Павел Тимофеевич Судейкин – 45 лет. В 1-я действии – чиновник губернского правления, в остальных – заседатель уездного суда в дореформенном уездном городе.
Марфа Павловна – его жена, молодая еще и красивая женщина, лет 32.
Ольга – дочь Судейкина от первого брака, 19 лет. Училась в губернском пансионе; любит читать.
Коля – сын Судейкина от второго брака, лет 9.
Карташев – молодой чиновник особых поручений у губернатора. Из университетских.
Михайлов – юноша из семинаристов, лет 20, пробивается в уездном городе перепиской, службой в почтовой конторе. Родственник почтмейстера. Пописывает стихи и корреспонденции в газеты.
Карп Егорович Навалихин – уездный судья.
Чурохов – правая рука судьи. Молодой человек, лет 25. Уездный франт. Носит длинные волосы. Выписывает газеты.
Запесошный – секретарь суда. Лет 50. Хромой и рыжий. Лицо красное, с признаком злоупотребления спиртными напитками. Неряшлив. Говорит заикаясь.
Дорофеев – бургомистр из купцов. Малограмотен. Толстый. Носит бороду и длинные волосы, по-русски. Лет 50.
Тетерин – почтмейстер, лет 40.
Зимин – заседатель, лет 25.
Городничий, стряпчий, архивариус и их жены.
Артемий – кучер Судейкина.
Сторожа.
Действие происходит во времена дореформенные, в одной из отдаленных губерний. Первое действие в губернском городе; остальные в уездном.
Небольшая, порядочно убранная комната, обитая обоями желтого цвета. Налево дверь в кабинет Судейкина, в углу стол. Впереди дверь в другие комнаты, направо два окна на улицу. На окнах по две банки с цветами. У стен стулья. Между дверями налево и дверями впереди диван обитый красным бараканом; перед ним стол с бумагами, книгами, чернильницей с перьями и кисет с табаком; возле стола стоит чубук с трубкой. На диване сидит Судейкин; он в халате, сильно задумался, в руке перо. Перед ним лежит большое "дело" и тетрадь. По левую сторону его сидит на стуле Марфа Павловна, в ситцевом зеленого цвета платье. Она сидит важно, Навалившись на спинку стула и перебирая том свода законов.
Судейкин и Марфа Павловна
Марфа Павловна (смотря на Судейкина). Молчит! Что это такое в самом деле с тобой… Ну, что ты написал?
Судейкин (очнувшись). Что-с?
Марфа Павловна (бросая книгу на диван). Фу боже мой! Я, ведь, спрашиваю, кажется, тебя, а ты мне же вопрос задаешь: "что-с?"
Судейкин (будто не понимая). Что-с?
Марфа Павловна (с сердцем). Тьфу, досада! Ведь, вот какой гадкий человек: затвердил одно и то же… и поди с ним!.. Ну посмотрите добрые люди на него! Сидит, как полоумный, и на меня смотрит… Скажите мне пожалуйста, ваше благородие, узоры что ли вы с меня снимаете?
Судейкин (бросает перо). Нет! Я… да я расстроен!..
Марфа Павловна. Расстроен! Скажите пожалуйста!.. Эдакой право чувствительный. Уж не мной ли вы, сударь, расстроены-то?
Судейкин. Гм!.. (Смеется.)
Марфа Павловна. Вам смешно!.. Ах боже мой! Скоро девять часов, пора кончать доклад и идти на службу, а он вот полчаса сидит, не написавши строчки… Сидит, задумавшись, перо держит, а ничего не выдумает. Вот мой дяденька, как сядет писать, так все и пишет, только кверху взглянет, да в закон посмотрит, пишет, пишет, не устает, хоть часов пять просидит, а он вот… глядите добрые люди!.. Меланхольный будто. А пожалуй, если кто увидит его в таком положении, подумает: эдакой ученый! Вот трудов-то, поди, не оберется…. А в самом-то деле он выходит болван болваном…
Судейкин (набивает трубку табаком и раскуривает). Оставьте ради бога меня в покое. Вы мне мешаете… Я вам не десять, сотню раз говорил… Ну?
Марфа Павловна. Вот разодолжил!.. Прекрасно… Позвольте вас спросить, вы кончили?
Судейкин. Что?
Марфа Павловна. Доклад?
Судейкин. Разумеется.
Марфа Павловна. И не спросились меня!.. Ну как! вам не стыдно, Павел Тимофеевич! (с сердцем). Я вам приказывала всегда, спросившись меня, кончать доклады, о которых я прошу… А вы меня не хотите слушать! Меня, которая одна вас жизни учит, без которой вы бы были простым чиновничишком, или бы вас прогнали за вашу дурь…
Судейкин (про себя). Опять заколесила! (Марфе Павловне:) Я вас не понимаю?
Марфа Павловна. Неблагодарный! Так-то ты уважаешь меня, ценишь мою любовь!.. Не я ли старалась о тебе, хлопотала, билась, как угорелая… Просила дядюшку своего, советника правленского… Через кого ты попал в столоначальники в палату? Через кого был столоначальником в губернском правлении? Через кого ты вылез из беды, когда поссорился с ассесором? Через кого попал в секретари палаты и теперь переводишься в уездные заседатели? Да вы бы во всем должны мне повиноваться и уважать моего дядюшку. Поймите, что вы через меня наверное судьей будете, а после и советника добьетесь. А вы все говорите: "я вас не понимаю, несогласен"… Стыдились бы и говорить такие слова…
Судейкин. Марфа Павловна, не горячись пожалуйста! Мне право обидно, что ты рассуждаешь со мной, как с чужим, крепостным. Я кажется, вам муж. Конечно, я сам виноват, что раньше отдался весь в ваше распоряжение. Будь я тверже характером, вы бы не командовали мной, как солдатом.
Марфа Павловна (всплеснув руками). Хорош муженек!.
Судейкин. Марфа Павловна, неужели вы не видите, что я вас люблю. Поверь, друг мой, что ты мне дороже всего на свете. Но согласись, любви есть мера: ты требуешь невозможного, рискуешь моей судьбой. Пойми, пожалуйста, что служба вещь большая. Мы рабы службы. Служащие живут двумя жизнями: служебной, где на каждом шагу подчинение, унижение и рабство, исполнение обязанностей и больше всего закон, – и домашней, где семейные радости, утешение, отдых, ласки женщины, любимой Марфы Павловны… Я вас во всем уважаю, но в службе прошу меня не беспокоить. Это я вам давно говорил… В делах, я уверен, больше вас знаю, а вы пристаете со своими мнениями, со статьями закона, который читали пять лет у своего дядюшки и ничего не знаете. Да и нигде не видано, чтобы женщины вмешивались в служебные дела мужа, решали участь несчастных, разрешали судьбу и права человека. Ведь, ты не Екатерина… Я тебе скажу всегда, что ты в делах ничего не смыслишь, и меня не перехитришь. Я семь лет был писцом, да одиннадцать столоначальником в палате… Знаю, поди, что-нибудь. Давно бы я был и без тебя уже судьей, да под судом два раза был, да и два дела теперь еще не кончено.
Марфа Павловна. Все-таки не я виновата, я же помогла тебе быть заседателем. Без меня ты бы погиб. Вот недавно совсем было попал под суд, да я вытащила…
Судейкин. С тобой двадцать раз в год попадешь под суд… Хороши больно твои советы. (Пишет.) Все, что я ни писал со слов твоих, все не сходило с рук; ведь мы грешили с тобой.
Марфа Павловна. Эдакой святой!
Судейкин. Извольте отправляться! (Пишет.)
Марфа Павловна (про себя). Вот-те раз! Что это такое значит? Он у меня совсем из повиновения вышел. Всегда, когда нужно мне, он решал дела по-моему, я еще вчера его просила решить дело это по-моему, он сказал: "подумаю", а сегодня отказывает. Пожалуй, он решил по закону. А я-то что скажу? Семенов дал мне денег. Сам не смел его просить… А я ничего не сделаю?.. Стыд моей головушке! Но я его урезоню. Я немножко лишнего наговорила, его симпатию задела. Ничего, согласится. (Судейкину:) Паша, нельзя ли узнать твое заключение по делу?
Судейкин. Для чего?
Марфа Павловна. У меня есть просьба до тебя… Помнишь, о чем я вчера тебя просила?
Судейкин. Так было прежде, а теперь я решил окончательно – никогда не слушать ваших советов и решу это дело по законам.
Марфа Павловна (подходя к нему, ласкаясь). Но… Паша… я прошу… прошу для нашей же пользы… Припомни Звонарева…
Судейкин. Ну, что ж?
Марфа Павловна. А то, что если ты послушаешь меня, то получишь на дорогу.
Судейкин (вставая, с сердцем). Да дай решить мне по закону! Ведь, это последнее дело, которое я решаю…
Марфа Павловна. Да ты реши, как я прошу; а там, как хотят. Решать по закону тебе еще много предстоит впереди.
Судейкин. Оставь меня в покое! Я тебе сказал.
Марфа Павловна (нежно). Ты какое хочешь сделать заключение?
Судейкин (садясь). Ершову дом отдать, а Семенову отказать.
Марфа Павловна. Как строго!
Судейкин. Закон – нельзя.
Марфа Павловна. Ну еще что?
Судейкин. Взыскать с Семенова за гербовую бумагу, деньги за время владения домом, рублей около двухсот. В деле есть все факты, и Ершов прямой наследник.
Марфа Павловна. И это все хочешь сделать ты?
Судейкин (гордо). Не я – закон!
Марфа Павловна (ласково). Паша, да как-нибудь иначе!.. Семенов-то, ведь, родственник мне.
Судейкин. Мне все равно.
Марфа Павловна. В тебе, право, черствое сердце. Весь ты пропитан злом… Паша?
Судейкин (выходит из терпенья). Что вам нужно?
Марфа Павловна. Неужели для меня, которая так тебя любит, ты готов всю родню мою обидеть и погубить.
Судейкин. Конечно!
Марфа Павловна (садясь возле него, беря его за руку). Паша! какой ты, право, жестокий! Ну, пощади Семенова…
Судейкин. Да ты мне скажи, как он тебе будет родственник, да за одно уж и про дело. Ведь, ты знаешь, коли он тебе родня, все об ихнем доме (курит).
Марфа Павловна. Изволь. В двадцатых годах в уездном городе Н. жил мещанин, человек зажиточный, торговал мясом и салом. Он был холост. Сестрица сродной тетушки моей, Анфисы Павловны, Агнеса Капитоновна, жившая там с мужем, чиновником уездного суда, и влюбись в этого мещанина. Конечно, это глупо и неловко для нашей родни. Но любовь!.. Как муж умер от чахотки, она и вышла за Семенова.
Судейкин. Хороша родня десятого колена! Ха, ха, ха!.. Ну, а дело-то?
Марфа Павловна. Вчера, как ты ушел утром в палату, сын Семенова был у меня. Это красивый парень, здоровый, конечно, без образования. В уездном городе где образоваться! когда у нас мещане не образовываются, а там и подавно. Я, говорит, ваш родственник. У меня, говорит, есть дело, дело это правое…
Судейкин. Вот и врешь.
Марфа Павловна. Вот слушай, что он рассказал. Отец его покойный у мещанина Ершова дом купил. Дом славный, с садом еще, там стоит рублей 3000 на серебро, а здесь бы стоил 9000 р. Только дом куплен без всяких актов. В деле нет ни документов, ни росписки от Семенова, а у Ершовых по какому-то случаю оказалась и купчая крепость. Во время покупки дома у Ершовых было двое детей, и он сам по продаже дома уехал в другой город. А по смерти его, годов через 7, мать Ершовых наследников нашла в ящике документ на дом, а детям сказала, что Семенов домом владеет неправильно. Ершовых мать подала просьбу, вот и завязалось дело. Конечно, Семенов в суде ничего не взял и подал в палату.
Судейкин. И палата откажет. Напрасно подавал.
Марфа Павловна. Ты видишь, Семенов не виноват. Зачем же все на него?.. Он меня просил, чтобы я попросила тебя. Он мне дал еще для передачи тебе сто рублей…
Судейкин (вставая). И ты взяла?
Марфа Павловна. Что же! Дают, так отчего не брать.
Судейкин. И тебе не стыдно?
Марфа Павловна. Чего ж стыдиться? Коли муж берет, так отчего не брать жене.
Судейкин. Браво! Глупо!.. Подло! Вот до чего мы дожили!.. Уж жены стали брать взятки…
Марфа Павловна. Смейся, смейся, а сто рублей не шутка.
Судейкин. Конечно, для того, кто не знает стыда и совести.
Марфа Павловна. У тебя, Паша, давно их нет. Ну что же? Вот и деньги, возьми! (Кладет на стол.) Ну, что же? Ведь сто рублей!..
Судейкин (про себя). Что делать? Сто рублей… На дорогу… На обзаведение?.. Последнее дело решаю… (Марфе Павловне.) Нельзя.
Марфа Павловна. Ну, заладил нельзя да нельзя. Не мучь, пожалуйста, меня. Я целых два часа жду твоего согласия, предлагаю деньги. Ну, как же?
Судейкин (про себя). Честь давно уж продана. Ведь не узнают. Возьму, напишу как-нибудь. Я не виноват, она… А там не буду…
Марфа Павловна. Вот еще 50. Извини, что не все сразу показала. Он дал 150, а больше, говорит, нет.
Судейкин. Марфа Павловна! Я уж говорил тебе, какой грех и что ожидает меня за это. Я уж клялся не брать больше.
Марфа Павловна (смеясь). Еще возьми, а больше не бери…
Судейкин. Так, так… но? Нарушить закон!
Марфа Павловна. Какой ты несговорный. От того-то ты и беден. Ну, с чем ты поедешь в уезд?.. Вообрази свое положение. Ты там не бери, а теперь, зачем отказываться? Ведь, написать не долго, а там как хотят.
Судейкин. Написать, так надо подать в присутствие, а подал, так и утвердят.
Марфа Павловна. А чем скорее, тем и лучше.
Судейкин. Но, Марфа Павловна… Ведь за это под суд можно попасть…
Марфа Павловна. С чего ты взял… (Развертывает бумаги, книга и дает перо Судейкину.) Ну, пиши скорее.
Судейкин (молча садится и пишет).
Марфа Павловна. Ты что пишешь?
Судейкин. Отказ Семенову.
Марфа Павловна. Паша! Пиши, на основании 2319 ст. Ершову отказать, так как он ничем не доказал…
Судейкин. Не доказал… доказал… Ну, да что с тобой делать. (Пишет. Про себя:) О я… вот что сделаю. Пусть ее говорит! Напишу; а деньги у меня. Сегодня Семенов будет в палате, отдам ему. Нет, матушка, будет командовать надо мной… Деньги! Вот они-то и губят нас.
Марфа Павловна. Будет вам умствовать, пишите, ваше благородие, по 529 ст., Ершов должен заплатить Семенову…
Судейкин. Чтобы пополнить ту сумму, что дал вам? Вот как! (Смотрит на книгу.) Как глупо. Прочитай и сообрази.
Марфа Павловна. А что!
Судейкин. Читай, читай!
Марфа Павловна (прочитав). Ошиблась, не ту сказала. (Диктует:) Так как Ершов умер, то взыскание за не гербовую бумагу и за все обратить с его жены или детей.
Судейкин. Вы сообразите, что говорите!
Марфа Павловна. Да у ней имения сколько осталось!
Судейкин. Хоть бы миллион, так нам какое дело. Вы забыли, вот вам 111 и 114 ст. жена за мужа долги не платит.
Марфа Павловна. Жаль! Ну, Паша, ты кончай в пользу Семенова. Надеюсь, кончишь, а я пойду приготовлять чай (Поцеловав его, уходит.)
Судейкин! (один)
Судейкин. Господи боже мой, до чего я дожил! Жена! Прежде хороша она была мне, а теперь я понял, что скверно, гадко. Прежде, бывало, дадут 5, 10 рублей, и то ладно. Тогда я сильно пил; а если бы не пил, можно было накопить денег, построить дом, я бы был давно ассесором. А то теперь вот и живу в женином доме. Что это, право, за жена у меня. Она у своего дядюшки все должно быть законы читала. Вот и думает, что много знает. Придет ко мне проситель, она наперед с ним обделает дело, потом просит меня, дает денег и велит писать, как ей вздумается, и воображает, что я делаю по ее воле… Наконец, как я попал под суд по двум делам, я сообразил, понял, что я делаю скверно, что я все-таки больше знаю жены. Еще бы!.. Я и решился не слушать ее; а она на зло снова и снова… Соблазняет, дает сотни, ну и не утерпишь. Вот вам будущий заседатель; ну, какой я заседатель?..
Марфа Павловна (приносит большой фарфоровый стакан и белого хлеба и уходит).
Судейкин (один)
Судейкин. Ну, нет, я решился теперь не поддаваться ей. В самом деле ведь это чорт знает, что такое! Ершову дома не отдать, когда документы есть у него… А в уездном суде, клянусь, не брать больше… ни, ни, ни!
Ольга и Судейкин
Ольга (в ситцевом платье).
Ольга (входя). Папаша!
Судейкин. Что, Оличка?
Ольга. Папа, я слышала… ваш разговор с мамашей.
Судейкин. Ну, а тебе какое дело?
Ольга (обнимая Судейкина и целуя). Папаша! Милый папа! Не вы ли давно когда-то говорили быть мне честной, не брать пример с мамаши? Не вы ли клялись когда-то давно быть честным, не брать подарков или взяток. Не вы ли доверяли мне ваши тайны, с любовью жаловались на мамашу и просили не покидать вас советами? И что же? Сегодня вас обманула мамаша, говоря, что Семенов ей родственник. Не верьте, нисколько… Вы взяли деньги… Папа! Для того ли вы воспитали меня, чтобы все говорили: вот, училась в пансионе, а отец взяточник?..
Судейкин. Будет, будет, Ольга! Я все знаю… все…
Ольга. Простите, папа, я вас предостерегаю. Ведь над вами насмеются, отдадут под суд…
Судейкин. Отдадут.
Ольга. А как это хорошо, вообразите, под судом, без места, никому глаза нельзя будет показать (плачет).
Судейкин. Так, Ольга… Я это знаю, но боюсь…
Ольга. Кого?
Судейкин. Жены. Через нее я получил место заседателя.
Ольга. О, папа!.. На это не рассчитывайте. Будьте честны, все будет хорошо. Вы получите не то.
Судейкин. Наша родня вся такая. Мы бедны. Ведь ты у меня на руках да Коля.
Ольга (плачет). Папаша! Я готова сама на реку ходить, сама белье стирать, только бы жить с вами и радоваться, что вы честны, добры. Мне ничего не надо…
Судейкин (целуя Ольгу). Ольга! Ты редкая девушка; с таким сердцем и душой у нас в городе не найдешь. Я всегда тебя слушал, любил и люблю теперь. Я более всего тебя люблю. Я прежде клялся быть честным и теперь клянусь.
Ольга. И опять напрасно.
Судейкин. Нет, Оля! Я твердо клянусь никогда не брать и, заикнись жена, я прогоню ее… Слышишь! Я вытолкаю ее… Деньги я взял от жены, но в суде я отдам их сам Семенову.
Ольга. Вот и прекрасно…
Судейкин. Вот моя рука. (Дает ей правую руку.)
Ольга (целуя руку). Благодарю.
(Судейкин уходит в кабинет. Ольга уносит в комнаты стакан. Судейкин выходит, одетый в сюртук и уносит в портфеле дело).
Ольга (одна, перебирает вещи)
Ольга. В последний раз, может быть, я перебираю этот хлам!.. В последний раз! Завтра станем сбираться в дорогу, уедем… Бедный мой папа! Как ты добр, как прост. Его надо все уговаривать, убеждать, чтобы он не вдался в ошибку, в обман, от которых вся наша жизнь зависит… Господи боже мой! Как подумаешь, сколько есть таких людей на свете, сколько доброты в них, чести, совести, но отчего это в них и честь, и совесть подавляются при первом случае – когда им дают? Неужели в самом начале своей службы он был таков? Не знаю, но может быть. Оттого верно, что он был беден, все это было ничего. Он научился брать и брал. Брал и тратил, и снова брал… Казалось бы, он не может бросить этого. Но он еще не подавил свою совесть, у него есть стыд. Не будь мамаши, он бы вовсе не брал, но она так умеет им владеть, что он всегда соглашается на ее просьбы. Вот хоть бы сегодня: ведь уж клялся, что никогда не возьмет и будет делать по закону – нет! Все эта охота к деньгам. Быть может, он и не клялся бы не брать, но как попался под суд по двум делам, он понял, что это против совести, я его урезонивала, и он делался добрым человеком. Но его не любили в палате, называли лицемером. Да и правда, он изредка, по просьбе мамаши, все-таки брал… Неужели после клятвы мне сегодня, он все еще будет таков? Ведь вот какая страсть, привычка. Нет я буду стараться, чтобы с ним этого не было… Я радуюсь, что он исправляется на старости лет. Как неловко становится, если он возьмет: он губит человека. Вот чего мне страшно. В его руках участь – судьба человека, и он ее губит за деньги, по прихоти женщины… Я читала об этом много книг, и как досадно: что осуждается в книгах, есть наяву, и где же? – в родном доме. (Садится и задумывается). Неужели этого не понимают те, про кого пишут? Им даже не досадно, их ничто не шевелит. Все служащие в нашем городе в палатах и суде пропитаны этими взятками. Они так и норовят взять с кого-нибудь. Бывала я на имянинах у многих служащих наших из палаты, бывали и они у нас: все они, и молодые и старики, жалуются: доходов мало!.. В собрании видишь гордость, чопорность. Наряды так и говорят: доходы! В них нет вовсе совести… Иные и кажутся честными, а берут. О! уехать надо отсюда. Мне, право, как-то горько смотреть на наших чиновников, на их постные, скучные лица, на которых каждый день одна и та же мысль, чем жить, доходов мало!.. Уедем, отдохнем в уезде, там лучше здешнего живут. Господи! и там не лучше, и там еще хуже. Там не ждут уже подарка, а сами просят!.. Там все до одного, все такие!.. И мы едем туда. Мачеха недаром исхлопотала место у дядюшки: знает, что ей там будет пожива. Нет, мамаша, не бывать этому! Пусть хоть один, да будет честен. А тяжело уезжать отсюда! Я так привыкла к нашему городу, что не знаю как и привыкать буду к уездному. Хоть и надоело здесь, и хочется уехать, а там будет скучно, ужасно скучно. Куда пойдешь? Здесь все как-то по-губернски, а там…. Там все грубее, необразованнее… Одно удовольствие, что летом сходишь раза три по грибы; пройдешься вечером по улице, и только. Хорошо, если найдешь себе подругу… А то читай книги, да и тех негде будет взять. Там все тебя узнают с первого раза, и сделай только что-нибудь, всяк узнает. Под вечерок сидят домохозяева и жильцы у ворот домов и ведут дружеский разговор… Пройди ты, они указывают на тебя пальцами и смеются. Что делать, надо жить, привыкать…. А мне не хочется ехать! Так бы и осталась здесь. Я люблю Карташева, и он любит меня, и как скучает, что я еду!.. Пожалуй, полюбит кого… Ведь в собрании часто влюбляются то в ту, то в другую девушку. Нет, он не таков. Он любит меня… Мне нельзя не ехать с папашей. Без меня он опять примется за старое… Мамаша не будет давать ему покоя. Ну, а при мне не то будет. Я давно замечаю, что он переменяется. В первый раз он раскаялся, когда попал под суд, потом я дала ему одну книгу, он прочитал и сказал: все про взятки толкуют, их не вывести. Я урезонила его, и он опять поклялся, стал почитывать изредка книги… А теперь не может жить без того, чтобы не читать. И кажется что в нем пробудились новые силы. О, дал бы бог ему совсем пробудиться, как бы я была счастлива…
(Голос из комнаты Марфы Павловны:) Оля, а Оля?
Ольга (идет к двери. Отворив дверь.) Что, мамаша?
Голос Марфы Павловны. Смотрела ли ты пирог в печи?
Ольга. Забыла, маменька. (Уходит.)
Марфа Павловна (входя в шляпке).
Марфа Павловна. Так и есть. Вечно балясы точит! Ну и девка! (подходя к окну.) Вот и цветы не политы! Экая, ведь, подумаешь, беззаботная. Ох, вы цветы мои! Как-то я вас увезу! Вот черняйку-то еще можно – кот славный, на завидность будет, нужды нет, что уши обморозил. Дианку тоже увезем, а цветы не знаю. Жасмин три года рос, пять рублей стоит. Беда, мученье с переездкой! Куда девать горшки, подушки, ухваты. Все надо везти… Ну, как-нибудь… Ничего увезем. 150 рублей ведь отдала мужу… Какой, право, неблагодарный, деньги с неба валятся, а он толкует о какой-то чести, совести. Чувствительность какую-то нашел! Все надо показать, учить. О, эти приказные! Когда им не дают ничего, они все твердят: нельзя, закон, а дал, и съежился: "извольте-с"… Все они такие. Я уже насмотрелась на дяденьку. Умница, умница такой; весь закон как знает… Два дома нажил. Скверно, в карты проигрывает много. А мой муж, не знаю на кого похож. Ну, да я его образую!.. (Уходит.)
Судейкин и Ольга (Судейкин, входя в шляпе и сюртуке)
Судейкин. Слава богу, все покончил. Вот и подорожная.
Ольга. А дело как?
Судейкин. Передавал в стол по описи.
Ольга. Деньги не отдали?
Судейкин. Отдал Семенову и сказал: "братец, я еду, вот твои деньги. Много ли ты давал?" – "150". – "Ну, возьми их и не смей вперед предлагать. Ты моли бога, что я не объявил об этом в полицию. Дело бы завязалось". Ну, и не велел приходить ко мне. В полицию, говорю, упрячу. Это я все сделал в коридоре. Пусть как хотят, так и делают.
Ольга. Вот и прекрасно сделали, папа! О, как я теперь рада! Папа, как я буду счастлива, если так вы будете поступать всегда.
Судейкин. Будь покойна. Право, Ольга, как-то веселее и спокойнее теперь, как я отдал обратно деньги. Я рад чему-то.
Ольга. Всегда будете так радоваться. Ведь только трудно сделаться честным, а там – блаженство, папа!
Судейкин. Так оно. Но что я скажу Марфе Павловне как она спросит?
Ольга. Скажите – потерял.
Судейкин. Неловко.
Ольга. Ну, долги старые выплатил. Нельзя же от долгов уезжать.
Те же и Марфа Павловна
Марфа Павловна. Ну, что, мой друг?
Судейкин. Все хорошо. Во-первых, дела сдал исправно, получил подорожную на три лошади, завтра получу прогонные деньги. Во-вторых, дело Семенова подал в присутствие – пусть делают как хотят.
Марфа Павловна. Ты бы попросил?
Судейкин. Просить неловко. Догадаются! Ведь и то мы затеяли там, чорт знает, что такое.
Марфа Павловна. Ну и прекрасно, лишь бы дело с нашей стороны было обделано.
Судейкин. А там хоть что хочешь делай, денежки взяты, улик нет. Эх ты… душа моя. (Берет ее за руку.) Ну, Марфа Павловна, позволь тебя поблагодарить за протекцию! (Целует ее.)
Ольга (целуя мать). Примите и от меня полную благодарность.
Марфа Павловна. Не за что, милые мои. Будет уже здесь жить, пора и отдохнуть нам. Только тебя жаль, Ольга: жениха там не найдешь образованного. Впрочем…
Ольга. Да я и не пойду там ни за кого.
Марфа Павловна. Ну, Паша… Вот ты и заседатель? А ведь в уезде заседатель суда много значит. Здесь места хорошего не добьешься, да тебя никто и не знает, а там заседатель – аристократ, важный человек: живет по-пански. Вот-то у нас будут лошади, тарантас, хорошие платья, дом. Смотри, веди себя только гордей.
Судейкин. Ну, ну, ты много насказала… Теперь уж, душа моя, тебе меня не перехитрить. Я ни за что не возьму и тысячи.
Марфа Павловна (смеясь и трепля его по лицу). Ой ли?
Судейкин. Вот тебе бог. Пора знать совесть. Я покажу себя, каков Судейкин! Пусть знают, что значит быть честным…
Марфа Павловна (смеясь). Право?
Судейкин. Перед Ольгой я не солгу.
Ольга. Ей богу, мамаша! Теперь уж буду действовать я, а не вы, и папаша взятки не возьмет.
Марфа Павловна смотрит злобно то на Судейкина, то на Ольгу, которые, смотря друг на друга, улыбаются.
Конец 1-го действия