Фёдор Вадимович Летуновский
Барабанщик
– У нас учения по гражданской обороне!
– Ты что, не слышал о них по радио?! Мы подверглись условному авианалёту!
– Немедленно в укрытие! – бормотали они и не давали ему идти дальше.
– Смотрите, тут мальчик один, без родителей!
– Пойдём, я отведу тебя в бомбоубежище!
Люди обступали его всё теснее. Какой-то очень старый человек, Блик которого разросся на половину его сморщенного тела, вдруг схватился за Барабан и принялся тянуть его на себя с неожиданной силой. Пашка вырвался из его цепких лап и отбежал на безопасное расстояние.
Если он начнёт сейчас играть, то они набросятся на него и разобьют Барабан, надо было что-то решать, и тогда Пашка вспомнил про Памятник. Место, где не появляются блики. Идти надо к нему.
Пашка придерживал Барабан, чтобы при ходьбе он не бился о грудь, а сам смотрел по сторонам. Это его и спасло – он первым разглядел Директора школы. Сначала Пашка просто ускорил шаг, а потом не выдержал и обернулся. Директор проходил тогда под фонарём, и в его свете вдруг оказалось, что у него нет обеих рук. Они были обрублены ниже плеч, но кровь оттуда не шла и, вообще, Директор выглядел очень бодро, только шёл, будто слегка приплясывая.
Пашка застыл на месте. Тогда он его и заметил.
– Держите вора! – закричал Директор, – Он украл из школы нашу реликвию! Полковой барабан!
Люди стали оглядываться. Но так как рук у Директора не было, он не мог просто указать на Пашку и благодаря этому он сумел выиграть время, припустившись бежать так быстро, насколько эта реликвия ему позволяла. За его спиной слышались крики и топот ног, несколько человек бросились за ним в погоню, но через пару улиц уже отстали, один только Директор, высоко подбрасывая колени, нагонял Пашку. Он почувствовал сзади ритмичное дыхание, а потом удар в спину – это Директор таранил его лысой головой, пытаясь сбить с ног.
Стиснув зубы, Пашка выдержал три таких удара, а потом Директор сменил тактику и принялся обходить справа. Он уже поравнялся с ним и начал сближение, чтобы сделать подсечку, но неожиданно упал сам. А Пашка пробежал ещё с десяток метров, едва успев притормозить у подножия Памятника. Только после этого он позволил себе оглянуться.
Лёжа на земле, Директор извивался, как червь, но ему быстро удалось сначала приподняться, а потом и встать на ноги.
– Иди. Сюда, – сказал Директор, и произношение слов стоило ему некоторых усилий, – Отдай. Барабан.
– Да на, лови!
Пашка сделал вид, что собирается снять его с плеча, и засмеялся, глядя, как безрукий Директор подпрыгивает у незримой границы, которую не могут пересекать блики. Но всё-таки, что же это за Памятник и как он ещё может ему помочь?
Пашка отвернулся и вздрогнул – с другой стороны от постамента на него молча смотрели Федька и дядя Боря.
– Вот видишь, – как всегда спокойно произнёс дядя Боря, – Ничего у тебя не выйдет. Из комнаты ты выбрался, но из города тебе не уйти. Только с нами.
Федька нервно хихикнул.
– Всё, что было надо, мы здесь уже сделали, – продолжал дядя Боря, – Остался только ты – наша последняя проблема. И мы её как-нибудь, да решим. А не хочешь по-хорошему, тогда пеняй на себя.
– Барабан! – сказал Директор и подпрыгнул.
Но Пашка даже не посмотрел в его сторону, ведь его больше пугали те двое, с которыми он хоть и жил в одной квартире, но ни на йоту не приблизился к разгадке того, кто они такие на самом деле. «Сейчас начнут выманивать, – думал Пашка, – Надо быть ко всему готовым…»
Но того, что случилось дальше, он совершенно не ожидал.
Дядя Боря кивнул Федьке и тот принялся расстёгивать на себе куртку, которая была Пашке очень знакома. «В отцовский гардероб лазил, сука!» – подумал он и сжал кулаки, но уже через несколько мгновений забыл об этом.
Потому что Федька положил куртку прямо на землю и расстегнул рубашку, явив свою худосочную грудь и отвисший живот. Всё пространство от пояса до шеи занимала там синяя татуировка – очень хорошо проработанное изображение скорпиона со свёрнутым хвостом. Федька начал выпячиваться вперёд, тужиться и кряхтеть и тогда татуировка стала приобретать естественные цвета, оказавшись выпуклой и подвижной.
Пашка с ужасом наблюдал, как скорпион появляется из Федькиного тела, словно вылезая из песка пустыни. Сначала показался хвост с жалом в палец толщиной, потом клешни и голова, а за ними начало выступать туловище. Федька обхватил его рукой и вырвал из себя, а другую руку запустил в карман брюк и вытащил оттуда моток бечёвки. Теперь, когда его верхняя часть тела лишилась своего объёма, выглядел он совсем дистрофично, но никаких видимых проблем ему это не доставляло.
Федька привычными движениями обвязал голову семенящей ножками твари, сделав ей что-то вроде поводка, проверил узлы на прочность и бросил скорпиона на Пашку.
– Барабан! Барабан! – радостно закричал Директор и опять начал прыгать.
Скорпион был размером со щенка-подростка. Он сразу атаковал Пашку, растопырив клешни и выставив вперёд жало, которое доходило ему до пояса. Пашка отступал, прикрываясь барабаном и пытаясь отбиваться палочками, но понимал, что долго так не протянет. Эта тварь вымотает его, пока он будет нарезать круги вокруг памятника, а потом ужалит или вытолкнет за пределы незримой границы.
Сдаваться этим двум гадам Пашка не собирался, но неужели так и оборвётся его нить в узоре Большого Ковра? И мама узнает, что он так и не стал воином и умер раньше неё?
…Школьный пожарный топор рассёк скорпиона надвое, лишив его хвоста, а вторым ударом Сторож пронзил его тело. Из горла Федьки вырвался пронзительный крик, как если бы была уничтожена часть его плоти. Сторож поморщился.
– Прости, Паш, поздно пришёл… – сказал он, стряхнув остатки твари с лезвия топора.
– Ох, вы живы! – обрадовался Пашка, ещё не успев отдышаться и только сейчас осознав, что даже не спросил, как зовут его соратника.
– Да, полежал немного в отключке, зато хоть не опоздал, – старик пнул ногой мёртвого скорпиона подальше от Памятника, – И теперь тебе никто не мешает. Давай, начинай…
И тогда Пашка решил, что будет играть именно для того, под чьей защитой они сейчас находятся. Он встал прямо перед Памятником, лицом к Неизвестному Матросу и опустил палочки на крепко натянутый диск Барабана. Краем глаза он видел, как дядя Боря достал из-за ремня браунинг и теперь целиться в его голову, но даже это уже не могло его остановить. Пашка начал выбивать палочками быструю и мелкую дрожь, совпадающую с ритмом собственного сердца и увеличивая понемногу силу удара.
Директор, не в силах вынести этот нарастающий звук, с криком бросился прочь, но Федька и дядя Боря устояли. Их блики мигали, рвались, но не стекали с их тел.
Дядя Боря с трудом, но всё же удерживал руку с пистолетом и за те несколько мгновений, что он промедлил с выстрелом, к Пашке вернулась его потерянная музыкальная тема, та ускользающая гармония, которую он нащупывал всё это время. Сжав зубы, он явил её в мир и уже даже не боялся сбиться – его руки сами отстукивали достигшую его песнь. Пашка понимал только, что она очень старая, но каким-то образом он смог услышать её и сыграть в точности так, как должно быть.
Вибрация Большого Барабана достигла Верхнего и Нижнего мира, и тогда Герой пробудился от своего долгого сна.
От каменной фигуры словно отделилась её проекция – серебряный силуэт Неизвестного Матроса, который совершил, наконец, то, чего так давно хотел – выпрямился и встал во весь рост. Федька взвизгнул от страха, рука дяди Бори дрогнула, но он задрал пистолет выше и выстрелил в сверкающую фигуру. Пуля свободно прошла сквозь неё, как через сгусток ртути, не причинив гиганту никакого вреда, а дядя Боря замахал вдруг руками и начал выкрикивать, повторяя, короткую фразу на каком-то странном, гортанном языке. Тогда Памятник повернул голову и плюнул в его сторону большой серебряной каплей. Она разбилась о землю, вспыхнула и моментально сожгла обоих. Так Пашка никогда и не узнал, что это были за опасные существа, принявшие во время вторжения сторону Бликов. И он не прекращал игру, лишь корректировал, внимательно прислушиваясь к вибрации Большого Барабана и чувствуя, как он вступает в резонанс с нитями Большого Ковра, что прямо сейчас складываются в узор. Бывший школьный Сторож молча стоял рядом с ним. Он видел, что с Пашкой сейчас происходит событие, называемое обрядом инициации, а в защите он пока не нуждался – площадь была пуста.
Теперь Павел интуитивно понимал, что главное – не стучать, а бить. Именно этим и отличается шаманский бубен от пионерского барабана. Ему больше не нужны были чужие подсказки – Пашка развернулся «кругом» и пошёл вперед по главной улице городка, чувствуя, как призрачная фигура тронулась с места и последовала за ним.
Старик, продолжая сжимать пожарный топор, шёл рядом, и по его непроницаемому лицу нельзя было понять, предвидел ли он подобное, прочитав в узорах Ковра или пробуждение Героя было для него полной неожиданностью. В любом случае, они оба знали, куда им идти, а Пашка, не переставая играть, вёл за собой Неизвестного Матроса. Его серебряный силуэт отражал свет редких фонарей, а встречая на пути небольшие препятствия, вроде деревьев, он просто проходил насквозь, не замедляя шага.
