Федор Раззаков
Алла Пугачева: Рожденная в СССР
С таким настроением я возвращаюсь в Москву. Стою на перроне московского вокзала и боюсь идти домой. Тут ко мне подошел наш музыкант, он играл на ударных инструментах. Взял мой чемодан и повел домой. Когда мама открыла дверь, он сразу же ей выпалил: «Вот ваша дочь. Артисткой она не стала. Но я вам говорю – мы о ней еще услышим…» Таковы были мои первые гастроли…»
В Москву Пугачева вернулась в конце года. И 27 декабря написала заявление руководству училища: «Мне был предоставлен академический отпуск ввиду болезни, но, так как я чувствую себя вполне здоровой, прошу дать мне возможность продолжать учебу».
Вскоре после первых гастролей, в 1966 году, на Аллу Пугачеву обратил внимание редактор популярной воскресной радиопередачи «С добрым утром!» Владимир Трифонов. Он славился тем, что везде и повсюду выискивал подающих надежды молодых артистов и рекламировал их в своей передаче. Вот и Пугачеву постигла та же участь. Причем напарнику Трифонова Дмитрию Иванову она совершенно не понравилась, а Трифонов сказал, что ее ждет большое будущее. «Ну, ну», – скептически сказал Иванов, посчитав увлечение своего напарника очередной блажью. Ближайшее же будущее показало, кто из них прав в этом споре.
Песня, которую Пугачева спела в «Утре», была все та же – «Робот» Мерабова и Танича. За те несколько месяцев, что она ее исполняла, Пугачева настолько сроднилась с этой песней, что пела ее практически на одном дыхании. Вот почему, когда «Робот» в ее исполнении прозвучал в эфире, слушатели были в восторге. Как вспоминает М. Танич: «Песня сразу стала популярной. После Аллы ее перепела чуть ли не вся женская часть нашей эстрады. «Робота» исполняли во всех ресторанах, а это всегда было показателем большого успеха…»
После того редакцию «Утра» завалили письмами, в которых слушатели восхищались талантом юной певицы и просили продолжить с ней знакомство дальше. Значит, требовалась новая песня. И тут на горизонте Пугачевой возник начинающий композитор Владимир Шаинский. Он написал песню «Как бы мне влюбиться?», но никак не мог найти для нее исполнителя. Сначала он искал его среди звезд: Муслима Магомаева, Вадима Мулермана. Но те под разными предлогами отказывались от сотрудничества с нераскрученным автором. Тогда Шаинский стал искать исполнителей среди более молодого поколения, причем представительниц слабого пола. Ему посоветовали найти Анну Герман. Но та жила в Польше, и выйти на нее у безвестного Шаинского и вовсе не было никаких шансов. Он был уже в отчаянии, когда кто-то из радийных редакторов назвал ему певицу, исполнявшую песню «Робот». «А как ее фамилия?» – поинтересовался композитор. «Да зачем вам фамилия – она мало кому известна», – ответили ему. «А все-таки», – не унимался композитор. «Ну, Алла Пугачева. Легче вам?» Далее привожу слова самого композитора:
«Через пару дней я зашел на радио заполнить какие-то документы, и секретарша мне говорит: «Хотите увидеть вашу будущую исполнительницу? Вон в углу за роялем сидит». Я посмотрел – действительно сидит, разбирает мои ноты и что-то вполголоса напевает. Автор текста толкнул меня в бок: «Ты посмотри, что нам подсунули – да у нее совсем голоса нет…» – «Ладно, отвечаю, посмотрим».
Потом, конечно же, не выдержал и явился на запись. Притаился, чтобы она меня не увидела. В студию вскоре пришла Алла и начала петь. Вот тут я обалдел…»
Обалдел не только Шаинский, но и большинство радиослушателей, которые спустя некоторое время стали свидетелями премьеры этой песни. Спустя несколько дней редакцию «Доброго утра» уже завалили письмами, в которых «Как бы мне влюбиться?» была названа песней месяца. Трифонов ликовал. То же самое и Шаинский, который тут же написал для новоявленной звезды очередную песню – «Не спорь со мной». И она тоже стала победителем того же конкурса – «Песня месяца».
Между тем ложку дегтя в бочку меда внес Союз композиторов, который отправил на радио депешу, где выражалось возмущение вопиющим фактом, что не член их организации второй раз побеждает в престижном конкурсе. «Это все подтасовка!» – делали вывод в Союзе композиторов. На радио струхнули. И предложили Шаинскому отказаться от первого места в обмен на хорошее отношение в последующем. Композитор отказался. В итоге этот конкурс вскоре прекратили. А Пугачеву главный редактор музыкального вещания запретил даже на пушечный выстрел подпускать к радио. Но радийщики здесь проявили принципиальность: приводили ее на записи ночью, когда все начальство разъезжалось по домам. Правда, мама певицы была не в восторге от этих полуночных записей. Она возмущалась: «Да как же можно девчонку на ночь отпускать? Что это за радио такое? Куда смотрит комсомольская организация?» Но, поскольку за каждую запись Пугачевой платили по две ставки – 10 рублей, что было неплохой прибавкой к семейному бюджету, роптать на эти ночные отлучки мама юной певицы вскоре перестала.
Вспоминает Д. Иванов: «Мне было так забавно видеть, как она слушает нас, открыв рот. Трифонов же просто за ней ухаживал. Он бывал у нее дома, познакомился с родителями. Правда, Алла не отвечала ему взаимностью. Но и он любил ее, наверно, не столько как женщину, а как какое-то свое творение. Он даже немного учил ее петь. Говорил, например: «Вот здесь не надо обертонов, пой «белым звуком»…
У нас с Трифоновым был своеобразный бзик – уберечь будущую звезду от случайных связей. Например, композитор мог предложить песню через постель. Мы с Володей за Алкой слегка подслеживали: туда ли пошла, с тем ли человеком общалась. Короче, пасли. Например, Алла говорила: «Я встречаюсь с Вадимом Гамалией. Он хочет показать мне новую песню». Был такой очень популярный композитор. А уж до женщин какой ходок! (Его давно уже нет в живых: убили прямо на улице Горького.) Ага, соображали мы, Вадик – человек непростой. И своими тайными тропами чапали следом за Алкой!»
Следующяя песня, с которой связана очередная громкая история в жизни Аллы Пугачевой, называлась «Великаны». Песня входила в репертуар тогдашней звезды советской эстрады ленинградского певца Эдуарда Хиля. Но поскольку ее автором был приятель Иванова и Трифонова, то они уговорили его дать спеть свое творение и Пугачевой. За бутылку водки договорились со звукорежиссером и ночью записали песню. Причем один куплет пел Хиль, другой – Алла. Но этот вариант песни продержался недолго. Когда ее в таком виде услышал по радио Хиль, его возмущению не было предела. «Да как вы смеете! – бушевал он. – Меня, популярного исполнителя, ставить на одну доску с какой-то безвестной девчонкой!» Говорят, когда про это рассказали Пугачевой, она расплакалась. А потом, вытерев слезы, сказала: «Ну, ничего, я ему еще докажу. Я буду популярнее его!..» Вряд ли те, кто слышал тогда эти слова, в них поверили. А ведь они сбудутся. Только до этого момента еще добрых десять лет.
Еще один подобный скандал произошел летом 1966-го, когда режиссер «Доброго утра» Лев Штейнрайх включил Пугачеву в состав участников концерта-«солянки», проходившего в саду «Эрмитаж». Пугачева оказалась практически единственной малоизвестной артисткой в этом концерте, что жутко не понравилось некоторым участникам-мэтрам. Как вспоминает Д. Иванов: «Какой же жуткий скандал разразился, когда об этом узнали корифеи… Ладно уж, не стану называть имен тех, кто заходился в истерике, требуя вышвырнуть за ограду эту… как ее… Пугачеву. Сама она стояла в двух шагах от эпицентра этого позорнейшего урагана с лицом, выражавшим не то «сейчас пойду и повешусь», не то «а пошли вы все…», короче, концерт был под угрозой срыва.
– Ребята, я не могу! – сказал нам белый как мел Лева Штейнрайх. – Мне самому она нравится. Но гляньте на них. Они же меня сожрут заживо!
– А мы? – спросили мы.
Лева побледнел еще больше, хотя уже, казалось, дальше некуда, и крикнул страшным фальцетом:
– Пугачева будет в программе!
Корифеи испуганно отошли в кусты.
А потом на сцену вышла Пугачева… В те времена не было никаких цветных дымов, лазерных лучей и взбесившегося полуголого балета. Глуховатый рояль и одиноко торчавший микрофон – вот и вся атрибутика. И печальная девочка, никак не одетая, никак не выглядевшая… Ладно бы еще она вышла со своим популярным «Роботом», так нет же! Она решилась исполнить песню Бориса Савельева на стихи Инны Кашежевой «Я иду из кино»…
Я знал эту песню, совсем не годящуюся для людей, пришедших развлечься воскресным вечерком. В ней говорилось о девочке, увидевшей в старой хронике отца, погибшего на войне. С первых же слов зал удивленно притих. Я ни звука не услышал из зала и тогда, когда песня закончилась. А потом был настоящий обвал. Пугачеву не хотели отпускать, требовали песню на «бис», требовали «Робота»…»
Благодаря своим приятелям с радио Пугачева стала вхожа в Театр на Таганке. Там она пересмотрела чуть ли не весь репертуар, а также была введена в тамошнюю тусовку. Она общалась с Владимиром Высоцким, Борисом Хмельницким и другими ведущими артистами театра, которые относились к ней как к товарищу. Был момент, когда Высоцкий пристроил ее в один из спектаклей – Пугачева сыграла крохотную роль в массовке, продефилировав по сцене из одного конца в другой. Однако никакого романа между нею и Высоцким не было и в помине.
Вообще постоянного парня у Пугачевой в те годы еще не было. Хотя нравилась она многим и в училище, как мы помним, она «романила» направо и налево. Но все эти увлечения быстро заканчивались. Один из ее тогдашних кавалеров – некто Александр Николаев – был так сильно влюблен в рыжеволосую певицу, что посвящал ей свои стихи. Кстати, много лет спустя, разбирая свой архив, Пугачева обнаружит эти вирши и на одно из них даже напишет песню, которая станет шлягером – «Я тебя поцеловала».
Одно время за Пугачевой ухаживал даже космонавт Герман Соловьев, с которым она познакомилась во время своей первой гастрольной поездки с радиостанцией «Юность» в Тюмень (об этой поездке речь еще пойдет впереди). Когда они вернулись в Москву, космонавт стал приглашать Пугачеву на различные мероприятия, даже познакомился с ее родителями. Но дальше обычных ухаживаний дело у них так и не пошло, хотя мама Аллы просто спала и видела, чтоб ее дочь вышла замуж за человека такой романтической профессии, как космонавт. «Ведь не эстрадник какой-то», – часто приговаривала Зинаида Архиповна. Но на дочь эти причитания никакого впечатления не произвели. В итоге это увлечение Пугачевой быстро закончилось.
Как поведает много лет спустя сама певица, она и женщиной станет не благодаря постоянной связи, а исключительно по воле случая. Это случилось 2 марта 1967 года. Вот как описывает происшедшее человек, который, по его же словам, лично слышал этот рассказ от Пугачевой, – А. Сумин:
«В тот день молоденькая девушка Алла вышла на улицу и поняла – ЭТО должно случиться сегодня. И решила, что, как в сказке, это будет первый, кто заговорит с ней и постарается познакомиться. Этим человеком оказался художник, старше ее, который заговорил с девушкой на платформе метро. В его мастерской, где-то в районе Кузьминок, все и случилось…»
В начале апреля Пугачева отправилась на гастроли в Тюмень в составе концертной бригады радиостанции «Юность». В эту бригаду вошли как уже признанные эстрадники вроде Яна Френкеля, Александры Пахмутовой, Николая Добронравова, так и молодежь: поэт Диомид Костюрин, журналисты Максим Кусургашев, Феликс Медведев и Борис Вахнюк. Последний вспоминает:
«Дождавшись очереди, Алла вышла на сцену – тоненькая, хрупкая, в строгом платьице, вместо рыжей копны – аккуратно подстриженный каштановый колокольчик. Села к роялю, произнесла сбивчиво в микрофон стихи, самолично написанные к случаю, и ударила по клавишам.
Пела не залитованное и рекомендованное реперткомом. Пела про то, что «Прилепился к окошку лист, это значит, что всю ночь под осенний свист дождик плачет». Про некую цветочницу, которая, наплевав на расположение короля, сбежала от него ночью с… шутом. И собственную песню спела – трагическую, под обожаемую Пиаф: «Брошенный в кресло клетчатый плед и запах дыма твоих сигарет, и этот вальс, наш единственный вальс!..»
Зал бушевал. Кипел за кулисами и Юрий Георгиевич Эрвье. Геолог, доктор наук, первооткрыватель тюменских богатств, Герой Труда, лауреат и прочая, прочая. Он успел полюбить юную певицу. Она даже получала неслыханные по тем временам гонорары: за концерт на деревенском рыбозаводе – огромную селедочную банку паюсной икры…»
А вот как об этой поездке вспоминал другой ее участник – Феликс Медведев:
«Я помню Аллу тоненькой тугой веточкой, но уже тогда не гнувшейся под пронизывающей заполярной метелью. С гитарой в худых полудетских ручонках. Припухшие мочки ушей еще свободны от сережек. По командировке ЦК комсомола с радиостанцией «Юность» мы облетаем с концертами нефтяной Север. Нас шестеро: журналист, певица, поэт, художник, композитор. Старшой. Меня назначили поэтом. Я должен был сочинять для композитора стихи, тот писать – музыку, а Алла должна была исполнять свежеиспеченные песни. Я старался:
За Ямалом Ледовитый океан,
Над Ямалом небосвод от вьюги пьян,
Под Ямалом мы, геологи, нашли черную кровь земли…
Композитор пыхтел, но в памяти остались лишь песни самой Аллы. Видимо, уже тогда проявлялся характер, самодостаточность, свой, пугачевский взгляд на все в этой жизни. А может, это было предощущение великой судьбы.
Алла была среди нас звездой. Она только что спела по радио «Робота», и он сделал ее всесоюзно известной среди молодежи. Да, уже тогда, в Тюмени, в Салехарде, в Нарьян-Маре, в Лабытнангах, в глуши у черта на куличках был ее несомненный успех. Но ощущения бестии еще не было. А впрочем, был в нашей группке молодой поэт Диомид Костюрин, безнадежно в нее влюбленный. Будто из-за нее, из-за Аллы, он тронулся разумом и уже позже в Москве, успев выпустить книгу стихов, выбросился из окна. В той поездке мы пели его грустную песню о чужой жене: «Две рюмки до края, и обе до дна, уходит, уходит чужая жена». Не знаю, о ком эта песня, Алла тогда еще не была замужем. Но когда сегодня я вспоминаю те пронзительные слова, хочется плакать.
Однажды нас позвал к себе в гости домой великий полярный исследователь, «отец» тюменской нефти, легендарный Юрий Георгиевич Эрвье. Сидя в уютной квартире, мы «представлялись» как могли: Алла – «роботом», Дима – чужой женой, я – стихами о своей первой женщине. Сентиментальный Эрвье и в самом деле расплакался. И я запомнил, как Алла по-мужски, по-«бестийски», успокоила его: «Перестаньте, ведь это все о вас…» И он подтвердил: «Да, обо мне». И мы снова выпили за него и за нас. Выпили на равных, девочки и мальчики. Девочкой была только Алла.
И на другой день, когда надо было на дребезжащем вертолете лететь на очередную точку, чтобы петь и плясать перед геологами, Алла тоже летела со всеми. Напуганный страшными рассказами о падающих камнем вниз железных птицах и четырехчасовым перелетом, я отказался от визита на Новую Землю. Мне с ужасом представлялась черная ледяная пропасть Ледовитого океана. Пугачева полетела. Потому что ничего не боялась…»
В Тюмени, под Салехардом, Пугачева справила свое 18-летие. Случилось это спонтанно. Они всей концертной бригадой возвращались в свое общежитие после концерта, как вдруг Пугачева возьми да и признайся: «А у меня сегодня день рождения». Что тут началось! Кто-то сбегал за шампанским, но бокалов под рукой не оказалось. Тогда именинница достала из-за пазухи… свои концертные туфли и пить принялись прямо из них. Потом продолжили веселье в общежитии. Однако затем кто-то из артистов их урезонил: дескать, люди спят, давайте потише. Но тут к ним в комнату ввалились сами работяги, что жили за стенкой, и присоединились к их пирушке.
Тем временем в личной жизни Пугачевой произошли перемены: у нее случился роман со студентом Иняза Валерием Романовым. С этим парнем она познакомилась благодаря своему брату: они с Романовым работали в одном комсомольском оперативном отряде. Романов очень красиво ухаживал за Пугачевой: дарил ей дорогие подарки, водил в рестораны (его родители были людьми довольно состоятельными). По словам Евгения: «Валера и Алка общались только друг с другом. Я даже ревновал, что сестра «увела» моего товарища…»
Летом 1967-го началась очередная арабо-израильская война, в которой Советский Союз выступил на стороне арабов. Помощь заключалась в поставках оружия и предоставлении разного рода специалистов. Попал под эту компанию и Романов, которого отправили на Ближний Восток в качестве переводчика. Но прежде чем уехать, он пришел к Пугачевой, чтобы предложить ей отправиться с ним. «Ты можешь поехать со мной как моя жена, – огорошил он девушку неожиданным предложением. – В таких случаях людей расписывают в три дня». Однако Пугачева колебалась. Выходить замуж, да еще покидать страну на год-два совершенно не входило в ее планы. В итоге она отказалась от предложения своего кавалера, но пообещала его обязательно дождаться.
Осенью Пугачева снова уехала с гастролями в Тюмень. Вновь они давали концерты в богом и чертом забытых уголках, которые потом станут городами. Добирались они туда на теплоходе ВТТ-10 по Оби, Иртышу. С легкой руки Бориса Вахнюка теплоход прозвали «Броненосец Поносцев», поскольку практически всех артистов на протяжении всего маршрута мучала дизентерия. В Москву артисты вернулись поздней осенью. 7 ноября все вместе участвовали в демонстрации на Красной площади. Именно там Пугачева поставила свою подпись на гитаре Бориса Вахнюка.
Новый 1968 год Пугачева встречала в кафе «Молодежное», что на улице Горького. И там с ней приключилась весьма забавная история. Она спела песню «Одинокая гармонь», переиначив ее на шутливый манер. К примеру, там были такие строчки: «Знаю я, знаю я, шо те надо. Я не дам, я не дам, шо ты хошь». Публика была в восторге. Однако едва Пугачева сошла со сцены, как к ней подошли двое комсомольских дружинников и попросили пройти с ними в их штаб. Там Пугачева уже приготовилась выслушать поток нравоучений, как вдруг вместо этого… ее похвалили за хороший голос и предложили выступить на городском конкурсе комсомольской песни от Фрунзенского района. Но Пугачева им отказала. Обиделась на то, что ее увели из кафе самым бесцеремонным образом.
Во время зимних каникул 68-го Пугачева съездила с концертами на Ямал, где благодарные слушатели преподнесли ей в подарок белый полушубок. В марте уехала на два дня в Тюмень, где участвовала в открытии Дворца нефтяников. Там она спела три песни: «Король, цветочница и шут» Владимира Шаинского, песню Кирилла Акимова и свою собственную – «Единственный вальс». Успех был грандиозный. На волне этого успеха, вернувшись в Москву, Пугачева записала еще одну песню на тюменскую тему – «Джинн». Про природный газ.
Тем временем Трифонов и Иванов пробили на телевидении новую передачу – «С днем рождения!» (прообраз будущей «Утренней почты»). И в качестве одной из первых исполнительниц пригласили в нее свою хорошую знакомую – Аллу Пугачеву. Правда, далось им это с боем. Теленачальники наотрез отказывались видеть Пугачеву на голубом экране, называя ее не иначе как «хабалкой». Но тогда создатели передачи поставили вопрос ребром: либо они будут приглашать в передачу тех артистов, кого хотят, либо передачи вообще не будет. Подействовало.
Летом 68-го Пугачева должна была окончить Музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова. Но диплом ей не выдали. Как вспоминает ее преподаватель И. Тупиков: «Теорию Алла сдала прекрасно, отрепетированную хором под ее руководством колыбельную из фильма «Цирк» спели хорошо, а напоследок надо было исполнить под собственный аккомпанемент песню. Алла спела «Дороги». Но начальник экзаменационной комиссии (Александр Александрович Юрлов. – Ф. Р.) поставил ей «пару», сказав, что слишком много эстрадного налета, недопустимого к преподаванию в советской школе! Мы пытались возразить, но спорить с председателем не было смысла. Студентку отправили на полгода работать в школу учителем музыки…»
«Перековку» Пугачева проходила в средней школе № 621, которая только-только открылась на Ташкентской улице. Вела там музыку. Почти с первого же урока за ней закрепилась кличка – Алка-кричалка. А все потому, что, не обладая должным опытом и авторитетом, она не находила ничего лучшего, как кричать на своих нерадивых учеников. А однажды и вовсе пригрозила их побить, если они не перестанут хулиганить. Причем сказала это так убедительно, что ребята поняли – эта может.
Постепенно порядок на ее уроках был восстановлен. Во многом это произошло благодаря певческому таланту Пугачевой. В конце уроков, если дети вели себя примерно, она пела им песни под собственный аккомпанемент. Особенно нравилась ребятам в ее исполнении песня «Огромное небо» из репертуара Эдиты Пьехи. Еще она им рассказывала о своих поездках в Тюмень, о встречах с известными людьми.
Однажды кто-то из ребят стал вовсю хвалить тогдашнюю советскую эстраду и на этой почве у них с Пугачевой вышел большой спор. Молодая учительница, которая так проникновенно пела «Огромное небо», вдруг принялась уверять своих учеников, что эстрада – это ерунда, а вот классика… Она даже принесла в школу свой старенький проигрыватель и поставила ребятам пластинку с оперой «Князь Игорь». Ученики послушали, но эстраду не разлюбили. По-прежнему орали на переменах «Опять от меня сбежала последняя электричка…».
В апреле 1969 года Пугачева устроилась певицей и аккомпаниатором в эстрадно-цирковое училище. Произошло это случайно. В училище пришла разнарядка на Калужскую и Тамбовскую области: надо было спешно формировать бригаду и отправляться туда с концертами. Исполнителей всех жанров найти удалось быстро, и не было только певицы. Вот тут кто-то и посоветовал Михаилу Плоткину, который формировал бригаду, Аллу Пугачеву. «А кто это такая?» – спросил Плоткин. «Ну, та, которая про робота поет», – последовал ответ.
Между тем Плоткин не стал сам встречаться с Пугачевой, а поручил эту миссию своему коллеге – преподавателю пантомимы Олегу Непомнящему. Последний вспоминает:
«Мы договорились с Аллой о встрече на следующий день, 24 апреля. Я сказал, что буду ждать ее в фойе циркового училища в час дня. По благоприобретенной привычке строжиться на студентов, я придирчиво спросил:
– Не опоздаешь?
– Нет. Я хотела бы заработать.
Слегка обескураженный таким предметным отпором, я, тем не менее, не утратив педагогических интонаций, попрощался и почему-то уверовал, что моим поискам и мытарствам пришел конец.
На следующий день, по-видимому, в связи с законом мировой справедливости, я сам опоздал к назначенному часу. Всего на пять минут, но мне было чрезвычайно неловко. У входа в училище я столкнулся со своим студентом Миколасом Орбакасом, который тоже опаздывал непосредственно на урок, за что немедленно получил от меня разнос (23-летний Орбакас тогда учился на 4-м курсе. – Ф. Р.). Миколас извинился, ссылась на трудности с транспортом, прибавил шагу и немного обогнал меня…
Ждавшая меня в фойе девушка как-то пристально, со значением глянула на Орбакаса и потом смотрела на него, не отрываясь. Ее поведение показалось мне немного странным, равно как и блеск ее зеленых, с бесовщинкой на дне зрачков, глаз.
Много позже выяснилось, что накануне Алла встречалась с композитором Кириллом Акимовым и поэтессой Кариной Филипповой, уповая на их помощь в формировании собственного профессионального репертуара. В конце встречи, когда все деловые вопросы были оговорены, Карина, по национальности цыганка, предложила Алле погадать:
– Будет у тебя завтра встреча в казенном доме, и первый мужчина, которого ты встретишь, станет твоим мужем.
Волею случая первым мужчиной, которого встретила Алла, стал не я, а обогнавший меня Орбакас. Этим-то и объяснялось ее до странности пристальное внимание к его персоне.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж, вошли в аудиторию… Пока я объяснял скептически настроенным ко всему на свете будущим звездам цирка суть дела, Алла спокойно стояла в стороне – юная, почти подросток, с веснушками на носу и рыжими косичками, в легком платьице и простеньком жакете, она выглядела чуть строже, чем предполагал ее нежный возраст. Едва дождавшись моего приглашающего жеста, она кивнула всем в знак приветствия, решительно села за рояль, словно не испытывая никакого волнения, и запела…
Прилепился к окошку лист
Это значит,
Что всю ночь под осенний свист
Дождик плачет…
Отзвучали последние аккорды, в аудитории возникла длинная пауза. Не хотелось хлопать, и было странно что-нибудь говорить. Она с улыбкой окинула взглядом притихшую публику, рассмеялась и нарочито простецки, чтобы скрыть собственное смущение и разрядить обстановку, сказала:
– Ну, че, понравилось?
Первым нашелся Белов (завкафедрой эксцентрики и клоунады. – Ф. Р.):
– Да, конечно. Я думаю, ни у кого нет вопросов.
Он выдержал паузу, словно ожидая подтверждения своим словам. Народ безмолвствовал, и Юрий Петрович продолжил:
– Мы будем рады, если вы поедете с нашим коллективом.
Ступор наконец прошел, и наши студенты бурно зааплодировали, словно на собрании приветствовали высокопоставленного оратора…»
Между тем той весной состоялся дебют Пугачевой-певицы в большом кинематографе. Режиссер Павел Арсенов готовился на киностудии имени Горького к съемкам фильма-сказки «Король-Олень», музыку к которому писал Микаэл Таривердиев. Последний вспоминал:
«Вадим Коростылев написал сценарий по сказке Гоцци, и они с Пашей Арсеновым предложили мне сделать кинооперу. Мы начали работать, это было очень интересно именно потому, что это был не мюзикл, а опера. Незадолго до этого прошла картина Деми «Шербурские зонтики», и мы хотели сделать нечто подобное. Где был бы минимум текста и максимум музыки. Как раз в это же время я работал над своей первой оперой «Кто ты?», и весь курс Бориса Покровского из ГИТИСа, который принимал участие в ее постановке, мы задействовали и на съемках «Короля-Оленя». Все хоровые вещи пели они. Конечно, картина снималась так, что все сначала было записано, а потом уже были съемки. Именно тогда впервые появилась Пугачева, юная, никому не известная девчушка лет восемнадцати (на самом деле ей тогда исполнилось 20 лет. – Ф. Р.). Она показалась мне очень талантливой, гибкой и подвижной. Совсем ребенок…»
Одну из трех вокальных партий – «Дуэт Короля и Анжелы» – Пугачева записала в апреле 69-го на «Мелодии». Съемки фильма должны были начаться сразу после майских праздников, но случилась заминка: павильон оказался не готов к сроку. И тогда, чтобы не терять время, была записана вся оставшаяся музыка (Пугачева спела еще две песни: «Тарантеллу» и «Балладу Анжелы»). Как вспоминает сама певица: «Первая работа в кино далась мне нелегко. С музыкальной точки зрения это вроде бы и удача, ибо по настроению все получилось совершенно точно. А вот по актерскому воплощению характера кто-то из нас допустил неточность: либо я, либо исполнительница роли Анжелы актриса Малявина. Когда я записывала вокальную партию Анжелы, еще не было никакого отснятого материала, и мне, в некотором роде, пришлось работать вслепую. Более всего я ориентировалась на композитора: Микаэл Таривердиев расписал мне буквально в каждой песне, что и как нужно делать. Наша Анжела была инфантильной и подчас капризной принцессой. Представление об этом образе героини у Валентины Малявиной поначалу тоже укладывалось в такие рамки. Эта актриса обладает очень своеобразным тембром голоса, и я пыталась максимально приблизиться к нему. В результате пела не своим голосом. Словом, получилось то, что нужно было композитору, но не совсем то, что нужно было для фильма. Потому что, как выяснилось в ходе съемок, режиссер видел в Анжеле натуру резкую, настойчивую, прямолинейную…»
В том же мае состоялась вторая попытка Пугачевой сдать госэкзамены в Музыкальном училище имени Ипполитова-Иванова. На этот раз удачная: она отпела перед комиссией какую-то песенку для 4-го класса школы, и ей выдали вожделенный диплом. В нем значилось, что его обладатель окончил училище по специальности хоровое дирижирование с квалификацией дирижера хора, учителя пения в общеобразовательной школе, преподавателя сольфеджио в детской музыкальной школе. Однако ни по одной из этих специальностей Пугачева работать не стала. Ей вполне хватило тех нескольких месяцев, что она пробыла в 621-й школе.
Тем временем летом начались гастроли Пугачевой с циркачами. Программа называлась романтично – «Бумажный кораблик». Сначала отправились в Калужскую область. «Гвоздем» гастролей был суперпопулярный в те годы артист театра «Ромэн» Николай Сличенко, а все остальные были у него на «разогреве». Путешествовали небольшим караваном: в черной «Волге» передвигался Сличенко со своей супругой Агамировой, а следом, в автобусе «Кубань», тряслись циркачи. Концерты состояли из двух отделений: в первом выступали Олег Непомнящий с пантомимами, Анатолий Марчевский с клоунадой, Сосо Петросян жонглировал, Алла Пугачева аккомпанировала (на пианино и даже аккордеоне) и пела (в ее исполнении звучали песни: «Робот», «Синяя вода», «Орленок» и др.). Второе отделение было целиком отдано Сличенко. Ставка Пугачевой была 5 рублей 75 копеек за концерт.
После Калужской области гастрольная бригада перебазировалась в Тамбовскую. Там, в газете «Тамбовская правда», появилась рецензия на творчество Аллы Пугачевой. Это была ее первая рецензия в прессе. Цитирую: «Аллу Пугачеву мы не раз слышали в программах радиостанции «Юность». А теперь она предстала на эстраде. Условия выступления Аллы на этих концертах значительно сложнее – нет эстрадного оркестра. Однако она справилась со своей задачей. Ее песни достаточно современны, своеобразны, легко запоминаются и хорошо звучат…»
Именно во время тех гастролей между Пугачевой и Орбакасом пробежала первая искра взаимной симпатии. А когда они вернулись в августе с гастролей, то стали жить вместе, уже ни от кого не скрываясь. По словам М. Орбакаса:
«На этих гастролях мы очень сблизились с Аллой. Я признался ей в любви, и она дала понять, что среди всех ребят выделяет именно меня. А за ней тогда все ухаживали. Когда мы вернулись с гастролей, мы стали жить вместе, Алла часто ночевала у меня в общежитии. Но, честно говоря, отношения между нами были полуплатонические. Ни о каком сексе «до свадьбы» не могло быть и речи! Воспитание Аллы этого не позволяло. А мне, может быть, и хотелось большего, но я не могу никого насиловать, мол: «Давай! Давай!», поэтому я терпеливо ждал… Но я абсолютно не готовился стать ее мужем. Я чувствовал, что еще не нагулялся. Хотелось видеться с друзьями. Ну и с подругами…
