Фелиция Берлинер Шмуц

Рассказчик снов

На следующее утро после сеанса терапии Рейзл бежит по коридору, чтобы не опоздать на пары, но зейде[10] внезапно подзывает ее к себе в комнату. Братья и сестры всегда делили комнаты – трое братьев в одной спальне, Рейзл и Гитти в другой, – а у зейде отдельная комната. Тати говорит, что это так, потому что старших надо уважать, мами – потому что он храпит, Шлойми – потому что от него несет пишем, но Рейзл знает правду: это потому, что утром он может пересказать тебе твой сон, а тати и мами это не нравится, и они не хотят такое поощрять. И не важно, что зейде носит цицит[11] поверх рубашек, как все остальные, не важно, что он не терпит сплетен и гневно кричит: «Шмаисраэль!»[12] – превращая молитву в брань, будто он услышал, как кто-то из его внуков сказал что-то плохое; тати и мами считают, что способность зейде видеть сны в головах других людей – ересь.

Мами сказала, что это у него уже давно и что бабэ[13] вышла за него именно из-за этого: когда бабэ было восемнадцать, зейде сказал ей, что ей приснилось, будто она вышла за него замуж, и в шутку ее пожурил: «Хотя бы предложения дождись!»

Он правда прочел ее мысли или просто выразил свое желание? Этого уже не узнать, но бабэ согласилась, так что благодаря своей дерзости он заполучил невесту.

Наличие отдельной спальни не мешает зейде рассказывать сны. Этим утром зейде указывает ей на стул у своей кровати, и Рейзл нехотя на него опускается. Опаздывать на пары ей не хочется, но она бы не посмела проигнорировать призыв зейде. Он рассказывает следующий сон: ранним утром, пока еще не ходят школьные автобусы, а небо еще черное, с точками уличных фонарей, по авеню идет лошадь. Она останавливается у их жилого комплекса, ржет и ржет, и снег тает от горячего дыхания огромного животного. Тати и другие мужчины-соседи пытаются отогнать лошадь, она принимается топать и лягаться, пока ее не оставляют в покое. Лишь когда Рейзл появляется в металлически-стеклянных дверях в своей старой школьной форме, лошадь успокаивается. Рейзл запрыгивает на лошадь. В длинной юбке! На огромную лошадь! Это ее не останавливает, она летит! И скачет. Лошадиная грива развевается. Никто не пытается ее снять – они не могут, они слышат смех и галоп лошади. Потом Рейзл снова оказывается у кирпичного здания, но уже день и улица непривычно пуста. Дети в школе, мужчины изучают Тору или работают, ниже по улице несколько женщин направляются в продуктовый, толкая коляски. Рейзл стоит одна, лошади нет, только лошадиное дерьмо с соломой на заснеженной земле.

После пересказа зейде забытый сон так ярко встает перед Рейзл, словно воспоминание. Зейде спрашивает:

– Рейзеле, когда ты запрыгиваешь на лошадь, куда ты скачешь?

Зейде поглаживает ее по щеке. От его пальцев исходит волшебное тепло. Его дар знать чужие сны, вытаскивать их из темных глубин ночи на дневной свет… Как это возможно? Вдруг зейде выдумал этот сон и отдал его ей, как когда-то бабэ?

Но Рейзл ему верит, тепло стекает с ее шеи по спине, вместе с чувством, что зейде знает, куда Рейзл уносится на лошади.

Так же, как Рейзл всегда знала, где он прячет для нее конфеты. Они так играли с тех пор, как она была крошкой: он говорит ей угадать, она сверлит глазами все его карманы, пока не появляется уверенность, твердая, как сама конфета, и тычет пальцем: вот! Она всегда выбирает правильный карман, и зейде вручает ей конфету «Паскесц»[14]. Она не ждет окончания ужина, как велит мами, а разворачивает фантик и съедает конфету быстрее, чем можно сказать благословение, сладко-горькая шипучка тает на языке. Зейде улыбается и не журит ее. Он все равно ее любит.

Знаки

Наконец оказавшись в метро, Рейзл достает из сумки сидур[15]. Она держит карманный молитвенник с изысканной серебряной обложкой прямо перед лицом, как щит или оберег, читая псалмы, хотя она знает каждое слово наизусть.

Псалмы не останавливают вторжение порно в ее жизнь.

Женщина перед Рейзл – она готовится к танцу? Она так обхватывает металлический поручень, будто вот-вот обогнет ногой тонкий серебряный столб. Может, она расстегнет деловую блузку, заметную под расстегнутой курткой, жар поезда породит другой жар, физическую близость с каким-то незнакомцем. Рейзл теперь живет в системе знаков, но это, как ни странно, ей не в новинку. Религиозная жизнь тоже система знаков. Любая вещь, будь то яблоко, новая юбка или хорошая оценка, представлялась Рейзл как доказательство, что все делается дланью Б-жьей. Возможность сказать молитву или благословение. Если она споткнулась и упала – это тоже предупреждение от дер Башефера. Порнография работает не совсем так, но параллельно. Каждая вещь – сексуальный объект, каждый жест – приглашение что-то почувствовать. Яблоко – нечто, что нужно есть сексуально, на случай, если это видит мужчина; красный рот, красные губы; юбка существует, чтобы ее расстегнуть.

Неужели секс всегда за всем скрывался, а она просто не замечала? Как не религиозные люди не замечают во всем Б-га. Для кого-то яблоко – просто яблоко, а поручень в метро – что-то, за что можно схватиться, чтобы не упасть.

Меня зовут О’Донован

Математика и бухгалтерия даются Рейзл легко, и она набрала столько этих курсов, сколько было дозволено, но избежать обязательного английского не удалось.

Входит профессор, бородатый мужчина.

– Меня зовут О’Донован, – представляется он в первый день весеннего семестра. Он в джинсах и галстуке. Вешает куртку на спинку стула, но не садится. Он ходит по аудитории, красуясь и одним профилем, и другим. Его челюсть очаровывает Рейзл. И его кожа, бледная, как у всех мальчиков в иешиве, но с маленькими темными точками. Наконец он усаживается, выбрав самый профессиональный угол профессорского стола. Он угрожающе наклоняется вперед к студентам в первом ряду и говорит:

– Я хочу слушать ваши голоса, а не только свой.

Это первый дурной знак. В программе на семестр мелким шрифтом написано, что участие в обсуждении обязательно, и дан ряд других правил; надо не только учиться, но и вписываться в коллектив. Рейзл готова распрощаться с отличной оценкой. Она учила английский, но это не ее родной язык. Сначала родной идиш, потом священный иврит, на котором молятся, и только потом уже английский. Она начала учить его в первом классе. Чтобы заменить одобренные школой учебники и разрешенные хасидские романы, она поглощала порочный английский втайне – через любовные романы, найденные на улице, журналы в приемных врачей. Школьницей Рейзл говорила, что идет к друзьям, а сама шла в библиотеку.

Сколько слов она читала и ни разу не произносила!

Дома она скрывает, что знает больше, чем ей положено. В колледже она боится показать, что у нее есть пробелы, что она знает меньше других студентов, которые носят джинсы и футболки и не выпускают из рук телефоны. У нее телефон кошерный – раскладушка без интернета, без сообщений и с заблокированной камерой. В колледже она его скрывает. На семинарах всем слышны ее чересчур четкие согласные и легкая мелодичность речи, присущая идишу, и на нее иногда поглядывают с интересом. Как бы хорошо этот О’Донован ее ни учил, она никогда не будет выглядеть и звучать как другие студенты.

Он ослабляет галстук, и тот повисает чуть криво. Его жесты выглядят фальшиво. Рейзл куда больше нравились ее религиозные учителя, раввины и их жены, ребецин, которые выше всего ставят уважение и учат, не притворяясь друзьями.

– Это ваш первый курс английского в колледже, – говорит О’Донован. – Основа вашего студенческого будущего. Меня не интересует, какой у вас профиль, что еще вы изучаете, вы должны уметь критически мыслить, анализировать текст и убедительно писать.

Он указывает на свою голову, затем на глаза. Машет рукой, будто пишет невидимой ручкой. Можно подумать, кто-то пишет свои работы от руки.

Затем он спрыгивает со стола и говорит внезапно серьезным тоном.

– Работа, которую вы проделаете на этом курсе, подготовит вас не только к университету, но и к жизни.

Рейзл слишком поздно понимает, что выбрала неудачное место, что прямо перед ней находится ширинка джинсов О’Донована. Она не поднимает глаз, изучая программу на семестр, стараясь не принимать в поле зрения ничего выше его колен, и думает, правду ли он предсказывает – обещает, – сможет ли она использовать то, что прочитает и напишет, вне колледжа.

– Найти меня очень просто, – продолжает профессор. – Мне всегда можно написать в «Фейсбуке»[16].

Теперь Рейзл волнуется. У нее нет никакого «бука». Пойти в колледж, прятать ноутбук в рюкзаке и втайне от всех ходить на английский – это одно… но «Фейсбук» будет опасен. Ее могут найти на «Фейсбуке» и рассказать комитету целомудрия.

Профессор О’Донован просит студентов представиться. После того как кто-то называет свое имя, профессор с акцентом спрашивает: «И откуда вы?» С такой доброй и приветливой улыбкой.

Обычно Рейзл не стесняется говорить по-английски, но теперь волнуется, заметен ли идиш в ее речи.

– Я Рейзл из Бруклина, – говорит она так быстро, как только может, чтобы профессор не успел задать этот вопрос.

Одну ужасную секунду она чувствует на себе глаза профессора и однокурсников. Они изучают ее. Длинную юбку, доходящую до лодыжек, блузку, застегнутую до горла, рукава, скрывающие запястья. Затем переходят к следующему студенту.

Ей хочется говорить с профессором, используя привычный порядок слов идиша. Хочется забрать его английский, оставить его без языка, без места. Хочется изучать только цифры, никаких слов.

Попробуй один раз

– Рейзеле, что ты уткнулась в свою книгу! Надо готовиться!

Мами вбегает в комнату. Рейзл захлопывает компьютер и прикрывает его бумагами.

– Фарвус готовиться?

– Сваха звонила, она кого-то нашла. Хосн придет знакомиться завтра вечером.

– Цыц, – тати, стоявший в проходе, подходит к мами. – Не говори «хосн», еще рано.

– Ты же у меня был первым, – говорит мами. – Иногда первый – это тот самый.

Мами заглядывает в шкаф и достает оттуда три платья Рейзл. Времени на покупку нового перед башоу нет, так что придется довольствоваться лучшим субботним платьем.

– Залман, закрой дверь, пусть она померяет. Хочу взглянуть, какой красавицей она будет для хосна!

– Бли айнара, – говорит тати на выходе, отгоняя сглазы.

Мами пританцовывает с одним из платьев, с белым.

– Эта Подгорец – настоящее благословение. Просто чудесница, – говорит она.

Рейзл смотрит на платье в руках мами, потом на остальные на кровати. Иллюзия выбора – столько платьев, но на деле они одинаковые. Почему она не радуется, как мами? После того как Подгорец сказала ей «попробовать один раз», Рейзл согласилась на знакомство, но она не хотела так быстро. Не завтра.

– Все так быстро получилось! – смеется мами.

Рейзл становится не по себе. Откуда мами знать, что она думает? Она тоже начнет рассказывать Рейзл ее сны, она унаследовала дар зейде?

– Хотя я не удивлена, – добавляет мами, подходя к сидящей за столом Рейзл. – Надень это, белое, на мазаль[17], – говорит она, мечтательно глядя на Рейзл, представляя, что ее ждет. – Шейне мейделе. Идише коп. Красавица и умница!

Она кладет платье на стол и ласково поглаживает волосы Рейзл, на этот раз не пытаясь выпрямить кудряшки. Вдруг она хватает Рейзл за руку и сжимает, будто хочет куда-то ее утянуть.

– Я не хочу, чтобы ты была одна, – она упорно смотрит на Рейзл. – Я хочу, чтобы ты была счастлива, Рейзеле. Хочешь учиться – хорошо, пожалуйста, учись. Твой сейхел – дар Всевышнего! И сейчас ума тебе достаточно. Но так будет не всегда. Я хочу, чтобы у тебя было больше.

Она сжимает руку так сильно, что у Рейзл болят костяшки.

Рейзл освобождает руку и наклоняется вперед, чтобы обнять маму. Она опускает голову на мамину грудь, и это освобождает ее от ужасного взгляда, полного любви и ожиданий, которым, Рейзл уверена, она никогда не будет соответствовать. Ее наполняет боль. Боль того, что она – одна из пяти, кого ее мать смогла родить и столько лет растила, но теперь она не может осуществить мечту мами, она бессильна, как ее потерянные братья и сестры, никогда не сделавшие первого вдоха.

– Мами, я не одна.

– Сейчас да, Рейзеле. Но когда нас с тати не станет…

– Ой, мами, – инстинктивно говорит Рейзл, ей не хочется, чтобы мами говорила о своей смерти, чтобы она словами приближала это будущее. – Я и тогда не буду одна!

Рейзел не говорит, кто составит ей компанию. Не говорит о секретном мире в интернете. Вместо этого она говорит:

– У меня же есть семья.

– Конечно! Ты любишь сестру с братьями. И они тебя любят! Но не надо быть старой девой. У них будут свои семьи, а ты останешься альте мойд в их доме!

Рейзл крепче обнимает маму, стараясь уменьшить расстояние между ними, но оно остается даже при такой близости.

– Уф, Рейзеле. Перестань. Надевай платье, я дам тебе ожерелье к нему. А это убери, – мами нервно указывает на компьютер, лишь наполовину скрытый бумагами.

В сентябре, когда мами впервые увидела открытый компьютер на столе Рейзл, на ее лице застыл глубокий ужас.

– Тума, – сказала она, указывая на запретный аппарат, оскверняющий весь дом.

Рейзл приложила палец к маминым губам.

– Ш-ш-ш, мами. Он нужен мне для учебы. Тут моя домашняя работа, смотри, – она повернула экран к мами; тогда еще скрывать было нечего, на экране – яркая зеленая таблица Excel, с цифрами в ячейках. Но мами вся побелела. Она прикрыла глаза правой рукой, будто готовясь произнести Шма для защиты.

Рейзл отняла мамину руку от лица.

– И он нужен для работы. Так я смогу помогать с деньгами, пока Шлойми и Мойше изучают Тору. Я смогу купить себе свадебное платье.

В конце концов мами согласилась оставить компьютер.

– Только закрывай шторы, когда пользуешься им, – предупредила она.

Теперь Рейзл торопливо убирает компьютер в сумку, где он пролежит до конца башоу. Конечно же, молодого человека в любом случае и близко не подпустят к их с Гитти спальне, как и куда-либо еще без сопровождения родителей. Но нехорошо оставлять его так, в открытую, пока у них дома этот юноша, возможно, ее хосн.

Платье в ванне

– Красивое, – говорит Мойше, прикладывая к себе белое платье так, что его длинное черное пальто теряется из виду. – Но на тебе оно будет смотреться лучше.

Башоу вот-вот начнется, но Рейзл и Мойше стоят в ванной комнате, где Рейзл спряталась от всех два часа назад. Хотя она согласилась на встречу, согласилась на платье, выбранное мами, теперь ей страшно. Она даже мами дверь не открыла. Но когда постучался Мойше, она сдалась, и вот он, ее любимый брат, шутит и приглаживает платье у себя на груди. Он прижимает верх платья подбородком к груди, опуская руки вдоль белой шерстяной юбки. Ванная узкая, подол платья приходится положить в ванну.

– Перестань, – сдавленно говорит Рейзл. Она с ногами забралась на крышку унитаза, подняла колени и уткнулась в них лицом. На ней ее обычная одежда, длинный темный свитер и длинная темная юбка. Шутки Мойше сейчас ей не помогают.

– Помоги мне, – говорит она.

Одной рукой придерживая платье за талию, Мойше засовывает другую в карман пальто.

– Выкури, – говорит он, поднося зажигалку к тонкой самодельной сигарете на шкафу над раковиной.

– Ты что, там же мами! – Рейзл коленками указывает на дверь.

Он пожимает плечами.

– Разве дым от травки в ванной хуже скандала: девушка не хочет одеваться на башоу? Возьми и расслабься. И вообще, ты сделаешь мицву: спасешь мами от позора, если ей придется разворачивать хосна.

Мойше старше Рейзл на полтора года. В детстве они были неразлучны и остались близки, даже когда он поступил в иешиву. Ему всегда удавалось ее рассмешить.

Но сигарету-которая-не-сигарета она не трогает.

– Не бойся, Рейзи.

– Я не боюсь, – говорит она, все еще уткнувшись лицом в колени. – Я правда хочу замуж. Но я не могу. Их кен ништ.

Мойше поднимает заглушку.

– Подожги мне, – говорит он, и Рейзл наконец поднимает голову. Она делает, что он говорит. Щелкает зажигалкой, когда он зажимает между губами скрученную бумажку. Он вдыхает, прищуривается и выдыхает, глядя на Рейзл. Она кашляет и отгоняет дым рукой.

Когда красное свечение оказывается у его губ, Мойше стряхивает остаток с пеплом в раковину и смывает.

– Раз ты не боишься, почему не выйдешь замуж?

Рейзл почти готова ответить. Она хочет ему рассказать. Рассказать Мойше, что ее беспокоит. Сейчас подходящий момент.

Но что ей сказать?

Перед Рейзл предстает картинка: длинный угловой диван из видео. На диване шесть голых женщин, перед каждой мужчина, в каждой шванц, в мойле или в шмунди. Женщины тянутся друг к другу, поглаживают волосы или, если рты свободны, тянутся за поцелуями. Это хаотичная сцена, изгибы женщин сливаются с изгибами мужчин, тела извиваются, Рейзл не знает, кто какую позу примет в следующую секунду. Все это придется сказать Мойше, если она начнет объяснять, почему не может выйти замуж. Придется объяснить выборы, изменяющиеся конфигурации шмуца

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Здесь и далее – выражения на идише, выделенные курсивом, можно найти в «Глоссарии». См. стр. 370.

2

Бар-мицва (иврит) – достижение еврейским мальчиком религиозного совершеннолетия (Здесь и далее прим. ред.).

3

Гемара – свод дискуссий и анализов текста Мишны, проводившихся амораями, включающий их постановления и уточнения Закона. В обиходе термином Гемара часто обозначают Талмуд в целом, а также каждый из составляющих его трактатов в отдельности.

4

Гой (иврит) – в иудаизме так называют неевреев (иноверцев).

5

Иешива (ешива) – институт, высшее религиозное учебное заведение в иудаизме; предназначено для изучения священных текстов, Талмуда (Прим. переводчика).

6

Шванц (идиш, вульгар.) – член.

7

Ха-Шем (иврит) – имя. Имя Бога в иудаизме не произносится.

8

Еврейский праздник свечей, которые зажигают в честь чуда, происшедшего при освящении Храма после победы войска Иегуды Маккавея над войсками царя Антиоха в 164 году до нашей эры.

9

Американская ортодоксальная еврейская мужская группа.

10

Дедушка (идиш).

11

Пучок нитей, выполняющий, согласно Галахе, определенную ритуальную функцию.

12

«Слушай, Израиль» (древ. иврит) – начало молитвы Шма.

13

Бабушка (идиш).

14

Paskesz Candies & Confectioner – международная кондитерская компания.

15

Традиционный еврейский молитвенник. Слово «сидур» означает «порядок», поскольку в молитвеннике все молитвы приводятся в надлежащем и фиксированном порядке.

16

Принадлежит компании Meta, деятельность которой запрещена в РФ (Здесь и далее).

17

Удача (иврит).