Лион Фейхтвангер
Феррарский карнавал
– Разве не такова же, друг Лудовико, любая страсть? – спросил кардинал. – Мне кажется, любая подлинная страсть на какой-то миг превращает в Демосфена всякого, даже отдаленно не причастного гуманизму.
– Прошу прощения у вашего высокопреосвященства, – возразил Ариост; нагнувшись, он только что поднес к губам розовый бутон, брошенный ему белой женской рукой, – прошу прощения за то, что я дерзаю возразить вашему высокопреосвященству. Подлинная страсть даже невежду учит мыслить и чувствовать по-иному; но говорить по-иному она учит лишь нас, тех, кто насквозь пропитан духом гуманизма. Страсть плебея может самим наличием своим оказать художественное воздействие на других; однако выражение ее, способы, какими он пытается ее выразить, зачастую смешны и всегда некрасивы.
Но кардинал доказывал противное и собирался было привести новые доводы, как вдруг у портала, ведущего сюда, в пиршественный покой, поднялся громкий шум.
Уродливая, грязная, сморщенная старуха пыталась там проникнуть через порог. Герцогские швейцарцы алебардщики не пускали ее, а она, поводя безумными глазами и издавая бессвязные вопли, рвалась в зал. Эту сцену наблюдали кавалеры из свиты герцога; приняв ее за маскарадную шутку, они вмешались в спор и впустили старуху.
