Габриэль Ферри
Лесной бродяга. Т. 2
С величайшей осторожностью спустились они по крутым утесам, господствовавшим над этим затерянным речным рукавом, где они надеялись найти следы, которые могли бы дополнить уже полученные ими указания.
Глава VII. Голод
Подойдя к берегу, оба охотника и гамбусино заметили, что недалеко от них существовал более удобный спуск, змеившийся от самого верха скалы вплоть до воды.
– Несомненно, этим путем воспользовались негодяи, унося своего пленника, – сказал Хосе, – и у начала этой тропинки следует искать их следы!
– Удивляюсь я одному, – заметил канадец, внимательно разглядывая окружающую местность, – каким образом такой порывистый человек, как Фабиан, согласился спокойно спуститься с этой крутизны? По крайней мере, эти кусты не носят никаких знаков сопротивления с его стороны.
– А ты бы хотел, чтобы он свалился с этих утесов вместе с пленившими его?
– Конечно, нет, – отвечал охотник. – Но ты ведь видел, как он чуть не погиб в Сальто-де-Агуа, бросившись на врагов через пропасть. Вот почему эта его покорность внушает мне беспокойство. Несомненно, мальчик был ранен, быть может, находился без чувств, и это объясняет…
– Я не отрицаю, – прервал Хосе, – твое мнение правдоподобно…
– Боже мой, Боже мой! – воскликнул с тоской канадец. – И надо же было буре смыть все следы крови и уничтожить следы ног! Не будь этого – как бы легко было их найти и разъяснить то многое, что нам важно знать! Вы не заметили, Гайферос, была ли кровь на шляпе, которую вы видели плававшей на воде?
– К сожалению, не разглядел, – отвечал гамбусино, – я находился слишком далеко, да притом было уже темно.
– Допустим, что Фабиан не сопротивлялся вследствие полученной им раны. Не доказывает ли это обстоятельство, что негодяи надеются получить за него богатый выкуп? Иначе зачем бы им возиться с ним, перенося его на руках в лодку?
Канадец с благодарностью принял это вполне вероятное и утешительное предположение своего друга.
Так оно и было в действительности. Пользуясь обмороком Фабиана, причиненным, как читатель, безусловно, помнит, ударом головой об острый выступ камня, пираты перенесли молодого человека в свою лодку. Один из индейцев, завладевший было его шляпой, с презрением швырнул ее в реку, убедившись в ее ветхости.
Охотники не ошибались ни в одном из своих предположений. Не сознавая, однако, что они так близки к истине, друзья с новым рвением продолжали свои поиски. Они направились нельзя сказать, чтобы по течению этой реки, ибо в ней такового не замечалось, но, скажем, к отверстию, видневшемуся направо от них. В этом месте глубина воды не превышала двух футов, и дно почти везде заросло камышом. Внезапная мысль мелькнула в голове канадца. Он побежал по направлению к узкому отверстию и исчез в нем.
Тем временем Хосе и Гайферос внимательно осматривали берег и кусты вплоть до самой воды, но ничто не указывало, чтобы здесь ступало когда-нибудь человеческое существо. Вдруг громкое «виват» донеслось из того туннеля, в котором недавно скрылся канадец. Хосе и гамбусино бросились туда и увидели, что Розбуа не напрасно испускал свой торжествующий крик: перед глазами троих спутников предстали глубокие следы, отчетливо отпечатавшиеся на сырой почве; некоторые из них были залиты водой, сочившейся из почвы. То было место, где бандиты привязывали свою пирогу.
– Теперь, – обрадовался канадец, – мы уж не будем бродить наудачу. Но посмотри-ка, что это там, Хосе? Я как будто вижу что-то, только радость туманит мне глаза.
Сделав несколько шагов по воде, Хосе достал предмет, на который указывал его друг.
– Это кусок ремня, которым их лодка была привязана к камню, – сказал испанец. – Я попробую пройти далее под этим сводом. Мне кажется, будто недалеко отсюда виднеется на воде сероватый отсвет.
Ступая по колено в воде, Хосе осторожно направился к тому месту, где в конце канала виднелся слабый свет. Каково было его изумление, когда, раздвинув камыш, он увидел хорошо знакомое ему озеро! Оказалось, что подземный канал привел его как раз к озеру Золотой долины.
Хосе поспешил вернуться назад, чтобы сообщить об этом открытии канадцу, хотя теперь оно не имело никакого значения.
Канадец не мог подавить вздоха сожаления при мысли, что упавший с утеса от его пули смертельно раненный апач заблаговременно показал ему расположенный недалеко от пирамиды проход, через который он со своими друзьями легко бы мог бежать, а между тем ему в то время и в голову не приходила мысль воспользоваться этой дорогой.
– Там бы мы, – произнес он, потирая себе лоб, – нашли лодку и выбрались из треклятых гор, пустив ее по течению.
– Мы пойдем пешком вдоль берега и рано или поздно найдем следы Эль-Метисо! – заявил Хосе решительно.
– Тогда поспешим, пока голод еще не отнял сил у наших ног и не затуманил зрения. До захода солнца мы успеем еще порядочно пройти!
С этими словами канадец бодро зашагал вперед, сопровождаемый друзьями. Путь оказался необыкновенно труден. Приходилось идти по крутому берегу, карабкаясь на утесы, вздымавшие перед ними свои вершины. Начало перехода было отмечено одним происшествием. То была находка шляпы Фабиана, занесенной ветром в колючий кустарник.
Глазами полными слез глядел Розбуа на это наследие своего мальчика, которого он терял уже вторично. Утешительно было для него только видеть, что на шляпе не имелось ни малейших следов крови. Прикрепив ее к своему поясу и стараясь бережно обращаться с ней, словно со святыней, канадец молча двинулся далее.
– Это добрый знак, – промолвил Хосе, стараясь стряхнуть с себя гнетущее чувство, которое им овладело. – Нами найдены его нож и его шляпа. Бог поможет нам найти и его самого!
– Да, – сказал мрачным тоном канадец, – но если мы не отыщем его, то…
Розбуа мысленно докончил начатую фразу, размышляя о том мире, куда перейдут после смерти все связанные здесь любовью, чтобы уже никогда не разлучаться.
Солнце стояло еще высоко, но день начинал меркнуть благодаря нависшему в горах туману. Трое путников достигли места, где начинался медленный водоворот. По уверению канадца, последний происходит оттого, что где-то недалеко впереди русло снова разветвлялось.
У места разветвления путники остановились. Новая дилемма озадачила их: какое направление избрали пираты? По западному или по восточному рукаву направились они? Друзья держали совет, но к единому мнению не пришли. Они не видели следов, которыми могли бы руководиться.
Наступила беспросветная ночь. Густой туман скрыл звезды; небо казалось темно-свинцовым. Пришлось заночевать, отложив продолжение поисков до рассвета, чтобы не рисковать, пойдя ложным путем. Кроме того, сказывалось и утомление, а также и голод, начинавший настойчиво заявлять о себе. Но об этом последнем обстоятельстве наши путники старались не думать. Молча легли они и постарались заснуть. Но сон бежал от их усталых глаз…
В вечной борьбе, которую ведут с собой в теле человека жизнь и смерть, есть такой критический момент, когда сон убегает при зове голода, как лань убегает при реве ягуара. Жизнь делает тогда последнее отчаянное усилие, и почти насильно навеянный сон проливает целительный бальзам на усталое тело человека, увы, не надолго; скоро смерть возобновляет свою атаку, и под действием этого внутреннего врага хрупкая человеческая машина ломается.
Трое путников, к счастью, не дошли до той роковой черты, когда сон, сопровождаемый дремотой, есть лишь предвестник агонии.
Долго ворочались они на своем травяном ложе, прежде чем забылись на несколько часов. Порой Туманные горы оглашались тоскливыми криками, вырывавшимися из груди сонных путешественников. Было еще темно, когда канадец очнулся. Несмотря на приступы голода, гигант чувствовал, что силы у него еще не уменьшились, но не следовало терять драгоценного времени. Он бросил взгляд на окружавший его унылый пейзаж, на эти безотрадные горы, где, казалось, не было ни единого человеческого существа, на реку, в молчании катившую свои черноватые воды. Убедившись наконец, что голод – единственный гость этих пустынь, он разбудил испанского охотника.
– Это ты, Розбуа? – спросил, открывая глаза, Хосе. – Не хочешь ли предложить мне поесть в вознаграждение за прекрасный сон? Мне снилось…
– Когда впереди такое важное дело, как у нас, время слишком драгоценно, чтобы проводить его во сне! – прервал канадец торжественным тоном. – Мы не имеем права нарушать сон этого человека, – прибавил он, указывая на спящего Гайфероса, – ему не надо спасать своего сына. Мы же должны идти и день и ночь!
– Это правда, но в какую сторону идти?
– Каждый пусть идет в свою сторону. Я буду следовать по одному берегу, а ты по другому. Будем все осматривать, искать следы. На рассвете возвратимся сюда же. Таков мой план.
– Какая кругом тоска! – тихо вымолвил Хосе, вздрагивая от приступа уныния, закравшегося в душу.
– Ты хочешь что-то сказать мне? – спросил канадец.
– Да, мне помнится, когда я в первый раз видел лодку с двумя бандитами, которую я еще принял тогда за плывущий ствол дерева, она огибала горы с северо-запада. Вероятно, по тому же направлению они и возвращались. Если бы я мог сориентироваться в этом тумане, то сейчас же вывел бы тебя на верную дорогу. Но на небе не видно даже северной звезды. Если ты после часа ходьбы не увидишь перед собой равнины, возвращайся сюда. Я-то ее найду без сомнения.
Оба охотника расстались и скоро потеряли друг друга из виду.
Проснувшийся гамбусино с удивлением и тревогой убедился, что остался один. Впрочем, это продолжалось недолго: Хосе вскоре возвратился. На равнине должно было уже разгореться утро, а здесь, в горах, благодаря туману едва лишь брезжило.
Следуя вниз по течению, Хосе запутался в целом лабиринте высоких скал, грозных пиков и крутых холмов. Очевидно, не здесь возвращались пираты, насколько, по крайней мере, можно было об этом судить по отсутствию более достоверных указаний, нежели предположения канадца. Оставалось, следовательно, узнать, не оказался ли последний более удачлив в своих поисках.
Не прошло получаса, как вернулся Розбуа.
– Пойдемте! – кричал он еще издали своим спутникам. – Я напал на верный след!
– Слава Богу! – откликнулся испанец и без дальнейших расспросов последовал за канадцем, стараясь преодолевать начинавшуюся усталость.
Скоро трое путников вышли на равнину, по которой извивалась река, блестевшая под лучами утреннего солнца. Впереди шел канадец, по-видимому недоступный действию голода, который уже не щадил его спутников. За канадцем на некотором расстоянии следовал Хосе, насвистывавший военный марш для развлечения собственного пустого желудка, а за ним шагах в двадцати брел гамбусино, едва сдерживая болезненные стоны.
Через час канадец вдруг остановился под кущей высоких деревьев среди густой травы, достигавшей ему до пояса, и кликнул к себе испанца.
– Иди же скорее! – повторил он тоном радостного упрека. – Ты словно оставил свои ноги в горах!
– Да они просто не слушаются меня! – ответил Хосе, спеша к другу.
В эту минуту канадец нагнулся и исчез из глаз испанского охотника в высокой траве.
Когда последний дошел до того места, он нашел канадца стоявшим на коленях и внимательно разглядывавшим многочисленные следы, разбросанные вокруг костра, не совсем еще потухшего.
– Здесь следы прекрасно сохранились, – пояснил канадец, – потому что сделаны уже после дождя на влажной почве. Взгляни на эти почти высохшие на солнце отпечатки. Не принадлежат ли они Кровавой Руке, метису и их индейцам?
– Черт побери! Этот иллинойский мошенник имеет ступни буйвола; их легко отличить среди сотни других. Но я не вижу следов Фабиана!
– Тем не менее я благодарю Небо, что оно привело нас сюда. Мы нигде не видели ни столба пыток, ни следов убийства. Думаю, разбойники, проводя здесь ночь, из осторожности оставили Фабиана связанным в лодке. Вот почему и не видно здесь его следов.
– Ты прав, Красный Карабин! Видимо, голод затуманил мой рассудок. Мерзавцы! – вскричал вдруг Хосе с такой яростью, что канадец вздрогнул. – Они жрали здесь, наполняя желудок мясом оленя и косули, между тем как честные христиане не могут даже костей поглодать, если только не пожелают довольствоваться этими собачьими объедками.
С этими словами Хосе со смешанным чувством презрения и зависти оттолкнул ногой кости, на которых еще оставалось немного мяса.
В этот момент подошел гамбусино и, не столь щепетильный, как его товарищ, с жадностью набросился на объедки.
– В сущности, он прав! – сказал канадец. – Ведь только наша глупая гордость, и ничто более, не позволяет нам последовать его примеру.
– Возможно, но я десять раз предпочту умереть с голоду, чем питаться объедками этих койотов.
Убедившись в верности выбранного пути, оба охотника пошли в сторону, с целью поискать съедобных корней, оставив гамбусино расправляться с костями, что тот и делал с истинным наслаждением.
Вскоре путники двинулись дальше, следуя по течению реки. Везде виднелись следы бизонов. Стаи журавлей и гусей вереницами летели по небу, направляясь к более северным озерам. Рыбы выныривали из воды, сверкая на солнце чешуей. Порой проносился вскачь олень или лось. Словом, небо, земля и вода словно соперничали между собой, выставляя напоказ голодным охотникам свои богатства и заставляя их сильнее чувствовать потерю огнестрельного оружия. Это поистине были танталовы муки, беспрестанно возобновляемые.
– Да не беги же так, чтоб всех черти взяли! – взмолился Хосе, с трудом тащась сзади канадца и ругаясь на чем свет стоит. – Дай мне прикинуть, как изловить одного из вон тех великолепных бизонов, которые видны вдали!
– Сначала постараемся отбить оружие у похитителей Фабиана! – отвечал канадец. – Мы теперь в самых превосходных условиях, дающих право надеяться на успех предприятия, так как через несколько часов превратимся в голодных тигров. Не будем же дожидаться, пока голод низведет нас на степень слабых ягнят, блеющих вдали от матери!
Бывший вояка, испугавшийся мысли встретиться с грозными врагами с одним кинжалом в руке, но изнемогавший от голода, кое-как брел вперед, поддерживаемый и ободряемый товарищем. Что касается канадца, то, благодаря своему атлетическому сложению, а главное, неугасимому пламени отцовской любви, он, казалось, оставался недоступным свойственным обычному человеку физическим слабостям. Только его сердце тревожилось за судьбу Фабиана, но уныние еще далеко не полностью овладело им. Солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом, когда канадец, из сострадания к вконец измученному Хосе, сделал остановку на берегу Красной реки, к которой они вышли вскоре после полудня.
Прямо против них располагался один из ее многочисленных островков, еще более отличавшийся своей тенистой зеленью.
Это был один из тех приятных уголков, где усталый путник мечтает по утолении голода забыться спокойным и освежающим сном.
Со времени последнего завтрака из горсти маисовой муки, которым подкрепились наши путники, прошли сутки, и они оканчивали уже второй переход почти натощак. Благодаря скудным остаткам, найденным около костра, Гайферос еще не вполне потерял силы. Испанец также бодрился, но силы его были на исходе. Красный Карабин ясно видел, что его друг находится в последнем периоде борьбы с голодом, за которым следует смерть, и что сам он приближается к тому же, несмотря на свое богатырское сложение.
Поэтому когда он после часового отдыха попытался поднять своих товарищей в дальнейший путь, то все усилия его оказались напрасными. Голод даже ослабил зрение Хосе, хотя еще недавно в этом отношении испанец мог бы потягаться с соколом.
– Мои ноги окончательно отказываются повиноваться! – говорил он в ответ на ободрение канадца. – Все вертится у меня в глазах. Мне везде начинают мерещиться жирные бизоны, которые как будто нарочно дразнят меня. Из рек выскакивают рыбы, а олени останавливаются и смотрят на меня. Да и что такое безоружные охотники, – прибавил быстро микелет с последним проблеском юмора, – как не добыча тех же самых буйволов и оленей!
С этими словами испанец в изнеможении растянулся на песке, как загнанный борзой заяц в ожидании смертельного выстрела.
Канадец смотрел на своего друга, едва подавив горестный вздох.
«Ох, – сказал он сам себе с горечью, – что значит самый сильный человек, когда его изнурил голод!»
– И вот доказательство того, что я вижу вещи, невидимые для вас: мне ясно представляется вдали бизон, бегущий на нас!
Канадец с грустью посматривал на друга, думая, что тот уже бредит. Наконец он заметил, что глаза испанца широко раскрылись.
– Ты не замечаешь его?
Канадец даже не счел нужным обернуться.
– Ну а я вижу, как раненый буйвол бежит ко мне, обагренный алой кровью, которая красивее самого красивого пурпурового цвета заходящего солнца. Его сам Бог посылает, чтобы не допустить моей смерти! – продолжал Хосе с разгоревшимся взором.
Вдруг он испустил дикий рев и, вскочив с места, ринулся в степь.
Это движение было так неожиданно для канадца, что последний не успел удержать испанца.
Испуганный мыслью, что его друг помешался от голода, он повернулся вслед за ним и, в свою очередь, дико вскрикнул.
Животное более крупное, чем самый большой домашний бык, скакало по равнине. Встряхивая своей огромной черной гривой, из-под которой горели его глаза, точно два огненных кружка, и ударяя себя по бокам мускулистым хвостом, оно орошало на бегу землю потоками крови. То был раненый буйвол, за которым мчался испанец со свирепостью голодного хищника.
Глава VIII. Погоня
Решившись воспользоваться неожиданной милостью Провидения, канадец побежал вслед за Хосе. За ним последовал и Гайферос, понимавший, подобно двум своим товарищам, что от удачного исхода этой охоты зависит их жизнь.
В самом деле, это не была обыкновенная охота, где дело идет лишь об удовлетворении самолюбия: здесь шла речь о самой жизни, которую предстояло оспаривать у смерти, надвигавшейся уже со всей своей зловещей свитой. Им приходилось охотиться, подобно диким зверям, с внутренностями, раздираемыми голодом, с налитыми кровью глазами и с пеной у рта. Только здесь условия были еще хуже: трое почти безоружных людей, если не считать их ножей, должны были догнать животное настолько проворное, что их усилия казались просто смешными, и в то же время слишком грозное, чтобы допустить до себя безнаказанно.
При виде бежавших на него врагов бизон остановился на минуту. Взрыв землю ногой и ударив по бокам хвостом, могучий буйвол с глухим ревом наклонил голову, увенчанную грозными рогами, и в такой позе ожидал своих преследователей.
– Обойди его сзади, Хосе! – громко крикнул канадец. – Гайферос, держи правее. Окружайте его!
Ближе всех к бизону находился испанец. Приказание канадца он исполнил с быстротой, какой нельзя было ожидать от его ослабевших ног. Со своей стороны, Гайферос свернул направо, а Красный Карабин – налево. Таким образом, бизон был вскоре окружен.
– Теперь все разом вперед! – скомандовал испанец, устремляясь на буйвола с ножом в руках. Казалось, он пожирал глазами кровь, которой раненое животное яростно брызгало во все стороны.
– Ради бога, не так скоро! – увещевал друга канадец, которого пугал голодный пыл испанца, явно пренебрегавшего опасностью. – Дай нам всем одновременно напасть на него!
Увы! Хосе не слушал его, продолжая бежать на буйвола с пылающими глазами и оскаленными зубами. Где канадец видел опасность, там он видел лишь вкусную добычу. Он уже почти коснулся бизона, как вдруг животное, приведенное в смятение окружившими врагами, отпрянуло и внезапно бросилось бежать в тот самый момент, когда испанец уже занес нож для решительного удара. Промахнувшись, Хосе потерял равновесие и грохнулся наземь.
– Не пускай его к реке, Розбуа! – закричал он, видя, что бизон ринулся к берегу. – Ради Фабиана, ради спасения всех нас, не упусти его!
Впрочем, канадец не нуждался в подобном напоминании, так как и сам хорошо видел намерение буйвола.
Придя в отчаяние от мысли, что исчезает их последняя надежда, охотник огромными прыжками, подобно рыси, мчался к берегу. Поравнявшись с бежавшим животным, он бросился на него. Буйвол повернулся и поскакал было назад, но, увидев перед собой Гайфероса, вновь изменил направление, устремившись на поднявшегося с земли Хосе.
Как опытные охотники, у которых вдобавок голод увеличивал сообразительность, канадец и гамбусино с удвоенным рвением продолжали гнаться за животным. Испанец же оставался совершенно неподвижен, пригнувшись к земле и внимательно следя за приближением буйвола. Буйвол явно ослабел от потери крови, продолжавшей струиться из широкой раны между лопатками. Его движения потеряли прежнюю гибкость; кровавая пена, хлопьями вылетавшая из его раздутых черных ноздрей, и хриплый, отрывистый рев свидетельствовали об усталости. Глаза застилал кровавый туман, ибо он продолжал бежать прямо на испанца, стоявшего наготове с ножом в руке.
Хосе проворно схватился одной рукой за рог животного, которое даже не пыталось увернуться от врага, а другой дважды погрузил свой нож по самую рукоятку в нижнюю часть его груди. Буйвол упал на колени, но, тотчас поднявшись, побежал, увлекая за собой испанца, вскочившего ему на спину. Это был один из тех рискованных и опасных прыжков, на которые изредка отваживаются тореадоры его родины.
Подбежавшие к товарищу канадец и Гайферос видели одно мгновение, как всадник, пожираемый голодом, то поднимал руку и наносил новые удары, то жадно припадал вниз, глотая кровь, брызгавшую после каждого удара.
Голод превратил этого человека в дикого зверя.
Он не замечал, какого направления держался буйвол. Он ревел, наносил удары и пил горячую кровь, возвращавшую его к жизни.
– Гром и молния! – кричал канадец, еле переводя дыхание и мучимый голодом, который он сдерживал до сих пор силой своей воли. – Приканчивай же его, Хосе! Или ты хочешь, чтобы он скрылся в реке?
Испанец продолжал кричать, наносить удары, но не замечал, что буйвол мчится к воде, чтобы там попытаться сбросить с себя врага. Едва Красный Карабин успел вторично испустить крик бешенства, как животное, собрав все силы, бросилось отчаянным прыжком в воду, подобно оленю, преследуемому охотниками. Человек и животное исчезли в облаке пены и какое-то мгновение барахтались в воде. Но жизнь уже покинула великана прерий; он дернулся раз-другой в предсмертной агонии и замер.
Испанец, отряхиваясь, встал на ноги, по-прежнему не выпуская из рук свою добычу.
– Эх ты, увалень! – воскликнул подбежавший канадец. – Разве так убивают благородное животное?
– Та-та-та! – возразил испанец. – Не будь меня, благородное животное убежало бы от вас, между тем как теперь, благодаря моему неумению, бизон – наш!
Сказав это с оттенком обычного юмора, который вновь вернулся к нему, Хосе начал подталкивать огромную тушу к берегу. Втроем они едва справились с этой задачей.
Не теряя времени, они прямо в воде принялись разделывать тушу на части, оставляя иногда работу, чтобы перевести дух, полюбоваться делом своих рук.
– Заготовим запас провизии на весь поход, – повторял уже десятый раз Хосе. – Зададим пир на весь мир и всласть отдохнем под сенью этих прекрасных деревьев! – говорил он, указывая на лежавший перед ними тенистый остров.
– Закусим поскорее, отдохнем с час и снова в путь! – внушительно заявил канадец. – Или ты забыл, Хосе?
– Я ничего не забыл, Красный Карабин. Только мы уж очень много натерпелись от голода!
Вспомнив о том деле, которое привело их в эти края, охотники уже молча продолжали свою работу.
Вдруг послышался жалобный вой.
– Посмотрите! – сказал Хосе, указывая на остров, где стояли два койота и жадно глядели на тушу бизона. – Эти бедняги ведь тоже требуют своей доли в добыче, и они получат ее.
Взяв одну из передних ног бизона, микелет взмахнул ей над своей головой и, изловчившись, швырнул ее волкам.
– Все это достанется им позднее, – произнес канадец, откладывая в сторону наиболее сочные части животного, то есть горб, считающийся самой лакомой частью бизона, столь ценимой истинными гурманами, и филе, нарезанное длинными тонкими ломтиками.
– Конечно, раненый бизон вовсе не добровольно явился, – сказал Хосе, – чтобы отдаться нам на съедение. Вероятно, он убежал от индейцев, которые за ним охотились, и с нашей стороны было бы глупо дожидаться визита краснокожих разбойников, которые тогда не преминут поступить и с нами как с этим буйволом… Любопытно, однако, знать, – прервал свои рассуждения Хосе, – почему койоты так усердно роются на лужайке острова: я ведь дал им недавно мяса!
Слова карабинера напомнили его товарищам о грозящей им здесь опасности, опасности, о которой они на время забыли благодаря неожиданной милости фортуны.
Извилистая желтоватая линия, пересекавшая голубую поверхность реки, показывала охотникам место брода. Для большей безопасности они решились укрыться на островке, где под защитой деревьев могли развести костер для приготовления обеда.
Когда друзья начали перебираться вброд к острову, койоты перестали рыть землю, а потом один из них схватил брошенную микелетом бизонью ногу и с рычанием убежал прочь; другой койот последовал за первым.
Перейдя на остров и достигнув лужайки, охотники увидели в середине ее яму в несколько дюймов глубины, вырытую волками.
– Надо полагать, тут лежит труп, – заметил Хосе, который обыкновенно не так-то легко отказывался от своей мысли. – Между тем этот дерн как будто не показывает, что труп зарыт недавно.
Тем не менее испанца поразила одна особенность: в том месте, где когти зверей вырывали траву, дерн был как будто подрезан ножом или лопатой.
Голос канадца, звавшего его к себе, помешал испанцу продолжать дальнейшие исследования, но, уходя, он решил вернуться к заинтересовавшей его яме при первой возможности.
Хотя в ту роковую ночь, когда был похищен Фабиан, дождь и подмочил слегка порох охотников, но все-таки оказался достаточно сух, чтобы при помощи его добыть огонь. Сухого дерева на острове нашлось в изобилии, и скоро друзья с наслаждением вдыхали вкусный запах жарившегося мяса.
Двадцать раз канадец, больше владевший собой, должен был употребить весь свой авторитет, чтобы помешать своим товарищам наброситься на еще полусырое жаркое. Наконец, наступила и та блаженная минута, когда они без стеснения смогли насытиться вкусным мясом бизоньего горба. Водворилась тишина, прерываемая лишь смачным чавканьем.
– Вон и они завтракают! – молвил канадец, указывая на только что оставленный ими берег реки, где два волка не менее энергично трудились над окровавленными остатками бизона.
Скоро бизоний горб наполовину исчез в желудках охотников. Оставшееся мясо, почти обугленное на огне, было отложено в сторону: оно должно было служить запасом на несколько дней.
– Теперь отдохнем с часик, – сказал канадец, – и двинемся в путь: смерть ведь не ждет!
С этими словами старший охотник, подавая пример, растянулся на траве и, отогнав могучим усилием воли рой осаждавших его беспокойных мыслей, предался освежающему сну, чтобы вновь набраться сил и энергии, необходимых для освобождения его Фабиана. Гайферос немедленно последовал его примеру, но Хосе прежде решил-таки осмотреть углубление, вырытое волками. Снова, с терпением индейца, стал он исследовать место, где дерн казался подрезанным. Более спокойный на этот раз, он сразу пришел к выводу, что когти койотов не могли так ровно подрезать глинистую почву.
Вынув свой нож, испанец вложил лезвие в разрез и, когда оно скользнуло вниз, будто по желобку, смог с легкостью описать им круг. Охотник почувствовал, как сердце у него забилось сильнее. Он угадывал, что они наткнулись на кладовую, какие обыкновенно устраивают в пустыне бродячие охотники, и надеялся найти здесь снасти для ловли бобров, припасы и оружие. Читатель уже догадался, что счастливый случай привел охотников на Бизоний остров, где бандиты зарыли свою добычу. Предположение взволнованного охотника не замедлило подтвердиться. Достаточно было простого усилия его рук, чтобы приподнять и своротить пласт дерна, скрывавший тайник.
Пустив в дело ногти и нож, Хосе с лихорадочным жаром принялся разгребать землю, мучимый неизвестностью, что заключала в себе эта яма: товары или золото, совершенно для них бесполезные, или оружие, которое возвратило бы им силу и доставило бы Фабиану свободу и жизнь? Обуреваемый подобными мыслями, испанец был принужден даже на мгновение остановиться и потом уже продолжал работу. Скоро он ощупал в земле, еще мягкой, бизонью шкуру, прикрывавшую тайник, и поспешил отбросить ее в сторону. В эту минуту луч солнца скользнул в разрытую яму и озарил перед глазами остолбеневшего охотника среди груды наваленных вещей огнестрельное оружие разных калибров и прозрачные рога, наполненный блестящим зернистым порохом.
Тут в первый раз после долгого промежутка Хосе встал на колени и в умилении произнес горячую молитву, а потом сломя голову бросился к своим товарищам.
Канадец спал тем чутким сном, который присущ солдату, находящемуся близ неприятеля.
– Что случилось, Хосе? – тревожно спросил он, разбуженный топотом шагов друга.
– Следуй за мной, Розбуа! – радостно воскликнул испанец. – Эй, Гайферос, иди и ты с нами! – добавил он, толкнув ногой спавшего гамбусино.
С этими словами он побежал обратно к яме в сопровождении товарищей, тщетно обращавшихся к нему с расспросами.
– Оружие! Оружие на выбор! – восторженно кричал испанец. – Вот, вот и вот!
И с каждым словом Хосе опускал руку в яму и выбрасывал по карабину к ногам остолбеневшего канадца.
– Поблагодарим Бога, Хосе! Он возвращает нам силу, которую отнял было у наших рук!
Каждый из троих выбрал себе карабин, какой ему приглянулся, причем канадец не позабыл отложить двустволку для Фабиана, так как эта неожиданная находка, вслед за поимкой бизона, снова исполнила его сердце надеждой.
– Остальное положим обратно, Хосе, – промолвил охотник. – Негоже лишать собственника этих товаров и оружия тех ценностей, которые он здесь зарыл, иначе это было бы неблагодарностью по отношению к Богу!
Охотники поспешили завалить яму и по возможности привести ее в прежний вид, не подозревая, что они столь великодушно заботились о своих смертельных врагах.
– Теперь в путь! – продолжал канадец. – Будем идти и днем и ночью, не правда ли, Хосе?
– Да, теперь уже три воина устремятся по следам бандитов! – вскричал с энтузиазмом бывший микелет. – И дон Фабиан…
Неожиданное зрелище заставило умолкнуть испанца.
Страшная действительность вновь грозила рассеять мечты охотников или, по крайней мере, замедлить осуществление их плана. Красный Карабин и Гайферос тотчас же поняли причину внезапного молчания испанца.