Принц спустился вслед за ней на несколько ступеней, как будто он тоже собирался выйти на улицу.
Но как только шаги Изоль затихли, он развернулся и поднялся на третий этаж.
Площадка третьего этажа не была освещена. Принц постучал шесть раз с расстановкой в среднюю дверь.
– Кто там? – спросили его из-за запертой двери.
– Я хотел бы купить черного драпа, – ответил принц. Дверь открылась и тот же голос сказал:
– Входите.
Изоль и принц-освободитель обговорили все детали заранее.
Изоль искренне любила своего отца, которому была вдвойне признательна; теперь она была без ума от героя своего романа, обещавшего ей корону, к тому же у нее появилась собственная роль в деле освобождения отца.
Не будем чересчур критичны к последнему обстоятельству. Юные создания типа Изоль и некоторые весьма уважаемые женщины определенного возраста отдали бы все за то, чтобы получит такую роль.
Для дочерей Евы собственная роль в любом деле это синоним счастья.
Изоль была счастлива, взволнована, опьянена горделивыми надеждами.
Ее роль заключалась в том, чтобы сесть в карету, которая стояла на углу улицы Арле-дю-Пале, и ждать своего отца. Он должен был прибыть туда согласно инструкции своих таинственных спасителей.
Во всяком случае, так было сказано Изоль. Скоро мы с вами узнаем правда ли это.
Генерал должен был сесть в карету. Кучер получил приказ гнать во весь опор, если появиться хоть малейшая опасность. Если все будет спокойно, то генерал должен был подняться в квартиру в доме на набережной Орфевр, чтобы обнять младшую из своих дочерей, дорогую больную малышку, которую он так боялся потерять. Там он должен был также до неузнаваемости изменить свою внешность. Отсутствие прислуги гарантировало полную секретность.
Если читатель обнаружит какие-либо изъяны в этом плане, мы согласимся, что последний был действительно лишен здравого смысла, и тут же добавим, что этот факт не имел никакого значения, поскольку план предназначался лишь для того, чтобы обмануть, хотя бы на некоторое время, нашу прекрасную Изоль. И другая, уж совсем простая уловка заключалась в том, что Изоль, следуя этому плану, сама туго затягивала темную повязку на своих глазах.
И если наш читатель решит теперь, что Изоль слишком доверчива, мы посоветуем ему вспомнить хоть несколько из бесчисленных историй о коварстве, обманах и любви.
И не пытайтесь очертить предел ослепленности амбициозной юности и легковерности влюбленной женщины.
Охотно повторим то же самое в отношении зрелых, умудренных жизненным опытом мужчин, обуреваемых всепоглощающей страстью.
Кстати, принц нашей Изоль не отличался оригинальностью. В первые годы царствования Луи-Филиппа кое-кто еще верил в существование Людовика XVII.
Мы имеем множество весьма достойных свидетельств о двух из четырех самозванцев, выдававших себя за Людовика XVII.
Этих документов вполне достаточно, чтобы воздвигнуть памятник поразительной наглости шарлатанов и не менее поразительной человеческой глупости и наивности.
Наш комедиант по возрасту подходил скорее на роль сына Людовика XVII, чем на роль самого короля, которому должно было быть лет пятьдесят. И знайте, что при соответствующих политических обстоятельствах племя этих отважных лгунов всегда оживает. Вам еще представится возможность познакомиться не только с внуками, но и с правнуками Людовика XVII.
Мы покидаем нашу Изоль в трепетном ожидании начала исполнения отведенной ей «роли» и возвращаемся в дом на набережной Орфевр, чтобы тоже подняться на третий этаж, но не вслед за принцем, а часом раньше.
Нам пора уже знать, что происходило в комнате с таинственным балконом, и кто были неизвестные доселе персонажи, установившие связь с помощью световых сигналов и красного шарфа с плотником, каменщиком и убийцей из комнаты № 9 на последнем этаже башни Тардье.
Комната с балконом находилась над залой, где на шезлонге лежала младшая дочь генерала. День склонялся к вечеру, закрытые жалюзи не пропускали в помещение сумеречные отблески уходящего солнца. Но в комнате было достаточно светло: горели две лампы под зелеными абажурами.
В комнате стояли диван, обитый коричневым драпом, кресла и стулья того же цвета – все в стиле ампир. На каминной полке тикали большие белые часы с алебастровыми колоннами. В центре комнаты стоял квадратный стол, накрытый тяжелой суконной скатертью, тоже коричневого цвета; у стены возвышался массивный шкаф с медными уголками.
На столе лежали какие-то бумаги и полный набор письменных принадлежностей.
Во главе стола в кожаном кресле с круглой спинкой сидел старик.
По другую сторону стола, также в креслах, сидели четверо мужчин, на вид зажиточные буржуа. На диване уютно устроилась удивительно красивая молодая женщина, а рядом с ней – атлетического сложения мужчина с энергичным и интеллигентным лицом.
Старику можно было запросто дать лет сто. Его застывшая, сухая фигура напоминала холодную статуэтку из слоновой кости.
Сейчас было жутко смотреть на это лицо с морщинистой пергаментной кожей, с тонкими прозрачными веками, хотя в старческих чертах все еще угадывалась былая красота этого человека.
Перед стариком лежала тетрадь, исписанная размашистым круглым почерком, каким в прошлом веке составлялись различные официальные документы. Он читал без очков тихим, тягучим голосом.
Надо сказать, что тетрадь была написана не так давно, просто автору было сто лет.
Присутствующие слушали его.
– Дети мои, – сказал старик, закончив чтение преамбулы составленного им документа, – призываю вас быть предельно внимательными ко всему, что я вам сейчас говорю. Дело прежде всего. Я очень недоволен, что среди нас нет наследника сына Людовика XVI, ведь речь идет непосредственно о его личных интересах, и данный труд был написан прежде всего из-за него и ради него.
До того, как были произнесены слова «сын Людовика XVI», любой, случайно оказавшийся на этом мирно протекавшем собрании, мог бы подумать, что находится на каком-нибудь коммерческом или промышленном совещании. Все происходившее точь-в-точь походило на типичный административный совет, куда по каким-то причинам попала очаровательная особа, сидевшая на диване.
– Я не раз видел дам, украшавших своим присутствием многочисленные высокие собрания.
Но после того, как были произнесены слова «сын Людовика XVI», наш незнакомец решил бы, что попал на одну из конспиративных сходок, организуемых прогнившими буржуа и архиблизорукими представителями дворянства, во имя и в защиту какого-нибудь лжепророка, Наундорфа, Ричмонда, Пенпренеля или Патуйе.
Людовиков XVII было предостаточно, и один из них вполне мог оказаться наследником Людовика XVI.
Весь облик председательствовавшего старика удивительно соответствовал духу собрания, не говоря уж о присутствии восхитительной дамы, грациозно откинувшейся на спинку дивана.
Но то, что эти самые слова вызывали усмешку на лицах присутствовавших, могло бы совсем запутать в догадках нашего вымышленного незнакомца.
Эти несколько презрительные улыбки не очень понравились старику. Однако он продолжал вполне добродушно:
– Дети мои, не стоит ссориться и обижаться друг на друга. Я всегда замечал, как полезно бывает разыграть комедию в своей среде. Это поддерживает, придает силы. Нуда ладно, – старик махнул рукой, окинул изучающим взглядом собравшихся в комнате и решительно добавил: – это не самое главное. Дело прежде всего. Помню, как мне приходилось даже спать с приклеенным носом, чтобы не быть узнанным.
Прекрасная дама обнажила свои жемчужные зубы в веселой улыбке.
– Ты, Маргарита, испорченная женщина, но ты меня понимаешь. Только ты можешь меня правильно понять, мой ангел, – обратился старик к молодой прекрасной даме.
Красавица покачала головой и сказала:
– Отец, если уж и стоит играть комедию в семейном кругу, то почему бы вам меня не называть моим столь удачно присвоенным именем?
– Согласен, графиня де Клар! Вы совершенно правы, – согласился старик. – Вы пойдете далеко, если только ваш граф не свернет вам шею в пути, – с лукавой улыбкой проговорил он.
– Я здесь! – тихо, но многозначительно сказал мужчина, сидевший на диване рядом с красавицей.
– Совершенно верно. А ты, Приятель-Тулонец, сын мой, – известный плут, – ответил старик, подарив свою отеческую улыбку ему и графине. – Работайте усердно, веселитесь вдоволь, жизнь коротка и скоротечна, она проходит, как мгновение… – старик вдруг замолчал, погрузившись в воспоминания.
Один из присутствовавших сурово и сухо заметил:
– Пожалуйста, по порядку дня!
– И давайте побыстрее, – добавил высокий, симпатичный, элегантно одетый молодой человек с бледным от усталости или от бурно проведенной ночи лицом.
Старик очнулся и ответил, не меняя плавности своего тона:
– Господин аббат, мы всегда следуем вашим заповедям, а ты Корона, племянник мой, не суетись! В ближайшее утро мы еще поговорим с тобой о малышке Фаншетте. Я хотел бы узнать, почему она не счастлива с тобой. Вот дождешься, она как-нибудь придушит тебя ночью в твоей собственной постели. И поделом! Берегись, племянничек!
Тот, кого звали Корона, пожал плечами и стал еще бледнее.
Мои верные читатели, уже прочитавшие две первые книги из цикла «Черные Мантии»[4], простят меня за короткие, но необходимые здесь пояснения.
Данная книга не является продолжением двух предыдущих.
Черные Мантии являются единственными персонажами, объединяющими все три произведения.
Все собравшиеся в этой комнате: уважаемый и чрезвычайно спокойный старик, элегантная, с большим чувством собственного достоинства дама, ее компаньон с энергичным лицом, господин аббат, граф Корона и другие – были Черными Мантиями, членами Генерального штаба этого преступного клана. Его структура и управление оказались настолько хорошо продуманы, что в наших судебных архивах не осталось сколько-нибудь заметного следа их преступной деятельности. И это после того, как Черные Мантии около 75 лет держали в постоянном страхе и ужасе две крупные страны.
Герои наиболее нашумевших дел, имена которых хранятся в архивах в разделе Черные Мантии, на самом деле являются всего лишь статистами этой мощной организации, прислужниками истинных «рыцарей» этой дьявольской армии.
Кое-кто бился об заклад, утверждая, что Черные Мантии были просто мошенниками, поддельщиками, ростовщиками и фальшивомонетчиками. И действительно, судебные инстанции не смогли доказать их принадлежность к грозному корсиканскому монашескому братству.
Мои долгие и печальные странствия в кварталах парижской сыскной полиции позволили мне многое узнать о Черных Мантиях. Поэтому все, о чем я рассказываю, мне достоверно известно.
Эта книга названа «Башня Преступления», так как в одном из домов, расположенных на этой улице, произошло известное нам преступление, а кроме того, я встречался там с неким весьма известным человеком, который был живой историей Черных Мантий. Я не хотел бы уточнять, в каком именно доме проходили наши встречи.
Человек, о котором идет речь, был корсиканец, слуга дома Боццо-Корона, член организации Черные Мантии.
Того, о чем он поведал мне, вполне хватит на десяток романов.
Черные Мантии берут начало в Италии. VesteNere(Черные Мантии второй Каморры Неаполя и Абруццо) сформировались в середине прошлого века. Их главарь, Брат Дьявола (Фра Дьяволо) считался бессмертным, совсем как египетские фараоны. Фра Дьяволо называли также Крестным Отцом.
Последним Крестным Отцом второй Каморры был полковник Боццо. Во время Имперских войн он был оттеснен в Калабрию и там оказывал длительное сопротивление войскам неприятеля. Историки утверждают, что он был казнен в 1806 году в Неаполе.
Но жители Сартена на Корсике имеют свое мнение на этот счет. В 1807 году уже поседевший полковник Боццо обосновался в подвалах монастыря Спасения, где предводители каморр не раз устраивали известные оргии. Все называли полковника Боццо Крестным Отцом, Фра Дьяволо.
Последний раз преступный клан подавал признаки жизни в 1842 году, и Обитель Спасения служила по-прежнему убежищем для французских и английских Черных Мантий.
Каким же образом эти безжалостные головорезы с Апеннин смогли трансформироваться у нас в хитроумных злоумышленников, изобретательных мошенников, ловко приспособивших даже сам Уголовный кодекс для осуществления своих преступных целей и сокрытия своих преступлений?
Люди приспосабливаются к тем местам, где живут. Этот закон неопровержим. На горных тропах процветает откровенная жестокость, а в городской толчее – хитрость и изворотливость.
Нужно также сказать, что секрет этой трансформации кроется и в самом принципе преступного клана. Уже тогда, когда VesteNere были просто жестокими бандитами, их уставные догмы отличались некоторой утонченностью. Платить по закону – этот принцип был для них основной заповедью.
Платить по закону означало для них искать защиту в хитросплетениях римского права, которое по-прежнему имеет силу на Апеннинском полуострове и во Франции по Кодексу Наполеона.
Платить по закону означало для них превратить в прочный щит известную аксиому «Nonbisinidem». Не может быть двух осужденных за одно и то же преступление.
Закон провозглашает необходимость наказания за каждое преступление. Преступник наказан и дело завершено, закон не предусматривает его повторного рассмотрения.
Платить по закону означало для Черных Мантий то, что по каждому совершенному преступлению они обязательно должны были передать правосудию виновного.
Правосудие получало искомое, а Черным Мантиям ничего не стоило совершить еще одно преступление. И все были довольны, за исключением бездыханных жертв.
Однако вернемся к нашей истории.
Старика, восседавшего в председательском кресле, звали полковник Боццо. Он и был Крестным Отцом Черных Мантий. Он же и был повешен в Неаполе много лет тому назад.
Мужчина, сидевший на диване, был бывшим секретарем Крестного Отца. Этого законченного негодяя и закоренелого преступника звали Приятель-Тулонец. Он имел завидное положение в Париже, где был известен, как маклер Лекок де ля Перьер.
Красивый молодой господин с несколько болезненным видом, которому Крестный Отец напомнил о «малышке Фаншетте», был графом Боццо-Корона, внучатым зятем полковника. Супруга графа, несчастная красавица графиня Корона, была единственным существом, которое могло еще тронуть каменное сердце старика.
В комнате находились также аббат X… – богоотступник; доктор Самюэль, предавший истинную науку и погрязший в пороке; и Хуан, ростовщик, которому явно не грозило разорение.
Элегантная красавица, сидевшая на диване рядом с месье Лекоком, была героиней нашей второй книги («Карнавальная ночь»). Чисто внешне в теперешней горделивой графине де Клар не осталось ничего от прежней Маргариты Бургундской, мечты всех Буриданов студенческого квартала.
Стоит сказать читателю, что все эти персонажи были самыми опасными бандитами, которых когда-либо знал Париж.
Старик снова взял свою тетрадь, но тут в разговор вступил месье Лекок:
Хочу напомнить, что графиня де Клар пришла сюда, чтобы сделать очень важное сообщение.
– Дети мои, – ответил Крестный Отец, – сначала я представлю вам свой доклад. Прошу вас обратить внимание на его стиль. Я особо над ним поработал. Я уже очень стар и это будет мой последний доклад. После него мы перейдем к очень важному сообщению нашей прекрасной Маргариты. Итак, мои милые, я начинаю. Прошу тишины.
– Генерал, граф де Шанма, – тихим голосом принялся читать старик, – бесстрашный военный муж, стал по совету нашего восхитительного коллеги Николя объектом нашего пристального внимания. Он очень богат. Семья его состоит из двух дочерей: старшей – незаконнорожденной, мать которой неизвестна; младшей – рожденной в законном браке. Супруга генерала, графиня де Шанма, умерла.
Младшая дочь больна и долго не проживет. Моим первым намерением, что также одобрил Николя, было натолкнуть генерала на мысль распродать свое имущество по политическим соображениям. После продажи и оплаты его имущества нам представилась бы возможность убрать генерала.
Дочка не в счет. У Приятеля-Тулонца есть на примете молодой человек для оплаты по закону, некий Поль Лабр, которого он использовал прежде для других целей.
– Это не вариант, – заметил Лекок. – Я отдам этого юнца кому угодно. Он уже на подозрении.
– Между тем, – продолжал старик, – генерал, граф де Шанма, пригласил к себе в дом свою старшую дочь и тогда нам пришла в голову менее грубая комбинация.
Я имею честь доложить совету ход выполнения этого плана, осуществляемого при поддержке организации.
Уполковника Боццо была также и другая сторона жизни, которую он не скрывал и даже демонстрировал, правда, скромно, без пышности. Весь Париж знал его особняк на улице Терезы, настоящий салон благотворительности. Он не потрясал своей шикарностью, а скорее восхищал холодным величием. Особняк часто посещали многие высокопоставленные персоны.
Как во Франции, так и по всей Европе у полковника Боццо в друзьях было немало знаменитостей.
Во время правления Луи-Филиппа, газетчики не щадили своих сил, чтобы дискредитировать филантропические устремления полковника. Действительно, мы живем с вами в эпоху, полную удивительных примеров наглого, непростительного лицемерия. Слово «филантроп» стало теперь почти ругательным.
Но полковник был выше этих злопыхательств. Никто не осмеливался заподозрить его в неискренности: зачем ему нужно было спекулировать на бедняках, коли он сам довольствовался самым малым?
Правда, состояние его считалось огромным. Ему принадлежала целая область на Корсике.
Сам полковник прекрасно понимал, что высокая идея филантропии давно деградировала. Его образ жизни являл собой благородный пример для современной ему эпохи. А любители полустиший замечали, говоря о его смиренной старости: «Блаженный закат чудесного дня».
На деле лжеапостолы были всегда ниспровергателями добра.
Мне даже трудно сказать, какое наказание может соответствовать тяжести свершенного ими преступления.
Они на долгое время вызывают отвращение ко всему вульгарному, и когда появляются истинные благодетели, вульгарность вырывается из своего заточения и мстит им. И от благодетелей начинают недоверчиво отворачиваться. А вульгарность продолжает сеять сомнения, изрыгать насмешки, клеветать.
И в наши дни мы с вами знаем о красоте, возвышенности и благородстве устремлений одного филантропа, так что не стоит бояться употреблять это слово, несмотря на все попытки близорукого сарказма обесчестить его. Полезные и благотворные деяния филантропа, сеящего добро, очевидны. Того, что он сделал для тех, кто работает резцом, кистью, долотом, пером, хватит с лихвой, чтобы воздать должное памяти десяти меценатов.
Сам Меценат жил в роскоши. Источники же благотворительности того, кого я имею в виду, происходят от его глубочайшей образованности, от его безграничной любви к добру.
Я не решаюсь начертать имя этого человека. Он бы мне это никогда не позволил. Но я считаю, что имя этого человека придаст нам силы и благородства на пути, в который нас зовет это мрачное повествование.
Да простит меня барон Тейлор за то, что я с двоякой целью посвятил ему эту страницу; я хотел воздать ему должное и придать больше контраста излагаемым событиям.
Надеюсь, что никто другой не осудит меня за то, что я посвятил эти несколько строк своего произведения моему искренне уважаемому другу.
Однако давайте вернемся к нашим героям, собравшимся в доме на набережной Орфевр.
– Дети мои, – продолжил полковник Боццо своим приятным, несколько прерывающимся, старческим голосом, – в семье де Шанма нас заинтересовала старшая сестра, потому что младшая сестра долго не протянет.
Идея впутать в это дело политику была в принципе неплохой. И именно политика стала отправной точкой нашей операции.
Тулонец в этом смысле был очень полезен. А бравый генерал, тосковавший о прошлом, позволил втянуть себя в кое-какие маленькие интриги, из которых мы сплели карлистско-республиканский заговор. Все прошло успешно, и генерал предстал перед Верховным судом.
Наш друг и коллега Николя, сын Людовика XVI, наследник французского престола, оказался без единого су в кармане. Я предоставил ему возможность поправить свои дела.
Как я люблю устраивать свадьбы, дети мои. Мадемуазель Изоль де Шанма очень привлекательна, но нас интересуют не ее милые глазки. Мы ведь пустяками не занимаемся.
Прежде, чем втянуть генерала в политический заговор, в результате чего он должен был лишиться гражданских прав, следовало досконально изучить истинное положение красавицы Изоль в семье генерала.
Расследованием занялся принц, и вот что он выяснил:
Изоль де Шанма является по договору полноправной законной дочерью генерала. У нас имеются доказательства на этот счет.
Оказалось, что можно действовать в этом направлении.
С нашей помощью генерал получил бесплатно отдельную комнату на Мон-Сен-Мишель, и наш дорогой принц начал ухаживать за прелестной Изоль, которой совсем не претит стать королевой. Теперь проблема состояла в следующем: открыть дело о наследовании и сделать Изоль единственной наследницей…
– А что мы получим от этого? – возбужденно перебил Лекок.
– Мы попросту устраиваем для Николя хорошую жизнь, – заметил Корона.
– Спокойно, племянник! – приказал полковник. – Я отвечаю Приятелю-Тулонцу: первое, принц подписал и передал мне поручение на десять тысяч луидоров для наших нужд.
Лекок опять пожал плечами.
– Вместо того, чтобы действительно сорвать большой куш, мы теряем время на какую-то мелочь, – сказал Лекок. – Помнится, Отец, что раньше вы бы и мухи не убили за двести тысяч франков.
– Ты считаешь, что я измельчал? – с ухмылкой спросил полковник. – Будь спокоен!
– Дело, которое предлагает нам Маргарита, тянет на миллионы, на много миллионов, – продолжил Лекок вместо ответа.
Все обратили свои взоры не графиню де Клар.
– Придет черед и Маргариты, дети мои, – спокойно сказал старик. – Я несколько понервничал, врачи запрещают мне сильно возбуждаться. Я был не прав. Каждый имеет право все обсудить, но никто, я в этом уверен, не помышляет посягнуть на мои отеческие права… Так вот, мальчик мой, Приятель-Тулонец, я тоже помню времена, когда ты пошел бы на поджег столицы за двести тысяч франков и даже за двести франков. Не забывайте, дети мои, что большие реки вытекают из маленьких ручейков. Я продолжаю. Вы убедитесь, что мой план не импровизация. Я делаю все аккуратно и продуманно. Исполнение доверено принцу.
Когда генерала переводили с острова Мон-Сен-Мишель для дачи свидетельских показаний в Париже, я тут же поймал пулю налету. В пути генерал получил сообщение о том, что его старые друзья, карлисты-республиканцы, готовят побег. Это была идея Николя. Он талантлив. Вот план побега:
Место побега: выход генерала из зала суда, где генерал должен давать свидетельские показания.
Способ побега: драка; у нас есть люди для этого и это ничего не будет нам стоить; волнение в толпе – и проход открыт.
Ответственные за операцию: Кокотт и Пиклюс.
Успех обеспечен.
А вот что я сам привнес в этот план, и вы увидите, измельчал я или нет. Заметьте, что я уже говорю без тетради, терпеть не могу читать по написанному.
Оказавшись на свободе, генерал должен сразу же получить дорожный костюм, картуз и вещевой мешок; согласитесь, неплохой маскарад? С этими вещами он приходит на третий этаж дома Буавена по Иерусалимской улице и стучит в дверь, на которой будет написано желтым мелом имя «Готрон»…
– Кто этот Готрон? – спросил Лекок.
– Узнаете! – торжествующе произнес старик, он уже смаковал возникшее любопытство.
Лекок насмешливо улыбнулся и поинтересовался, в какое время генерал должен прибыть на Иерусалимскую улицу.
Крестный Отец ответил:
– Красный шарф еще на балконе, принц пока не пришел. Это должно вот-вот произойти.
– Если вы, Отец, все продумали, – злорадно подметил Лекок, – то вы, конечно, поставили свечку на третьем этаже вертепа Буавена, чтобы осветить написанное на двери желтым мелом имя «Готрон»?
Старик вздрогнул и его седые волосы чуть не встали дыбом от возмущения.
– Приятель, ты был моим слугой! – воскликнул он в ярости. – Приятель, в тебе осталась эта лакейская наглость! Но я – хранитель секрета! Я – и больше никто! Если я пожелаю, то после моей смерти вы все останетесь голодранцами!
– Лекок был не прав! – первым сказал доктор Самюэль.
Все остальные подхватили:
– Лекок был не прав!
Крестный Отец нервно расстегнул жилет и рубашку.
– Нет ничего! – сказал он. – А! Я не ношу больше на груди священную ленту Обители Спасения. Она надежно спрятана, даже моя малышка Фаншетта не смогла бы ее найти! Эта лента стоит всех алмазов короны! Она укажет, где скрыты сокровища! Вы можете меня убить, но и в моем гробу вы ее не найдете! Я не доверяю вам. Вы мои враги! Вы все!
Он весь дрожал и заикался от волнения.
– Будет, будет! – заговорил Лекок уже добродушно. – Я уверен, что этот план удастся, хотя он несколько старомоден. Я горжусь, что был вашим слугой. Здесь нет никого, кто мог бы с вами сравниться. Ну! Старый гигант, я прошу прощения у Крестного Отца.
Всего лишь две-три секунды они смотрели друг другу в глаза.
Приступ ярости, охвативший старика, уже прошел.
На его лице промелькнула лукавая улыбка, и в ту же секунду привычное невозмутимое безразличие вернулось к Крестному Отцу.
– Конечно, – сказал он, – ты привязан ко мне, Приятель-Тулонец, и все вы испытываете ко мне нежность, как к родному отцу. И вы правы, дети мои, это я не прав. Нельзя быть, если тебя по сути дела уже нет. Это будет мое последнее дело. Как, говорите вы, генерал сможет прочесть в кромешной темноте имя «Готрон», да еще разглядеть, что оно написано желтым мелом? Это полный абсурд! Идиот! Идиот! Мне стыдно! Долой старого дурака!
И он рассмеялся, не спуская взгляда с присутствующих.
– Что вы хотите? – продолжил старик. – Приятель-Тулонец сказал, что дело успешно завершится. Мне всегда все удавалось, несмотря на отсутствие способностей…
– Отец! – сказал Лекок, грозя ему пальцем. – Вы затаили обиду.
– Иди, я поцелую тебя! – с пафосом позвал старик, вытирая свои сухие глаза. – Неблагодарный! Знал бы ты, как тебя любят!
После нежных объятий старик продолжил:
– Меня спросили, кто такой Готрон. Бедняга Лейтенант Куатье сидел в тюрьме, он платил по закону. Я и не полагал, что он так много знает. Через одного общего друга он передал, что выложит правосудию с десяток наших маленьких историй, если я его не освобожу. Почему бы его и не пожалеть, пока мы с ним не рассчитаемся(Крестный Отец особо выделил это слово). И я помог ему выйти из тюрьмы как раз вовремя, чтобы воспользоваться его умением и опытом. Он и есть Готрон. Принц ему объяснил, что нужно сделать. Знаете, он просто талант…
В этот момент кто-то тихо постучал в дверь. Присутствующие прикрыли лица черными шелковыми платками.
– Проходи, Пиклюс, заходи, друг мой, – сказал старик.
На пороге показался мужчина с несчастным лицом, он походил на сельского привратника.
– Заключенный на свободе, – сказал он. – Все прошло нормально.
Полковник улыбнулся и заметил:
– Хорошо, мальчик мой. Ты можешь закурить сигарету, снять на балконе красный шарф, а затем пойти повеселиться.
Пиклюс вышел на балкон. Отец продолжал:
– Я сказал, что Готрон – это Куатье. Должен уточнить, что он треть Готрона, так как наш Николя пригласил каменщиком Котри и слесарем – Ландерно. Стена башни толстая, вполне хватит места, чтобы упаковать генерала.
Дело принимало интересный оборот.
– Ну что ж, дело о наследовании можно считать открытым. Остается больная малышка, что находится этажом ниже. Куатье вовсе ни к чему торчать в столице, а юным легочным больным совсем не противопоказан воздух Корсики. Куатье и девочка сегодня отправятся в Сартен, и проблема полностью будет решена: красавица Изоль становится единственной наследницей и принцессой. Я все сказал. Простите автора за допущенные ошибки.
Раздались приглушенные возгласы одобрения. Всем хотелось, чтобы старик был доволен.
– Спасибо, дети мои, – сказал он, складывая свои записки. – Раньше бы я организовал все гораздо лучше… но что поделаешь? Пока не явился Лейтенант, я передаю слово нашей восхитительной графине.
– Но прежде, – возразил Корона, – я хотел бы сказать, что мы очень мало положили принцу за его услуги. Удвоим вознаграждение.
– Он нам обязательно понадобится и для моего дела, – сказала Маргарита.
– Послушаем, что за дело у Маргариты! – решительно сказал Лекок, укоризненно посмотрев на графа Корона. – Слово имеет Маргарита.
– Я долго вас не задержу, – начала Маргарита. – В последний раз, когда я была в замке де Шанма в Нормандии с двумя дочками генерала, я обнаружила там одну скупую крестьянку, которая скрывает баснословное состояние. В прошлом году она даже покалечила своего сына в целях конспирации. Она у меня как-то попросила пару су на табак.
– И удается ей скрыть свою жалкую тысячу экю? – явно издевательски поинтересовался старик. – Расскажи, дорогая.
– Она платит поземельный налог в департаменте Орн на сумму двадцать две тысячи восемьсот семьдесят шесть франков, – ответила Маргарита.
– От доходов! – одновременно и весьма бурно отреагировали со всех сторон.
– Чистый налог, – уточнила Маргарита. – Кроме того, она платит четырнадцать тысяч франков в соседних департаментах.
– Черт побери! – выругался старик. – После такой истории и сон потеряешь.
– И еще, – продолжала Маргарита, – каждые полгода банкир из Алансона получает по тысяче триста пятьдесят франков в счет полпроцента комиссионных за перевод в государственный бюджет земельных рент, записанных на ее имя.
– Идите же и поцелуйте меня, прелесть вы моя, – воскликнул старик, потрясенный такой новостью.
Маргарита повиновалась его благосклонности с тем, чтобы шепнуть ему на ухо:
– Это дело просто так не отдам, я его продаю и очень дорого.
Второй раз, точно таким же образом, постучали в дверь. Члены совета опять закрыли свои лица.
– Кто там? – спросил старик.
– Это я, – ответил грубый хриплый голос.
– Кто ты? – спросил полковник.
– Готрон, – был ответ.
Среди присутствующих почувствовалось некоторое волнение, когда старик сказал:
– Войдите.
Все уставились на руки громилы, появившегося на пороге, словно ожидая увидеть на них кровь.
– Здравствуйте, Лейтенант, – проговорил Отец. – Как дела, мальчик мой?
– Нормально, – ответил убийца, по-прежнему стоявший в дверях. – Спасибо, все хорошо.