Фёдор Романович Козвонин
Шабашник
***
– Всех этих грёбаных диспетчеров я бы поувольнял к чёртовой матери! Или лучше так – раз сами такие вызовы принимают, то пусть сами и ездят на них! – молодой, но уже лысеющий врач сидел на пассажирском сидении машины скорой помощи. Одной рукой он держал дымящуюся сигарету, а другой эмоционально жестикулировал, как Ленин на броневике.
– Да ну, что ты, Олегыч, не кипятись – она же по телефону не видит, с кем говорит, – водитель вальяжно крутил руль, объезжая неровности и ухабы грунтовой дороги, идущей вдоль электроподстанции от деревни к городу. – Ей ведь если говорят, мол, лежит, стонет, за сердце держится, встать не может – она и передаёт вызов нам, реанимационной кардиобригаде.
– А спросить не судьба, не пил ли этот «сердечник» месяц без просыху?
– Ну, так ей же об этом не сказали. Да и на месте диспетчера я бы тоже это… того! Потому и перестраховываются.
– Вот если с пожарными или полицией так перестрахуешься, то тебе потом мало не покажется! Ты видал, чтоб на какого-нибудь обормота, который в подъезде насрал, наряд СОБРа вызывали? Вот и я не видел, а вдруг он террорист и на самом деле бомбу заложил? Перестраховаться же надо! А алкаша похмельного, которому надо дать рассолу, а потом по морде, должна спецбригада реанимационная пользовать? Причём ещё ладно бы рядом с нашей подстанцией было, а то в это захолустье ехать, где каждый второй – алкаш, а каждый третий – зек… В жопу! – врач зло выбросил окурок в окно.
– А как же клятва Гиппократа? – саркастично усмехнулся водитель, но тут машина подскочила на кочке и сама собою включилась сирена.
– Слышь ты, демагог! Ты мне тут софистику не разводи, а лучше выключи эту шарманку, иначе тут реально вся округа с приступами сердечными сляжет!
– Да я пытаюсь! Заело что-то…, – водитель свирепел прямо на глазах, пытаясь выключить сирену, но та не поддавалась и вопила почём зря – Побрал бы чёрт этих синеботов с их дорогами! Чем пить-то без просыху, так лучше бы ямы завалили!
– Чем? Бутылками? – съехидничал доктор.
– Да хоть бы и бутылками! В курсе, что в Верхнекамском районе пожарные только туда ездят, где дороги хорошие, а где плохие – не ездят? Так и нам надо! – сирена наконец выключилась, и машина скорой свернула с ухабистой грунтовой дороги на разбитую асфальтовую, которая вела в город.
***
Двери электрички закрылись. Приятный, но холодный женский голос объявил:
«Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Киров». Поезд тронулся.
– Здравствуй, Леночка! Как дела?
– Привет, Нин. Да ничего, жива-здорова, слава богу. Вот из сада еду, последние помидоры собрала – пусть дома краснеют, в цвет входят. За Юрку только своего беспокоюсь – он в этом году никуда не поступил. Теперь боюсь, что в армию загребут…
– Ну, сейчас служить только год – условия лучше и контроль за этим строже, – Нина, женщина лет пятидесяти, хотела добавить что-то ещё, но, словно пожевав с закрытым ртом свои мысли, решила сдержать их при себе. – Нет, твоего Юрку, конечно, жалко, он ведь парень умный, толковый – чего он в педагогический не поступал?
– Да как вожжа под хвост попала – говорит, если учиться, то у лучших! И отправил документы только в МГИМО, МГУ и СПбГУ – отовсюду отказ. Да и слава богу! Вот где бы мы с отцом денег взяли, чтобы он в Питере или Москве жил? Так что, может, оно и к лучшему – глядишь, дурь из него в армии повыбьют, гонор сойдёт. Тем более служившим какие-то льготы положены.
– Это ты верно говоришь, в столичные институты теперь провинциалам сложно поступить. Слыхала, что они с ЕГЭ делают? Тут вопрос подняли, что, если экзамен у нас единый, так пусть он будет одинаковым для всех.
– Это как?
– А так, что разные регионы решают разные варианты. Вот, к примеру, математика та же, задание из геометрии: если у нас в области дети находили площадь круга, то московские ребята искали площадь квадрата.
– Но это же нечестно! Квадрата площадь любой сосчитает, а круга формулу я не помню. Ведь два Пи умножить на радиус?
– Это не площадь у тебя получится, а длина окружности. Площадь чтобы найти, надо Пи умножить на радиус в квадрате, – Нина посмотрела на подругу, поджала губы и кивнула головой. – Вот и выходит, что ты, учитель физики, экзамен не сдала или получила балл ниже, чем столичный школьник. А чего? Ему задали найти площадь простой фигуры и тебе задали площадь простой фигуры.
– Да, нехорошо выходит, несправедливо… Ой, я ведь какого страху натерпелась! До сих пор дрожу. Сейчас с сада иду, мимо забора где, знаешь? И тут передо мной прямо из кустов выскакивает парень молодой – лет двадцать максимум. Кавказец какой-то или азиат – я в полумраке не разобрала, чёрненький такой. Глаза выпучены, весь бешеный – меня увидел, заорал и в лес убежал, дороги не разбирая. Я уж к платформе-то в обход пошла, чтоб через деревню – там хоть в окнах свет горит, люди живые есть. Вот что он там в кустах делать мог? Может, больной?
– Нет, не больной это, а наркоман. Или продавец-закладчик. Сейчас ведь знаешь, они не из рук в руки продают, а в подъездах, во дворах прячут, а потом покупателю только координаты сообщают – тот идёт и забирает. Но в городе свидетелей много, там их милиция гоняет, а здесь, на окраине, им и вольготно. Так что спугнула ты его и хорошо, что всё обошлось. Ты одна бы не ходила тут вечерами, а то мало ли – если эти у вас там повадились, то добра не жди.
– Ой… Конечно, я теперь без мужа в сад одна не поеду… А парень-то симпатичный такой, только испуганный. И наркоман… Нет, лучше бы в армии служил. Пропадёт ведь ни за грош.
– Жалко их, конечно. И чего они вот все тут забыли? У них ведь там тепло, там фрукты, там море, а тут у нас что?
– Ну, не скажи. Вот я сегодня шла – такой воздух вкусный – хоть ножом режь и в банку на зиму оставляй! Когда вот вся эта прелая листва, свежесть от речки, запах дыма… Словно последняя улыбка природы – грустная, но очень красивая. У меня даже голова кругом идёт! И зачем им все эти наркотики, когда благодать такая кругом?
Приятный, но холодный женский голос из динамика: «Киров. Конечная остановка».
– Ладно, пока. Вот меня Миша на перроне ждёт – побегу.
– Пока! А я посижу, подожду пока все выйдут – оно хоть и последней, зато не толкаться.
Глава II
18.09.201…года. Киров.
Сергей свернул с железной дороги не направо, в сторону деревни, а налево, на запасную боковую ветку и по ней, мимо разграбленных и разрушенных кооперативных гаражей, вышел на примыкающую к заводу промзону. Завод когда-то имел всесоюзное значение: под прикрытием сельскохозяйственного машиностроения он выпускал изделия предназначенные для самых решительных и окончательных битв, но не всегда за урожай. Теперь этот завод выпускал шпингалеты, плохие дверные замки и фрезерные станки. Говорили, что в последние годы заработали линии, брошенные ещё до Перестройки, и там снова наладили выпуск разных специальных изделий крайне узкого спектра применения, но широкого воздействия. Но говорят, что в Москве кур доят.
Сам завод начался тут тогда, когда страна, любившая отмечать свой сельскохозяйственный праздник в октябре, озадачилась приобретением новых и обширных угодий. Его неустанная работа в три смены изрядно поспособствовала тому, чтоб переломить хребет неуёмному аграрию, когда тот успел подмять под себя чернозёмы и уже двинулся к чёрному золоту: подсечно-огневое земледелие принесло ему заслуженные горькие плоды.
Пройдя мимо завода, Сергей сел на скамейке конечной остановки, отдышался. Достал телефон из кармана, вышел из режима полёта и набрал номер друга:
– Гендос, здарова! Слушай, можно у тебя переночевать сегодня, а?
– Да чо ты, Серёг, какой вопрос? Ты один будешь?
– Да, один.
– Тогда, конечно, приходи. А что случилось?
– Да долго рассказывать, ерундовина одна тут вышла… Лучше при встрече, ок?
– Ну ладно, при встрече – так при встрече. Только я сейчас не у себя живу, у матери.
– Блин, а если я приду, то это удобно будет?
– Да, конечно, не парься. Она даже рада будет тебя повидать.
– Ну, раз так, то жди. Скоро буду.
Синий троллейбус, который идёт на Восток, вкрадчиво, но безапелляционно отворил двери и повёз своего пассажира долгих девять остановок через мост мимо парков, парковок и панельных многоэтажек. На пятой остановке была школа, где Сергей с Геной вместе учились. Вот за этими гаражами они с Геной сражались на палках, а спустя пару лет вместо контрольной по алгебре курили сигареты из мягкой пачки и слушали один на двоих плеер, который пел про куклу колдуна и о том, как мужики ели мясо.
Казалось, что тогда весь мир смотрел на них с ласковой осенней улыбкой и обещал порадовать ещё многими и многими солнечными днями, если у него получится и хватит пышно увядающих сил. Не хватило: листья опали, лужи замёрзли, а своего закадычного друга Сергей последний раз видел почти год назад и то как-то мельком на чьём-то дне рождения. Нет, списывались и созванивались они регулярно, но встреч Сергей избегал, потому что после смерти отца Гены видеться было, как железом по стеклу – воспоминания о похоронах до сих перед глазами стояли. Было очень страшно, что лицо друга станет таким же, каким было в тот день… Поэтому вот уже год встреч и не было.
Троллейбус снова безапелляционно отворил двери у бывшего кинотеатра «Восток» и Сергей пошёл к знакомому, но хорошо забытому дому, из которого Гена съехал лет восемь назад, чтобы снимать малосемейку и всё собираться, но так и не отважиться на ипотеку. Теперь он снова вернулся под крыло матушки.
Открытая дверь с домофоном, второй этаж без лифта. Всё тот же звонок с чирикающей птичкой, всё та же дверь, всё та же ручка… Говорят, организм человека полностью обновляется за семь лет, то есть за это время в нём не остаётся ни одной прежней клетки – ни в его костях, ни в глазах, ни в мозге. То есть человек уже не тот, каким был – он становится копией себя самого, приобретая новые или теряя свои старые качества и свойства. Вещи же остаются неизменными, точно такими, какими были в самом своём начале и поэтому лучше людей помнят прошлое. В сущности, вещи людям для того и нужны – чтобы быть рукотворным и осязаемым свидетельством того, что это прошлое действительно с ними было. Вот и Сергей сразу вспомнил шкаф, коврик, полку для обуви и весенний пейзаж маслом на стене. Как будто ничего и не изменилось. Это чувство прошло приятной немотой по сердцу и понравилось Сергею. Только радушный Гена казался каким-то потускневшим.
Из кухни радиоприёмник сообщил бравым мужским голосом: «Мы долго готовились к увеличению пенсионного возраста и подошли к этому только сейчас, в том числе потому, что созданы условия для продолжительности жизни в рамках программы 80+»
Сергей, насладившись чувством того, что время над ним не властно, наобум брякнул:
– Блин, давненько я у тебя здесь не был. Лет, наверное, десять?
– Может, даже больше… Кажется, тем летом, после выпускного, когда помогал нам обои из магазина тащить.
– Точно! Это же, значит, сколько же… Тринадцать лет, что ли? Кажется, будто вчера было, – Сергей нежно провёл ладонью по стене, как будто гладил большое и доброе животное. Наверное, Вещий Олег также прощался с любимым конём. – Обои-то те самые?
– Да, это они. Обветшали, но всё ещё ничего. Держатся.
Сергей пристально вгляделся в рисунок на стыке:
– Помню, тётя Лариса их тогда чуть не полдня выбирала, хотя там и десятка образцов не было. Ведь чуть не в лупу на них глядела, примеряясь. Скрупулёзно к делу подошла.
Радио продолжало вкрадчивым, но уверенным голосом: «…тем, кому предстояло выходить на пенсию по старому законодательству в ближайшие два года, установить особую льготу – право оформить пенсию на шесть месяцев ранее нового пенсионного возраста. Для примера, человек, который по новому пенсионному возрасту должен будет уходить на пенсию в январе следующего года, сможет сделать это уже в июле года текущего!»
– Ты ещё не видел, как мы с ней их тогда клеили – ведь целая история была! Чуть не с логарифмической линейкой каждый кусок, с радианами, с поправкой на ветер и геомагнитное поле. Она перед этим мероприятием кучу всякой литературы о ремонте проштудировала, чтобы досконально процесс понимать – я себя всё то время, что шла работа, чувствовал, как будто в лаборатории секретного института: всё по граммам, и не то, что минутам или секундам, а по терциям! Потому и ни одного стыка не увидишь – всё по орнаменту, крапинка в крапинку и ни одного подтёка. И за тринадцать лет нигде ничего не отклеилось, ни одного пузыря не образовалось. Вот только что обветшало, но это уж время. Ничего с этим не поделать.
Радио заговорило женским голосом: «Человек, который дольше сохраняет профессиональные стереотипы и дольше находится в строю, он, как правило, по своему биологическому возрасту моложе тех, кто рано оставляет профессиональную деятельность»
– Пошли кофе пить, чего тут в коридоре стоять?
Когда они вошли на кухню, Гена первым делом выключил приёмник. Потом включил чайник и, пока тот закипал, насыпал кофе и сахар в чашки. На улице было уже темно и оранжевый свет фонарей делал улицу загадочной, таинственной и манящей. Томный запах прелой листвы будоражил в душе сладостную меланхолию, а свежий ветер своею прохладой будто звал на поиски приключений: покорять ли горные вершины; бороздить просторы океанов; изобретать панацею от горя и невзгод; бороться за чье-то чужое счастье, а в итоге обрести своё…
Стряхнув приятный молочный морок, Сергей звучно отхлебнул из чашки хороший, но не такой душистый, как тринадцать лет назад, кофе:
– Кстати, где тётя Лариса? Я думал, что она, как белый человек, до пяти работает, а сейчас уже девять с копейками.
– Так она не там уже работает, в другом месте. После десяти придёт.
– А почему она с молочного комбината уволилась? Ведь начальницей немаленькой была, отделом маркетинга руководила, да? -молчание Гены Сергей принял за признание своей правоты. – Да и на работу ходить, считай, через дорогу. Или, погоди-ка… Ей ведь на пенсию вроде ещё рано?
– Ну, как тебе сказать… Ты разве не в курсе, что молочный комбинат объединился с агрофирмой?
– В курсе. Когда агрофирму пару лет назад москвичи купили, то лихо развернулись – реклама там, магазины фирменные на каждом углу. Под себя, слышал, много частников подмяли, которые оказались в сфере интересов. Слухи ходят, что главный в агрофирме с губернатором на короткой ноге. Но к Ларисе Евгеньевне это какое отношение имеет? Если фирма стала в два раза больше, то и отдел маркетинга должен стать в два раза больше, разве нет?
– Ну, во-первых, не в два, а в полтора. У агрофирмы свой отдел был, у комбината свой и у каждого свой руководитель. Теперь отдел один и двух руководителей ему не надо.
– Вот оно как… Я даже и не подумал. Но ведь она у тебя специалист большой – и по президентской программе училась, и на симпозиумы какие-то ездила?
Глаза Геннадия широко раскрылись, а раздувшиеся ноздри, казалось, втянули в себя весь воздух в округе:
– Да в девяностые без неё бы весь этот комбинат грёбаный на металлолом разобрали, чтобы в нулевые на руинах парковку с торговым центром построить! Я же знаю, что это она завод на себе вытащила. Из принципа вытащила, чтобы своё не пропадало, чтоб родное и настоящее было, а не федеральная стерильная и выхолощенная химия, которая даже не киснет. Чтобы наше село не погибло, чтобы фермеры в менеджеры и охранники не подались! – Гена ударил ребром раскрытой ладони по столешнице.
Сергей внимательно и нарочито медленно, чтоб немного охладить пыл друга, оглядел немудрящую кухоньку:
– И удержала на плаву эту баржу дырявую, а потом на голом энтузиазме вывела её во флагманы… А про агрофирму стало что-то слышно только тогда, когда туда деньги пришли столичные. С деньгами-то и дурак может.
– Дурак-то может, но если бы только в деньгах было дело. Этот последний год – просто какой-то кромешный ад: круг за кругом и дальше всё хуже. Со смерти отца началось. Мать через неделю после похорон стала его вещи разбирать и нашла какие-то древние любовные письма. Будто бес в неё тогда вселился: бегала, рвала их, кричала, а потом у неё что-то сердцем случилось – на диван упала и встать не может: тяжело дышит, за грудь держится и почему-то кашляет. Я скорую вызвал, но она в больницу ехать отказалась. Тогда врач ей валидола какого-то дал и велел в поликлинику сходить. Она потом всю ночь плакала. И ведь главное: письма всё старые, советские – я по обрывкам понял, что это отцу писали, когда он в армии служил. За каким чёртом он их хранил вообще? Потом мама пошла на диспансеризацию и крепко поругалась с терапевтом, к которому лет десять до этого ходила. Даже жалобу на него в министерство написала и в другую поликлинику определилась.
– Что ж ей врач такого сделал? Конечно, она у тебя женщина серьёзная и строгая даже, но чтоб в министерство…
– Ей предварительно поставленный диагноз не понравился. Само подозрение… Сам не знаю, она мне не сказала. Говорила потом, что если ему самому делать нечего, то пусть и ходит по невропатологам, а у неё и свои заботы есть. Но дело даже не в этом. Дело в том, что об этом как-то начальница отдела маркетинга агрофирмы прознала, а у неё племянник в полиции служит. В общем, спустя пару недель к нам приходит пьянущая соседка и давай к матери лезть, внаглую требовать денег, как будто бы та ей должна. Мать, естественно, её взашей вытолкала, но тут по лестнице поднимается полицейский. Алкашка давай кричать, мол, убивают, долг не возвращают и отправилась побои снимать. Мент тот с мамой поговорил, успокоил, мол, понятно, кто ж ту пьяницу не знает, а потому нечего и внимания обращать. Через неделю к матери на работу приходит повестка в суд по делу о побоях…
– То есть повестку не домой принесли, а на работу?
– В том и дело, что на работу. Чтобы точно прознали и чтоб матери дополнительный стресс. Мама спокойно собралась, даже мне не позвонила – думала, формальность на полчаса. Но там ей как предъявили, что на алкоголицу ту она набросилась, когда та просто по лестнице поднималась. Потом из прежней поликлиники какую-то мутную справку прислали, и поэтому выписали ей постановление на принудительное психиатрическое обследование и прямо из зала суда её под конвоем отвезли в натуральный дурдом. Телефон у неё отобрали, поэтому мы только на следующий день узнали, где она и что с ней, а пока по инстанциям ходили с жалобами и ходатайствами, то срок её обследования и прошёл.
– То есть вот так вот запросто упрятали здорового человека в психушку без права на переписку?
Гена криво и очень грустно усмехнулся:
– С их точки зрения выходило, что не упрятали, а госпитализировали на обследование. То есть посещать обследуемую можно, передавать посылки тоже – их не досматривали даже. Её там электрическим током не били, в простыню не заворачивали, галоперидолом не накачивали – просто тесты разные, обследования, анализы, пустырник и не более того. Потом и телефон вернули… Как жаль, что похороны отца все средства вытянули и на нормального адвоката денег не было. Решили с родственниками сами обойтись и вот – обошлись, блин. Знал бы я сразу, так кредит бы взял… Главное, обследование её абсолютно нормальной признало, алкашка от претензий отказалась, а дело закрыли за отсутствием события преступления, но после такого стало ясно, кого из главных маркетологов сократят. На мать потом смотреть нельзя было – призраком, тенью самой себя стала. Я, кстати, потом узнал, что та змея подмосковная и после психушки боялась, что её попросят подвинуться, поэтому ещё подстраховалась: опеку над внучкой оформила. Прикинь, она заставила родную дочь отказаться от прав на ребёнка в свою пользу, чтобы стать опекуном несовершеннолетнего, а такую уже по закону сокращать нельзя. Охренеть, да?
– Слушай, но неужели Ларисе Евгеньевне во всём огромном холдинге другой работы не нашли?
– Нет, ну конечно же работу ей предложили. Предложили так, чтоб она отказалась – в этом же отделе работать под началом подколодной калоши. Мать, само собой, этой вакансией не соблазнилась. После она два месяца на пособии просидела и пошла работать старшим продавцом в бутик обувной. Сапоги там, туфли, ботинки, средства ухода. Там у неё вышел конфликт с покупательницей… Ты тот ролик в новостях не видел?
Сергей отрицательно помотал головой.
– Ну, не много потерял. Конечно, мама не права была, потому что прав-то всегда клиент, но та же её явно спровоцировала, чтобы хайпа словить и канал свой убогий раскрутить. И хотя под видео большинство комментариев было в поддержку мамы, мол, ещё не так этих малолеток надо, но после этого мама полгода не работала. Тогда я к ней и переехал, боязно за неё стало. Очень она изменилась, ведь то, что раньше можно было назвать просто горячим темпераментом в форменную истеричность переросло. Но иногда такие сантименты на неё находят, что только держись – даже когда я совсем маленький был, то такой заботы и внимания не припомню… Но всё равно она дома сидеть не хочет – пошла работать кухонной рабочей в кафешку: овощи чистить и посуду мыть. Говорит, что когда люди вокруг, то ей проще и что она так скорее в себя придёт. Кстати, она уже минут пятнадцать как должна бы домой прийти.
В дверь раздался звонок. За ней стоял запыхавшийся и как будто не при себе мужчина средних лет. Под руку он держал трясущуюся и глупо улыбающуюся в пустоту Ларису Евгеньевну:
– Здравствуйте, дядя Витя… Что случилось?
Гена взял мать за руку. Она посмотрела на него и бессмысленно отвела взгляд.
Дядя Витя порывисто и с опаской оглядел незнакомого ему Серёжу с ног до головы и повернулся обратно к Гене:
– Ты, это… Вот – принимай. Я, главное-то, сижу на кухне и слышу – на площадке кто-то плачет. Выхожу, а там Лара сидит. Я ей, мол, что случилось-то, обидел что-ль кто, а она меня будто не узнаёт и спрашивает, почему её квартира не восемь, а шестнадцать? Я говорю, потому что подъезд не твой, а мой, но она будто и не слышит. Короче, вот, – он за плечи подтолкнул Ларису Евгеньевну к сыну.
Гена трепетно обнял мать, которая всё также дрожала:
– Спасибо, что помогли ей.
– Да я что, тут бы каждый… Если что, то я ведь всегда рад… Может, скорую вызвать?
– Нет, большое вам спасибо, дядя Витя!
Дверь поскорее закрыли и усадили Ларису Евгеньевну на диван. Разглядев Серёжу, она, как показалось, очень обрадовалась ему и с потерянным виноватым взглядом убедительно прошептала:
– Ты не думай, я только рыбки поем, посплю – оно всё и пройдет. Это ерунда всё.
Сергей шепнул Гене на ухо:
– Надо бы того, первого терапевта навестить…
– Чего-то типа этого я и боялся…
Ларису Евгеньевну напоили пустырником и уложили спать. Было видно, что именно сейчас Гене не до своего друга, он даже будто и забыл о его присутствии. Поэтому Сергей очень удивился спустя пару минут, когда Гена, словно сбросив с себя груз тяжких идей и дум, расправил затёкшие под гнётом скорби мысли, непринуждённо улыбнулся:
– Ладно, а что у тебя-то стряслось? Тебе-то почему дома не спится?
– Да как тебе сказать… – Сергей вкратце пересказал Гене историю с садом Иваныча. За время пересказа вновь включенное радио дважды передало сигнал точного времени.
– Слушай, мне кажется, что это всё не случайно…
– Да тут не в том дело, случайно или нет, а в том, что я неслабо подставился и теперь мне ноги надо на вахту уносить – чтоб подальше и чтобы подольше.
– Думаешь, поможет?
– Есть другие предложения? Если Елена Юрьевна даст показания, то мне крышка. Тем более, что они и так уже с сиреной по деревне катаются.
– Так и видела она тебя не у него на участке с канистрой, а под забором. В случае чего, иди в отказ и стой на том, что просто пьяный там валялся, а от её шагов очнулся. Очнулся, вспомнил, как в восьмом классе она тебе как раз именно такое подзаборное будущее пророчила, и поэтому ты от неё бегом и убежал.
– Слушай, вообще-то ты прав. Наверное, оно так и есть, но я всё равно боюсь. Вот если какой-то след остался, отпечаток или улика, а меня в оборот возьмут? С другой стороны, работы у меня всё равно нету, а так я двух зайцев убью – и денег заработаю, и от ментов отгребу.
– Ну, может быть… Только я тебе чем помочь могу?
– Блин, теперь я даже и не знаю, у тебя своя беда такая…
– Беда-то беда, но я к этому готов был давно. Сейчас ведь всё равно ничего не сделаешь – скорую вызывать бесполезно, поэтому пусть пока отоспится, а через пару дней я с ней к неврологу пойду. Развеяться мне надо, Серый! Переключиться на что-то. Хотя бы и на тебя.
– Тогда надо мои вещи и документы из дома забрать. И с котом что-то решить…
–Пф… Хорошо, что ты не какой-нибудь Хаттаб, чтобы вокруг дома ФСБ в кустах.
– Скажешь, блин, тоже! Короче, зайди ко мне домой, возьми документы – они в сумочке небольшой лежат, типа барсетки. Брезентовая такая. Шмоток возьми, которые поздней осенью пригодиться могут – там спортивная сумка лежит. И – во! Ты в сумку сначала документы положи, а сверху одежду. Если вдруг, мало ли кто тебя спросит, чего ты ко мне ходил, то скажи, что свою рабочую одежду забираешь. Да, и зарядку для телефона с наушниками не забудь.
– Завтра тогда съезжу. Но что с котом делать? Может, я его к себе заберу, пока ты в бегах вахтуешь?
– Он и тебя тут с ума сведёт.., – Сергей осёкся, но Гена сделал вид, что ничего не заметил.
– Сам кот с ума сойдёт и сдикнется – нашёлся Сергей – он же у меня вольный, деревенский: домой через форточку ходит тогда, когда ему вздумается, сам по себе гуляет. Может, у тебя получится раз в неделю ездить и корма ему сыпать – у него кормушка специальная, дней на пять хватать должно минимум. Тем более, что он у меня охотник. Перебьётся.
– Тогда без проблем.
***
Когда Лариса Евгеньевна уснула, Сергей достал из кармана объявление о вахте, повертел его в руках и, собравшись с духом, набрал номер.
Бодрый женский голос в трубке радостно приветствовал Сергея:
– Здравствуйте! Вы позвонили в аутсорсинговую компанию «Работа всем». Если вы хотите решить вопрос трудоустройства, нажмите «1». Если вас интересует поиск персонала, нажмите «2». Если вас…
Сергей нажал «1» и голос стал вкрадчивым и участливым:
– Вы хотите решить вопрос трудоустройства. Ожидайте оператора на линии… четыре минуты, – закончил уже какой-то совсем другой голос.
В продолжении этого времени Сергей слушал неопределённую музыку в трубке и рассматривал так удачно и добротно подогнаны друг к дружке обои.
Наконец, на той стороне провода отозвались:
– Меня зовут Виктория, компания «Работа всем», здравствуйте!
– Здравствуйте! Звоню вам по объявлению, по поводу вахтовой работы…
– Что бы вы хотели узнать и как я могу к вам обращаться?
– Меня зовут Сергей Чулымов, я хотел бы узнать, о какой конкретно работе идёт речь, а то в объявлении всё как-то расплывчато.
– Тут дело вот в чём. У нас обширная база работодателей Москвы и Московской области, которая ежедневно пополняется новыми вакансиями и ежедневно к нам едут со всей страны специалисты, которые эти вакансии занимают. Тот есть та вакансия, которая актуальна в данный момент, может быть занята уже через несколько минут. Зачем я буду Вас обнадёживать или расстраивать, ведь ещё через пару минут появится новая и наверняка лучшая вакансия, правильно? Поэтому Вы уже на месте, в офисе с тьютором всё решите.
– С тьютором?
– Да, с вашим персональным наставником. К тому же предложение работодателей всегда превышает спрос, так что в любом случае Вам будет из чего выбрать. В вашем распоряжении будут как вакансии без специальной подготовки, а именно разные грузчики, упаковщики, разнорабочие, дворники и так далее, как и из должностей квалифицированных: повара, кровельщики, монтажники и прочее. Компания предоставляет комфортабельное жильё, обеспечивает питанием, помогает и способствует оформлению необходимых документов, если такие понадобятся.
– А сколько платите?
– Оплата труда, как и вакансии, соответственно тоже разная, но не менее, чем шестьдесят тысяч за два месяца, которые вы получите по окончании вахты. Но это минимум, на практике редко кто работает меньше, чем за сорок тысяч в месяц. Также выплачиваются еженедельные авансы и различные бонусы.
– А график работы какой?
– В зависимости от объекта, но вы всегда можете подстроить его под себя, ведь мы охотно идём навстречу. Хотите – работайте пять на два, хотите – два на два, а можете и вообще без выходных.
– Хорошо, а где вы находитесь?
– Станция метро Новослободская, Вторая Миусская улица, дом 12, корпус б, цокольный этаж. Работаем каждый будний день с восьми утра до шести вечера. Я вам сейчас отправлю сообщение с адресом и контактами. На собеседование лучше приходить в первой половине дня, тогда уже к вечеру мы сможем определить Вас на объект. Сергей, я ответила на все ваши вопросы?
– Значит, минимум шестьдесят тысяч за два месяца, проживанием и питанием обеспечивают? Я всё верно понял?
– Да, всё в точности так.
– Большое вам спасибо! Думаю, что уже послезавтра буду у вас.
– Тогда отлично! До встречи, Сергей!
***
Ещё до полудня Гена вернулся из деревни:
– Короче, вот тебе твоё барахло. Никаких ментов не было, а была скорая, к одному алкашу вызывали. Засады нет, я с соседями поговорил.
– Фак! Ты что, с ума сошёл?
– Да меня тётя Тамара захватила – полчаса по ушам ездила про коз своих, про собак, про капусту и про соседа-бандита. Я ей, мол, вот ведь случись чего, так к вам сюда ни милиция, ни скорая не проедет. Она мне говорит, скорая-то ещё ничего, ругаются, но ездят, а вот ментов ждать нечего. Звонишь им: «Убивают!», а они отвечают, что раз ещё не убили, то и нам делать у вас нечего. В том году по у соседа хулиганы окна выставили, так участковый к ним только на третий день приехал. А не жарко было, начало апреля: они, бедные, с окном разбитым три дня сидели, и потом ещё день ждали обещанных криминалистов.
– Но ведь она со мной рядом живёт, через забор. Может, они сирену потом включили?
– Может быть и так. Чего им тоже – не Япончика ловят. Поди сирену-то скорая включала?
– Это к алконавту-то на вызов? Удивительно, что вообще приехали.
Сергей принялся рыться в сумке:
– Ага, всё, кажется, на месте. Паспорт, полис, пенсионное… Военник тоже тут. Нормально! Я тогда сейчас на вокзал, там поезда и дождусь.
– А чего это так рыбой пахнет?
– Лариса Евгеньевна очень просила рыбки – я ей мойвы пожарил с луком. Опять спит.
– Ну и хорошо, значит. Блин, может, тебе так с этой Москвой не пороть горячку – переждал бы у меня ещё пару дней, а там бы я ещё в деревню съездил, разузнал бы что к чему.
– Понимаешь, я Елены Юрьевны боюсь и нерасторопности наших ментов. Видела она меня и не могла не узнать, а когда её опросят – чёрт его знает. Может, вообще через неделю. Сам же говоришь, что те с выбитым окном ментов три дня ждали. И ведь они, наверное, участкового теребили, а Иванычу оно не больно-то упало – заявление написал и баста. Не хочу сидеть на измене месяц и каждого шороха бояться. Да и денег заработать хочу, приятное с полезным совместить.
