за тобой по пятам, – трудная задача!
– Что верно, то верно! – кивнул Хосе. – Но ведь мы снова вооружены, как подобает воинам. Неужели нам труднее достигнуть своей цели в настоящее время, чем тогда, когда мы выдерживали осаду на пирамиде?
– Ты прав! – сказал канадец, обладавший, подобно Хосе, той несокрушимой верой в себя, какая, как говорят, творит чудеса; часто ведь в жизни наши намерения неосуществимы лишь потому, что представляются нам таковыми.
– Как бы то ни было, – заявил мстительный испанец, – а я бегу сейчас опять разрывать добычу проклятого метиса, которую мы с таким трудом закопали обратно. Пойдем, друг Гайферос! Пока Красный Карабин будет беседовать с команчским воином, побросаем в воду все вещи этой гадины, за исключением ружей!
С этими словами взбешенный испанец удалился в сопровождении гамбусино.
Когда индеец выпил и съел что полагается, канадец обратился к нему:
– Не расскажет ли теперь мой сын, что делает он один, находясь в таком отдалении от своего племени на землях апачей?
В ответ на это команч передал старому охотнику рассказ о происшествиях, которые уже известны читателю: о нападении, жертвой которого он чуть было не сделался вместе с Энсинасом, о появлении двух пиратов близ Бизоньего озера, его рискованный путь по их следам вплоть до этого острова, где он видел, как они зарывали добычу.
В эту минуту Хосе и Гайферос вернулись, нагруженные покрывалами, седлами, разными другими вещами. Все это добро они тут же швырнули в реку, оставив лишь восемь карабинов и боеприпасов к ним, которые они тоже принесли с собою.
– Очень хорошо! – заметил команч. – Вот оружие для моих воинов, у которых имеются лишь луки и стрелы. Теперь в их руках будет гром бледнолицых!
После этого Сверкающий Луч возобновил свой рассказ, который охотники выслушали с глубоким вниманием. Мы передадим лишь сущность его.
Команч покинул Бизоний остров, надеясь вовремя вернуться туда, чтобы захватить обоих пиратов. Он был уверен, что они вернутся в то место, где, по его выражению, была закопана их «душа». Однако время, употребленное им, чтобы добраться до лагеря своего племени, а также быстрота передвижения метиса и его отца обманули эти расчеты.
Возвратившись к берегам Красной реки во главе десяти воинов, вверенных вождем команчей его благоразумию и мужеству, Сверкающий Луч разослал в разные стороны разведчиков и на основании их донесений узнал, что пираты, которых он преследовал, уже покинули Бизоний остров, где они надеялись их захватить, и, оставив свои пироги, продолжали уже пешком дальнейший путь к Бизоньему озеру.
Таким образом, команч и его десять воинов, которым предстояло преодолеть на своей пироге довольно быстрое течение, не могли вовремя настигнуть пиратов.
Впрочем, это, может, оказалось и к лучшему, поскольку шайка бандитов по дороге увеличилась за счет бродячих индейцев, которых более чем достаточно в пустынях. Эти полученные им от одного из разведчиков сведения были дополнены другим команчем, отважившимся подобраться слишком близко к лагерю метиса и захваченным в плен. Он пробыл полдня у метиса и его отца и уже думал, что наступает его последний час, когда Эль-Метисо неожиданно отправил его Сверкающему Лучу в качестве вестника мира и дружбы, поручив передать, что он станет желанным гостем в его лагере. Этим уверениям метиса Сверкающий Луч, конечно, не придал никакого значения, и хорошо сделал, если читатель помнит намерения пирата на его счет.
Из сообщения последнего разведчика команч узнал имена, данные индейцами белым охотникам, а также их наружность. Это и помогло ему узнать их на Бизоньем острове.
– Сверкающий Луч, – закончил индеец, – жаждет омыть свою честь в крови врагов! Он сорвет с них скальп для украшения своего вигвама. Он теперь еще больший враг апачей, бывших некогда его братьями по крови!
– А мы будем помогать тебе всеми силами и средствами! – заверил команча Хосе, прочитав в сверкающих глазах индейца непримиримую ненависть к его родному племени. – Но ведь мой брат, – прибавил он, – команч только по усыновлению?
– Сверкающий Луч, – возразил индеец, – не помнит более, что он родился апачем, с тех пор как Черная Птица оскорбил и опозорил его.
Общий предмет ненависти еще теснее скрепил узы дружбы, возникшей между молодым команчем и охотниками. С общего согласия было решено двинуться в путь, пока еще было светло.
– Далеко ли отсюда остались твои воины? – спросил канадец у индейца.
– Один стережет нашу пирогу у конца Бизоньего острова, а прочие рассеяны по левому берегу Красной реки, между тем как на противоположном берегу стоят Кровавая Рука и Эль-Метисо. На расстоянии двух ружейных выстрелов от того пути, которым следовали Орел и Пересмешник, они бы нашли их следы.
– Что ж, – вскричал канадец, – мы их не нашли, но зато обзавелись оружием, припасами и храбрым союзником. И слава богу! Все к лучшему!
С этими словами канадец перебросил свой карабин на одно плечо, на другое взвалил связку извлеченного из тайника оружия, между тем как Хосе и Гайферос нагрузились съестными припасами и снаряжением, после чего трое друзей с одушевлением последовали за юным команчем, который повел их к оконечности острова, где сторожил пирогу его воин.
Особенности конструкции индейской пироги, общеупотребительной в некоторых частях Америки, заставляет сказать о ней несколько слов.
Большая пирога состояла из легкого и прочного деревянного остова, плотно обтянутого буйволовыми кожами, грубо выделанными и сшитыми воловьими жилами; для предохранения от течи швы были промазаны смесью перетопленного бизоньего сала и пепла. Это легкое судно имело до двенадцати футов в длину и до трех с половиною ширины. Нос и корма его были заострены, а борта – закруглены. В таком виде лодка несколько напоминала походную фляжку.
В таких судах индейцы предпринимают далекие плавания по рекам, усеянным порогами, мелями и скалами. Хотя срок службы подобных лодок и непродолжителен, однако приходится еще удивляться, как долго они выдерживают толчки, получаемые ими, и напор воды, с которым они должны бороться. Впрочем, самая их легкость предохраняет их от тысячи случайностей, где ломаются в щепы суда более массивные и тяжелые. Это же качество позволяет гребцам в местах, непроходимых для лодки, с легкостью переносить ее на плечах в течение нескольких дней пути.
В одну из таких пирог и сели наши друзья. Команч оттолкнул ее веслом от берега, – и легкое суденышко понеслось вниз по течению.
Сверкающий Луч и сопровождавший его воин старались держаться как можно ближе к левому берегу, так как здесь можно было укрыться в тени, которую уже бросали на реку окаймлявшие ее деревья.
– На каком расстоянии мы находимся от Развилки Красной реки? – спросил канадец, которому все еще казалось недостаточной скорость их пироги.
– Если мы будем идти с такой же скоростью всю ночь, то завтра в такую же пору окажемся на месте!
Итак, нашим путникам предстояло плыть целый день и целую ночь, и то при отсутствии препятствий, что было совершенно невероятно, принимая во внимание, что они со всех сторон были окружены врагами.
Посматривая на уже одетые в вечерний сумрак берега, канадец припоминал подробности рассказа молодого команча с целью оценить шансы, которые они имели, чтобы настигнуть метиса. Некоторые из этих подробностей казались ему неясными, да и судьба Фабиана чрезвычайно тревожила его.
– Кто из твоих людей, – спросил он команча, – был в лагере Кровавой Руки?
Сверкающий Луч кивком головы указал на индейца, сидевшего рядом с ним за веслами.
– Что же ты раньше не сказал мне этого?! – воскликнул охотник в порыве сильнейшего волнения. – Команч, – продолжал он дрожащим голосом, обращаясь к гребцу, – видел ты Молодого Воина Юга, как прозвали Фабиана? Говорил с ним? Что делал он? Какой вид имел? Часто ли он обращал глаза вдаль, отыскивая летящего по небу Орла Снежных Гор и Пересмешника? Говори же, команч, уши отца открыты, чтобы выслушать то, что ему расскажут о его любимом сыне!
Индеец спокойно продолжал грести, не отвечая ни одним словом на поток вопросов, которыми его забросал охотник: он не понимал испанского языка, а канадец не знал языка команчей. Сверкающий Луч вызвался служить переводчиком.
– Молодой Воин Юга, – перевел он, – был спокоен и печален, подобно сумеркам в горах, когда начинает петь ночная птица!
– Слышишь, Хосе? – оживился Розбуа, взглянув на испанца повлажневшими глазами. – Слышишь?!
– Его лицо, – продолжал переводчик, дословно передавая речь индейца, – было бледно, как лунный отблеск на воде, но глаза сверкали, подобно светящимся жукам ночью в траве прерий.
– Да, да, – произнес канадец, – когда ты хочешь видеть храброго человека, смотри в его глаза, а не на его щеки!
– Но, – продолжал переводить Сверкающий Луч, – что означала бледность щек Молодого Воина Юга и огонь его глаз? То, что его плоть страдала от голода, но терзания внутренностей не дошли еще до его духа. Дух воина никогда не слабеет от страдания тела!
Канадец слишком долго жил среди индейцев, чтобы, подобно им, не ставить на первое место несокрушимое мужество. Дикая радость блестела в его глазах, когда он слушал похвалы индейца, расточаемые по адресу его дорогого мальчика.
– Молодой Воин Юга, – продолжал рассказчик, который, быть может, приписывал Фабиану свои собственные впечатления, – не смотрел на небо, отыскивая летящих орлов, своих друзей. Он смотрел в глубь самого себя и с улыбкой прислушивался к предсмертным крикам врагов, которых он успел убить!
– Положим, молодой человек не высказывал таких мыслей. Он хорошо знает своего старика… Но, – продолжал канадец обрывающимся голосом, – знает ли команч… на какое время… назначена казнь молодого воина?
– На то время, когда великий вождь Черная Птица соединится с Эль-Метисо в Развилке Красной реки!
– Вы оба устали! Дайте-ка мы погребем! – произнес канадец со вспыхнувшим взором. – Сейчас орел полетит по следам ястребов!
Под усилиями свежих гребцов пирога путешественников еще быстрее заскользила по воде.
Огромная тяжесть свалилась с сердца канадца: он знал теперь, что Фабиан жив и его казнь отложена до встречи Черной Птицы с метисом; он знал также, что отряд первого оставался позади них, что давало им возможность достигнуть первыми Развилки Красной реки. Однако метис мог тронуться с места скорее, чем он предполагал, и тем лишить их возможности напасть на него с некоторой надеждой на успех. Чтобы рассеять свои сомнения, старый охотник обратился к Сверкающему Лучу:
– Далеко ли отстоит Развилка Красной реки от Бизоньего озера?
– В расстоянии полумили!
– Что намерен делать метис у этого озера, где ты видел его следы?
– Он хочет сорвать Лилию Озера, которая живет в небесно-голубом вигваме! – отвечал индеец, и глаза его заблестели.
– Не понимаю: кто такая Лилия Озера?
– Лилия Озера, – пояснил индеец, стараясь скрыть блеск зрачков, – дочь белых!.. Она бела и прекрасна, как магнолия, которая полураскрывается утром и вполне распускается в полдень. Она прекраснее Вечерней Звезды, которая до сих пор казалась Сверкающему Лучу прекраснейшей из индейских девушек!
– Что же делает молодая девушка вдали от жилищ? – продолжал спрашивать канадец, не подозревая, что речь идет о той девушке, которая занимала столь важное место в сердце Фабиана. – Она там одна?
– Она там с отцом и еще тридцатью двумя охотниками за дикими лошадьми!
– Тридцать два охотника! Слышишь, Хосе? – радостно воскликнул канадец. – Про них именно и говорил дон Педро! Несомненно, там мы найдем его! Но ведь это выйдет шестьдесят индейцев с одной стороны и сорок или пятьдесят индейцев и белых с другой! – продолжал с воинственным задором Розбуа. – Да, много крови прольется у Развилки Красной реки! Мы с бою вызволим Фабиана и ударами прикладов раздробим черепа пиратам прерий!
– Нет, мы их распнем на кресте! – свирепо уточнил Хосе в порыве непримиримой ненависти к Кровавой Руке и его сыну. – Эти демоны не заслуживают лучшей участи!
Затем честный канадец, умевший больше любить, чем ненавидеть, и неумолимый испанец, одинаково способный к обоим чувствам, с новой энергией налегли на весла.
Между тем поверхность реки потемнела; берега ее начали сходиться, и уже шагах в ста река превращалась в узкий канал, осененный сплошным зеленым сводом деревьев, тесно переплетавшихся своими ветвями.
Последний пурпуровый луч заходящего солнца, пробившись в виде светящейся дорожки сквозь листву деревьев, играл еще в воде и постепенно гас в густеющей тени. Прежде чем войти в этот темный коридор, Сверкающий Луч сделал знак сидевшему рядом с ним воину, и оба они молча забрали весла из рук охотников, поспешивших приготовить свои карабины. Вскоре затем оба индейца издали крик, похожий на крик ласточек, когда последние летают над самой водой.
Через несколько мгновений пирога вошла под свод деревьев. Последний луч солнца, казалось, угас в реке. Наступил такой мрак, что в двух шагах едва можно было различать предметы.
– Если бы я не знал, что темнота иногда вызывает странный обман зрения, – сказал канадец, – то поклялся бы, что вижу там, в ветвях этого нависшего над водой дерева, человеческую фигуру!
Молодой команч остановил охотника, готового уже прицелиться.
– Орел и Пересмешник среди друзей! – заметил он. – Далеко перед ними мои воины охраняют их путь!
С этими словами Сверкающий Луч, приказав своему воину прекратить на минуту греблю, ударом весла круто повернул лодку к дереву, на которое недавно указывал канадец.
В то мгновение, как пирога слегка стукнулась бортом о дерево, вниз скользнула черная фигура, раздался толчок, и еще один индеец оказался рядом с молодым вождем. Это произошло прежде, чем охотники успели разобрать, в чем дело.
Новый пассажир произнес несколько слов, которых охотники не поняли, и смолк. Пирога продолжала идти сквозь мрак.
Через час повторилось то же самое: третий воин соскочил в лодку, которая могла, наконец, сделаться слишком тесной, если бы каждый час в нее садилось по пассажиру. Новоприбывший, по обыкновению, передал что-то молодому вождю на языке команчей. Но теперь оба индейца, вместо того чтобы продолжать грести, вынули весла из воды и предоставили лодке нестись по течению. Отсюда уже начинал слышаться глухой гул, разносившийся эхом под зеленым сводом коридора.
Вскоре шум усилился. Слышалось клокотание воды, разбивавшейся о мели. Мрак мешал пассажирам что-либо видеть впереди. Между тем их хрупкое суденышко начало медленно поворачиваться кругом, чему, однако, оба индейца не делали ни малейших попыток противиться. Таким образом, некоторое время лодка шла поперек, будучи обращена носом и кормой к берегам, а потом, приняв прежнее положение, продолжала нестись со все возрастающей скоростью. Вскоре, спускаясь как бы по наклонной плоскости вниз, она полетела с головокружительной быстротой. В самом деле, то был один из речных порогов, и индейцы предоставили самой лодке заботу пронести их через него. Одно мгновение вода кипела вокруг утлого судна, которое, казалось, неслось в облаке пены. Вдруг произошел мощный толчок, точно борта лодки треснули по швам, пирога резко наклонилась, затем снова выпрямилась.
Опасное место было пройдено благополучно, и Сверкающий Луч со своим воином вновь взялись за весла.
Вскоре путешественники оставили темный коридор, который тянулся непрерывно несколько миль, и вышли в открытое пространство, где и пристали к берегу ввиду выяснившейся необходимости починки пироги, которая дала течь.
Место, где они высадились, представляло почти совершенно обнаженную равнину, и только на противоположном берегу виднелись группы хлопчатниковых деревьев.
– Орел и Пересмешник могут лечь отдохнуть, пока мы разведем огонь для починки пироги! – предложил Сверкающий Луч.
– С твоего позволения, мой юный друг, – заметил Хосе, – мне бы хотелось сначала поесть, а потом можно и соснуть, если останется время!
Скоро запылал костер. Из остатков бизона приготовили ужин не менее обильный, чем обед на Бизоньем острове. После этого, опрокинув пирогу вверх дном, команч увидел, что часть замазки сошла со швов, что и было причиною течи. При помощи жира бизона и пепла от костра швы лодки были вновь смазаны. Не успели еще кончить эту работу, как молодой команч стал к чему-то внимательно прислушиваться.
– Что за подозрительный шум? – спросил Хосе.
– Сверкающий Луч прислушивается к вою молодого койота, предвещающего будущее.
– Мой брат может гордиться своим чутким слухом. Что же предвещает вой койота прерий, который, по моему мнению, означает лишь его голод?
– Когда индейцы охотятся, – отвечал серьезно индеец, – взрослые койоты прерий молча следуют за ними, вполне уверенные, что они получат свою долю добычи. Молодые же особи, как слишком слабые, сопровождают своих матерых сородичей с воем, требуя и себе также части. Голос койота-предвестника я слышал с севера; отряд Черной Птицы находится на востоке, следовательно, на севере есть еще отряд апачей, не замеченный моими разведчиками. Перед ним бегут бизоны, которых может слышать и мой брат!
В самом деле, вдали слышался неопределенный шум. Команч взял из костра одну головешку, отошел в сторону и поднес ее к земле. При свете головешки обозначилась широкая полоса, вся изрытая копытами животных, точно арена цирка; она тянулась от реки и пропадала в глубине равнины.
– Это следы бизонов! – встревожился индеец. – Здесь оставаться опасно! Надо бежать как можно скорее, так как бизоны возвращаются по собственным следам.
Приближающийся рев бизонов смешался с глухим гулом, который издавала земля от топота бегущего стада. По знаку юного вождя индейцы живо растащили костер и погасили головни, за исключением одной, оставшейся в руках Сверкающего Луча. Затем они подняли пирогу на руки, при содействии охотников, и поспешили вслед за вождем, который выбрал в качестве места остановки вершину ближайшего невысокого холма. Здесь был зажжен новый костер, около которого индейцы и возобновили прерванную починку лодки. Едва они приступили к работе, как на противоположном берегу реки, против того места, которое они только что покинули, показалась длинная и широкая колонна бизонов. Отсюда было видно, как под всесокрушающим напором могучих колоссов с треском ломались вырываемые с корнем хлопчатниковые деревья, устлавшие землю, подобно разбросанной вязанке сухой травы. Оглушительный рев животных смешивался с шумным свистом их ноздрей, когда дикое стадо стало обнюхивать воду реки, которую готовилось перейти. Зарокотала вода под напором массы гигантских тел, покрытых длинной щетиной, и, как бы под влиянием внезапного прилива, с шумом выступила из берегов.
– Выходит, мой юный друг доверяет предвестиям? – спросил Розбуа, когда топот копыт бизоньего стада затих вдали.
– Голос предвещающего койота никогда не обманывает, – ответил Сверкающий Луч таким убежденно-наивным тоном, что канадец не смог сдержать улыбки. – Так же как и сновидения, посылаемые спящему Великим Духом! Уж не полагает ли Орел Снежных Гор, что бизоны лишили себя сна в ночной час лишь для того, чтобы совершить переход, пользуясь ночной прохладой? – в свою очередь, улыбнулся команч.
– Разумеется, я так не думаю. Господь посылает ночной сон бизонам, как и людям. Ведь бизоны не хищники, охотящиеся по ночам. Полагаю, это апачи согнали стадо с ночевки.
Сверкающий Луч кивнул:
– Опасность подбирается к нам.
– Когда можно трогаться в путь? – спросил канадец деловито.
– Пирога готова, – отвечал Сверкающий Луч, – но мы должны принять еще некоторые предосторожности. Позади этих холмов мы зажжем шесть костров на некотором расстоянии один от другого. С того берега реки, где стоит отряд, следующий по нашим следам, и с этого, где остановился Черная Птица, апачи заметят огни, не будучи, однако, в состоянии разглядеть, есть ли возле них часовые. Пока они из осторожности промедлят, придумывая средство подойти к ним незаметно, Сверкающий Луч, Орел и Пересмешник воспользуются этой отсрочкой, чтобы опередить своих преследователей!
Канадец и Хосе не могли не согласиться с целесообразностью этого плана.
Немедленно были разведены костры за кустарниками и небольшими холмами, так что неприятель мог лишь видеть их отблеск. Заново проконопаченную пирогу спустили на воду, и путешественники возобновили свое прерванное было на три часа плавание.
Вполне полагаясь на команчей, которые поочередно гребли и отдыхали, охотники воспользовались передышкой, чтобы хоть немного соснуть.
Давно исчезли вдали костры. Утомленные охотники спали крепким сном. Сверкающий Луч сидел на корме, пытливо озирая равнинные берега. Казалось, он был неподвластен сну, хотя оставался так же неподвижен, как береговые деревья и скалы.
Его энергичное, исполненное мужества лицо и стройное, гибкое тело, не вполне прикрытое буйволовым плащом, полная соразмерность головы с широкими плечами делали из молодого индейца прекрасный образчик человеческой расы в естественном ее виде. Нам неизвестно, углубился ли он в эту минуту в свои мысли, стараясь восстановить образ Лилии Озера или Вечерней Звезды, ради которой он покинул землю своих предков, да это в данное время и не имеет значения. Как ни казался он погруженным в себя, но он четко улавливал все неопределенные звуки, которые время от времени слышались в ночной тиши. Впрочем, его неподвижная поза определенно доказывала, что эти звуки были тем, чем и должны быть.
Однако мало-помалу полную неподвижность индейца сменили некоторые движения туловища и головы, как будто он среди обычных ночных голосов пустыни услышал какие-то подозрительные звуки.
Глухой сап, неожиданно донесшийся с середины реки, подтвердил опасения команча. Дав знак гребцам поднять весла, он наклонился над спящим канадцем. Почувствовав легкое прикосновение к плечу, охотник сразу открыл глаза. Увидев гребцов, державших весла неподвижно, он догадался, что им угрожает какая-то опасность. Когда он засыпал, река протекала через равнину. Теперь же ее обрамляли довольно высокие берега.
– Не разбудить ли Хосе? – спросил канадец шепотом.
– Пускай пока спит! – отвечал команч. – Мы разбудим его, когда будет нужно. Я слышал, что пуля Орла Снежных Гор всегда находит цель!
– Да, мой друг, но только из прежнего карабина, который сломался у меня в руках. С этим же ружьем я, право, не могу ручаться, что попаду с первого же раза. Но зачем вы разбудили меня?
Раздавшееся в это время тягучее сопение, подобное шуму кузнечного меха, делало совершенно излишним ответ индейца.
– А, понимаю! – произнес охотник. – Впрочем, какая же тут опасность? Мы пойдем мимо, вот и все. Так я продолжу сон, если ты не очень устал грести…
– Мы не можем пройти мимо без его позволения. Медведь облюбовал островок, лежащий на середине реки, а последняя вслед за этой излучиной, которую видит мой белый отец, делается очень узкой. Сверкающий Луч никогда не забывает того, что он видел однажды; ему известны малейшие изгибы Красной реки!
Между тем пирога, виляя по сторонам, продолжала идти по течению. Следовало принять какое-нибудь решение, прежде чем рискнуть войти в проход, на который указывал индеец. Канадец взял весла и повернул лодку против течения.
Отъехав несколько десятков футов назад и стараясь удерживать лодку в неподвижном положении, охотник обратился к команчу.