Он послал пчелу, чтобы та ужалила его коня. Взбешенный Пегас скинул Беллерофонта со спины, герой-хвастун рухнул и разбился насмерть. На этом о Беллерофонте все. Зевс тем временем подумал, что Пегас ему вполне нравится на вид, и оставил коня для своей колесницы.
История смерти Беллерофонта стала первым намеком на то, что в древнем мире все не так просто. Эта история не просто о том, как герой убил чудовище, женился на деве и стал царем. Я мог восхищаться отвагой Беллерофонта, но в то же время все осложнялось его глупостью. Тогда я этого не знал, но познакомился с одним из важнейших понятий классического мира – хюбрис. Этот термин широко известен как означающий надменное поведение, после которого провал. Античное понимание хюбрис было сложнее: действие, совершенное с целью опозорить кого-то. Полет Беллерофонта на Олимп опозорил бы богов, поэтому героя нужно было убрать.
У этой истории еще много граней. Наиболее глубоко эту идею интерпретировал философ Платон. В его представлении возничий, символизирующий душу, поднимается к небу, управляя двумя конями. Один конь дикий, он пытается сбросить возничего обратно на землю, а другой, добронравный, поднимает человека в небеса.
Управление конями становится распространенной метафорой для управления самим собой: мы также видим это в трагедии Еврипида, где Ипполит не может справиться с колесницей и погибает. Это борьба человека, освещенная мифом и превращенная в философию. Любой может понять значимость этого образа.
С Беллерофонтом мы еще встретимся, когда будем говорить о Гомере, а также о трагедии. Но давай ненадолго вернемся к Ириде и посланникам. История о Беллерофонте, даже в сокращенном и урезанном виде, все равно оказалась в какой-то мере актуальной.
Мифы связаны с переходом, они отражают моменты, когда изменяется природа мира, и при этом они несут универсальные истины о человеке и его опыте. Читая античные тексты, стараясь проникнуться прошлым и тем, как оно связано с сегодняшним днем, мы пускаемся на поиски сути реальности, идем к пониманию того, кто мы, почему мы таковы, что нас создало.
Я умолк. Мы стали взбираться на холм. Уна, вопреки обыкновению, не умчалась в неведомую даль, а трусила рядом со мной, подергивая носом.
– Все это, конечно, замечательно. А собаки там еще будут? – спросила она.
– Собаки? О да. И много.
– Ну, тогда рассказывай еще.
– Как, например, тебе история про Прокриду и ее волшебного пса?
– Кажется, это отличное начало.
Еще до того как нас застал дождь, мы с Уной вальяжно брели в сторону Хита. Душа пела, все было расчудесно… Мы проходили мимо домов, и у многих на воротах было написано «Cave canem»[11]. Эта надпись обычно сопровождалась изображением оскалившейся зверюги – с таким видом, как будто, если вы окажетесь в пределах досягаемости, она покажет вам, на что способны ее челюсти. Правда, если пройти в ворота, там можно обнаружить трусливое создание вроде кокер-пуделя, совершенно не собирающееся вас кусать.
– У меня несколько лучших друзей – кокер-пудели.
– Охотно верю. Фраза «Cave canem» приятна своей краткостью, чего нельзя сказать о более громоздкой «Осторожно, злая собака!» По сути, здесь отлично видны изящество и выразительность латинского языка.
Роберт Джулиан Йитман[12], один из авторов пародийной исторической книги «1066 год и все такое» (1066 and All That), на своих воротах краской написал «CAVE CANEM». А вот собаку рисовать не стал. Ему указали на то, что воры могут и не знать латынь так хорошо, как он. «Что ж, – ответил он. – Такие воры нам не нужны!»[13]
Собак всегда использовали для охраны – причиной тому их внешний вид, как чаще всего бывает в Лондоне, или наличие особо мощных мускулов. В Доме трагического поэта в Помпеях есть изображение пса настолько свирепого, что он процарапывает борозды на земле – так сильно ему хочется разорвать кому-нибудь глотку. Этот черный с белыми пятнами пес чем-то похож на Уну. А еще в Помпеях археологи откопали останки сторожевой собаки прямо в ошейнике. Бедняга погибла на привязи во время извержения Везувия в 79 году.
Римский автор Колумелла советует: когда заводишь хозяйство, первым делом надо купить собаку, и обязательно белую, чтобы ночью не спутать ее с волком. Имя собаке нужно дать короткое, лучше всего в два слога. Это наиболее разумные советы Колумеллы, ведь, кроме прочего, он расскажет вам, что, если нужно избавиться от гусениц, надо отправить менструирующую девушку гулять босиком по вашему саду. Но собаки, по его утверждению, – это ваши первые охранники, так что в данном случае ему вполне можно доверять.
Уна зарычала, показывая, что она тоже, если надо, может вцепиться в глотку незваному гостю. Напомню: она лерчер, ее происхождение полуаристократическое, полуцыганское, а ее предок – древняя борзая с острым зрением, известная в античности как vertragus. Быстроногая лаконская (спартанская) гончая охотилась по запаху. У Уны нюх до неприличия плохой. Мимо нее может проскакать целая кавалькада белок, но она, если они у нее за спиной, ничего не заметит. А вот если что-то мелькнет вдали, она увидит и понесется туда, как дротик, пущенный рукой неистового гота. Единственное, что у Уны отлично получается вынюхивать, так это почтальонов – она чует их за километр.
– У Арриана, написавшего биографию Александра Македонского, была vertragus, которую он называл «самой быстрой, мудрой и божественной». Звали ее Горме (Ὁρμή), что означает «мощное движение вперед, натиск, нападение, наступление».
– И правильно называл.
Уна, разумеется, и сама быстрая, мудрая и божественная, но я ей об этом никогда не говорю, а то вдруг она зазнается. Но мне странно представить, что подумают жители Хита, если я стану звать Уну словом «Атака!».
– Сильвер, Сильвер!
Мимо торопливо прошла женщина. Она то смотрела на экран айфона со свойственной многим маниакальностью, как будто она цепью к нему прикована, то оглядывала парк вокруг. Я обернулся посмотреть, где ее собака.
К женщине подбежала маленькая девочка. Оказалось, Сильвер – так звали дочь. Что ж, в конце концов, это Хэмпстед.
– Александр Македонский назвал город в честь своей любимой собаки Периты – Перит. Считалось, что собака спасла Александра от смерти, и умерла она на коленях у своего хозяина.
Уна очень обиделась.
– А почему ты никогда не называешь в честь меня города?
Я пожал плечами.
– Зато писатель и воин Ксенофонт написал трактат о псовой охоте «Кинегетик». Там он говорит о различных охотничьих породах, таких как касторова и лисья (вульпинская) – последнюю, по-видимому, вывели путем скрещивания с лисой.
Уна беспокойно вильнула хвостом.
– Я же сказал – «по-видимому». Еще Ксенофонт говорит, что боги-близнецы Аполлон и Артемида одарили охотничьим талантом кентавра Хирона.
– А это кто?
– Древний наставник, он учил многих героев, в том числе воинов Ахилла и Кефала, с которым мы очень скоро познакомимся. Ксенофонт дает множество подробных инструкций, как лучше всего охотиться на зайцев.
– Это и я тебе расскажу, – хмыкнула Уна.
– Аристотель упоминает огромного молосского мастифа – он тяжелее охотничьих собак, из города Молосс в материковой Греции (говорили, что первый царь Молосса был потомком Ахилла) – и хвалит их за храбрость. Вергилий тоже говорит, что, если вам прикрывает спину молосский пес, вам не придется бояться волков и разбойников. Римский император Марк Аврелий (тот самый, что написал несколько приторные «Размышления») надевал на них ошейники с шипами и тренировал их нападать строем, так что они были настоящими боевыми псами.
Собак зачастую сжигали вместе с телом умершего хозяина, чтобы они сопровождали его в загробной жизни. И в греческой, и в римской культуре была распространена практика хоронить собак с почестями: автор IV века до н. э. Феофраст в «Характерах» рассказывает о тщеславном человеке, посвятившем эпитафию своей «мелитской собачонке», – правда, в этом тексте скорее высмеиваются его мелкие притязания.
Существует эпитафия собаке по кличке Маргарита (Жемчужина), высеченная в мраморе, – текст написан как бы от лица самой собаки и подробно описывает ее биографию. Эту собаку любили сильно и искренне: ее никогда не держали на цепи, белоснежное ее тело никогда не колотили; она лежала на коленях у хозяина и хозяйки. Близкие отношения собаки с человеком, по-видимому, – величина постоянная.
Еще один трогательный пример – надгробный камень, установленный в честь собаки по кличке Елена, жившей примерно во II веке н. э. В надписи на этом камне собака называется «приемной дочерью»[14].
Одна из самых очаровательных сохранившихся античных вещей на сегодняшний день – александрийская мозаика II века до н. э. Там изображена белая с черными пятнами собака в красном ошейнике, рядом с которой лежит кувшин. Выражение морды у собаки – в точности та же смесь любви, удивления и раскаяния, которую мы наблюдаем у наших четвероногих друзей, когда они сделали что-то не то и знают об этом.
Римляне разводили собак и создавали новые породы. Согласно подсчетам, по улицам Рима могло бродить порядка десяти тысяч домашних собак.
– Ничего себе!
– Можно представить, как много их было на улицах: историк Светоний рассказывает про бродячую собаку, которая принесла в обеденную залу императора Веспасиана настоящую человеческую руку. Думаю, у него сразу пропал аппетит к жареной соне, которой он завтракал[15].
– Фу! Хотя «соня» – звучит неплохо.
– Действительно. Сонь откармливали в специальных сосудах. А еще можно себе представить римскую даму с карманной собачкой мальтийской породы – как и сегодняшнюю модницу, у которой собачка выглядывает из сумочки.
– Ну… Ты же знаешь мое мнение о таких собаках.
В этот момент я уже чуток вспотел. Было еще жарко, по Хиту шатались толпы лондонцев. Уна высунула язык и нежно лизнула мне руку, что означало нечто в духе «надеюсь, когда я умру, ты поставишь мне памятник».
– В древности считалось, что у собачьей слюны есть целебные свойства. Множество статуй собак найдено на территориях святилищ – возможно, из-за их терапевтических способностей. Кого хоть раз облизывала собака, однозначно подтвердит правоту древних.
Свидетельства собачьей верности встречаются на протяжении истории. Историк Плутарх рассказывает, как жители эвакуировались из Афин, когда на город должны были напасть персы. Отплывая, афиняне смотрели назад на берег и увидели своих собак – все они с воем бежали к морю. Один пес, принадлежавший отцу Перикла, бросился в море и плыл рядом с кораблем до самого Саламина.
– Как здорово!
– На самом деле нет. Бедняга околел, как только они все ступили на берег.
Мы ушли в тенек, сели на скамейку (в смысле я сел) и стали наблюдать за собаками. (Надо сказать, что если в любое время дня встать у входа в Хит, можно увидеть целый парад собак, от принаряженных пуделей до ленивых лабрадоров.) Невдалеке резвились немецкие овчарки, чье знание латыни оставляло желать лучшего, и бишон фризе, который вполне мог быть игрушечной собачкой императрицы.
Я уже говорил, что, несмотря на собачьи августовские дни, никакой собачьей жары не было в помине. Уистен Хью Оден в стихотворении «Под знаком Сириуса» рисует убедительную картину сонного жаркого лета. Ржавеют копья легионеров, мозг школяра опустошен, даже пророчица Сивилла не в состоянии нормально предсказывать. Я как-то продекламировал его на руинах римского театра в ливийском городе Лептис-Магна, несколько ошеломив туристов: они не могли понять, этот псих-англичанин – часть шоу или нет?
– Сириус – собачья звезда. Это самая яркая звезда на небосклоне, и по идее ее появление на небе в августе вместе с солнцем должно добавлять прелести жаре, – пробормотал я, глядя на небо.
Уне Сириус известен очень хорошо: по собачьей легенде, он спустился на Землю и спросил всех собак, не хотят ли они жить с ним на звезде[16]. Собаки, конечно, отказались, потому что пожелали остаться со своими людьми. Есть еще одна собачья легенда: о том, что Сириус в качестве наказания за преступление, которого не совершал, был вынужден принять собачий облик на земле[17].
– Эта звезда находится в созвездии Большого Пса, а о том, как именно это вышло, есть множество историй, и я их тебе вскоре расскажу. В «Энеиде» есть момент, когда пламя вокруг героя Энея сравнивается с сиянием собачьей звезды, тем самым указывая на его исключительность и полубожественное происхождение; в Илиаде похожим образом описывается Ахилл, но там в этом есть еще и зловещие намеки.
Наверное, самая знаменитая собака в античной, а может, и во всей мировой литературе, – верный пес Аргус: он ждет, когда его хозяин Одиссей вернется домой, и, узнав его (через целых двадцать лет, помним), тихо умирает. Эту сцену мы рассмотрим позже, когда у нас речь пойдет об Одиссее. Аргус, кстати, вполне мог быть лаконской породы, а вот псы свинопаса Евмея, бросившиеся на Одиссея и чуть не разорвавшие его на части, вероятно, были молосской породы.
Держать собак, пожалуй, для многих было семейной традицией. У Одиссея был предок по имени Кефал. Всю его историю можно найти у латинского поэта Овидия в «Метаморфозах», которые мы более подробно обсудим позднее; там многие персонажи называются латинскими именами, например Аврора вместо Эос. Я буду использовать греческие, потому что они изначальные. Итак, богиня зари Эос воспылала к Кефалу.
– Воспылала?
– Ну, она же заря, вот она в буквальном смысле и «пылает», когда появляется.
– А если выражаться попроще?
– Ну ладно. Эос влюбилась в него. До смертных никак не дойдет, что не стоит отказывать божеству. Глас любви призывал Кефала, но он был глух к нему, к тому же не мог располагать своей симпатией так, как того хотела Эос. Богиня зари в припадке гнева сообщила ему, что его жена Прокрида – шлюха и за золото готова упасть в объятия кого угодно.
Можно представить, как Кефал сначала сказал: «Ерунда!» – но все-таки несколько напрягся и призадумался: а что же происходит, когда он в отъезде или задерживается с друзьями на охоте? Эос быстренько изменила его облик, и ему удалось затащить Прокриду в постель с помощью золотой диадемы. К сожалению (или к счастью), это означало, что он проспорил Эос, и ему пришлось предаться с ней плотским утехам. В конце концов это обернулось для Кефала плохо: Прокрида безумно взревновала и бросила его, сбежав на Крит.
Ты, конечно, спросишь, при чем здесь вообще собаки, и совершенно справедливо. Критский царь Минос был гордым обладателем пса по имени Лелап («ураган»), которого ему подарила богиня Артемида. Про этого царя Миноса ты, наверное, слышала: он построил по проекту Дедала огромный лабиринт, чтобы заключить там получеловека-полубыка Минотавра. Но в этой истории он не участвует.
Лелап был замечательным существом и, примерно как Дадли Справедливый, никогда не упускал добычу. Минос, хоть и был женат и имел детей, влюбился в Прокриду и решил подарить ей Лелапа, а еще копье (или дротик), которое всегда попадало точно в цель. Прокрида, как и положено, поддалась. Пес, наделенный сверхъестественной силой, оружие, которое убивает наверняка, – что может быть лучшим проявлением любви?
– Бриллианты на такое не способны.
– У Прокриды ее связь с Миносом вызывала беспокойство, в особенности то, что его жена Пасифая (мать Ариадны и Минотавра) могла ее заколдовать. Поэтому, на несколько столетий опередив Шекспира, она вернулась в Афины, переодевшись юношей. Затем она подружилась с Кефалом и поехала с ним на охоту – полагаю, это тоже способ присмотреть за мужем. Кефал наверняка был обескуражен: стоило его псу броситься на добычу, клацая челюстями, всякий раз Лелап был тут как тут и прорывался вперед. Конечно же Кефалу хотелось заполучить и Лелапа, и копье, и он предложил за них Прокриде огромную сумму денег. Но Прокрида (как мы помним, в обличье юноши) не собиралась с ними расставаться – что логично, – кроме как за любовь.
Кефал обнаружил, что этот юноша и есть его Прокрида, и пара счастливо воссоединилась. В самом деле, есть ли лучший способ признаться в любви, чем провести собственного мужа? Кефалу также достались и Лелап, и копье, и все было замечательно. Единственная загвоздка теперь состояла в том, что Артемида, изначально подарившая все это Миносу, была недовольна: ее волшебные дары пошли по рукам! Однажды, когда Кефал уехал на ночную охоту, богиня внушила Прокриде подозрение, что он уехал на тайное свидание с этой распутницей Эос.
Прокрида пошла за ним следом. Лелап учуял ее, зарычал и замер.
Кефал, не знавший, кто это, метнул копье.
И, разумеется, так как оно всегда попадало в цель, Прокрида погибла на месте.
Уна удрученно поджала хвост.
– Так это пес виноват?
– Выходит, что так. Кефала изгнали как убийцу, и он, снедаемый горем, отправился в Фивы, град Эдипов.
Можно было бы предположить, что Кефал усвоил урок, каково это – одалживать всякие вещи у богов, но нет. Как леопард не может изменить свои пятна, так и человек не в силах изменить свою натуру. В Фивах в это время бесчинствовала гигантская лиса, посланная как месть за смерть Сфинкса. Кефал одолжил Лелапа Амфитриону (это смертный отец Геракла).
Уна напряглась. Она знает, каково это, когда на твою территорию вторгаются непрошеные лисьи.
– Итак, лисица. Столь кровожадная, что ей каждый месяц приносили в жертву ребенка, чтобы умилостивить; правда, это хотя бы помогало. Ко всему прочему, судьба ее – никогда не быть пойманной.
– Но… – Уна нахмурилась, клетки мозга заработали.
– С языка сняла, – отозвался я. – Лелап был обречен поймать любого, за кем гнался. Амфитрион выпустил Лелапа, и в результате получился парадокс из тех, которыми развлекаются в интернете минут пять, а потом все начинают восхищаться чем-нибудь другим.
– И что же было? – спросила Уна.
– Вселенная не справилась с такой задачей. Так что понадобился deus ex machina. Бог из машины. Это был самый главный босс.
Зевс был вне себя от ярости из-за этого противоречия. Он сделал единственно возможное: превратил Лелапа в камень и поместил его на небосклон в качестве созвездия Большого Пса. И там он, по сути, в вечной погоне.
– А лиса? Она же не до сих пор бесчинствует и требует человеческих жертв?
Я ободряюще погладил Уну.
– Не переживай, она тоже там, на небе. Про Большого Пса есть еще одна история: что это созвездие – бронзовый пес, которого сделал Гефест, и этот пес охранял Зевса, когда тот был младенцем, а потом его в награду за это причислили к созвездиям.
– Мне так больше нравится, – сказала Уна. – Но что все это значит?
– История о Кефале и Прокриде – малый миф, хотя он довольно широко представлен в живописных работах, в том числе у Герарда Хута – там собака очень похожа на тебя, Уна. Роберт Грейвс в своем обстоятельнейшем труде «Мифы Древней Греции» даже утверждает, что эта история стала скорее народной сказкой или байкой, чем мифом. Согласно его теории, в мифе зашифрована память о древних ритуалах или нападениях, а в мифе о Кефале и Прокриде отражено ритуальное бракосочетание критского царя с афинской жрицей. В образе Пасифаи здесь представлена гневная богиня луны, а в образе лисы – набеги в поисках детей для жертвоприношений.
Правда, тот же самый Грейвс полагал, что Иисус Христос дожил до восьмидесяти лет и был изобретателем спагетти, а этого, насколько я знаю, в Библии не было[18]. При этом общий тезис Грейвса вполне убедителен, и когда вы имеете дело с мифами, вполне можно представлять, что они отражают какие-либо культурные сдвиги: например, переход от одних религиозных практик к другим или даже смену системы правления.
Эта история, кроме прочего, рассказывает о происхождении созвездия Большого Пса. Подобное встречается во многих других мифах, и если вы посмотрите на ночное небо, вы увидите отражение этих мифов в созвездиях. Такие мифы называются этиологическими.
– Этиологическими? – Уна запнулась на незнакомом слове.
– Именно так.
Мы проходили мимо плавательных прудов, где то и дело выныривали и снова погружались в воду и водоросли целеустремленные пловчихи.
Я продолжал:
– Мы не можем говорить о собаках в античном мире, не упомянув Артемиду (у римлян – Диану) и Актеона. Артемида лучше всего годится на роль богини собак.
– Знаю!
– Значит, ты, наверное, знаешь, что она покровительница охоты, изображается обычно с собаками возле ног. Еще она богиня-дева (ее спутницы тоже были девами, и это важно – в трагедии Еврипида «Ипполит» конфликт возникает из-за того, что главный герой фанатично чтит эту богиню).
Охота всегда была спортом знати. Один из способов показать свою силу и доблесть – проявить себя в полях. Есть великий античный миф об охоте на Калидонского вепря (хотя на сегодняшний день он не так уж известен). Там на гигантского вепря охотятся сразу несколько героев, в их числе Ясон, Тесей, близнецы Кастор и Полидевк, Мелеагр и Аталанта.
– Полидевк?.. Я думала, Кастор и Поллукс.
– Все правильно, Уна. Дело в том, что Полидевк – греческое имя (из Спарты), в Риме оно превратилось в Podlouques, а потом сократилось до Pollux. Произнеси все эти слова по очереди и поймешь, как это произошло.
Охотник Актеон (внук Кадма и член трагически известной царской семьи, о которой мы поговорим позже) в лесах со своими псами охотился на оленя как образцовый благородный юноша. У Овидия есть прекрасное описание его псов:
…а псы увидали: Меламп поначалу,
Чуткий с ним Ихнобат знак первый подали лаем, —
Кносский пес Ихнобат и Меламп породы спартанской, —
Тотчас бросаются все, быстрей, чем порывистый ветер;
Памфаг, за ним Орибаз и Доркей, из Аркадии трое,
С ними силач Неброфон, и лютый с Лалапою Терон,
Резвостью ценный Петрел и чутьем своим ценная Агра,
Также свирепый Гилей, недавно пораненный вепрем,
Напа, от волка приплод; за стадами идущая следом
Пемена; Гарпия, двух имея щенят в провожатых,
И сикионский Ладон, у которого втянуто брюхо,
Тигрид с Алкеей, Дромад, Канакея еще и Стиктея,
И белоснежный Левкон и Асбол с черною шерстью,
И многосильный Лакон и Аэлл, отличавшийся бегом;
Фей и рядом, резва, с ее кипрским братом Ликиска,
Гарпал и с ним Меланей; косматая с ними Лахнея,
Также два пса, чья лаконянка мать, отец же – диктеец;
Лабр с Артиодом, потом с пронзительным лаем Гилактор, —
Долго других исчислять…[19]
– Лютый с Лалапою Терон? Кто кому прищемил лапу?
– Нет-нет, это Лалапа – кличка собаки. Другой вариант – Лелап, означает «ураган». Даже по переводу можно понять, что важно для римлянина в собаке. Мы могли бы много чего сказать Овидиевому Актеону, Уна. Внешний вид, нюх, родословная; прожорливость. Чувствуется гордость за их физические черты – зубы, шкуру – и за охотничьи таланты: кто бы отказался от Неброфона – «убийцы молодых оленей», если ему предстоит погоня за оленем.
У Актеона есть псы с Крита, из Спарты, Аркадии – со всей Греции. Орибаз (Скалолаз) вообще чудесный: я так и вижу этого бесстрашного ловкого пса, способного преследовать жертву на любых высотах. Там, естественно, есть и овчарка, и мы сегодня можем представить радость, которую дарил красавец Левкон (белый). Мне всегда особенно нравился в переводе Артура Голдинга XVI века Roister (бесчинствующий) и «Волчонок, могучий, как любой другой».
– Что это означает?
– Это означает «сильный». Наверное, Актеон дал ему такую кличку за волчьи манеры. Может быть, это даже ирония: это же самый маленький пес. Так же иронично назвали реального карманного мальтийского песика Быком (Taurus). В античности были очень милые собачьи клички, например пастуший пес Лампург – «огнехвост». Колумелла предлагает называть собак Ferox, Lupa, Cerva, Tigris, то есть Яростная, Волчица, Лань, Тигр. Но наряду с ними обязательно есть и Калатина, что означает «маленькая и умещается в сумочку». И я не прочь был бы познакомиться с Мелиссой, Мийей и Акридой – Пчелой, Мухой и Кузнечиком.
Такая любовь к воспитанию собак засвидетельствована и в Одиссее. И это особенно остро, если вспомнить, что, собственно, приключилось с Актеоном. Он дал своим псам имена, хорошо их знал, может быть, даже кормил со своего стола. И вот…
ЭПИЧЕСКИЕ ПОЭМЫ – КЛАССИФИКАЦИЯ ПО ЛЮБВИ К СОБАКАМ
1. Гомер. Одиссея. Самый собачий эпос. Набил брюхо бычатиной и сидит у жаровни на вонючем одеяле. Шоколадный лабрадор эпической поэзии.
2. Гомер. Илиада. Собаки бродят по лагерю; Ахилл держит ручных псов. (Наверное, он хороший парень.) Умно, зло, быстро. Лерчер в мире эпосов.
3. Овидий. «Метаморфозы». Множество охотничьих сцен, восхищение мощью и быстротой собак. Правда, превращение в собаку только одно.
4. Вергилий. «Энеида». Собак практически нет. В мире эпосов ближе к кошке.
Актеон застал богиню Артемиду за купанием. Ее спутницы-нимфы подняли визг, сама богиня в ужасе превратила Актеона в оленя – одно из самых запоминающихся описаний у Овидия. В процессе превращения Актеон выкрикивает клички своих псов. Но язык у него во рту набух, лицо превратилось в оленью морду, и он не мог вымолвить ни звука. Собственные псы не узнали хозяина: они нагнали его, набросились на него и разорвали в клочья.
Уна повесила ушки.
– Сейчас поясню, что все это значит. Есть отличная научная статья, где описывается, как эта история обрастала со временем новыми слоями смысла[20]. Согласно ранней традиции, Актеон погибает потому, что пытается ухаживать за Семелой (матерью Диониса), и Артемида претворяет Зевсову месть. Или он в уже знакомой нам манере хвалится, что умеет охотиться лучше богини[21]. Как бы там ни было, причиной его смерти становится хюбрис. У Еврипида в пьесе «Вакханки» Актеон наказан за то, что хвастается своим талантом охотника. Изначально он рассматривался как трагический герой, страдающий от последствий своей неумеренности.
Другой поэт тоже ввел сцену этого смертоносного купания. Мужчины не могли присутствовать даже при ритуальном омовении статуи богини – это было полное табу. Здесь Актеон невольно нарушает запрет, подсмотрев за настоящей богиней. Никакого вуайеризма здесь нет. Он не любопытный Том.
У Овидия эта история – часть мифологического цикла, связанного с домом Кадма, где боги неоправданно жестоко мстят смертным. В более позднем эпосе добавляется эротический элемент: Актеон сходит с ума от любви к Артемиде. Вызывающий вариант Тициана, что висит в Национальной галерее, – одно из многих изображений, где видна эта изменчивая традиция.
Неизменными остаются псы. Создания, которых Актеон тренировал, кормил, брал с собой на охоту, возможно даже укладывал спать рядом с собой, – и они нападают на него, не узнав. Жестокая ирония.
– Грустная история. Я бы с тобой никогда так не поступила.
– Я знаю.
Уна подбежала ко мне и прижалась головой к моей ноге. Я пощекотал ее за ухом.
Пора было домой. Завтра нам предстоит много дел.
– Еще истории?
Но я не успел ответить: она уже побежала вперед и исчезла среди деревьев, упиваясь собственной стремительностью. Я поднялся и пошел следом.