Фрэнсис Вейнс
Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир

Полная версия

Посвящается Герту Фабре

Фрэнсис Вейнс – фламандский историк, автор научно-популярных книг. Известность Вейнсу принесла работа «Мрачные годы» (De Schaduwjaren), посвященная судьбе двух дедов писателя в годы Второй мировой войны. Впоследствии Вейнс обратился к истории Нового времени: основная область его интересов – XVI–XVIII века, сложная, неоднозначная и богатая на события эпоха перемен. На русском языке была опубликована его книга «Бурный XVI век: Габсбурги, ведьмы, еретики, кровавые мятежи».

Francis Weyns

XVIII. DE ADEMBENEMENDE 18E EEUW

Revolutionairen, Avonturiers, Libertijnen & Puriteinen; Het Tijdperk Dat de Wereld Voorgoed Veranderde

Впервые опубликовано в Бельгии в 2022 году издательством Borgerhoff & Lamberigts

Перевод с нидерландского Алисы Гусевой (Часть I, Часть II (главы 1–4)), Веры Антоновой (Часть II (глава 5), Часть III, Эпилог, Благодарности)

© Francis Weyns, 2022

© Гусева А. А., перевод на русский язык, 2024

© Антонова В. С., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2024

КоЛибри^®

Бурбоны и Габсбурги

Часть I
Бог, деньги, пуритане

Все люди равны и независимы друг от друга, и ни один человек не вправе причинять вред жизни, здоровью, свободе или имуществу другого.

ДЖОН ЛОКК

Второй трактат о правлении, 1689

1
Фитиль в огне

Катастрофическое чаепитие. – За Бога, золото и славу. – На пути в Новый Свет. – Колонисты, североамериканские индейцы и рабы. – Гонка к войне

Холодным вечером 16 декабря 1773 года тридцатилетний бостонский сапожник Джордж Роберт Твелвс Хьюс стоял в пятитысячной толпе горожан и жителей окрестных деревень в зале величественного здания Олд-Саут-Митинг-Хаус в самом центре города. Выступления в Олд-Саут продолжались весь день, и страсти изрядно накалились. Цель была проста: не позволить выгрузить чай из трюмов трех судов, прибывших в Бостонскую гавань. Ни одного из 342 ящиков!

Бостон был выстроен на северо-восточном побережье залива Массачусетс. В то время он был одним из основных торговых портов 13 британских колоний на Североамериканском континенте. После того как британская корона признала колонии частью королевства, парламент, радея о пополнении казны, решил повысить колониальные пошлины и поднять ставки. В частности, в мае 1773 года был одобрен «Чайный закон», принятый в числе прочего для стабилизации финансового положения Ост-Индской компании. Эта правопреемница The United Company of Merchants^[1] получила от парламента монополию на торговлю на мысе Доброй Надежды буквально в день своего учреждения в 1709 году и благодаря ей за 50 лет превратилась в один из крупнейших финансовых институтов британского королевства наряду с Банком Англии.

Новый закон и установленная им пошлина должны были предоставить Ост-Индской компании не только монополию на чайную торговлю, но и необходимую финансовую поддержку. В итоге именно чай обеспечивал компании процветание, а на его импорт из Гуанчжоу приходилось девять десятых годовой прибыли. И несмотря на это, неграмотная политика руководства, которое закрывало глаза на все и продолжало выплачивать акционерам высокие дивиденды, чуть не довела компанию до банкротства. В какой-то момент запасы чая на лондонских складах в районе Лайм-стрит и Фенчерч-стрит выросли до 17 миллионов тонн. Расчет был на то, что чайная монополия на американском рынке сможет обеспечить быстрый экономический рост, поскольку британское королевство рассматривало чайную торговлю как big business^[2].

Середина XVII века связана с бурным и чрезвычайно прибыльным ростом чайной торговли на Западе. В то время как жители континентальной Европы все чаще выбирали кофе (в частности, французский король Людовик XV гордился тем, что каждый день сам варит себе кофе, а немецкий композитор Иоганн Себастьян Бах воспел напиток в «Кофейной кантате»), британцы не могли себе представить, как можно жить без чая. Согласно подсчетам историков, тогдашнее британское население потребляло 13 миллионов фунтов листового чая в год – примерно 300 чашек на душу населения, если считать в среднем. Почти каждый день почти каждый британец, считая – ради разнообразия – женщин и детей! А благодаря пошлинам импорт чая приносил британской казне все больше доходов, даже учитывая, что около половины чая, потребляемого в Англии и колониях, составлял контрабандный товар. И именно контрабанда стала одной из основных причин появления «Чайного закона», согласно которому Ост-Индская компания получала право поставлять чай в североамериканские колонии по более низким ценам. Предполагалось, что эта мера снизит объемы контрабандных поставок. В теории колонии с 1721 года должны были импортировать более миллиона фунтов чая в год только из Англии. На практике же поток контрабанды намного слабее не стал. Коррумпированные таможенники легко закрывали глаза на то, кто и что выгружал на портовые причалы. Скажем, из годового объема чая, который импортировался через порт Нью-Йорк, до 80 % по поддельным документам отправлялось далее в другие колонии. По оценке британского парламента, расходы на перехват двух тысяч фунтов контрабандного чая в год должны были составить восемь тысяч фунтов стерлингов.

Премьер-министр лорд Норт был уверен, что американские колонии встретят новые партии чая с распростертыми объятиями. Однако новый торговый закон вызвал в колониях только недовольство. Для американцев «Чайный закон» означал не просто цену на чай. Он был воспринят как очередная попытка британцев усилить контроль над колонией до максимума. В итоге для колонистов чай стал политическим оружием в борьбе с «давлением метрополии».

Устрашающий боевой клич

Одним из американских колонистов, выступивших против британского давления, стал разорившийся пивовар Сэмюэль Адамс. Он потребовал отправлять суда Ост-Индской компании, прибывающие в американские порты, обратно в Англию, разумеется, вместе с товарами. Он также выступил с призывом объявить полный бойкот и «любого, кто осмелится разгрузить здесь чай, вымазывать в смоле и вываливать в перьях». Чтобы усилить свои требования, Адамс заявил, что каждый отправленный в Америку ящик чая «будет иметь последствия не меньше, чем от чумы», но на Ост-Индскую компанию это заявление, конечно, впечатления не произвело. В итоге 19 октября 1773 года из Лондона отчалили семь судов, которые должны были доставить на Североамериканский континент почти 600 000 фунтов чая. Их портами назначения были Нью-Йорк, Чарлстон, Филадельфия и Бостон – четыре основных перевалочных пункта для торговых грузов из метрополии.

Судно «Дартмут» пришвартовалось в Бостоне 28 ноября. В его трюмах находилось 114 ящиков чая. Сторонникам Адамса удалось не допустить разгрузки, а на последовавшем за этим событием митинге впервые прозвучал призыв сбросить груз за борт. Несколько дней спустя в Бостон прибыли еще два судна. Впрочем, на одном из них, «Бивере», вместе с чаем прибыла оспа, в связи с чем ему пришлось встать на якорь на расстоянии от берега и в стороне от причалов в ожидании снятия карантина.

Четвертое и последнее судно звалось «Уильям» и перевозило, помимо чая, уличные фонари. Оно село на мель недалеко от берега. Торговому агенту чудом удалось организовать тайную разгрузку. Чай с этого судна стал единственным из всей партии, попавшим на прилавки американских лавок и магазинов.

Остальные же три судна застряли в Бостонской гавани в ожидании разгрузки, пока сторонники Адамса организовали круглосуточное дежурство, чтобы не допустить этого. Судовладельцы оказались в затруднительном положении: по закону они должны были уплатить пошлину и выгрузить товар в течение 20 дней со дня прибытия. В противном случае таможня могла конфисковать груз. При конфискации треть выручки от продажи конфиската направлялась в британскую казну, еще треть – губернатору колонии, а оставшаяся треть – исполнительным таможенникам. Поэтому губернатору Хатчинсону оставалось лишь приказать британскому патрульному судну заблокировать выход из гавани и терпеливо ждать, поскольку при просрочке уплаты пошлины конфискации подлежал не только груз, но и судно.

Обстановка в Бостоне накалялась уже не первую неделю, а прибытие судов с чаем лишь усилило напряженность. После войн с коренным населением Бостон погряз в огромных долгах. Бедняки окончательно обнищали, а теперь еще прибытие дешевого «официального» чая ставило под угрозу положение среднего класса. Давление в политическом котле нарастало, а сторонники Адамса подливали масла в огонь, развешивая по городу листовки: «Друзья! Братья! Сограждане! Пора прекратить махинации [британских] деспотов».

Как известно, из искры разгорится пламя. После того как вышеупомянутый сапожник Джордж Хьюс 16 декабря 1773 года, сидя на жесткой скамейке в жестоком холоде, несколько часов кряду слушал пламенные речи, которые обрушивались на собравшихся в Олд-Саут-Митинг-Хаусе подобно громовым проповедям, его терпение, как и терпение остальных собравшихся, иссякло. Если ничего не предпринять, три корабля и их груз достанутся властям, и тогда дешевый чай Ост-Индской компании навсегда заполонит американский рынок. Последовавшие за этим события вошли в учебники истории: именно тогда Сэмюэль Адамс в очередной раз призвал собравшихся к мятежу, издав «устрашающий боевой клич» (если верить словам журналиста, удачно оказавшегося на собрании в этот исторический момент). Вслед за громовым призывом в Олд-Саут-Митинг-Хаус ворвались полсотни грозных мохоков с топорами, дубинками и мачете и погнали публику в гавань. Торговец Джон Эндрюс в этот момент пил чай в трех кварталах от места действия и позже вспоминал, что свирепые крики были слышны у него дома. Это был идеальный момент, и Сэмюэль Адамс полностью руководил и им, и всеми последующими событиями.

Среди полусотни подмастерьев и поденщиков, которых Адамс несколькими часами ранее уговорил нарядиться мохоками, был кузнец Джошуа Уайет. Имена участников держались в строжайшей тайне, поскольку уничтожение частной собственности строго каралось. Однако случайно оказавшийся на месте событий двадцатилетний Сэмюэль Спрэг впоследствии рассказывал: «В тот вечер я встретил нескольких мужчин, направлявшихся к пристани Гриффинс. Я пошел с ними, и когда мы пришли туда, мы увидели “индейцев”, выбрасывающих ящики с чаем [в море]. Я вымазал лицо сажей и среди [ряженых] индейцев узнал своего хозяина, мистера Этереджа. Мы работали вместе, но никогда не говорили об этой истории».

Некоторые мятежники замаскировались весьма неумело. Уайет, например, у себя в кузнице вымазал сажей руки и лицо и намотал на пояс какую-то тряпку. Похожим на индейца он от этого не стал, зато его не узнали. И в любом случае Джон Эндрюс, пристально наблюдавший за маскарадом, утверждал, что «наречие, на котором говорили [эти фальшивые мохоки], почти не отличалось от языка настоящих индейцев». Приз за самую неудачную маскировку достался некоему Фрэнсису Эйкли, которого все сразу опознали и называли по имени. Он стал единственным мятежником, которого на следующий день задержали британские власти.

Псевдоиндейцы и все, кто последовал за ними, двинулись к пристани Гриффинс, где стояли на якоре три грузовых судна. Целью операции было не допустить, чтобы 342 ящика с чаем попали на разгрузочный причал. Сэмюэль Адамс накануне подчеркнул, что операция должна быть проведена четко, без насилия и мародерства. Ему не хотелось, чтобы местные жители сочли руководителей операции безответственными радикальными повстанцами, так как в этом случае он бы не смог в дальнейшем рассчитывать на поддержку умеренно настроенных Bostonians^[3]. Один из налетчиков все-таки решил прихватить немного чая с собой и был строго наказан: его заставили раздеться и прогнали голым по улицам.

Джордж Роберт Твелвс Хьюс также принял участие в этой операции, которую с 1834 года стали называть «Бостонским чаепитием». Его личность была установлена лишь 62 года спустя, и в возрасте 93 лет он был объявлен национальным героем в родном Бостоне. До этого личности would be^[4] индейцев, за исключением неуклюжего Фрэнсиса Эйкли, были the best kept secret^[5] в истории США.

Прибывшая из Олд-Саут-Митинг-Хауса живописная костюмированная процессия была хорошо подготовлена. Небольшие группы незаметно отделились от основной толпы и пробрались на все три судна, а те, кто остался на берегу, молча наблюдали. Все происходило настолько бесшумно, что британское патрульное судно, охраняющее гавань, не заметило нападения. Джордж Хьюс был одним из тех, кто руководил операцией. Менее чем за три часа все ящики с чаем были вскрыты и сброшены в море. Сорок две тонны чая, стоимость которых сегодня составила бы почти два миллиона евро, пошли на корм рыбам в прямом смысле слова. Сделав свое дело, псевдоиндейцы быстро и бесшумно вернулись на берег и скрылись в ночи. Мирный сон бостонцев не нарушил ни один выстрел. А с утра на волнах Бостонской гавани колыхался толстый ковер из черного листового чая.

Этот бунт подал пример другим колонистам. После него в Нью-Йорке произошла целая серия атак на прибывающие суда, в ходе которых чай выбрасывался за борт, а в Чарлстоне его намеренно выгрузили на сырой склад. Спастись удалось только судну «Полли», которое успело вернуться из Филадельфии в Лондон. Ост-Индская компания потеряла на чае целое состояние и оказалась на грани банкротства. Этот бунт полностью перекрыл для нее возможность торговли с Североамериканским континентом. Нападения на суда с чаем стали чем-то вроде неприличного жеста, который колонисты показывали метрополии. Прошло несколько месяцев после этих событий, а на улицах Бостона продолжал раздаваться насмешливый стишок: «Эй, мохоки, встаньте, топоры достаньте, дайте знать Георгу, что за чай заморский пошлину платить не станем мы!»^[6] Британский генерал-лейтенант Томас Гейдж, возглавлявший британские войска в американских колониях, в письме губернатору Хатчинсону интересовался, «останутся ли американские колонии частью Англии или же пожелают отделиться от нее».

На первый взгляд повстанцы американских колоний победили в борьбе против навязанных британским парламентом пошлин. Но король Георг III пришел в ярость, узнав о ночном нападении в Бостонской гавани, и решил сурово наказать колонистов. «Бостонское чаепитие» стало пресловутым фитилем в пороховой бочке Американской революции: за восемь кровавых лет Британская империя лишилась всех своих колоний в Америке.

Что же на самом деле побудило американских колонистов бросить вызов британской короне? Для понимания их долгой борьбы за независимость необходимо прежде изучить историю британской колонизации Америки.

Бог, золото и слава

Население Американского континента, когда генуэзский мореплаватель Христофор Колумб впервые высадился там в 1492 году, составляло около 75 миллионов жителей. Для сравнения: население всей Европы едва достигало на тот момент 60 миллионов. Южная Америка с конца XV века находилась в руках испанцев и португальцев, а Тордесильясский договор^[7] и булла папы римского Александра XVI, изданная в 1493 году, разделили мир на испанскую и португальскую части. Земли, расположенные к западу от новой демаркационной линии, за исключением завоеванной португальцами Бразилии, попадали под контроль Испании. Подобное разделение сильно ограничило возможности колониальной экспансии французов и англичан, которая началась уже после испанской и португальской. Французским и английским монархам осталось довольствоваться незавоеванной северной частью Американского континента.

В конце XV века из 75 миллионов коренных жителей Американского континента лишь малая часть обитала в его северной части. Население территории современных Соединенных Штатов, включая Аляску, составляло семь миллионов человек. К началу же XVII века на Восточном побережье Северной Америки коренного населения почти не осталось: многочисленные эпидемии за какую-то сотню лет уничтожили около 80 % населения. Таковы были негативные последствия Columbian exchange^[8] – трансатлантического культурно-экономического обмена сельскохозяйственными культурами, животными и драгоценными металлами. Десятки тысяч европейских переселенцев принесли с собой в Новый Свет опасные болезни, и это сыграло в уничтожении коренного населения огромную роль. Например, численность наррагансеттов, коренного населения Новой Англии, в XVII веке из-за европейских болезней сократилась на 92 %, а численность поухатанов, коренного населения Виргинии, в конце XVI века составляла всего 1000 человек. Завезенные из Западной Европы бактерии уничтожали американских индейцев не хуже любого оружия.

В то время о культурном единстве племен, говоривших на четырех сотнях языков, не могло быть и речи. Тем не менее в культурно-лингвистическом винегрете той эпохи можно выделить четыре основные группы, обитавшие к востоку от реки Миссисипи и в совокупности занимавшие большую часть Атлантического побережья. Это ирокезы, сиу, маскоги и алгонкины. В алгонкинскую группу входили микмаки, абенаки, вампаноаги, пекоты, наррагансетты, делавэры и поухатаны, занимавшие земли от севера Новой Шотландии до юга Виргинии. В сиуанскую группу, населявшую Северную и Южную Каролину к югу от Виргинии, – катавба, санти и другие племена. Еще южнее, в северной части Флориды, вдоль реки Святого Лаврентия жили тимукуа из маскогской группы, а также мохоки, онейда, онондага, кайюга и сенека из ирокезской группы.

Первыми англичанами, добравшимися до Америки, стали рыбаки. Почти все они были родом из прибрежного города Бристоля и в конце XV века активно искали новые места для лова. В 1497 году эти предприимчивые люди под руководством генуэзского мореплавателя Джованни Кабото, известного в Англии как Джон Кабот, исследовали побережья Новой Шотландии, Новой Англии и Ньюфаундленда («Новая найденная земля», площадь которой в шесть раз больше площади Бельгии). Существенно дальше англичанам продвинуться не удалось из-за того, что год спустя Кабот во время очередного похода в Америку с целью найти маршрут в Азию заблудился в океанских просторах.

Тем временем у Англии возникли проблемы, из-за которых новые экспедиции пришлось отложить на неопределенный срок. В политической жизни Тюдоров завершился сложный период, оставивший их с пустой казной. В итоге решили искать колонии, двигаясь на восток, чтобы избежать претензий со стороны Португалии и Испании.

Это не означало, конечно, полного отказа от попыток попасть в Западное полушарие. Английские рыбаки даже не подумали прекратить вылазки из Бристоля, Плимута, Эксетера и Саутгемптона через Атлантический океан в поисках хороших мест для лова трески – «атлантического золота». На острове Новая Шотландия они строили небольшие гавани для вяления и засолки catch of the day^[9] перед отправкой в Англию.

Примерно через сто лет после экспедиции Кабота англичанам удалось закрепиться в Америке благодаря политике не короля, но королевы, указавшей подданным путь в Новый Свет. Королева Елизавета I, которая взошла на престол в 1558 году, внимательно прислушивалась к мнению своего министра Ричарда Хаклита. Его географический трактат «Трактат о колонизации западных земель» (Discourse on Western Planting) положил конец спорам о необходимости постоянного английского присутствия на Североамериканском континенте. Хаклит был убежден, что колонизация поможет возродить морскую торговлю, а пошлины и налоги на ввозимые в колонии товары будут пополнять казну. Он же предложил использовать колонизацию для решения социальных проблем: высылка в Америку преступников и безработных должна была восстановить общественное спокойствие в королевстве. «Бог, золото и слава» – эти аргументы Ричарда Хаклита заставили глаза Елизаветы I загореться. Ее интересы, помимо распространения протестантизма и сокращения влияния католической Испании, включали экономические мотивы, которые отнюдь не ограничивались контролем над северными рыболовными угодьями. Королевскому торговому флоту был срочно необходим путь из Канады в Азию в обход южной оконечности Американского континента. Королева обратилась к услугам авантюристов, и один из них, сэр Фрэнсис Дрейк, от имени Елизаветы I объявил Новый Альбион, ныне известный как Калифорния, землями английской короны. Помимо него, в завоевание во имя английского престола территорий в Северной Америке свой вклад внесли такие персоны, как сэр Хемфри Гилберт, сэр Джон Хокинс и сэр Уолтер Рэли, получившие от королевы прозвище sea dogs^[10].

Англичане были вынуждены считаться с опередившими их французами. В 1524 году Франциск I отправил в Новый Свет тосканского мореплавателя Джованни да Верраццано все с той же целью – на поиски морского торгового пути в Азию. По возвращении тосканец с ликованием рапортовал, что ему удалось обнаружить пролив между Атлантическим и Тихим океанами, но он ошибался. В 1550 году французы впервые – увы, неудачно – попытались закрепиться на побережье залива Рио-де-Жанейро в Бразилии. Двенадцать лет спустя Жан Рибо добрался до Флориды, двинулся оттуда через Джорджию на север, в Южную Каролину, и там очень быстро построил в проливе форт Порт-Ройал. После жестокой и кровопролитной войны с испанцами французы сосредоточились на северных канадских землях, на которые еще в 1534 году от имени короля Франциска I заявил претензии бретонский мореплаватель Жак Картье.

Виргиния

Британскую колонизацию ускорил Яков VI Шотландский, в 1603 году унаследовавший престол после Елизаветы I и ставший Яковом I Английским. Первая постоянная британская колония в Америке была основана алхимиком, щеголем, пиратом и мореплавателем сэром Уолтером Рэли, фаворитом королевы-девственницы Елизаветы I, – он и назвал колонию Виргинией в честь покровительницы. Не прошло и трех лет после восшествия Якова I на трон, как он издал указ, объявлявший Виргинию королевской собственностью, поскольку они «в любом случае не находятся в подчинении ни у одного из христианских правителей».

Яков I передал огромную территорию от Южной Каролины до канадской границы в собственность двум частным акционерным обществам – Виргинской компании (также известной как Лондонская компания) и Плимутской компании. Управляющим была поставлена задача привлечь поселенцев-протестантов и на пустом пока еще месте создать мощную торговую систему.

Осторожный колониальный флирт королевы Елизаветы I закончился. Яков I был человеком действия и всячески способствовал английской экспансии. Стремясь к расширению своей экономической и политической власти, новый король был готов идти на сделки с колонистами, чтобы те таскали для английской короны каштаны из огня.

Изданная Яковом I хартия заложила принципы управления всеми последующими английскими колониями. Согласно этой хартии, управлять должен был заседающий в Лондоне совет, а колонисты, оставаясь королевскими подданными, с момента принятия хартии имели право действовать «как свободные люди, а не как вассалы». Их «английские свободы» были гарантированы. Это означало, что они сохраняли автономию и имели право на самоуправление без ущерба для ранее приобретенных прав, включая право на собственность и наследование. Взамен колонисты должны были отдавать короне пятую часть доходов от найденного золота. Полтора века спустя именно эти экономические, политические и социальные договоренности колонисты использовали против того, что называли «тираническим вмешательством британского парламента в дела колоний».

Теперь французы и англичане устроили в Северной Америке настоящую гонку за географическое и численное господство. В начале XVII века у французов было преимущество: в 1604 году картограф Самюэль де Шамплен пересек залив Святого Лаврентия, где основал поселение, известное как Порт-Ройал. В ответ на это в декабре 1606 года Виргинская компания отправила в Виргинию 105 английских переселенцев на трех кораблях – «Сьюзан Констант», «Годспит» и «Дискавери». Все пассажиры этих судов были мужчинами и хотели поскорее сколотить состояние. Берег Виргинии они увидели в конце апреля 1607 года. На протяжении многих лет Виргинская компания делала все возможное, чтобы заманить в Виргинию тысячи английских искателей счастья, солдат и авантюристов. Любой переселенец с момента прибытия имел право на получение от компании headright^[11] площадью 100 гектаров, которые облагались налогом по минимальной ставке. С 1619 года местное правительство представляло собой палату бюргеров из 22 депутатов.

Сочетание частной собственности на землю с местным самоуправлением заложило основу современного американского общества, но это вовсе не означает, что колонизация проходила как по маслу. Условия были сложными, многие переселенцы отказывались работать всерьез, суровые зимы приводили к голоду и даже каннибализму. Не облегчали жизнь и набеги враждебно настроенных местных племен. Ситуация усугублялась тем, что Джеймстаун, поселение первых колонистов, было построено на краю болота, из-за чего жители массово погибали от малярии. За первые три года в Виргинию прибыли около девятисот переселенцев; к 1610 году выжили полторы сотни.

Колония уцелела буквально чудом – благодаря помощи группы алгонкинов из 132 племен. Их вождь Вахунсанакок, также известный как Поухатан, предпочел торговлю с колонистами войне против них. Его решение ознаменовало поворотный момент для колонии. Капитан Джон Смит, основатель Джеймстауна, с облегчением писал: «По воле Божьей индейцы принесли кукурузу, чтобы помочь нам, а мы думали, что они пришли, чтобы убить нас». Из этого, впрочем, не следует, что индейцы могли рассчитывать на настоящую симпатию: поскольку колонисты в корне пресекали попытки жить в мире и отбирали у коренных народов их земли, превращая в табачные плантации. Тот же капитан Джон Смит позже хвастался: «Войны в Европе, Азии и Африке научили меня, что мы должны подчинить себе виргинских дикарей»; подобные записи во множестве свидетельствуют о систематическом завоевании индейских земель и истреблении коренного населения Северной Америки. Со временем Nicotiana tabacum, табак обыкновенный, вошел в моду в Англии и существенно усилил экономические позиции Виргинии. Но несмотря на то что ежегодный объем табачного экспорта составлял до полумиллиона фунтов, условия жизни колонистов по-прежнему оставляли желать лучшего.

От половины до двух третей переселенцев, отправлявшихся в Виргинию в поисках удачи, подписывали договор, согласно условиям которого приобретали статус indentured servant^[12]. По прибытии на место назначения они были обязаны возместить работодателю стоимость заранее оплаченного тем проезда, а эта сумма была немаленькой. Такие контракты подписывали гувернеры и гувернантки, лакеи и ремесленники, работники плантаций, дворецкие и горничные. Все они без исключения соглашались работать на одного хозяина за кров и еду в течение определенного срока – от двух до семи лет.

Каторжные условия труда лишали колонистов надежды разбогатеть в некий прекрасный день. Ричард Фреторн, один из многих тысяч наемных слуг, переехавших в Виргинию, писал своим родителям в 1623 году: «Из-за местных условий я сильно болею: у меня цинга, понос и многие другие недуги, поразившие мое тело. […] С тех пор как я сошел с корабля, я питаюсь только репой и овсянкой». Он умер всего два года спустя. Тысячи других наемных слуг постигла такая же трагическая судьба.

Наемные слуги дорого обходились своим хозяевам, поэтому хозяева относились к ним практически как к собственности. Таких слуг хозяин мог перепродать или сдать в аренду, лишь бы те приносили доход. В конце XVII века чернокожие рабы, насильно вывезенные из Африки, и белые наемные слуги-переселенцы нередко трудились наравне, жили практически в одинаковых условиях, и это было в порядке вещей. Единственная разница заключалась в том, что договор наемного слуги был временным, раб же был обречен работать в нечеловеческих условиях всю жизнь. Поскольку рабы обходились намного дешевле наемных слуг, ввоз африканских рабов в колонии стал постепенно расти.

Мэриленд

Английская колониальная экспансия началась существенно позже испанской. Из-за этого британцам в Западном полушарии пришлось ограничиться малонаселенными землями Северной Америки, довольно бедными месторождениями драгоценных металлов и камней. Как следствие, британская корона мало ценила свои западные колонии и отказалась от создания затратного административного аппарата в Новом Свете. Она придерживалась политики невмешательства в колониальную жизнь.

Таким образом, британские частные инвесторы вошли на американский рынок как настоящие иностранные предприниматели, получили практически полную свободу действий и управляли колониями на свое усмотрение. Из-за чрезвычайно высокой смертности на Американском континенте дела у них не всегда шли успешно. В частности, из нескольких тысяч эмигрантов, прибывших в Виргинию между 1618 и 1622 годами, пережить эпидемии и нападения индейцев смогла лишь четверть. В мае 1624 года руководство Виргинской компании подало в отставку, а колония стала королевской и получила предписание считать основным видом деятельности торговлю табаком.

Тем не менее на северное побережье прибывали все новые и новые переселенцы, а значит, возникали и новые колонии. В 1623 году Джордж Калверт, лорд Балтимор, получил королевское дозволение основать в Новой Шотландии католическую колонию. Несколько позже из-за чрезвычайно сурового климата колонисты были вынуждены перебраться южнее, в более теплые районы, и в 1634 году основали колонию Мэриленд, названную в честь королевы Марии, католички.

В первые годы своего существования Мэриленд, как и Виргиния, имел статус proprietary colony^[13] – дарованной колонии. Управлявший ею Lord Proprietor^[14] Джордж Калверт считал ее своего рода аристократическим семейным предприятием и хотел, чтобы Мэриленд стал убежищем для верующих католиков, мечтающих покинуть протестантскую Англию. Из этого почти ничего не вышло. Католики предпочитали оставаться на родине, а не бросаться очертя голову в рискованное путешествие в один конец. К 1640 году в Мэриленде поселились всего 500 человек, причем подавляющее большинство составляли мужчины, то есть мало кто мог жениться и завести семью. Из-за высокой смертности лишь треть браков длилась более десяти лет, а пятая часть всех детей, родившихся в Мэриленде, оставалась сиротами, не достигнув двенадцатилетнего возраста. На протяжении XVII и XVIII веков доля католиков так почти и не выросла ни в Мэриленде, ни в других британских колониях: основную часть переселенцев составляли протестанты. В 1781 году из четырех миллионов белых американцев менее 18 тысяч исповедовали католическую веру.